Тëплая осень

      Я боялся крови с детства. Просто терпеть её не мог. С того самого дня, когда обнаружил своих родителей в луже крови, мëртвых и безобразных. Не то, чтобы мы были самой дружной в мире семьей, вовсе нет, но сама картинка, яркое, залитое солнцем каменное плато, алая кровь, похожая на разлитую краску и медный запах. Это впечаталось в подкорку и осталось в подсознании навек. Длинный век. Такой длинный, что я забыл почти всё о себе, что знал. Только помню эту ненавистную кровь и чувствую дикий голод. А кругом уже много лет темнота. Такое ощущение, что половину времени, если можно говорить о времени в моём положении, я в небытие. А вторую просто предоставлен сам себе. И вот однажды мир вокруг меня треснул ослепительным светом, я обрёл время, зрение, способность двигаться и понял — пора утолять мой голод, понял — тут есть еда.       — Кто бы это не сделал, он сумасшедший в самом прямом смысле этого слова, — Мелифаро задумчиво уставился на лицо трупа перед собой. Трупа без единой капли крови в нём. Само по себе это не слишком странно, нет крови и нет, мало ли, как его убивали. То, что в последнее время подобная жестокость — вопиющая редкость, всё ещё не является гарантией, что она всё-таки не произойдёт. Странным было то, что убитый являлся старшим магистром ордена Семилистника, Благостного и единственного. Во-первых, этих ребят не так уж просто взять и убить прямо в центре города так, чтобы никто и ничего не заметил, а во-вторых, с орденом Семилистника связываться дураков мало. У человека либо очень веские причины, либо он действительно сумасшедший. А версию с вескими причинами отмëл Шурф, поведав нам, что лежащий перед нами мужчина — тишайший из магов, и даже кровную месть ему никто не задолжал. Действительно, бред какой-то получается.       Я не помню, что именно я ем, но оно меня насыщает. И только оно и способно меня насытить. Но однажды я проснулся в крови и, кажется, закричал. Вокруг был сплошной камень и кровь прямо как тогда. Я кричал долго, моё горло жгло, но я продолжал кричать, потому что кровь всё не исчезала, а потом появился Он и ослепил меня зелëной вспышкой. И мне стало всё равно на кровь и вообще на всё, кроме служения Ему. Страх был, но вился где-то в глубине меня, не имея уже выхода наружу, потому что Он не хотел, чтобы я кричал. Он хотел ответов, и я поведал Ему о своëм существовании. А потом опять наступила тьма, и я понял, что это конец.       Я брезгливо вытер руку о полу лоохи и посмотрел на лежащую передо мной тварь, которая последние пару дюжин дней подъедала наших горожан без разбору, хвала тëмным магистрам, не ежедневно. Впрочем, не совсем подъедала, а просто полностью обескровливала и бросала пустые оболочки. И, зараза такая, всегда будто в воздухе растворялась, заставляя весь Тайный сыск и верхушку Ордена Семилистника чувствовать себя натуральными идиотами и дилетантами. И так бы и продолжалось, полагаю, ещё некоторое время, если бы тварь не решила дать сольный концерт. Её истошный вой поднял на ноги всю столицу и близлежащие пригороды, и я сумел до неё добраться до её исчезновения.        Оно обладало разумом. В зачатке, но обладало. Оно мыслило и чувствовало, это его и сгубило. Оно всё мне рассказало, пока было в моей власти. О своих страхах, о своём отчаянии, о тьме вокруг. Джуффин сказал, оно не из нашего мира, и совсем ещё детёнышем попало в Хумгат, где окончательно сошло с ума и обрело своё извращенное могущество. У него были когтистые лапы, кожистые крылья и наполовину антропоморфное телосложение, и напоминало существо наиболее жуткие версии всяких вампиров и упырей из мира Паука. Вкусовые предпочтения сходство только подчёркивали. Хотя воплями оно больше походило на банши или мартовского загулявшего кота накрайняк. — Это даже забавно, — сказал я Шурфу, пока он старательно отпаивал меня вином из орденских запасов после того, как тело твари было испепелено. — Оно так ужасно боялось той единственной вещи, которая могла его питать. И даже не понимало, что именно оно ело. Так до самого конца это и осталось тайной. Не ожидал таких фокусов от подобных монстров. Даже не думал, что так бывает. — Я могу ещё много сотен тысяч раз повторить, что бывает вообще всё что угодно, — Шурф покрутил в руке бокал с вином. — И ты ещё больше раз убедишься в этом на своём опыте. Но всё равно так и будешь после каждой переделки повторять, что думал, что так не бывает. Что касается этого создания — жизнь любит злые шутки, даже слишком. Хорошо, что ты его убил. Оно и само всю свою жизнь оставалось несчастным и всех вокруг себя убивало. Скорее всего, и родителей своих тоже убило само, не какой-то другой хищник. Нечего таким бессмысленным жестокостям делать в нашем городе. И вообще в нашем мире. Я кивнул и выпил ещё глоток вина. Возможно, несколько больший, чем следует. На Ехо постепенно опускался закат.