Камнепад

На следующий день они решают придумать что-нибудь особенное. Что-нибудь по-настоящему захватывающее, раз уж теперь вовсе не понятно, чего ожидать. Профи, которых Ричард опасался всё это время, больше не представляют опасности. Кто-то другой убил Поликсену, а возможно, и парня из Девятого, чей портрет вчера тоже появился в небе, - кто-то из оставшихся трибутов, но явно не Юлия и тем более не Гизелла. За завтраком Ричард и Валентин пытаются вспомнить, кто же ещё остался. Они не знают ничего о парне из Седьмого, обоих ребятах из Десятого - и об Иоланте тоже, стоит признать. - У неё сломана рука, - напоминает Ричард, обсасывая рыбные кости. - И ещё она не умеет охотиться. - Я тоже не умею охотиться, - признаёт Валентин. - Это не аргумент. Раз она вошла в восьмёрку, значит, она достойный противник, о котором не следует забывать. - Да брось, - отмахивается Ричард. - Гизелла и Юлия тоже ещё живы, но ты же не станешь бояться их? - Знаешь, - с самым серьёзным видом тянет Валентин. Он так задумался, что даже отставил в сторону только что открытую флягу, - рано или поздно Гизелла умрёт. И тогда ничто не помешает переполненной яростью и болью Юлии вернуться в игру. Ты видел, как она обращается с моргенштерном? - Видел, - признаёт Ричард. - Чувствовал, - синяк у него на спине заживает, но всё равно болит до сих пор. Несильно, как напоминание. Ладно, эту возможность тоже не стоит отбрасывать в сторону, хотя, чтобы по-настоящему стать опасной, Юлии придётся добыть откуда-то воду и еду, а профи в этом испокон веков не слишком-то преуспевают. Интересно, кто теперь завладел остававшимися у Рога припасами? - Девушка из Десятого не выглядела опасной, - отмечает он. - Я помню её по тренировкам. Рыжая, худенькая, с острым живым личиком. Её едва было слышно, когда она отвечала на вопросы Эмиля Савиньяка во время интервью, а когда слова и разносились на весь зал, они казались странными и какими-то чуждыми. В Двенацатом не так говорят, это точно. Однако девушка была хорошенькая, кому-нибудь она точно запомнилась. Может быть, даже спонсорам. Валентин лишь смотрит искоса: - Я не доверяю твоим суждениям. Ты никого не принимаешь всерьёз. - Ну почему же, - принимается спорить Ричард. - Если парень из Седьмого обзавёлся топором... - да, парень из Седьмого выглядел угрожающе и совсем не стеснялся демонстрировать свои умения перед всеми, как профи. На интервью он беспрестанно шутил и улыбался так заразительно, что это с лихвой компенсировало всё остальное. Кажется, от Распорядителей он тоже получил девятку (неудивительно), но имени его Ричард не запомнил, как и внешности. Валентин не спорит с этим утверждением и лишь устало склоняет голову. Этой ночью он то и дело просыпался, вздрагивая, нечаянно будя и Ричарда. Они оба не то чтобы выспались, но могло быть гораздо хуже. - Помнишь что-нибудь о парне из Десятого? - Что-нибудь кроме его боязни сцены? - со смешком уточняет Ричард. Прерывистый голос, расточающий бесконечные угрозы. И вот он в первой восьмёрке - стало быть, не то чтобы блефовал. Может, и Поликсену прикончил именно он? Кто-то из них, но узнавать раньше времени, кто именно, нет никакого желания. Следующими вполне могут стать они двое. У Валентина есть интересная идея, так что первую часть дня они проводят, сооружая плот из в обилии валяющихся на берегу сухих веток и брёвен. На плот уходит вся оставшаяся у Ричарда верёвка и бОльшая часть его оставшегося терпения - от него, честно говоря, мало проку, так что, собрав весь плавник в указанное напарником место, он уходит проверить ловушки и нарвать ещё яблок. Петли на месте, нетронутые - он сам едва не попадается в одну из них и лишь в последний момент вспоминает, что на это место наступать уже не стоит. На обратном пути Ричард забирается на яблоню и набирает полную шапку - пусть Валентин ворчит сколько угодно, что он больше к этой кислятине не притронется, слишком уж они напоминают о доме, о Двенадцатом. К тому же, хоть какая пища на арене не повредит. Сегодня им снова придётся развести костёр - утром они доели последнюю заготовленную рыбу, чтобы не протухла. Так что Ричард заодно набирает немного каштанов. Это тоже скорее осеннее лакомство, но жара-то летняя... В общем, обычные трюки Распорядителей. Всё, чтобы с толку сбить. Когда он возвращается, плот уже готов, более того, Валентин постарался подтащить его ближе к воде, но не преуспел в этом. Ричард помогает ему и, когда они уже почти готовы пуститься в плавание, вдруг замечает вязанку сучьев, которую союзник вознамерился тащить с собой. - Зачем это? - удивляется вслух. - У меня есть идея, - повторяет Валентин в который уже раз за их не такое уж долгое партнёрство. С другой стороны, идеи у него всегда хорошие. - Я подумал: может быть, нам не обязательно возвращаться на берег. Давай проверим, насколько далеко мы сможем отплыть, и будем отталкиваться от этого. Большинство трибутов не умеют плавать в любом случае, так что море для нас относительно безопасно, особенно на достаточной глубине. - На достаточной глубине могут водиться всякие твари, - зябко передёргивает плечами Ричард. Однако, в целом, идеей он восхищён: убегать и никого не убивать - его любимая стратегия в действии. Правда, на плоту в полдень должно быть невыносимо жарко - и без клочка тени, чтобы скрыться, но Валентин подумал и об этом - в конце концов, у Ричарда есть лишь немного подранный плед и при некоторых усилиях его можно приспособить в качестве навеса. - Ты просто сумасшедший, - выдыхает Ричард, когда слышит обо всей этой затее в первый раз, а затем вдруг обнимает его - по наитию, а не потому, что им стоит поддерживать байку о двух влюблённых. Хотя об этом тоже нельзя забывать. Вместе они сталкивают плот на воду. У Валентина есть некий опыт с такими штуками, но по тому, как он выдыхает и расправляет плечи, Ричард понимает, что не у него одного были сомнения в том, поплывёт ли. Поплыло. Двое работают сообща, погружая на импровизированное судно все припасы, а потом забираются следом, но плот всё ещё держится на воде относительно устойчиво. В любом случае, если что, они оба умеют плавать. - Здорово, - солидно озвучивает Ричард, задирая вверх большие пальцы. - Теперь нам нужно имя, - вёсел у них, разумеется, нет, так что они черпают чем придётся, и это, может быть, даже опасно, совершенно безумно - вроде как в морях бывают течения и всё такое; однако Валентин уверен, что раньше арена кончится, чем у них это выйдет. Никто не даст двум трибутам сбежать в открытое море - однако берег удаляется и это и вправду всё больше напоминает побег. Ричарда охватывает нечто вроде ликования, как будто он победил и навсегда оставляет позади ставшие ненавистными холмы. Где угодно будет лучше, чем здесь. - Какое-нибудь, чтобы приносило удачу, - выносит предложение Валентин. Действительно, удача в их случае вовсе не будет лишней. - Алва приносит удачу, - не подумав, роняет Ричард, однако эта идея неожиданно встречает у союзника одобрение. - Ты смотрел его Игры? - интересуется он. Их повторяют по телеку чаще многих других (не целиком, конечно, а нарезку самых интересных моментов), однако перебои с электричеством привели к тому, что Ричард ни разу не видел их от начала и до конца. Он потому и не знал, что Алва так классно фехтует, и уж тем более не подозревал, что... - Тогдашний комментатор - Арно Савиньяк - дал ему прозвище "Ласточка". - А я думал, что его все Вороном зовут, - возражает Ричард, и Валентин пожимает плечами: - Не прижилось. "Ласточка" всё же куда нежнее звучит. И связано с морем... - "Мокрая Ласточка", - фыркает Ричард, и Валентин пихает его в плечо: - Сам ты мокрый, - вроде как это его немного задело. Он вообще знает об Алве подозрительно много - столько, будто был его фанатом многие годы, но Ричард решает не спрашивать. Если бы он начал этот разговор, в конце его обязательно столкнули бы в воду и мокрым оказался бы именно он. Отплыв от берега на значительное расстояние, они начинают продвигаться более осторожно. Валентин находит среди их припасов Ричардовы каштаны и придумывает кидать их вперёд. Распорядители могут сколько угодно делать вид, что никакого силового поля вокруг арены нет и в помине, и даже вырезать отрывки с его упоминанием из эфира, но слухи распространяются быстро и, конечно, за столько лет все уже обо всём знают. Не хотелось бы только наткнуться на невидимую преграду со всего размаху. Говорят, она ещё и под напряжением. Море удивительно спокойное - они движутся вперёд и сами по себе, но крайне медленно, и Ричард не сомневается, что в случае чего спокойно смогут вернуться, подгребая чем-нибудь в сторону берега или даже вплавь, волоча за собой плот за предусмотрительно оставленный Валентином обрывок верёвки. Установить навес от солнца у них не слишком-то получается - конструкция выходит максимально кособокой и скорее уж напоминает остроконечный шатёр, в котором обоим приходится сидеть чуть не в обнимку. Разумеется, на плоту и в принципе не так уж много места. Что ж, подходящие обстоятельства для того, чтобы положить Валентину голову на плечо. Можно даже осторожно и нежно коснуться губами его шеи. Это ведь то, что делают влюблённые люди? Родители Ричарда такими глупостями не занимались, по крайней мере, не на глазах у детей, и ему трудно привыкнуть, тем более - сжиться со знанием, что каждое его движение в такие моменты наверняка показывают по телевизору во всём Панеме. Может, ещё и повторяют в ночные часы. И всё-таки он пытается об этом не думать. Валентин невозмутимо бросает вперёд каштаны и гладит его по волосам, словно так и надо. Мир вокруг пахнет солью, и солнцем, и летом, и это, наверное, самый приятный, самый спокойный момент за все игры, так что Ричард наслаждается им, пока может. Но долго это не длится. Скоро плот вдруг ни с того ни с сего останавливается на месте, словно приклеенный. Несколько бросков вперёд подтверждает, что всего в паре метров от них находится невидимый барьер - каштаны отскакивают от него с шипением и треском, падают, почерневшие, в воду, а один даже умудряется приземлиться на брёвна плота. Осторожно поднимая его самыми кончиками пальцев, Ричард убеждается в том, что он идеально пропёкся и готов к употреблению в пищу. В Первом дистрикте и каштанов не едят. Ничего, это недоразумение они исправляют быстро. Что ни скажи, место для лагеря идеальное - течение не унесёт их в море, можно не опасаться и врезаться в барьер, если, конечно, не слезть с плота и не поплыть ему навстречу. Здесь никто не достанет их - по крайней мере, тому, кто захочет, придётся тоже смастерить плот или преодолеть значительное расстояние вплавь, но берег с этой точки неплохо просматривается (не так уж они далеко), так что в таком случае можно успеть что-нибудь предпринять. Даже мысль заночевать здесь вовсе не кажется безумной. И хоть Ричард с тревогой посматривает вниз, глубина в этом месте не такая большая, а вода прозрачная - получается даже различить под ними смутное подобие дна, хотя, возможно, это просто граница, до которой добивают солнечные лучи. - "Мокрая ласточка" - корабль высшего класса, - довольно подтверждает Ричард. И после этого его всё-таки сталкивают в воду. Этой ночью в небе нет портретов, а вокруг них - Игр. Над головами - звёздное небо. На берегу - один или два трибута (с такого расстояния не понять, кто именно), но и они быстро исчезают в лесу, не желая долгое время оставаться на виду. Ричард скинул мокрую одежду и с ворчанием закутался в плед, но ему не холодно - море отдаёт полученный за день солнечный жар даже медленнее, чем суша. Кроме того, у них есть восхитительно уютный спальный мешок из отражающей тепло ткани. У опреснителя кончается батарейка - есть ощущение, что её хватило ровно на десять использований; и в этот раз они оба знают, что поцелуев не будет достаточно. Все эти дни напролёт они целовались и целовались, но новый парашют всё не спешит появляться в небе. - Боятся, что батарейка упадёт в воду и промокнет? - неуверенно предлагает Ричард, но, в конце концов, на весь Капитолий наверняка имеется хоть один водонепроницаемый контейнер. Валентин даже не находит нужным ответить - он внезапно отталкивается так сильно, что плот начинает качать, и с головой ныряет в море такого же насыщенно чёрного цвета, как и небо над ними. Когда он вынырнет, он, как ни в чём не бывало, заметит: - О нет, теперь моя одежда тоже промокла насквозь. И снимет её с концами. А потом они сделают то, что должны, вот и всё.