Камнепад

Ричард отмывает от крови меч и как раз раздумывает над тем, что пора бы уже замаскировать свой броский наряд, вымазав его глиной (хотя вовсе не хочется), когда они чувствуют первый толчок. Глухое ворчание под ногами - а затем земля вдруг бросается навстречу, словно хочет непослушной кошкой запрыгнуть на руки. Уже в следующий миг Ричард находит себя на четвереньках. Падая, он рассадил колени. Валентин рядом сохранил и спокойствие, и равновесие, однако выставил руки по обе стороны тела и выронил алебарду. Молча, они переглядываются, убеждаясь в том, что на ум им пришло одно и тоже: горы и расщелины в них резко перестают быть безопасным местом. Интересно, сколько денег ушло у Распорядителей на то, чтобы устроить землетрясение? Сколько лет на них можно было бы досыта кормить небольшой дистрикт вроде Двенадцатого? Ричарду повезло, что он хотя бы читал о таких явлениях - иначе, наверное, до смерти бы растерялся, раз уж ему и сейчас нелегко собрать мысли в кучу. Он тяжело поднимается на ноги (отлично, штаны уже в грязную и кровящую полосочку), подхватывает ставшую привычной за пару дней сумку с вещами, вновь берёт в руку так вовремя отложенный в сторону меч - и они идут. Точнее, сначала договариваются, куда именно. - К морю, - Валентин непреклонен. Кроме того, у него есть подходящие аргументы: - Свора боится воды, к тому же, нам нужна пища посерьёзнее зелени, если хотим, чтобы сил хватало на долгие переходы и сражения. Здесь дичи явно не сыскать, - да, собаки всю распугали, это точно. Ричард морщит лоб в раздумьях: - Погоди, но разве ты не от моря пришёл? Иоланта сказала, что от Рога ты в ту сторону направился. - Нет, - Валентин, как обычно, немногословен, однако после короткой паузы всё же снисходит до пояснения: - Только сделал вид. Спустился, потом обогнул холм. Чтобы, если бы кому-то пришло в голову меня преследовать, он хоть ненадолго сбился бы с пути. Конечно, профи и по следам читать не умеют - им-то охотиться не приходилось. И там, где какой-нибудь Наль (да и сам Ричард) в два счёта бы вычислил, куда Валентин направился, Поликсена могла бы всерьёз заплутать. В любом случае, разумный ход - кто ещё станет преследовать профи, кроме профи? Ричард не возражает против моря - разве что переспрашивает: - Уверен, что рядом с ним будет больше дичи? - Нет, - честно признаётся Валентин. - Но, если что, я умею ловить рыбу, - помедлив, словно бы нехотя, он добавляет: - Мы жили у озера. Если я положился на твоё знание трав, ты тем более должен доверять мне во всём, что касается воды. Ричард пожимает плечами - ладно, что уж там, договорились. Некоторое время они шагают молча, однако любопытство пересиливает усталость, недоверие и отдышку. - Это было большое озеро? Валентин с подозрением склоняет голову к плечу: - Зачем спрашиваешь? - Просто интересно, - вздыхает Ричард. - В Двенадцатом, если хочешь знать, только маленькие пруды. И то в... - тут он спохватывается, что охота незаконна и выходить за ограду запрещено; скомкано заканчивает: - ...в таком месте, где их не каждый найдёт. - Не интересно, - честно признаётся Валентин. Этим могло бы и закончиться, однако почти тут же он добавляет: - Это было большое озеро. У нас, в первом. И мы с братьями часто... - С братьями? - радостно перебивает Ричард и тут же смущается. - Ой, прости. Продолжай, пожалуйста. - С братьями, - с нажимом, с некоторым раздражением поясняет Валентин. - У меня два младших брата, - добавляет он, ожидая, видимо, очередного возгласа от собеседника, но тот нем как камень. - И две старшие сестры, - Ричард продолжает молчать и улыбаться. Ему почему-то очень нравится тот факт, что союзник, оказывается, тоже из большой семьи. Его есть кому ждать - и кого-то из них обязательно дождутся. - Был старший брат, но он... - Валентин уже явно поддразнивает, однако Ричард только кивает. Впрочем, лица у обоих грустнеют. Кем бы он ни был, этот неназываемый старший брат, с ним явно ничего хорошего не случилось. - А у тебя? - неожиданно спрашивает Валентин, когда его спутнику уже начинает казаться, что их разговор на этом и кончится. - У тебя же тоже есть братья и сёстры? Вся эта неспешная беседа - славная пища для телезрителей, если подумать. Если нигде в это время не происходит никакой грандиозной бойни, внимание камер, скорее всего, направлено именно на них - всё лучше, чем показывать карабкающихся с горки на горку или прячущихся в зарослях трибутов-одиночек. - Три младшие сестры, - с гордостью поясняет Ричард. - Да, ты упоминал про них в интервью, - Валентин пожимает плечами со скучающим видом, будто это должно быть принято как данное: в смысле, то, что он помнит всю ту ерунду, которую Ричард болтал перед камерой. Впрочем, никто бы не удивился, если бы оказалось, что он помнит всё и про всех. Именно такое впечатление он и производит издалека - а вблизи оказывается, что он неожиданно часто хмурится и тоже способен нервно кусать губы. А ещё у него пятки холодные, вот так-то. Они идут почти целый день, забирая правее от речушки - забредая в соседнюю долину, по которой течёт ещё один ручей, почти такой же на вид. Все они, без сомнений, устремляются к морю, так что тут не заблудишься. Валентин говорит, что в этих мелких потоках рыбы нет - по крайней мере, крупной; однако клубней в достатке, а ещё по пути Ричард показывает спутнику съедобные травы и даже ягодные кусты, чтобы удостовериться, что он не погибнет с голоду, даже если им придётся разделиться. Если подумать, это совершенно против здравого смысла. Ричард знает об этом; но всё равно делает. Два брата и две сестры - это даже больше, чем у него самого. Что уж тут сказать. Следы стаи видны даже здесь - отпечатки во влажной глине, сломанные ветки и молодые деревца. Впрочем, с точностью сказать, та же эта или ещё одна, невозможно; хотя мысль о двух собачьих сворах, рыскающих по лесу в поисках добычи после заката, внушает настоящий ужас. Ближе к вечеру, часа в четыре, если верить положению солнца на небе, ручей вдруг пересыхает. Они возвращаются к предыдущему, чтобы убедиться, что в нём тоже не осталось воды. Это уже явно проделки Распорядителей - благо, обе фляги полны до краёв, но вот что делать, когда они опустеют... - Это тоже как-то связано с морем, - решительно заявляет Валентин. - Или, может, с землетрясениями, - он уже не кажется таким уверенным. Как бы то ни было, воды больше нет, даже русло под всё ещё немилосердно палящими лучами постепенно, никуда не торопясь, подсыхает - и они потихоньку начинают озираться в поисках места для ночлега. Впрочем, Ричард по этому поводу не слишком беспокоится - они могут устроиться и на дереве, главное только - выбрать какое-нибудь с кроной погуще: вряд ли Поликсена разучилась метать копья на большие расстояния. Валентин, выслушав казавшееся Ричарду в высшей степени очевидным предложение, только округляет глаза: - Ты имеешь в виду, мы залезем на дерево и будем там спать? - он так искренне недоумевает, что не рассмеяться просто невозможно. - Залезем в спальник, - терпеливо поясняет Ричард, стараясь перестать улыбаться так широко, - я примотаю нас к развилке верёвкой на всякий случай. Всё в порядке, мне дома... друзья показывали, как это можно сделать, - друзья, как же. Если только друзья отца. Они учили Ричарда не только обращаться с запретным оружием, но ещё и скрываться от миротворцев. На всякий случай. Мало ли, когда это может понадобиться - и вот, пригодилось, надо же. - Ни в коем случае, - Валентин складывает руки на груди. - Я не доверяю твоей способности вязать узлы. Мы упадём и разобьёмся; это будет самая глупая смерть трибута за всю историю Голодных Игр. Двух трибутов, если на то пошло. - Твои предложения? - невольно сердится Ричард. Тут он, конечно, может ничего больше не говорить: искать пещеру после утреннего толчка кажется даже более неразумным, чем залезть на дерево и ждать, пока под ним разверзнется земля; и всё же необходимо как-то скрыться и от собак, и от трибутов, которые вполне могут выйти на охоту ночью. Вероятно, кто-нибудь уже успел исследовать охотничьи повадки стаи и научиться избегать её... в то время как Ричард что? Жевал яблоки и пытался поймать кролика? И каждый раз ловил трибутов. Ладно, это тоже не так уж плохо. - Мы что-нибудь придумаем, - говорит Валентин. - Солнце ещё высоко, - но это неправда и он ведёт себя так неразумно, вопреки своему обыкновению, что даже Ричард складывает два и два. - Ты боишься высоты? - Не то чтобы, - теперь Валентин звучит уже крайне раздосадованно. - И всё же... Я никогда ещё не лазил по деревьям и не уверен, что у меня получится. Это оказывается большим, чем Ричард способен переварить с первого раза. - Как? - тупо повторяет он. - Никогда? Как так получилось? - У нас в Первом не так уж много деревьев, - ворчит Валентин. Он всё ещё стоит, сложив руки на груди. - И все они очень высокие, - добавляет он, задирая глаза, чтобы, видимо, показать масштаб. - Ну уж нет, - возмущается Ричард, потихоньку оправляясь от изумления. - Я это так не оставлю. Я научу тебя. И начнём мы сегодня же, нет, сейчас же, - закат уже путается в ветвях, и над перелеском плывёт сладкий птичий гомон. Благо, всего за десять минут быстрым шагом они высматривают подходящее место для ночлега - раскидистый дуб угнездился у подножия холма, поросшего чахлыми, пыльными деревцами, которых Ричард в жизни не видел и о которых точно не собирается раздумывать. Он закидывает сумку на плечо и оглядывается на Валентина: - Новички вперёд. Тот кажется ещё бледнее обычного, но больше не препирается даже для вида. Должно быть, дикие псы в любом случае пугают его больше перспективы оказаться на верхушке дерева. Ричард лезет сразу за ним и по мере сил подсказывает, куда ставить ногу, за что ухватиться. В конце концов, если Валентин упадёт на него, добром это ни для кого не кончится. Медленно, но верно они продвигаются выше, и к тому моменту, когда сгущающиеся сумерки окончательно ограничивают обоим обзор, Валентин уже карабкается достаточно уверенно, чтобы справиться самостоятельно, хоть Ричарду и пришлось ещё в самом начале пути забрать у него рюкзак (с притороченной к боку алебардой, конечно же), чтобы не мешался. Да, вот сейчас бы спрыгнуть вниз и удрать со всеми припасами, оставляя беспомощного профи в непривычной для него среде... Но этого Ричард не делает. Напротив: он принимается подбадривать. - Уже почти всё! Всего несколько метров осталось! - Заткнись, - фыркает Валентин, однако Ричард продолжает и даже немного повышает голос: - Вот это захват! Ну и задал же ты этой ветке жару! - пока сверху на него не сыплются вместе с чешуйками мха и коры тёплые нотки тихого смеха. - Вот дурак, - бормочет Валентин, и что-то в его тоне напоминает Ричарду о Дейдре: такой же колючке с чужаками, но способной быть пронзительно-трогательной дома, в кругу семьи. Интересно, показывают ли их двоих сейчас? Смотрят ли в Двенадцатом? Должны - самое время, когда все собираются за столом. И Ричард позволяет себе поскучать немного по Шлаку, Луговине, лесу за изгородью, покосившемуся домишке и знакомым улыбкам; немного - до того момента, пока они не оказываются в подмеченной им с земли развилке. Здесь так просторно, что можно спать почти без опаски свалиться, хотя она, конечно, не так высоко, как хотелось бы. Ладно. Для Валентина и это уже почти подвиг. Они ужинают - остатки хлеба, листья и яблоки снова, фляги уже пустеют наполовину - и смотрят, как в ночном небе навсегда растворяются брат и сестра из Восьмого - единственные жертвы этого дня. Позже, когда союзники забираются в спальник и, выполнив все предварительные меры предосторожности (а именно чудеса вязания узлов - вот порадовался бы руководитель этой секции из Тренировочного Центра, если бы видел), Ричард всё так же засовывает брыкливые холодные пятки напарника себе между ляжек (разумеется, с единственной целью нормально выспаться и не вздрагивать каждый раз от их лягушачьего прикосновения), никто ни слова по этому поводу не говорит. Так и должно быть. Возражений не следует. Видимо, страх упасть сильнее взаимных опасений - в этот раз они придвигаются друг к другу настолько близко, насколько возможно, кроме того, конечно, ни одному из них в голову не приходит засыпать с оружием в руках - чтобы не уронить его вниз и не потерять безвозвратно. Хотя возникает вопрос, куда деть освободившиеся конечности, - но он разрешается сам собой, когда утром они просыпаются в объятьях друг у друга и очень возмущаются по этому поводу. Даже как-то слишком громко.