Камнепад

В шестнадцать парни его возраста, как правило, уже начинают работать в шахте неполный день, так что Ричард успевает вкусить все прелести этого поприща. Угольная пыль разъедает и каждую его чёрточку, смешивается с потом воедино - жутковатый получается грим, что-то вроде того, как украшают лица в знак напускного траура капитолийцы. Весна уже не ранняя, но ещё не тёплая - перекинув потёртую сумку с учебниками и тетрадями через плечо, Ричард плетётся усталыми, серыми улочками, не заметив, что у него на ботинках развязались шнурки. Он хороший ученик, но и что с того? Панему нужен уголь. В учителя берут исключительно женщин, желательно - слабых здоровьем. Айрис могла бы попробовать - фамильная астма, вовсе не удивительная в краю шахтёров, разъедает её в холодные месяцы, истискивает, оставляя бескровно бледной, словно обмылок. Ричарда эта напасть тоже не обошла стороной - ему стоит ждать, что бесконечное чёрное крошево усугубит ситуацию и он бездарно погибнет если не во взрыве и не под обвалом, то задохнувшись от кашля, лет этак через пять-десять. Однако молодость кажется самой себе бессмертной. Что ж, Ричард работает на совесть: он проводит остаток дня в чёрной, как беззвёздная ночь, тёплой шахте, где ему показывают инструменты и места выработки, объясняют, как обращаться с вечно мигающим фонариком на каске, в конце концов, вручают в руки кирку и отправляют в забой, где он вступает в первый бой с литой скалой. Но вечером (ближе к позднему) - всё так же с сумкой через плечо, разве что на ручке остались небрежные чёрные отпечатки - Ричард возвращается от залежей угля домой, к очагу, который домашние топят отсыревшими ветками да жалкими остатками дров, которые до того прячутся во всех укромных закутках на случай внезапного обыска. Дрова значат вылазки в лес, а это влечёт за собой, как минимум, публичную порку. Жалко было бы из-за такой ерунды - и без того за зиму потратили почти все запасы. Ветки нашла Дейдре, собрала их в охапку на Луговине, перепачкав платье, - она явно горда собой. Ричард треплет её по светлой макушке угольной ладонью, заставляя возмущённо и восторженно взвизгивать. Эдит напрыгивает на него со спины, словно дикая кошка, а когда он кружит её по комнате, словно бы пытаясь скинуть, даже Айрис на какое-то время перестаёт ворчать - застывает со стопкой тарелок в руках и вроде как улыбается. Мирабелла, как обычно, застыла в кресле у камина; никто не помнит о том, что она тоже есть в этой комнате. Вместе садятся за стол - друзья отца в последнее время не наведывались, а без них Ричард не отваживается далеко забредать в лес и много не добывает. Да и времени у него - с новыми обязанностями - остаётся всё меньше. В чаще пока не найти ни ягод, ни свежей зелени... Двенадцатый - слишком холодное, безнадёжное место; благо, есть тессеры. Айрис берёт на младших, Ричард - на неё, на себя и мать. Айрис не стала бы ни за что кормить Мирабеллу Окделл. Айрис не позволила (бы) брату рисковать за них за всех. Если хотите, зовите это соревнованием. Ричард согласен на всё, что она предложит. Он моет руки и лицо под самодельным умывальником (сёстры натаскали воды). Эдит смеётся - угольная крошка так просто не отмывается, так что братец всё ещё напоминает грозовую тучу не только нахмуренными бровями. Дейдре сегодня подстрелила им парочку крыс. Не бог весть что, но это всё-таки мясо. Верх блаженства по сравнению с серым, кособоким хлебом (на вкус как опилки) и склизкой кашей. Айрис варит, жарит и печёт как умеет, но, во-первых, из тессеров ничего вкусного не состряпаешь, как ни бейся, а во-вторых (Ричард подозревает), готовка к её многочисленным талантам не относится. Хотя с крысами она управилась превосходно - и в Котле бы оценили, а там больше приверед, чем можно было бы подумать. Название располагает? Ночи ещё холодные, а одеяла греют не так хорошо, как хотелось бы, когда в комнате не натоплено - Айрис решает, что сегодня они возьмут младших к себе в кровать. Мирабелла всегда спит отдельно, чаще всего - в кресле; оно и к лучшему. Эдит и Дейдре ложатся посередине широкой кровати с неровным матрасом валетом - можно поспорить, питайся они получше, и вытянулись бы повыше, никак бы не поместились. Айрис и Ричард стражами вытягиваются по обе стороны от них - точнее, Ричард ложится первым, пока Айрис со всех сторон подтыкает одеяла. Поймав её взгляд, он одними губами шепчет: - Спасибо. Девочки давно уже спят - легче сразу, чтобы не чувствовать голода. Перед тем, как залезть в кровать, они все выпили по чашке кипятка с сушёными травами (мята, чабрец), и теперь внутри тоже разливается приятное тепло. И пусть одеяла холодные, Ричард точно знает: в ночи, когда они ложатся все вместе, свернувшись в один клубок, под утро становится даже жарко. Редкая роскошь. Айрис пожимает ему руку под одеялом. Шахтёрам платят гроши, но всё же лучше, чем у лавочников побираться - там вообще всё зависит от дневной прибыли и их настроения. В голове у Ричарда роятся такие бытовые мысли - стоит друзьям отца замешкаться со своим появлением, пропустить пару недель, и это неизбежно случается. Может, в конечном итоге, он всё же не создан для революции. Они не выкуют из него то, что надеются, и в этом не будет ничьей вины. Как же много постыдного утешения приносит ему эта мысль. Ричард закрывает глаза и, не выпуская ладони Айрис, незамедлительно погружается в крепкий сон - для счастья ему почти достаточно мысли, что он проснётся в тепле.