Время шло. С каждым днем Волан-де-Морт становился все могущественнее и могущественнее. Каждую минуту он наращивал свои силы. Теперь факт того, что Гермиона выжила тогда, нельзя было назвать случайностью и везением.
Он что-то замышлял. Все знали, все думали, все готовились, ведь
война дышала в затылок.
В комнату проскальзывали последние лучи заката, такие алые и причудливые, живые и красочные, будто сейчас самое что ни на есть мирное время. Девушка спустилась по лестнице на кухню, слегка освещаемую и уютную. Её волосы были собраны в нетугой хвост, ноги обрамляли свободного кроя домашние штаны в клетку, а верх закрывала длинная майка до бёдер.
Гермиона налила кипяток и кинула небольшой чайный пакетик в кружку, наблюдая, как струйки пара поднимаются в воздух.
— Итак, не думаешь, что пора поговорить, Грейнджер, — раздалось над самым её ухом, отчего она остолбенела, а после с некой досадой все же обернулась к парню. Но стоило ей повернуться, как её глаза застыли всего в дюйме от его губ. Она чувствовала на коже его нервное дыхание, видела, как он сглатывает, как движется его кадык, как он поднимается и в мгновение опускается. Гермиона нервно сглотнула, подняла взгляд и встретилась с пронзительными голубыми глазами. Юноша смотрел на Гермиону, а ей казалось, что в душу, что сквозь неё.
— Я… — она оперлась на кухонный стол, пока парень нависал над ней.
— Как насчет правды, м? — девушка растерялась, услышав его слова. — Ладно, давай начистоту. Если ты не заметила, Гермиона, ты мне, мать его, нравишься, — он процедил это сквозь зубы, смотря ей в глаза, наблюдая за её растерянностью, за ее незнанием, непониманием, неверием. В её взгляде читалось многое, слишком многое, что он не мог осилить и проглотить. Она была открытой книгой, носящей многократно больше положенного информации. Она его маленький паразит, забравшийся прямо ему в голову, копающий там ямы, засевший глубоко и, казалось, надолго.
Стоило его губам выпалить заветную фразу, и Фред отстранился, пока его рыжие волосы поглощал свет старой кухонной лампы, отчего пряди на макушке казались ярко-огненными. Лазурные глаза скрылись в тени, во мраке, мерцая отбликами, наводя страх и сводя с ума. Гермиона растерянно взирала на него и не могла вымолвить ни слова. В ее глотке крепко-накрепко засел ком: встал поперек и не давал прохода даже воздуху, не говоря уже о грёбаных словах, когда её взгляд бегал по бледному лицу Фреда, а голова моталась из стороны в сторону, отрицая все происходящее в эту секунду.
— Я... Я… — признание отразилось в ее крохотной голове, застигло врасплох. Юноша отвернулся, посмотрел в потолок и поджал губы. И довелось же ему влюбиться в эту милую и до ужаса странную дуру… Мерлин. Он с силой ударил кулаком о каменную стену, оставляя красные отметины на своих костяшках. Девушка вздрогнула, судорожно вдохнула.
— Ответь что-нибудь, прошу, — он повернулся к ней и его лазурные глаза вновь замерцали в тени, пока он отчаянно махал головой из стороны в сторону, сжимая губы в тонкую линию. — Пожалуйста, — шептал он, но та взирала на него со страхом, заставляя ежиться, чувствовать вину, сожалеть, даже если он не сделал ничего плохого. Он просто хотел услышать ответ, не важно, будь то взаимность или же нет. Он желал этого так, словно всего одно слово было способно избавить его от этих мучений. И довелось же ему влюбиться в нее, в эту пугливую сломленную заучку.
Девушка покачала головой, отрицая, будто он ошибся, а она — это всего лишь она, будто её здесь нет, а он один и сам виноват в своем горе, в своих чувствах.
Юноша выдохнул и мило улыбнулся ей, как делал это ранее. Только теперь эта улыбка казалась до боли вымученной и несчастной. Развернувшись, он покинул ее. Не сказал больше ни слова, не издал и звука, лишь тихо развернулся и ушел уже
навсегда – так ей казалось. Она смотрела с ужасом на удаляющуюся фигуру. Из её горла так и норовили вырваться крики «Нет, ты все не так понял! Все не так!», но вместо этого вырывались лишь горькие всхлипы, когда слова комом засели у нее глубоко в глотке. Ноги подкосились, и она скатилась на пол, прижимая к губам пальцы в несчастных попытках скрыть громкие всхлипы, пока по щекам струились соленые слезы.
«Молчание тоже ответ». И этот ответ стал самой большой ложью, которую она когда-либо смела произнести.
Взбираясь по каменной лестнице, Гермиона никак не могла отпустить мысли, они были разбросаны кто куда, прямо как её волосы.
Это недоразумение решится, рано или поздно, но решится. Они все забудут, спокойно сядут и обсудят. Ей не придется морочить голову, не придется продумывать слова, ведь «Кому он нужен, этот Фред?» — спросила она саму себя, но её сознание тут же добавило, — «ну разве что тебе, Гермиона, черт возьми, Грейнджер».
Досадно.
Только забравшись на четвертый этаж, Гермиона открыла дверь в комнату и остановилась как вкопанная. Джинни поспешно собирала вещи в сумки. В комнате было прохладно из-за распахнутого окна. Девушка взяла себя в руки, крепко сжала кулаки и нахмурила брови.
— Джинни, что ты творишь? — возмутилась она, когда подошла к окну и захлопнула его, будучи крайне недовольной происходящим. — Серьёзно, что ты делаешь?
Девчонка промолчала, но через некоторое время выпалила.
— Я готовлюсь к войне.
— Что? — Гермиона подскочила к девчушке и вцепилась руками ей в плечи, вглядываясь в родные карие глаза, чтобы найти чертовы, такие нужные ей объяснения.
— Ты все прекрасно слышала, — Джинни изнуренно выдохнула, ведь у неё и мысли не было обидеть подругу. — Я имела в виду, — она села на кровать и кинула мимолетный стыдливый взгляд на Гермиону. — Я подслушала разговор взрослых, кажется, война начнется с минуты на минуту, я… — она шмыгнула носом, и по ее щеке скатилась одинокая слеза, которую она тут же стерла кистью руки. — Мне страшно… Я не хочу их потерять – ни родных, ни друзей, никого. Я, ради всего святого, хочу просто сражаться наравне. Неужели я слишком многого прошу? Я ведь…
Гермиона кинула сожалеющий и понимающий взгляд. Однако не утешила подругу, не смогла себя заставить.
Вдруг прозвенел колокол, а за ним и все рванули по лестнице вниз, Сириус закричал, что
это началось, а следовательно, нужно быть готовыми уже выбираться наружу и, черт возьми, сражаться.
Джинни схватилась за сумку и уже было рванула к выходу, как Гермиона крепко вцепилась ей в руку. Девчонка с силой потянула свою ладонь в попытках вырваться, и у неё это почти вышло, но старшая подруга прижала её к стене неподалеку от спасительной двери.
— Нет, Джинни, ты не пойдешь. — заговорила Гермиона, но через мгновение стало поздно. Рыжая локтем зарядила девушке в нос и рванула к выходу, закрыв дверь с другой стороны. — Нет!
— Все как раз наоборот, посиди тут, — ответила Джинни, услышав заветный щелчок двери, пока в неё с другой стороны били со всей силы.
— Нет, Джиневра Уизли, ты не посмеешь запереть меня здесь! — Гермиона еще раз и еще раз дергала ручку, а после забила по двери вновь.
— Ох, ещё как посмею!
Джинни ушла. Еще как посмела, всегда смела. Страх, ужас, гнев — Гермиона разрывалась от этих чувств. Все, что она знала – надо было выбираться.
Девушка прицелилась плечом и ударила им со всей мощи, но тут же заскулила от боли. Она была слишком слаба. И именно в это мгновение она корила себя за невнимательность, ведь именно сейчас её палочка мирно покоилась на кухонном столе, пока Гермиона так отчаянно в ней нуждалась.
Что делать? Что ей, мать его, делать?
Она взаперти, одна, в безопасности, когда остальные – люди, которые ей дороги, которых она так отчаянно пыталась спасти все это время — сражаются и погибают на поле боя.
Гермиона упала на кровать и тихо выдохнула, уткнувшись носом в ладони.
Фред... Она вновь вспомнила его: нелепое признание, незаконченный разговор и его умоляющие глаза, большие и добрые.
Она вспомнила все, словно ещё раз пережила тот момент, те эмоции. Из-за чего потянуло блевать. Хотелось очистить желудок от тянущего чувства внутри, освободить разум из неприятного плена.
Но вместо всего, на что она была способна в этот момент, она просто заплакала. Тихо и безудержно.
Она была сломлена. Разбита. Легко и бесповоротно.
Этот парень, Фред. Он всегда был рядом, когда это было нужно. Всегда приходил на помощь, был как само собой разумеющееся. А теперь… Теперь она потеряла его, и вместе с тем и ту спасительную нить, которая так покорно шла следом. И все потому, что
само собой разумеющееся больше не находилось рядом. Сейчас, когда она получила эту чертову возможность остановиться, вылезти из своего бешеного круга жизни, она наконец поняла все.
Она никогда не спрашивала, не думала о его чувствах и переживаниях, с каждой их встречей все больше и больше теряя ту самую возможность обсудить, дать ясность. Теперь уже для неё его больше нет.
Слезы скатывались по щекам, падая на бледную наволочку подушки. Вопросы, на которые давно получены ответы, теперь вновь всплыли в сознании.
Почему она так старалась спасти его, полностью наплевав на его чувства? Она понятия не имела, о чем он думал, о чем мечтал. Она не спрашивала его. Не задавалась вопросом ни в прошлом, ни в уже настоящем. К чёрту ей это перемещение, если в нём она не увидит его? Он ей нужен? Определённо.
Тихо всхлипнув, девушка пискнула. Может, от боли в области сердца, может, от гнусных мыслей сознания, — а может, дело не в том и не в другом. Может, ей стало жаль себя. Ведь именно такой она была: жалкой и беспомощной, познавшей любовь и потерявшей её в мгновение ока.
Вдруг дверь на мгновение засветилась словно солнечным светом, а может ей просто показалось. Но, шмыгнув носом, Гермиона подошла ближе к цели. Нет, ей не показалось, не могло. Она видела своими глазами то, во что не поверила бы, скажи ей кто другой.
— Эй! Я знаю, ты меня слышишь. Послушай сюда, — она подняла голову и гордо задрала нос. — Я – Гермиона Джин Грейнджер, бросаю вызов самой судьбе. Отныне ты не властна надо мной. Я и есть моё будущее. Я и никто более!
Гермиона схватилась за предплечье и спустя мгновение с силой зарядила по двери. Адская боль прошлась по плечу, но ее это не остановило. Зашипев, она ударила по двери очередной раз, затем ещё и ещё, пока та резко не распахнулась, а после девушка с шумом упала наземь, когда у её ног возвышалась фигура. Она подняла голову и не поверила своим глазам: перед ней стояла Ноир. Она держала в руках палочку и скептически косилась на Гермиону.
— Пока ты наслаждаешься бездельем на полу, где-то погибает один Поттер, — Ноир скрестила руки на груди и странно ухмыльнулась, чем вызывала у Гермионы дурное предчувствие.
***
Хогвартс больше не напоминал теплую и уютную школу, наоборот, теперь он состоял из развалин. Большой зал, что некогда был самым роскошным и спокойным, теперь был устелен ранеными. Гермиона протискивалась сквозь груду учеников, желающих скрыться, спастись. Она не знала, в каком направлении ей бежать, ведь не знала, где был
Гарри.
«Дамблдор, точно, нужно к нему!» — пришлось в ее крохотную головку, и она тут же рванула вверх по ступеням.
Коридоры этажа были пусты и безлюдны. Все знали: на этом этаже больше вероятности умереть. Стоило Гермионе сделать шаг, и заклятие врезалось в стену, отделяя девушку от пути отступления.
— Пароль, — запросила дама на портрете с невозмутимым лицом.
— Лимонные дольки, — прошептала Гермиона и протиснулась в проем.
Кабинет был заставлен различными книжными полками, а на столах стояли всевозможные бутылёчки и флаконы с зельями, загадочными жидкостями, и на самом краю стоял омут.
Не удержавшись от соблазна, Гермиона откинула волосы за уши и вошла лицом в воду, уже распыленную одним из чар.
Прохлада ударила по коже. Ощущения были непривычны, но отнюдь не неприятны.
Гермиона сделала шаг, и в это же мгновение пазл сложился, вокруг показалась битва. Малахитовые и алые вспышки, крики, пронзающие сердце, плач, рвавший душу.
Что она здесь забыла? То ли это, что хотел показать Альбус? Она не знала, как обычно.
— Здравствуйте, министр! — прокричал Перси, аккуратно посылая заклятие прямо в Толстоватого, отчего тот выронил палочку и схватился за свою мантию спереди – он явно испытывал крайне неприятные ощущения. — Я вам не сказал, что ухожу в отставку?
— Перси, да ты шутишь! — крикнул Фред, в то время как Пожиратель смерти, с которым он дрался, рухнул, сражённый сразу тремя оглушающими заклятиями с разных сторон. Толстоватый лежал на полу, по всему его телу прорастали крохотные иголочки; похоже, он превращался в какую-то разновидность морского ежа. Фред с восторгом посмотрел на Перси.
— Ты и правда шутишь, Перс… Пожалуй, я не слышал твоих шуток с тех пор, как ты…
И тут воздух разорвался. Они все стояли рядом: Гарри, Рон, Гермиона, Фред и Перси, и тут же, у их ног, двое Пожирателей смерти, один оглушенный, другой трансфигурированный. И в этот краткий миг, когда казалось, что опасность на время отступила, весь мир разлетелся вдребезги. Гермиона почувствовала, что летит куда-то, и всё, что она могла сделать — это изо всех сил вцепиться в тонкую деревянную палочку, что была ее единственным оружием, и закрыть голову руками. Ей были слышны крики друзей, но она не надеялась узнать, что с ними стало…
А потом весь мир превратился в боль и сумрак: ее наполовину засыпало обломками коридора, в который пришелся страшный удар. Холодный воздух подсказывал Гермионе, что взрывом снесло боковую стену замка, а судя по липкой горячей влаге на щеке, у нее было сильное кровотечение. А потом она услышала пронзительный крик, перевернувший всё у нее внутри, крик, в котором звучала боль, какую не могли вызвать ни огонь, ни проклятие. Она встала, шатаясь, и ей стало страшно, так страшно, как не было ещё ни разу за этот день, а может быть, и за всю ее жизнь…
Гарри тоже с трудом поднимался на ноги среди завала, а все трое рыжих собрались на полу, в том месте, где взрыв разнес стену. Гарри ухватился за руку Гермионы. Пошатываясь и спотыкаясь, они побрели через обломки камня и дерева.
— Нет, нет, нет! — кричал кто-то. — Нет! Фред! Нет!
Перси тряс своего брата, Рон стоял возле них на коленях, а Фред смотрел широко раскрытыми глазами в пустоту, и на его лице запечатлелась тень его последнего смеха.
Гермиона вынырнула, не в силах сделать что-либо, кроме как продолжить дышать. Страх сковывал ее изнутри, изнурял и не давал покоя. Это было тем, что Дамблдор хотел ей показать, тем, что изменит ход событий. Ведь отныне Гермиона Джин Грейнджер разберется со всем сама.
— Мисс Грейнджер? — послышался знакомый высокий с лёгкой хрипотцой голос.
— Да? — Гермиона резко обернулась и закрыла собой омут, стыдливо пряча глаза, словно ребенок, которого поймали на мелкой проделке.
Из проема показался низкорослый профессор Флитвик.
— Что вы тут делаете? Дамблдор покинул нас прошлым утром, — услышанное привело Гермиону в шок. Альбус Дамблдор скончался прошлым утром…
***
Она шла по замку, защищаясь от атак, не зная в порядке ли Гарри, сможет ли он вернуться и уничтожил ли последний крестраж — себя.
Вдруг она замерла. Остановилась как вкопанная, уставившись на рыжую девчонку.
«Ну я ей устрою…» — подумала Гермиона и сжала кулаки.
— Дж… — только хотела она ее позвать, как мимо пронеслась вспышка и ударила по стене, когда осколки полетели прямо на рыжую девчушку.
«НЕТ!» — в этот момент сердце стало до ужаса громко отбивать удары, а время словно замедлилось, пока ее ноги неслись со своей самой наибольшей скоростью.
Гермиона видела все, словно кошка в темноте. Высокий рыжеволосый юноша подхватил сестру и толкнул в сторону. Девчонка упала одновременно с ним, но в паре метров от стены.
Секунда. Громкий стук сердца. И пронзительный крик подруги.
Гермиона остановилась, остолбенела и, ей показалось, стала ледяной в мгновение ока.
Шаг. Еще один. Быстрее. Еще быстрее. Срывается на бег. Бежит, несется сломя голову. Возле самого тела приземляется на колени. Трясет за плечи. Не откликается. Прикладывает ухо к груди. Не бьется.
— Его больше нет… — слетает ересь с языка парня, Перси.
«Как он посмел даже произнести подобное. Он жив, будет жив. Он справится, он…»
Массаж сердца. Она расстегивает дрожащими пальцами рубашку, очищает зону белой майки, складывает руки в «замок» и давит на грудную клетку, подпрыгивая, потея. Она не сдастся, и ему не позволит!
— Хватит, перестань, — произносит кто-то, но она не слушает, не хочет. — Все, перестань, довольно! — ее хватают за плечи, разворачивают к себе и кричат в лицо, но она не понимает, не смеет.
«Нет, нет, нет. Нельзя, он жив, вот увидите! Все… Все будет хорошо!» — хочется закричать ей в ответ, но дурацкий ком в горле не позволяет.
Она отталкивает парня, возвращается к массажу, она устала, но продолжает, как одержимая.
«Ну же, ну же…»
— Грейнджер, твою мать! — ее грубо отдергивает за руку Джордж, один в один лицо «почти покойного». Ей страшно. Она чувствует, как по щекам текут слезы и как она ослабевает. Она не ровня судьбе. И
его не спасти.
***
О чем он, черт возьми, думал, признаваясь в чувствах? Думал, что умрёт? Что другого такого шанса не будет? Он придурок, мудак. Он видел ее страх, видел ее растерянность и едва сдерживаемые слезы. Он знал, что пугает, знал, что та ранима, пуглива, но все же посмел зайти в ее личное пространство, которое так трепетно оберегал все эти годы. Он обязан поговорить с ней позже, объясниться и извиниться. Сказать, что не хотел пугать, что правда любит и готов смиренно ждать. Ждать столько, сколько потребуется.
Вдруг прозвенел колокол, и Сириус словно обезумел. Он кричал, что все должны спуститься, что война начинается. И тут до него дошло. Дошло, что
война началась.
Фред не знал, где забыл палочку. Обошёл весь дом, заглянул и на кухню. Все давно вышли. Он последний. Его палочка лежала совсем рядом с Гермиониной, всего дюйм.
Всего дюйм, и он мог поцеловать ее в лоб. В бледный наморщенный от частых раздумий лоб. Но он этого не сделал, как и многого другого, несмотря на то, что мечтал всем сердцем.
— Ты в порядке, Фредди? — спросил один близнец другого, слегка пихая локтем.
— Да… — задумчиво ответил тот, взирая вниз с башни.
— Я тоже, — он ярко улыбнулся, как делал всегда, даже если реальность оказывалась отнюдь не хорошей.
И даже птицы замолкнут.
