Камнепад

Кто такой Рокэ Алва? Это знают даже жители Двенадцатого дистрикта. Он - почти настолько же неизменный элемент Голодных Игр, как Марсель Валме с его саркастичной манерой речи и близнецы Савиньяки, один из которых берёт у трибутов интервью, а другой - комментирует то, что происходит с ними на арене. Каждый год как минимум парочка крупных планов Рокэ Алве обеспечена - любимец капитолийской публики и неизменный ментор Четвёртого дистрикта (сколько Ричард себя помнит), он приковывает взгляд и приятно отвлекает своей экзотической южной красотой от ужасов кровавой бойни (так говорят ведущие телепрограмм, жеманно прикрывая рот ладонью, прежде чем захихикать). Иногда он даже появляется в кадре, когда президент зачитывает очередное важное сообщение. Где-то на заднем плане, в толпе, не более, но это тоже говорит само за себя - жителям дистриктов, пусть даже победителям, там не рады. Ходят слухи, что Рокэ Алва - любовник Фердинанта Оллара. Ну, или его очаровательной первой леди - когда смотришь из Двенадцатого, это не имеет особого значения, а столичным сплетникам тем более всё равно. Свет дают всего часа на четыре в сутки, а взглянуть краем глаза на капитолийские сводки новостей удаётся и того реже. Однако без Алвы в них никуда. Ричард знает: у Айрис был период, когда она по нему с ума сходила. То и дело пыталась настроить антенну под правильным углом, чтобы уловить на потрескивающем помехами экране ещё пару скандалов с его участием. Неудивительно - девчонки в школе часто о нём говорят, перешёптываются и хихикают, однако Ричард никогда не прислушивался. Он и представить себе не мог, что Рокэ Алва, устраивающий пьяные дебоши, Рокэ Алва, ведущий себя так, будто все ему что-то должны, Рокэ Алва, пользующийся особым расположением президента, - словом, что Рокэ Алва станет его ментором. Сложно сказать, повышает ли это шансы на победу. В смысле, конечно - ему достаточно пару слов сказать, чтобы выстроилась очередь из спонсоров. Но скажет ли он? Захочет ли сказать? Ричард устраивается в кресле в гостиной и сонно моргает глазами. На самом деле, время ещё не такое позднее, особенно по меркам Капитолия; просто он провёл почти весь день в секции мечников, оттачивая базовые приёмы до совершенства (они не менее эффективны, чем более сложные; в конце концов, главное - помнить, где у меча острие), устал и решил лечь пораньше. Алва, располагающийся напротив, умело управляется с кнопками на встроенной в стол панели, заказывая себе ещё вина, хотя от него, кажется, уже несёт перегаром. Сложно сказать - он использует благовония, которые стоят, должно быть, целое состояние. Сейчас пахнет так, будто провёл десять дней в можжевельниковой роще, валяясь на палых иглах всё в той же одежде - костюме цвета воронова крыла, переливающемся на свету лиловым, золотым, изумрудным. В Шлаке считают, что люди в сорок лет далеко не молоды, но Алва выглядит как мальчишка - старшим братом Альберто, вызвавшимся вместо него добровольцем, чтобы украсть его славу. В Четвёртом дистрикте они так делают - Ричард помнит по всем играм, которые ему довелось увидеть. В Двенадцатом, если твоё имя вынимают из стеклянного шара, окружающие небезосновательно считают, что ты покойник, но для профи это открывает многие двери; Алва - живое тому доказательство. Интересно, у него на лице почти не видно морщин от хорошей жизни или оттого, что хватает денег на пластические операции? И в смоляных волосах ни одной седой волосинки. Даже у Ричарда уже есть парочка - он их стыдливо прячет. Окделлы рано старятся (не от хорошей жизни), он не станет исключением; впрочем, не так уж они и заметны в его светлых волосах, тем более, команда подготовки намертво заполировала их подходящей по цвету краской. Возможно, с сединой Рокэ Алвы случилось в точности то же самое. Он берётся за тонкую ножку бокала с неповторимым изяществом и негромко уточняет у Ричарда: - Хотите? - Н-нет, - выдавливает он из себя, вдруг оробев. Они говорят на пониженных тонах, в комнате приглушён свет, а двери накрепко заперты. Впрочем, эти меры предосторожности ему понятны - этаж, отведённый Двенадцатому, несколько меньше, чем все остальные. Проектировщики будто заранее знали, что тренировать его трибутов всегда будет один ментор - единственный победитель за долгие, долгие годы. Хорошо, когда есть, кому прийти ему на смену. Говорят, некоторое время - лет сто назад - из Двенадцатого не побеждал никто и отобранным в Жатве детям приходилось разбираться во всём самостоятельно, а контракты за них заключал ответственный представитель Капитолия - кто-то вроде Марселя Валме. Как бы то ни было, сейчас осторожность не повредит. - Ладно, - Алва не настаивает. Неспешно отпивает и молчит, словно бы наслаждаясь вкусом. Запах можжевельника, ещё недавно казавшийся невыносимым, вызывает привыкание - теперь вокруг клубится лишь намёк на него, и Ричарду даже начинает нравиться. Чем-то похоже на леса, окружающие Двенадцатый. Пряная, горьковатая нотка в воздухе. - Расскажите мне о себе, юноша, - устало бросает Алва, когда тишина становится давящей. - Что именно? - так непривычно, когда обращаются уважительно. Ричард не припомнит, чтобы с ним ещё хоть кто-то так говорил - на "вы". Он невольно теряется. Алва, противореча своим словам, смотрит на него как на пустое место и потирает пальцами переносицу. - Ладно, - словно он что-то для себя решает. Южный акцент в его речи практически неуловим; не слышные и писклявые капитолийские нотки. Голос лишён всяких оттенков, глухой и во всём подчиняющийся воле хозяина. - Ричард Окделл... - будто ему что-то напоминает это имя, и Ричард невольно поджимает губы, думая о записке эра Августа. А что если..? Но Алва такой, какой он сейчас, ничем не похож даже на победителя Игр, не то что на безжалостного палача. - Кажется, у вас говорят "эр Окделл"? Вот это уже удар под дых. Последний раз на памяти Ричарда так называли отца. Ему становится резко не по себе - словно любое упоминание может вернуть к жизни призраков. И так недолго осталось до того, как он к ним присоединится. - Не надо. - Как скажете, юноша, - Алва вертит в пальцах бокал, уже опустевший наполовину. - Давайте для начала обсудим вот что: как вы видите свои шансы на победу? Люди из Двендцатого славятся своей собачьей преданностью традициям и родной земле - неудивительно, больше у вас ничего и нет. Может быть, вы хотите спасти не себя, а подопечного Августа Штанцлера? В горле у Ричарда разом становится сухо. Да, хороший вопрос. Он думал об этом, однако одно дело - думать, а решиться окончательно - совсем другое. Щедрая выдача пайков помогла бы не только положению его семьи, но, возможно, и делу друзей отца. Если бы люди смогли чуть меньше думать о выживании, у них появилась бы возможность оглядеться по сторонам... возможно, что-нибудь предпринять... Так ли уверен Ричард в своих силах, чтобы отнять у своего дистрикта надежду на перемены? Не уверен совсем. Но с другой стороны... Айрис не простит его. Дейдре никогда, никогда не поймёт его - и ей не у кого будет кататься на плечах, пока она ещё не такая тяжёлая. Эдит вырастет без него; ей сейчас столько же лет, сколько было ему, когда отец... с отцом случилось... Жизнь в Двенадцатом часто бывает безрадостной, но сказать, что Ричард вовсе не любит её, значило бы грязно солгать. Прямо сейчас, когда он сидит в мягком, уютном кресле, по глотку втягивая в себя застоявшийся воздух, ему постыдно кажется, что он на всё готов, чтобы снова оказаться в Шлаке, увидеть вдалеке родные леса и холмы. - Ну? - торопит Алва. - А вы, - вырывается у Ричарда, - а вы думаете, что у меня мог бы быть шанс? Алва пожимает плечами с таким видом, словно его утомляет сама постановка вопроса. - Вы знаете, что я могу помочь вам со спонсорами. Судя по тому, что я вижу, вы физически сильны и выносливы, более того, вас можно назвать привлекательным, а для зрителей это едва ли не более важно, - тут Ричард чувствует, как неумолимо краснеет. - Не сказать, чтобы вы блеснули во время Жатвы и церемонии представления, однако могли бы выглядеть и гораздо хуже. Марсель рассказал мне о ваших успехах с мечом и о том, что с другим оружием вы тоже управляетесь неплохо. Альберто - далеко не самый худший союзник, который мог вам достаться, - и да, не вздумайте связываться с этой юной леди из вашего дистрикта. Насколько я понимаю, у вас есть достаточно маленьких сестёр, чтобы растрогать зрителей. Да, - Алва кивает своим мыслям, - у вас есть все шансы. - Откуда вы всё это знаете? - ошарашенно переспрашивает Ричард. Видимо, этот его удивлённый вид вызывает у ментора острую улыбку - не чета нарочно затупленным тренировочным клинкам. - Видите ли, юноша, если я берусь за дело, я, как правило, подхожу к нему ответственно и справляюсь с ним блестяще. Вам повезло, - ставит он бокал на столешницу с неожиданно резким звоном, едва не треском, - что я счёл это дело небезнадёжным. Так что? Вы или ваш дистрикт? Быть эгоистом или пожертвовать собой ради всеобщего блага? Айрис или мать? Ричард никогда не готов был сделать выбор. Сейчас он расположен к этому ещё в меньшей степени - на Играх ничего никогда не знаешь наверняка и всё может перевернуться с ног на голову в любой момент. Голос его, когда он заговаривает, даёт неприглядного петуха, прежде чем выровняться во что-либо более-менее подходящее случаю: - Давайте действовать по обстоятельствам. Если поймёте, что нельзя спасти меня, пожалуйста, - Ричард смотрит на свои сложенные на коленях ладони и понимает, что они сжались в кулак, смяв эластичную ткань пижамных штанов. - Пожалуйста, попробуйте вытащить Валентина. Он ждёт - непонятно чего: то ли насмешки, то ли отказа. Может быть, Алва вообще появился здесь лишь потому, что решил поправить дела своего дистрикта - а стало быть, если Ричард умрёт, ни до чего другого ему не будет дела. Однако он одним слитным движением поднимается на ноги и, глядя собеседнику в глаза, отзывается: - Вы сказали, я услышал. Так и будет. По его щелчку в гостиной выключается свет. Ричард считает: через пять секунд открывается дверь и в комнате с ним остаётся лишь тающий аромат можжевельника. Кажется, Алва тоже неплохо ориентируется в темноте.