Обычно, но не сейчас.
Невидящий взгляд уткнулся в приправы, упаковки разномастного чая, муку. Мешочки, мешочки, мешочки... До замужества Ами вряд ли тянула на образцовую хозяюшку, а вот сейчас... Вошла во вкус? Сложно сказать. По крайней мере, уборке предпочитала готовку. За десять месяцев с официального «удочерения» Гульяр ханым навела порядок как в голове невестки, так и в быту. Каждая ложка имела собственное место, не говоря о специях. Аптечка, похоже, бунтовала против системы. Что ж, поиски продолжаются — упрямства не занимать. Но сначала... Карина открыла кран, сложила ладони лодочкой и, набрав воды, умыла лицо. Выдохнула со свистом. Зажмурилась. Закрыла кран. А в мыслях целое кино крутилось… — Рауф, пойдем, покачаемся на качелях! Рауф сидел в раскладном кресле и писал что-то на листе — вырвал из тетради. Видимо, пытался сочинять песни. Песни сочиняться, судя по выражению лица, не желали. Азербайджан, увы, не вдохновлял. Прилетели на родину толпой: Амина, Фаик, Гасан с Лейлой и Ульви... и Рауф — отдохнуть, забрать Карину — каникулы подходили к концу вместе с летом. Только вот товарищи-женатики распылились по Баку — господа Мирзаевы, к примеру, с полчаса назад залили в соцсети «истории» с кривляниями под «Фею» MiyaGI & Andy: смеялись, бегали, танцевали, плюя на прохожих, — а одиночки в трех лицах остались в поселке. Ульвишкой занялась Ахмедова-старшая, а вот двум другим заняться было нечем. — Тебе хочется? — И головы не поднял, а! Карина нахмурилась. Была недовольна: не обращает внимания! Совсем! — Очень хочется! Покачай меня! Куда-то делось воспитание, испарились зачатки так и не привитой отцом горской скромности: потянула парня за локоть, вынуждая подняться. Карандаш и лист улетели на траву. Рауф хмыкнул и подчинился. «Считаешь маленьким ребенком — значит, я им буду!» Ветер играл с листвой. Девичьи руки крепко держались за поручни качели. Свежий воздух радовал. Карина ликовала: он слишком близко! Он рядом! — А что ты писал там? — с большим интересом осведомилась Ахмедова. — Да так, ерунда. — Ну, скажи-и-и-и! — продолжила канючить Карина: играть, так до конца. — Ты же песню придумывал? Рауф продолжал качать непонятно-в-какой-степени-родственницу. — Не получается, — честно признался он. Во взгляде девчонка уловила усталость. Глаза... необыкновенно грустные! Карина поджала губы: заворожена… Рауф был каким-то другим. — Могу я тебе помочь? Дизайнер собирался подсобить музыканту. Забавно. Чем только? Карина и сама не знала, но... Задумалась. Отпустила поручни. Наклонилась вперед. — Упадешь сейчас! Ишь, заботливый какой! Вы гляньте! Поддержал, не позволил грациозно свалиться на землю! Карина покраснела и отвернулась. Голова снова переключилась на родной язык: “Bu nə vaxt qurtaracaq haçan?” Аптечка почему-то обнаружилась в прихожей. На пуфе, почти у выхода. Странно. Очень странно. Еще и не застегнули! Давненько Аминина лучшая подружка Динара с двухлетней дочерью не заходила — таблетки бросают! Чудо-лекарство спряталось основательно. Пришлось поковыряться в бездне пачек, блистеров, коробочек с неиспользованными тестами на беременность, баночек и тюбиков: антигистаминные, обезболивающие, противовирусные, еще какие-то препараты, о предназначении которых Карина знала одно — Ами и завтракала, и обедала, и ужинала ими. Пила горстями, по времени, в разных дозировках. В итоге Карина, конечно, нашла аналог панацеи. Конечно, сунула под язык и, конечно, закрыв сокровищницу, ушла с ней на кухню — убрать в шкафчик.— О чем будет мотив?
— Скандальный мотив, скандальный. Дверца скрипнула. Блистеры зашуршали. Убрала. Ему проще было отшутиться, чем вываливать на чужого, по сути, человека то, что творилось на душе. Внутри проснулись вулканы — до единого. Кипела лава. Хлопали двери, врезались в плоть слова-ножи и взгляды-молнии. Мелькали усмешки, ухмылки, закатывания глаз. А на фоне играла группа «БИ-2»:Как грустно и очень обычно все вышло!
Ушла от меня, и в ночь теперь слезно кричу.
Мне просто обидно — шаги одиночества слышу.
И страшно подумать, и вряд ли я жизнь доживу.
Варвара...
Варвара...Варвара...
Тогда снова разбежались. В очередной раз. Ами позже рассказала. Потом, правда, сошлись. Тоже в очередной раз. Но в Азербайджане Рауф ничего не слышал, не видел и не чувствовал. Карина не знала, но хотела помочь. — Если это так — сразу вспомнила снег и наушники! — с энтузиазмом выдала Ахмедова. Мирзаев усмехнулся: — Странные у тебя ассоциации какие-то, Карин.С тобой я готов был бежать на край света,
Но ты изменила, сама ты туда удрала.
Порвалась струна, и теперь моя песенка спета.
И жизни мне нет — вот такие дела.
Варвара...
Варвара...Варвара...
— Не смешно! Когда зимой в Москве один мой одногруппник толкнул меня, а потом я искала наушники в снегу — мне не было смешно! Потом я, конечно, переругалась с ним! Скандал был! Рауф вдруг засмеялся. Карина напоминала маленького обиженного бурундука. Эти ее жесты, голос — ее присутствие радовало, как никогда. — Нет, не смей об этом вспоминать... — в пустоту прошептала Карина и рухнула на диванчик у стола. Больно. Больно. Больно. Его смех, тот самый день... она тогда влюблялась в него сильнее. Ее уносило. В дыру.Таблетки явно не помогут…
— Я тоже, между прочим, дразнил девочек в классе. Иногда. Рауф закрыл глаза. Вдохнул свежий воздух. — Они плакали и называли меня «самым плохим мальчиком на свете». — Они правы, ты плохой. Ты... как это сказать... — Знание русского подвело Ахмедову. Очень подвело. — В сказках когда показывают... персонаж темный сначала, а потом добрый. Нужно выкинуть записку. Иначе «кино» рискует оказаться индийским и продемонстрировать ружье на стене.Ну почему заставляешь меня ты тонуть
В нежном омуте твоих глаз?
Я влюбляюсь в тебя каждый раз...