Камнепад

Третий день означает демонстрацию своих уникальных талантов перед Распорядителями Игр, но Ричард не собирается изобретать ничего особенного. Раз он всё это время в основном тренировался с мечом, значит, пришла пора для настоящего испытания его новообретённых навыков. Во время обеда Альберто снова, как уже привычно, садится к нему за стол - а из дальнего угла на них поглядывает из-под косой чёлки Иоланта. И Ричард совсем уже собирается спросить... однако быстро вспоминает, о чём они ночью говорили с Алвой, и ему приходится прикусить язык. Встреча кажется чем-то вроде сна, но всё-таки она была. Должна была быть. Иначе впору окончательно свихнуться. - Ты хотел что-то сказать? - Альберто склоняет голову к плечу, возясь с моллюсками на своей тарелке. Он такой стереотипный профи из Четвёртого, что это было бы смешно, если бы Ричард не был таким же стереотипным доходягой из Двенадцатого - он до сих пор наваливает на свою тарелку больше, чем в силах съесть, но всё равно умудряется втиснуть в себя эту огромную порцию, потому что ему стыдно, что из-за него хорошая еда пойдёт на выброс. Он снова косится на Иоланту - на её подрагивающие от волнения плечи, пристальные светлые глаза. Да, Рокэ Алва сказал, что с началом Игр она станет обузой, но... Если бы это была, скажем, Дейдре - или Айрис, в любом случае, они бы тоже могли показаться обузой кому-то. И пусть у Игр может быть только один победитель, Ричард тяжело выталкивает из себя спёртый, вопреки всем вентиляционным шахтам, воздух подземного этажа и неуверенно уточняет: - А если бы мы, скажем... Альберто не ждёт, пока он разродится мыслью - следит за его взглядом, оборачиваясь через плечо, и мгновенно припечатывает: - Даже не думай, - в раздражении морщит лоб. - Я верю, что ты, например, сможешь идти целый день без устали, но она? - да, наверное это правда. В Двенадцатом дистрикте у всех, в основном, рёбра наружу, особенно в Шлаке, однако Иоланту, пожалуй, можно упрекнуть в некой избыточной полноте. Ну и в целом - она не выглядит как боец. Впрочем, насчёт себя Ричард тоже сомневается. У Альберто сомнений нет и не будет - он рубит по столешнице ребром ладони, разом чем-то неуловимым начиная напоминать Рокэ Алву. - Либо я, либо она, Рикки. Ты-то вообще выжить хочешь? Хочет, конечно. Но такой ли ценой? Как бы то ни было, Ричард опускает глаза в тарелку и опасается смотреть на Иоланту прямо до самого конца трапезы; не то чтобы опасается, но просто совсем не хочет думать о том, как скажет ей "нет". Иначе ему кусок в горло не полезет. Когда он украдкой косится в её сторону в следующий раз, место за тем столом пустует, и ему невольно становится не по себе. Будто её уже нет. Ерунда, конечно. Иоланта подходит к нему позже, пока они ждут своей очереди, чтобы выступить перед Распорядителями Игр. Альберто как раз отправляется в зал, махнув Ричарду рукой на прощание и широко, дерзко, но кто бы знал, насколько натянуто улыбнувшись. Ричард не знает, чем точно он намеревается поразить пресыщенных всем капитолийцев, но почему-то уверен, что ему это удастся. Альберто обладает каким-то уникальным талантом располагать к себе - да и с трезубцем обращается мастерски, грех не заглядеться. Задумавшись об этом крепко-накрепко, Ричард вздрагивает, когда на плечо ему ложится чужая рука. Иоланта устраивается на диване рядом. Расправляет тунику, подравнивает завязки толстовки, приглаживает и без того не слишком-то пышные рыжие волосы - в общем, делает всё, чтобы оттянуть момент, когда надо будет всё-таки дрогнувшим голосом спросить: - Так значит, нет? - Нет, - отвечает Ричард, не зная, что ещё сказать. - Прости, - спохватившись, добавляет он. - Зато, - ещё одна удачная мысль догоняет его через пару мгновений, - нам, может быть, не придётся перерезать друг другу глотки во сне. - Конечно, - с ангельским спокойствием отзывается Иоланта. Она достигла того уровня иронии, когда не понять, шутит человек или говорит всерьёз. - Меня прикончат ещё у Рога Изобилия, можешь не сомневаться. Непонятно почему, Ричард чувствует себя виноватым - и это уязвляет его. - Я не хотел, чтобы всё это происходило, - бросает он, почти огрызаясь. Разумеется, его воля - и всего этого бы не случилось. Никому не пришлось бы умирать. Не нужно было бы думать о том, что, возможно, ещё немного - и эти живые глаза напротив навек потускнеют, станут такими же холодными и невыразительными, как поросшие зеленью камни на берегу пруда. А его собственное сердце? Пара дней - и, кто знает, может, оно перестанет биться. Ричард думает об этом - и инстинктивно тянет руку к груди. Ну да, конечно. Самое время начать бояться по-настоящему. Иоланта не находит нужным ему ответить - в молчании они просто сидят бок о бок, уставившись в пол, почти в одинаковых позах, почти не двигаясь. Когда парень из Одиннадцатого - Жакна, кажется? что ж, от него больше не пахнет козами - исчезает в дверях, Ричард встаёт и приступает к разминке. Он хочет быть готов - ну, или, может, просто не хочет больше думать все эти невыносимо невесёлые мысли о том, как скоро его дыхание прекратится. Его уже начинает подташнивать от тревоги - знакомое чувство, будто внутренность живота набили склизкими змеями и теперь они пытаются найти путь наружу. Мальчики вперёд - в свой черёд он оставляет Иоланту одну и отправляется на суд Распорядителей. Ничего особенного, ничего неожиданного. Могло быть и лучше. Памятуя обо всех полученных за последние дни навыках, он ловит в силок нескольких манекенов и после пронзает их сердца мечом. Убедившись, что его всё ещё не отпускают, не слишком умело расстреливает их из лука, чтоб уж наверняка. Добрая половина стрел пролетает мимо, однако некоторые из сидящих за столом капитолийцев всё же показывают ему большой палец. Не более. Наверное, он всё делает слишком быстро - не зная, что ещё придумать, Ричард принимается тягать снаряды (вот где пригождается умение обращаться с тяжеленными ящиками) и составляет из них крепость. Кажется, это наконец впечатляет Распорядителей достаточно. Они дают ему отмашку, и он уходит. Удивительно, но наверху, на этаже Двенадцатого его ждёт Алва. При свете дня он никак не менее хорош, чем ночью в полутьме, - сменил костюм на красный и заплёл длинные волосы в косу. Хотя вряд ли он делает это сам, своими руками. Они с околачивающимся тут же Альдо сверлят друг друга взглядами - вернее, Альдо сверлит, а эр Рокэ пьёт и ведёт светский разговор с Марселем. Эр Рокэ? Ричард проговаривает обращение одними губами, пробует на вкус. Нет уж, вслух он это точно не произнесёт. Почему-то при виде развалившегося в кресле Алвы его охватывает злость. Да, он неплохо потрудился сегодня - вряд ли его оценят ниже шести, а для Двенадцатого это уже хорошо. Однако в этом нет заслуги его ментора. Никакой стратегии, никакого плана. Вчера ночью это звучало так, будто у Ричарда есть всё для победы; но почему тогда он до сих пор чувствует себя таким уязвимым? Почему ему кажется, что что-то идёт не так? - А вот и наш благородный мечник, - по Марселю никогда не скажешь, рад ли он видеть тебя на самом деле. Хотелось бы думать, что рад. Альдо машет рукой и улыбается - это всегда приятно видеть; Ричард садится в отстоящее кресло и тут же встаёт. - Мне нужно здесь быть или до ужина я могу..? - А что вы хотите? - скучным голосом интересуется Алва, и Ричард нечаянно брякает то, что у него вертелось на уме, пока он поднимался на лифте - этаж за этажом: - Шампанское! Глупо, глупо, глупо. Или всё же..? Ричард знает: если он умрёт послезавтра, он никогда не попробует снова и не поймёт, изменился ли сам, когда всё вокруг него встало с ног на голову. Однако он предполагал этот момент как что-то особенное, наедине с собой - но никак не в окружении трёх людей, которым по большей части на него плевать. Даже Марселю - будет следующий год и другие трибуты, терять их, должно быть, уже вошло у него в привычку. Даже Альдо. Про Алву и говорить нечего - но пока другие добродушно посмеиваются, он молча вбивает на панели номер. Всего через пару мгновений у Ричарда в руке оказывается запотевший бокал, полный пузырьков, света и прошлого. Как раз в этот момент в двери входит Иоланта. Она даже более бледная, чем обычно, хотя, казалось бы, куда уже. Уж насколько Окделлы не похожи на смуглых обитателей Шлака, Манрики так белы, что, кажется, у них каждую венку видно под тонкой, бумажной кожей. Может, и не кажется - Ричард завороженно смотрит Иоланте на запястья, а Алва, не говоря ни слова, протягивает ей второй бокал. Кажется, ей надо успокоиться, прежде чем она сможет рассказать, что так вывело её из себя. Глоток. Ричард глубоко вбирает в себя воздух и пузырьки. Нет, он не будет плеваться. Ему, пожалуй, нравится. На миг ему даже кажется, что он немного приподнимается в воздух и зависает где-то посередине между полом и потолком. Так приятно пощипывает язык... Иоланта, в свою очередь отхлебнувшая шампанского, невольно начинает хихикать. То ли в её доме этот напиток тоже был не в ходу и она удивляется тому, какой он вкусный, то ли он пробуждает в ней приятные воспоминания. Что дальше? Что ж, они напиваются как свиньи. Никто и никогда не учил их, как действует на организм алкоголь. По крайней мере, за себя Ричард может сказать наверняка. Конечно, кое-какие уроки стоило бы почерпнуть, глядя на шатающихся по улицам Шлака горьких пьяниц, однако он и представить себе не мог, что то пойло, которым они наливаются по глаза, как-то связано с игристыми пузырьками и приятной сладковатой свежестью. Он бесстрашно пьёт бокал за бокалом, и ему становится всё лучше и лучше. Иоланта в какой-то момент пытается прекратить, но он подначивает: - Ну что же ты, свинюха, сдаёшься? - и она, вспылив, бросает: - Я-то свинюха? Да ты целый свин! Кабан! - и, конечно, она берёт ещё бокал. Они смеются, чокаются и пьют. Эр Рокэ приподнимает брови - как бы самоуверенно он ни выглядел, Ричарду почему-то кажется, что он несколько озадачен. О своей встрече с Распорядителями они рассказывают, о, они рассказывают в подробностях и не по разу, иногда с хихиканьем, иногда - с отборной руганью. Ричард и не предполагал, что Иоланта умеет сыпать проклятьями похлеще ребят из Шлака. Алва слушает с саркастическим вниманием, Альдо смеётся открыто. Марсель уходит, как только понимает, что дело приняло совсем уж неблагоприятный оборот. Исчезая за дверью, он будто бы бормочет что-то про то, как не любит брать на себя ответственность - особенно за детей и идиотов. Вслух - сладко желает спокойной ночи и оказывается прав. В какой-то момент усталость побеждает - кажется, они не дождались ни объявления результатов, ни даже ужина. Менторы разводят обоих по комнатам - Ричард и Иоланта вырываются, они предпочли бы остаться вдвоём. В таком состоянии ими легко овладевает животный страх. Ещё пара дней шампанского и безопасности; уже, считай, один. И потом они... Иоланта начинает плакать первой. Ричард слышит, как она всхлипывает дальше по коридору, повиснув у Альдо на руках. Сам он пока ещё держится - успевает завалиться в кровать и взглянуть на Алву снизу вверх. Только потом его прорывает. В складках одеяла он находит худую, поджарую руку ментора и крепко сжимает её, чувствуя, как постыдно дрожат губы. Он боится остаться один хоть на секунду - мгновение сейчас покажется ему вечностью. - Я хочу домой, - причудливые переливы подсветки на границе зрения и полная полутьма над кроватью. Шампанское. Пузырьки. Пузырьки поднимаются вверх, лёгкие, а он остаётся внизу, придавленный ужасом и усталостью. Эгмонт Окделл с невесёлой улыбкой смотрит на него сверху вниз. - Я хочу домой, пап, - тихо и серьёзно просит Ричард, чувствуя, как намокают его щёки. Алва, к его чести, не говорит ничего. Он наклоняется и легко касается губами горячего, как от лихорадки, лба. Губы у него удивительно шершавые, и это последнее, что Ричард запоминает перед тем, как заснуть.