чай, кофе, переспим?

Кроули остановил около одноэтажного здания, отогнав девицу на каблуках, длиннее, чем ее кисти. Она гаркнула матом из красно-плешивого месива и выдула из щёк табачно-вишнёвое возмущение. Азирафаэль дождался, пока Кроули сам откроет ему дверь и подаст руку. Джентльмен с самым большим стажем. Даже когда злится. Ангел знал это и позволял себе сжать его пальцы. Дверь хлопает за его спиной и тут же визжит уже перед. Азирафаэль перешагивает через металлический фальцет и морщится от прелого запаха потных тел. В первый раз на этом моменте он заскулил, что всё уже понял и что Кроули не может его тут бросить. Во второй решил подключить слёзы. В третий — физическое сопротивление. Каждый раз демон выслушивал его до последнего звука истерики, дожидался последнего удара в грудь и молча отводил в одно и то же место. После одиннадцатого, кажется, раза ангел перестал вести счёт и сопротивляться. Как и плакать после до вспухшей вокруг век кожи. Когда всё заканчивалось, Кроули всегда брал его на руки и позволял жаться к плотной ткани пиджака локтями в сперме. Чужой сперме. Азирафаэль не думал, что сможет простить его после первого раза. Он кричал, что демон — подонок, что позволил изнасиловать его десяток раз за вечер и что он в жизни больше не заговорит с ним. Кроули выслушал его и сказал, что ни один из мужчин не сделал ему по-настоящему больно. Это наказание — нечего было лезть в район, куда начали стекаться демоны после апокалипсиса и колоться до выпадающих зрачков. Ангел не был согласен, а потом его снова чуть не развоплотили. Когда его брал сзади толстый липкий старик, водя шелушащимися ладонями по его спине, Азирафаэль не слишком верил в то, что ему правда не больно. Сейчас Кроули всё ещё придерживал его за руку, помогая спускаться в подвал и не подвернуть ногу. Ангел выработал неплохую стратегию — не думать о происходящем раньше времени. Прогнившая в шахматном порядке лестница сейчас занимала его больше количества ждущих его мужчин — ангел уже даже мысленно перестал называть их насильниками. Конечно, их число зависело от того, насколько сильно провинился ангел. В этот раз он всего лишь довёл спор с неуравновешенным критиком до поножовщины. Он почти не был виноват, всего лишь вовремя не остановился. Косая рана от пера уже почти зажила — вряд ли их будет больше десяти. Он почти оступился, слыша хруст около щиколотки и мелко-насекомную возню. Его руку сжали сильнее — двенадцать максимум. И то — перебор. Лестница сплюнула его на кафельный пол, на который лениво замигала лампочка. Азирафаэль выдохнул и сразу же потянулся к бабочке на шее — чтобы успеть отдать Кроули. Он не хотел, чтобы ее снова вымазали в рвоте, моче или сперме. У него хорошая память: после того, как тот парень с гнойником вместе носа кончил на левый рукав его рубашки, Азирафаэль ни разу больше не надевал ее. Даже после шестой стирки. Остальную же одежду Кроули говорил ему оставлять при себе. Для всякого, по его словам. Азирафаэль раздевался, думая о том, что, будь он человеком, он бы уже проклял демона. А тут нет, до сих пор даже любит. И даже уйти ни разу не пытался. Он думал, что привык ко всему. Это несложно, если повторяется больше пяти раз. Даже мысли о том, что на его окропленное слезами и слюной лицо после не один раз передернули, перестают особо докучать. Кроули дождался, когда предвкушающее отвращение всё-таки прилипло наголо к его коже, и открыл дверь за лестницей. Он ушёл сразу же, как только послышались шаги. Азирафаэль почувствовал привычную зигзагообразную резь под рёбрами и что-то вязко-соленое под подбородком. В первые минуты всегда так, а потом, когда ставят на колени, просят выгнутся или загоняют член до упора и хлопка, уже легче. Уже не до этого. Даже запах немытого изгаженного тела перестаёт докучать к третьему мужчине. Азирафаэль прикрывает глаза и старается по шагам определить количество. Кажется, всё же одиннадцать. Он заставляет себя расслабиться и слушаться первого подошедшего. Сегодня хотя бы без драки за первенство и капающей на долбящий член крови из сломанного носа. Он это заслужил, он снова подверг себя опасности, а Кроули всего лишь заботится о нем. Он любит своего ангела, даже если его методы иногда причиняют немного боли. Азирафаэль, открывая рот и позволяя вбиваться в горло до впечатывающихся в подбородок небритых яиц, не знал, что Кроули в прогнившей лестничной темноте, отложив его бабочку, достал член и сжал у основания.