Три мечты

- Улыбочку! - Сюда, сюда! - Рин, мы тебя любим! - Улыбочку! - Для "Британского вестника", пожалуйста!.. - Для "Мод Империи"! - А теперь для "Стоп-снято"... - Любим те-ебя! Журналисты и фотографы могли бы и не упрашивать: юная киноактриса Рианнон Кларк упивалась всем достающимся ей вниманием и улыбалась совершенно искренне. Им только и оставалось, что выкрикивать названия своих газет да надеяться, что она не только расслышит что-то конкретное в общем хоре, но и соизволит уделить им отдельное внимание. Впрочем, сегодня она в превосходном настроении и готова подыграть даже несчастным колониальным журналам, терпеливо дожидающимся своей очереди. Чего уж говорить об уважаемых и полезных изданиях, на страницах которых надо бы появляться как можно чаще? Для любой восходящей звезды кинематографа Британской империи важным признаком признания считалось помещение их светлых лиц на первые страницы "Вестника"... А теперь она имеет самое прямое отношение к этому пантеону. Сегодня был день ее личного великолепного триумфа. Два года как она была занята на производстве эпического фильма "Черный рассвет", посвященного гипотетической войне между Британией и Германией. По сюжету она, простая старшеклассница провинциальной академии по имени Гвиневра Тойнби, присоединилась к отряду своих сверстников, борющихся против оккупационных войск Бунда. На протяжении двух часов пятеро подростков воюют и любят, спорят и мирятся, жертвуют собой и выживают благодаря смекалке, отваге и удаче. Погони и перестрелки сменялись посиделками у костра, а за ними, в свою очередь, шел сегмент с убийством лидера предателей. Заканчивалось все последним, неравным боем, где Гвиневра и ее любовник держат отчаянную оборону против превосходящих сил врага. Они погибают, забирая за собой в могилу больше тридцати немецких штурмовиков грамотным взрывом. И в последней сцене фильма, уже после победы над Бундом, в родном городе героев торжественно открывают скромный, но исполненный достоинства памятник павшим и оставшиеся в живых родители принимают из рук генерала посмертные награды... Звучит-то всё просто, даже несколько примитивно - но сценарий и должен был быть таким, как Рин объяснили. Основные идеи фильма, правильные и полезные, так проще донести; к тому же "простой" сценарий на самом деле предлагал простор в реализации. И вот тут режиссер развернулся на полную. Юные таланты на главных ролях, признанные величины на втором плане и целые сотни, сотни актеров массовки; тщательно, с любовью подобранные костюмы; проработанные до мелочей декорации и практические эффекты, грамотно совмещенные с компьютерными технологиями. И, конечно, натуралистичность. Кровь там, где она нужна, где она и должна быть, убедительное насилие... И нагота. Ей пришлось дважды оголяться по ходу действия - и, что бы там не причитали родители, Рин это понравилось. Что эти селюки вообще понимают в искусстве? Пусть возмущаются сколько их мещанским душонкам влезет. Зато слышать, какой фурор произвели эротические сцены в ее исполнении... Это было вдвойне приятно. И, конечно, особенно душу грела мысль, что те сцены были оплачены по высшей ставке. Она впервые получила ведущую женскую роль в фильме подобного масштаба - и ее выбрал на нее лично господин Уильям Тауэрс, одна из ведущих фигур всей индустрии. Раньше Рин приходилось браться за комедии, дешевые мелодрамы и плохонькие экранизации книг; причем зачастую даже в таких мелочах ей отводили второстепенные, незавидные роли. Казалось, будто родители были правы и ей придется вернуться в родную провинцию пай-девочкой, надеющейся на прощение и понимание... Но однажды ее увидел Тауэрс, тогда только подбиравший актеров для "Рассвета", и это навсегда изменило ее жизнь. Магнат был поражен уникальным сочетанием истинно британской красоты и, как он сказал, "житейской простоты". Сама Кларк раньше ненавидела эту отсталую провинциальность, но ей показали, как ее можно обернуть в сильное преимущество. Созданный по итогу многих усилий образ одновременно радовал мужской глаз и западал в душу. Сочетание действительно оказалось впечатляющим и эффектным. Пусть другие актрисы гоняются за вечно меняющейся модой высокого света и подвергают себя опасным операциям; через десяток лет от них ничего не останется. Она же сохранит и сбережет классическую британскую красоту, благодаря которой навсегда останется актуальной... Одна из первых мудростей Тауэрса, но отнюдь не последняя. Затем она вместе со своим партнером по съемкам Кэлом Мурреем, тоже молодым талантом, пошла на интервью. Хороший парень, расторопный, проворный, выносливый и послушный... "Британский вестник" отправил по их души своего лучшего специалиста в области кино, и разговор получился в самом деле интересным. Впервые Рин задавали столько интересных вопросов - и впервые столь внимательно слушали ее ответы. Она, в пределах разумного, старалась быть открытой и честной: сходу назвала точный гонорар, отреклась от любых любовных отношений, с удовольствием поведала о лучших моментах съемок. Отдельно, конечно, коснулась "актуального" блока: поделилась тем, как скорбит по покойному кронпринцу, и как желает всего наилучшего его сменившему принцу Шнайзелю. Все как учили: скромная улыбка, прямой взгляд, четко поставленная речь и закрытое синее платье. Нечего открывать больше, чем требуется; если кто-то так хочет полюбоваться ее отличными формами, пусть идет в кино. На публике лучше держаться изысканно и несколько отстраненно, сохраняя тем самым простор для маневра в непредвиденной ситуации. Вне сцены она тоже играет роль, и с ней должна справиться ничуть не хуже. Стоило журналистам наконец-то отстать, как Рин поступило сразу два предложения. Кэл Муррей предлагал отправиться в известный ему бар и расслабиться там, отдохнуть от внимания и забот. Кловис Галлоуэй, актер куда старше и авторитетней, пригласил "многообещающую коллегу" на торжественное чаепитие, обещая приятную компанию и некие "полезные разговоры". Обоим мужчинам Кларк ответила обещанием подумать насчет их идей; некогда было уже тратить время на длительные обсуждения, Её ждали в другом месте. Об этом ей дали знать еще за обедом. С ней хочет увидеться Уильям Тауэрс, продюсер "Рассвета", богатейший медиамагнат... И ее покровитель. Благодаря его вмешательству ее карьера получила столь значительное ускорение, ему она была обязана сегодняшним триумфом. Теперь же он хотел, по словам посланца, обсудить ее дальнейшие карьерные перспективы. Разумеется, все остальные приглашения тут же отошли на задний план: она должна была оказаться в офисе как можно скорее. Там ее ожидали удобное кресло, чашка ароматного чая и разговор с человеком, способным сделать ее звездой первой величины. - И какие же планы на ночь? - Поинтересовался Тауэрс у подопечной, стоило им обменяться формальными приветствиями. - Как собираешься отмечать свой грандиозный успех? - Ну... - Тут она могла быть предельно откровенной. - Кловис позвал меня на совместное чаепитие... - Я бы на твоем месте отказался, Рин. - И все же, какая разница в подходах! Её отец бы тут же начал возмущаться, начал бы кричать и ругаться... Что с него, деревенщины, взять. Зато медиамагнат, ее начальник и покровитель, говорил тихо и уважительно. - Тебе нечего делать в подобных местах. - Могу ли я спросить почему? - Потому-то и в ее тоне не было наглости, на которую так любили жаловаться всем соседям родители. - Подобные собрания, Рин, это участь уже угасающих звезд. Они чувствуют скорый закат, ощущают неумолимое приближение старости и то, что скоро пройдут их лучшие дни. Вот, пока могут, они собираются своим кругом: поминают былые заслуги, моют косточки старым врагам, да клянут ненавистных продюссеров что есть силы. Подобные собрания более всего похожи на затянувшиеся похороны: похороны лучших дней и прежних достижений. - Объяснил Уильямс. - И это плохо отразится на твоем духе. Рано тебе еще ходить по музеям, когда в мире столь много интересного. - Ещё Кэл приглашал меня в бар. Уже одну меня, без чьей-либо компании. - И от этого предложения тоже лучше отказаться. Пусть и по противоположным причинам. - Почему? - Муррей мальчик талантливый, бесспорно, но уж больно ему полученный гонорар в голову ударил. Я видел с десяток подобных актеров на своем веку: многообещающих, раскованных, смелых, уверенных в своей победе... - С ней говорили все тем же терпеливым, ровным голосом. - И закончили они плохо, быстро потеряв над собой контроль. Передозировка, отравления, оскотинивание... Забыли, что в любом ремесле важны сдержанность и умеренность. И такой судьбы тебе точно лучше избегать. В тебе, Рин, скрыт большой потенциал: ты не должна его растратить впустую. - Я поняла. - И утвердительный кивок светловолосой головы. Если и принимать от кого-либо наставления, то только от такого человека. - Думаю, я могу предложить тебе нечто другое. Нечто, что будет тебе полезней. У Рин уже была идея, почему Тауэрс настолько настойчив в нежелании отпускать ее этим вечером. Ведь явно неспроста он так восторженно отзывался о ее красоте; и уж наверняка он не просто так взял вчерашнюю актрису второсортных комедий на главную роль в эпическом фильме. Кларк не вчера родилась, она неплохо знала изнанку своего ремесла и кое-какие его грязные секреты. Странно только, что она никогда не слышала подобных сплетен о Уильяме раньше; вот уж кто, получается, настоящий мастер конспирации. Ну что же... Бывают и варианты похуже. Господин Тауэрс хотя бы выглядит молодцеватым и по-своему красивым, а уж в его выносливости Рин успела убедиться за время совместной работы. Право, могло быть хуже, много хуже: её несчастной подруге Гвен, например, приходится обхаживать уродливого, заплывшего жиром и самомнением брюзгу, вечно недовольного, вечно воняющего. Просто омерзительно! Тут же, как минимум, можно вытерпеть ради будущего; а, возможно, и удовольствие получить в самом процессе... Но слова покровителя смогли ее в самом деле удивить. - Лучше всего ты поступишь, если вернешься на месяц к родителям. Примиришься с ними, поделишься частью своего заработка. Думаю, увидев перед собой столько фунтов, они моментально изменят отношение что к тебе самой, что к твоей профессии. Потом вернешься сюда и мы совместно подберем тебе новую роль. Достойную, можешь не сомневаться в этом. - Но зачем мне ехать туда, в это несчастное захолустье? – Рин, было, подумало, что дело в узколобом консерватизме её покровителя. Знала она за ним такой недостаток: Тауэрс совершенно серьезно поклонялся «Великому королю», верил в британскую идею неистово и исступленно – вот и пытается навязать своей подопечной образ жизни легендарных королев и принцесс. Но, как показал дальнейший разговор, Кларк была очень далека от истины со своим предположением. - Знаешь что британцы обожают в своих кумирах? - Что же? - Их приближенность к ним самим. У нас только Его Величеству и героям прошлого позволено быть полубогами, лишенными слабостей, привязанностей... От вас, актеров, требуют другого и ждут другого, что бы там не вбил себе в голову юный Кэл. Сейчас, конечно, вы оба на коне и оба главные любимцы публики. Да вот только когда светская хроника начнет рапортовать о его пьянках, гулянках и любовных похождениях, с него тут же спадет этот ореол. А рядом, на соседней полосе, будут твои фотографии, и вот они будут рассказывать совсем другую историю. Историю успеха, которым умеют правильно распорядиться; таланта, который помнит о смирении; дочери, любящей отца с матерью. Контраст, на мой взгляд, недурен, и очень полезен для карьеры в долгосрочной перспективе. - Мои родители, мистер Уильям, люди недалекие и чрезмерно... Забитые. Ханжи они, проще говоря. Как считаете, что они подумают, когда увидят на экране телевизора мои груди? - Все мы, люди, по-своему уродливы и убоги, и никто не лишен недостатков. И некоторые недостатки могут оказаться серьезной проблемой в общении, да. - Согласился магнат. - Но это не значит, что мы не можем меняться к лучшему... Тем более при виде впечатляющей суммы денег. Уж месяц-то они потерпят; может и в самом деле пойдут на мировую, почем мне знать. - Но, получается, - решила она прибегнуть к последнему аргументу на руках, - я не смогу работать? Но я ведь ничуть не устала, я готова продолжать... - Любому человеку после тяжелого труда нужно отдыхать. Пускай ты не чувствуешь усталость сейчас; она все равно в тебе копится. И поверь, ничего хорошего не случится, если ты выгоришь в первые несколько лет настоящей карьеры. Если бы Дейзи Фенетт, о которой, надеюсь, ты знаешь, снималась без перерывов... Думаю мы тогда бы не слышали ничего об "Огненной даме". И если ты собираешься стать "Светлой дамой", этот урок тоже стоит взять на вооружение. Конечно она знала о Дейзи Фенетт. Подлинная легенда британского кино, далекая родственница знатной и аристократической фамилии, своими трудами и красотой пробившаяся на вершину кино-Олимпа. Ею восхищались тысячи мужчин, ей завидовали и подражали тысячи женщин; именно она на два десятилетия вернула в моду рыжий цвет волос и именно ее платья и костюмы задавали тон во дворцах и на улицах Империи. А уж ее фильмография вызывала подлинное восхищение даже у самых предвзятых кинокритиков. Легендарные "Унесенные ветром", восхитительная "Владычица озера", до сих пор поражающие воображения "Семеро из Манстера" - это все классика кино, и классикой во многом их сдедала ее выдающаяся игра. Каждая молодая актриса в Империи старается походить на нее, веря, что и в ней сокрыт аналогичный дар - и Кларк не была исключением, тоже равняясь на Фенетт-Морган-Уэлсли. И до чего же приятно было слышать свое имя рядом с именем кумира... - Я все поняла. - Согласно кивнула Рин. - Сегодня уже слишком поздно, но завтра ранним утром я улечу в родную провинцию и окажусь у родителей еще до обеда. - Разумное решение. Тем более разумное, что ты оставила вечер этого дня свободным. Я как раз хотел попросить тебя об одной ответной услуге. Вот и настал момент истины - сходу поняла Рин. Ну что ж, внутренне она уже была готова услышать "это" предложение. Но тут, в этой комнате, нет ни дивана, ни кровати; неужели на столе? Или они уедут куда-то в более подготовленное место? - Я был бы польщен, составь ты сегодня нам с женой компанию. Она обожает кино и любит встречаться со звездами, а от "Рассвета" осталась просто без ума - особенно от твоей игры. Просила меня организовать знакомство. - Конечно же да! С удовольствием... - И все? Неужели все так просто? Может, это такой предлог для оргии? Но об этом Тауэрс наверняка сказал бы ей открыто: отказаться она все равно не может. Или... И удивление, помимо воли Кларк, проступило на ее лице. Все же ей предстояло еще учиться и учиться владеть собой... - А о чем ты подумала? - Уильям наверняка и сам догадался, о чем. Он просто хочет услышать это из ее уст. - Честно? - Да. - Обезоруживающе улыбнулся Тауэрс. - Я не кусаюсь, зато ценю откровенность партнеров. - Я думала, что вы предложите нам переспать. - И Кларк улыбнулась магнату, показывая, что ее эта мысль не смутила. Ответом стала доброжелательная, открытая улыбка. - Я счастливо женатый человек, Рин. Отец троих детей и верный супруг своей Изольде, которая отвечает мне взаимностью. - С этими словами Тауэрс указал на обручальное кольцо, поразительно грубой работы, на своем пальце. - Да, имеются здесь, на побережье Тихого океана, режиссеры и продюсеры, которых это нисколько не останавливает, и которые счастливы урвать с куста еще одну клубничку. Не буду называть имен, поскольку уверен, что ты их и так знаешь. Но я клялся Изольде в верности перед алтарем Великого короля и Матери Британии, а для меня это значит немало. - Но вы так хвалили мою внешность... - Исчерпывающий, нечего сказать, ответ. - А что, даме уже нельзя сделать комплимент без задней мысли? - Можно, конечно... - Вот-вот, именно. Нет, Рин, мой интерес к тебе носит сугубо профессиональный характер. - С этими словами Тауэрс встал из-за стола, и актрисе пришлось последовать его примеру. - Уже пять лет как я искал актрису, способную стать второй Фенетт. И теперь я предлагаю тебе не «служебный роман», не пустую ночь, но плодотворное и взаимовыгодное сотрудничество, способное принести желаемое каждому из нас. - И я, конечно же, согласна. – Отозвалась молодая звезда, польщенная подобным сравнением пуще прежнего. - Но на сегодня, Рин, с работой покончено. Дай мне свою руку; мы едем отдыхать и расслабляться. *** - Может, выключим телевизор совсем? Всё равно ничего толкового не показывают... - Предложила миловидная женщина. - Молчи, Нимуэ. - Отмахнулся от ее идеи глава семейства, - Пусть себе играет. Тут с минуты на минуту должен принц выступить с заявлением о Китае. И я его не пропущу, даже если тебе, как и всем нам, придется посмотреть кусочек мыльной оперы. - А что, отец, коль будет война - пойдешь служить? - Подзадорил своего старика сын и наследник, сам уже ставший родителем. - Если Империя позовет, я отвечу. Это мой долг, в конце концов. - Сказал после некоторого молчания глава стола. - Но я не думаю, что до меня дойдет дело. Возраст, все дела... Да еще и говорят о новом оборудовании в госпиталях, а я-то привык работать с тем, что было. И это было действительно так. Луг Трэверс сорок пять лет жизни отдал службе в армии Его Величества, сумев отличиться и заслужить немало наград. Он не был пилотом найтмера, штурмовиком, летчиком или артиллеристом - но повидать ему, военному врачу, довелось немало. Приходилось иметь дело с самыми разнообразными ранениями, проводить сложные операции в полевых условиях, доводилось работать и под обстрелом многочисленных врагов. Но с помощью знаний, упрямства и легкой руки Трэверс многим спас жизнь, многих сумел поставить на ноги и вернуть в строй, с честью исполняя свой прямой долг. Об этом красноречивей многих слов говорил парадный мундир, дожидавшийся в шкафу особого случая; он был украшен несколькими высокими орденами и другими знаками отличия, выделявшими бывалого медика из когорты собратьев по ремеслу. Предметом особой гордости Луга были золотые ветви омелы, пожалованные ему за выдающиеся заслуги на врачебном поле и врученные самим Его Величеством, когда Он посещал расквартированные в Индии воинские части. Поистине, тот жаркий и душный летний день он запомнит на всю оставшуюся жизнь; Трэверс мог сколько угодно считать себя проженным циником и скептиком, но получение столь почетной награды из рук самого Императора до сих пор, спустя многие года, продолжало волновать его сердце. Больше, чем выстраданными наградами, Луг гордился только своей семьей. Он, тогда еще только молодой и амбициозный специалист, нашел в Индии свою жену и любовь, свою Айрис, дочь незначительного чиновника из Бенгалии, и покорил что ее сердце, что сердца ее родителей. Она оказалась приятной любовницей, достойной женой и великолепной матерью; их единственный сын, Джимми, пошедший по юридической стезе, тоже ни разу не оплошал. Оказался ловким, умелым адвокатом и смог найти себе приличную жену, пусть и из семьи ниже достатком. Нимуэ его любит, она родила ему крепкого и хорошего мальчугана, и стала хорошей хозяйкой. Жили они на два дома в маленьком, спокойном городке Честер в Вермонте; Джимми занимался практикой, а Луг только три месяца назад перестал принимать пациентов. Решил, что теперь может отдохнуть и заняться домашними делами, полностью посвятить себя отдыху. Но не тут то было. Вчера он дал согласие целой депутации соседей на участие в грядущих выборах в провинциальную ассамблею. Уговорили они его, убедили, что некого послать от местного графства кроме пользующегося практически всеобщим уважением врача, украшенного многими орденами и медалями. Значит, в следующем месяце он поедет в столицу провинции и приступит там к почетным, но необременительным обязанностям депутата... Сегодня, впрочем, это его совершенно не волновало. Сегодня весь небольшой, но дружный клан Трэверсов был в сборе по счастливому поводу: Нимуэ была беременна вторым ребенком. Подобное событие однозначно нужно было отметить: вот они и собрались за праздничным столом, счастливые и довольные друг другом. - Ну что, Марвин, как тебе кино – понравилось? - Да-а, - с энтузиазмом отозвался юный Марвин, самый молодой член семьи, достигший только тринадцати лет, - очень здоровское кино! Мне всё понравилось! Спасибо большое, дедушка! - Ничего-ничего, ты это заслужил. – Покровительственно улыбнулся Луг, довольным взглядом рассматривая мальчишку. Славный паренек, пусть и немного полноват; ничего, скоро за девчонками бегать начнет и приведет себя в полный порядок. Ум на месте, ум варит как надо, а все остальное приложится. - Я все еще не согласна, отец, что вы разрешили Марвину туда пойти. Нечего там смотреть, особенно в таком возрасте. - Заиграла старая волынка в исполнении Нимуэ. Вот всем невестка хороша, но излишне нянчится с его внуком. - Одни кровища и голые женщины во весь экран, позор британского искусства сплошной... - Не одни... - Парень попытался было возразить, но его прервал властный жест деда. Ему с матерью спорить не подобает, но вот Луг с легкостью поправит заблуждающуюся невестку. - Ничего дурного в этом нет. Марвин у нас большой, взрослый мальчик, ему пора бы знать кое-что о взрослом мире... - И ехидный огонек неожиданного для столь почтенного человека озорства загорелся в его зеленых глазах. - Марвин, тебе родители уже объяснили, откуда берутся дети? - Отец... - Да. Точнее, нет. - Поспешил дать ответ внук, всегда смотревший на старшего родственника с искренним обожанием. - Нет, но я знаю. - Правильно. Парню и надо этим интересоваться, это нормально и здорово. - Покровительственная улыбка дедушки оберегала Марвина от любой выволочки со стороны родителей после подобного признания. Авторитет Луга за этим столом был попросту неоспоримым и его мнение обычно заканчивало любую дискуссию. - Да и кровь на экране еще никого не испортила. Помнится, в мое детство, мы регулярно дрались на улицах, в школах и даже родительских гостиных. Причем, Марвин, дрались мы в кровь и серьезно, без шуток и подыгрываний. - И какой пример ты подаешь ему? - Спросила мужа Айрис, полушутливо-полуосуждающе. - Правильный! - Старик продолжил свою мысль, только сделав глоток из любимой чашки. - Сегодня с детьми все без меры ласковы и приторно-милы. А как, я спрашиваю, в такой среде вырастить воина? Солдата? Героя? Если мальчишка не закалялся с молодости, то на что он будет годен? Бумаги писать? Так на это хватает идиотов, это всегда пожалуйста. - А зачем ему лезть на передовую? Всё и так хорошо, всё и так закончилось... - Пока Родные острова оккупированы - ничто не закончено. - Суровым, не допускающим возражений тоном заявил Луг. - И тебе, Джимми, неплохо было бы это запомнить. - Хорошо, пап. - Он, кажется, и сам понял неуместность иронии. - Я прошу прощения. - Прощаю. - Затем Джимми, чтобы как-то загладить свою вину перед отцом, сам перевел тему и начал рассказывать о недавно взятом им деле. Взялся защищать интересы владельца автомойки от несправедливого преследования государственных чиновников... А пока сын делился деталями законодательства и с гордостью сообщал о найденных им лазейках, отец погрузился в печальные воспоминания о былом. Было в жизни Луга Трэверса одно обидное и гложущее душу разочарование. Он принадлежал к поколению, слишком юному, чтоб помереть в боях за Отечество с бесчисленными ордами жестоких гуннов, но при этом достаточно взрослому, чтобы понимать масштаб случившейся катастрофы. На его глазах, глазах школьника, Империя понесла тяжелейшее поражение в своей истории, утратила самое свое сердце. Миллионы погибших и пленных, миллионы оставшихся в германском рабстве, уничтоженные бесценные памятники, поруганные святыни... Он на своем месте, и многие его сверстники работали не покладая рук, надеясь на справедливое возмездие. Веря, что наступит победная заря, и что Британия подобно морской волне смоет всю коричневую нечисть с лица планеты. Нужно упорно работать, верно служить и надеяться, говорили они себе, и он, Луг Трэверс, так и жил. Однако шли годы, сменялись десятилетия - а Отечество по-прежнему оставалось в плену. Уже пропали волосы с головы, уже сохнет кожа, уже голос стал слабым и едва слышным, уже второй внук на подходе, а просвета на небе все нет и нет. И ушла даже надежда, что он сможет увидеть счастливый день Свободы, о котором так часто мечтал с ныне покойными друзьями. Обычно он старался не думать о своем разочаровании: благо счастливая семейная жизнь и успешная карьера подарили ему немало приятных, теплых воспоминаний. Но порой на душе все еще становилось гадко и противно. Он до сих пор верил, что Британия будет свободна - но до чего же горько было сознавать, что он не станет тому свидетелем. Никто из них не станет: ни веселый Даг, погибший от случайной пули в Индии; ни добродушный Ричард, чью жизнь забрала автокатастрофа; ни его самый добрый друг Барри, недавно скончавшийся во сне. Из всей компании он остался один, и даже он не исполнит их общую на четверых мечту. Непринужденный диалог обо всем и ни о чем был прерван резкой сменой фоновой музыки: телевизор теперь передавал государственный гимн, предвещая начало долгожданного обращения. Все Трэверсы, от Луга до Марвина, почтительно встали; патриарх семейства гордился тем, что смог воспитать в потомках должное почтение к британским символам. Но на этот раз, к неудовольствию главы, исполнили только сокращенную версию. Значит, новости в самом деле срочные и серьезные. Потому-то Трэверсы и вернулись на свои места в полном молчании. - Мои дорогие британцы, все верноподданные нашей Империи. Я, наследный принц Шнайзель эль Британния, обращаюсь к вам с официальным заявлением о сложившейся на наших границах ситуации. Премьер-министр сделал паузу, давая возможность многомиллионной аудитории подготовиться. - Убийство императрицы Китая кликой евнухов-предателей открыло дорогу для целой череды катастроф, ошибок и преступлений. Эгоизм малочисленной, но тщеславной группировки привел к падению пусть и не дружественной нам, но поддержавшей стабильность региона державы. Уже месяц на территории соседнего с нами государства продолжаются кровопролитные, жестокие бои, грозящие перекинуться и на территорию Империи. Под угрозой находятся Восьмая, Десятая, Одиннадцатая Зоны и Австралазийское губернаторство; никто не может поклясться в том, что бывшие китайские военные, нынче ставшие террористами, не нанесут удар по нашим подданным и общеимперским интересам. Более того: из надежных источников стало известно, что разношерстные китайские клики уже успели предложить "сотрудничество" экстремистским группировкам, с которыми мы боремся на нашей земле не покладая рук. Но теперь наши старые враги обретут убежище вдалеке от имперского правосудия: там, в Китае, они смогут пополнять запасы, производить оружие, восстанавливать силы... Нам известно, что о своем желании предоставить убежище террористам заявили так называемый Регентский совет, так называемая «Национально-революционная армия» и так называемое «Общество всеобщего спасения». Это лишь те, о чьем согласии работать с нашими врагами специальным службам Британии достоверно известно. Имеются серьезные основания полагать, что многие другие китайские правительства соучаствуют в этом преступном замысле, объединенные животной ненавистью к нашему государству и нашему народу. - Проклятые желтые твари... - Выразил общее негодование Джимми Трэверс. Сам принц продолжал зачитывать загодя подготовленное обращение, четко проговаривая каждую букву. - Но не все в китайском обществе поражены слепой ненавистью к Британии, не все были подкуплены Бундом. Оставшиеся здоровые элементы создали в Сянгане Правительство национальной реконструкции. Его руку признал ряд портовых городов, народности Юго-Запада Китая и наименее разложившиеся воинские части. Хорошо понимая обстановку и реалии, они отказались от переговоров с преступниками и попытались своими силами вернуть Китаю власть закона. Однако их войска потерпели ряд неудач, после чего Правительство национальной реконструкции официально обратилось к Священной Британской империи за помощью. Они попросили у Его Величества поддержки в благородном деле освобождения Китая из плена темных веков, варварства и упадка. К правителям Сянгана присоединились в мольбе монгольские князья, лучшие люди Маньчжурии и самые здравомыслящие генералы: позавчера они официально запросили нашей помощи в борьбе с теми группировками и кликами, что успели показать себя нашими общими врагами. И только после ощутимой паузы Шнайзель продолжил речь, добравшуюся до своего логического пика. – Его Величество Карл III, Император британцев и Защитник Империи, решил удовлетворить их просьбу. Уже сейчас к ключевым портам Китая выдвигаются наши корабли, а северную границу переходят отборные части Азиатского округа. Цели таковы: восстановить правление закона и справедливости в Китае, гарантировать защиту наших имперских интересов и, конечно же, беспощадно и решительно искоренить всех экстремистов, угрожающих самому фундаменту нашей Империи. Его Величество поручил принцессе Корнелии ли Британия, генералам Ричарду Орлову и Абрахаму Гопкинсу осуществлять непосредственное руководство операцией «Рука помощи». Всех своих подданных Его Величество призывает к сохранению спокойствия, упорному труду и молитвам в честь славных бойцов Британии, отбывших за море защищать весь наш народ. Трудитесь, верьте и сражайтесь – и мы одержим славную победу, достойную самого Великого короля. Слава Британии! – Слава Британии! – Провозгласил Луг Трэверс, одним рывком поднявшись со своего почетного кресла. – Слава! – Хором отозвались все собравшиеся за одним с ним столом. Айрис, Джимми, Нимуэ, Марвин... Никто из них не тянул на героя – даже он сам. Никто не был знатным аристократом, влиятельным богачом или заслуженным военным. Но все они любили Империю. И потому кричали на всю столовую с чувством собственного достоинства положенные здравницы, с радостью ощущая себя единым целым, единым с чем-то большим, чем они сами. С самой Британией. *** Ещё его отец повторял: боль возвышает, а страдания помогают совершенствоваться. Боль и страдания способствуют закалке как характера так и тела, превращают бездаря и лодыря в доблестного воина и настоящего мужчину. Только преодолевая самого себя мальчик превращается в мужчину... Только бросая вызов себе и окружающему миру можно добиться чего-то стоящего и значимого. И сейчас, когда все тело отзывалось страшной болью, Гавейн Брейкспир понял всю справедливость услышанных в детстве наставлений. Он сегодня доказал инструкторам рукопашного боя, что неспроста мужчины его народа считаются достойными бойцами: не обладая выдающимися физическими чертами, он справился с несколькими опасными противниками и смог даже продержаться положенное время против самого сержанта Стаута, опытного и умелого бойца. Гавейн, не отличавшийся высоким ростом или богатыми мускулами, пользовался смекалкой и ловкостью дабы компенсировать некоторый недостаток грубой силы – и, кажется, у него это получилось. Его били без лишних сантиментов, он отвечал тем же; да, ему досталось, но в этом и был весь смысл. Служить в императорской армии – это честь для каждого британского подданного, и эту честь нужно заслужить. Отбой по казарме дали десять минут назад, и, пока сон не пришел, у него было время порассуждать обо всём и ни о чем. Завтра его уже не будет: с раннего утра возьмут в обработку. Гавейн Брейкспир был пятым сыном Ланселота Брейкспира, одного из крупнейших герцогов народа матабеле. В общем-то «британские» имя и фамилия как раз обозначали принадлежность к правящему сословию – а тот факт, что его отец возглавлял гвардию местного короля, предрешил карьеру всех его наследников. У матабеле считается, что только воинское ремесло достойно настоящих мужчин: их соседи и их женщины будут обрабатывать землю и ходить за скотиной, они сами будут воевать и захватывать. Этот образ жизни, со слов старейшин, практиковался ещё до прибытия на родной континент далеких британцев. Те появились в кризисный момент истории матабеле: соседи объединились против давних обидчиков, земля перестала плодоносить, а насланные чужими шаманами болезни косили лучших бойцов королей. Только древние традиции и свойственная им жестокость помогли матабеле дотянуть до прибытия неожиданного спасения. Британцы протянули руку помощи – предоставили новые зерна, привезли врачей и лекарства, научили предков Гавейна новой вере, более достойной воинов и завоевателей. Но главным их даром оказалось огнестрельное оружие, полученное королем Лобенгулой в обмен на вассальную присягу императору Ричарду VIII. С его помощью матабеле удалось покорить всех низших соседей и привести огромные территории Африки под руку Ричарда VIII. После того Империя и «Королевство Великого Жирафа» заключили взаимовыгодную сделку: Британия сохранила за потомками Лобенгулы их трон и некоторую автономию, а те предоставляли «королю королей» своих сыновей на воинскую службу и исключительное право добычи полезных ископаемых. Никаких возражений подобный подход не вызывал – а если у кого-то и вызывал, то с такими быстро расправлялись. Потому система и просуществовала до сих пор. Британцы располагали верным войском и могли доверить непосредственный контроль над многими тысячами километров кому-то другому; матабеле могли сохранить многое из привычного образа жизни и при этом пользоваться новейшими технологическими достижениями. Правда, теперь среди матабеле достойным какого-то уважения считался только человек, отслуживший в Императорской армии и, желательно, вернувшийся оттуда с почетной наградой. Одного лишь происхождения из правильной семьи недостаточно, чтобы рассчитывать на власть и уважение: их необходимо заслужить собственной кровью, как и в старину. Поменялись только инструменты: предки пользовались копьями и луками, а теперь в ход идут найтмеры, автоматические винтовки и прочие достижения человеческого гения. Так, его собственный отец пятнадцать лет прослужил в танковых войсках, где заслужил и «Золотую награду раненым», и «Клинок Империи» за мастерство в исполнении поставленных задач. Ушел же он со службы в звании подполковника, отмеченный многими благодарностями и украшенный шрамами. Стоит ли говорить, что с рекомендательным письмом, подписанным самим Абрахамом Гопкинсом, его дальнейшая карьера была обеспечена? Нечего удивляться, что он смог как выгодно жениться на одной из младших принцесс королевского дома, так и дать детям отличное образование... Не забывая, разумеется, о физическом развитии и нравственном воспитании. В прошлом месяце Гавейну исполнилось семнадцать лет – и отец призвал его к себе в кабинет для последнего испытания в семейном кругу. Предложил ему легкую и непыльную службу в церемониальных подразделениях, охраняющих Камелот и особу Его Императорского Величества. Шагистика, парады, близость к великолепию дворца и многим благам жизни; нужно было только попросить. Но Гавейн прекрасно знал своего отца и понимал, зачем тот делает такие «заманчивые предложения» – желает отсечь недостойных и слабых, тех, кого надо исключить из семьи до того, как они навлекут на неё бесчестье и позор. Младший Брейкспир поступил совсем наоборот: он попросил отца найти ему ответственное, тяжелое и сопряженное с трудностями подразделение. Впрочем, Ланселот сумел удивить сына. Тот ожидал, что его ожидают силы особых операций, штурмовые дивизии или десантные войска... Но ему велели прибыть в распоряжение 5-го полка Императорского корпуса связистов. Как оказалось, отец действительно внимательно следил за обучением младшего сына и заметил его любовь к сложной технике... И Гавейну полученные им знания действительно помогли: он мог не только держаться на равных в поединках и хорошо стрелять по мишеням, но и разбираться в рациях, средствах радиоэлектронной борьбы и других важнейших для современной войны машинах. Пилоты найтмеров, летчики, танкисты, артиллеристы, десантники и штурмовики – все они делают свою работу и вносят свой вклад в победу, но без связистов армия превращается в малополезное скопище вооруженных людей и тяжелой техники. Брейкспир и его собратья гарантируют, что снаряды будут направлены куда надо, что подкрепление будет запрошено вовремя, что движения противника будут замечены... Гарантируют, что все остальные солдаты и офицеры Его Величества смогут исполнить свой долг в наилучшем виде. Конечно же, подобная ответственность немалого требует от связистов: они должны быть умными, отважными, сообразительными и способными на импровизацию. Потому-то Ланселот и отправил сына сюда, где требуются как выносливость с силой, так и мозги со смекалкой. Гавейн старательно и трудолюбиво усваивал всё: технические характеристики самых распространенных приборов, приемы рукопашного боя, наборы условных знаков и сигналов, личное оружие... Не был первым, но и не заставлял инструкторов злиться и потеть от гнева А сегодня им сказали, что через две недели их подразделение перебросят в Китай. Премьер-министр, Его Высочество Шнайзель, озвучил волю своего августейшего отца: принести мир, справедливость и порядок в соседние с Империей земли, защитив тем самым всех британцев от потенциальных угроз. Курс обучения потому и идёт настолько интенсивно: нападение на Китай потребует немалых усилий от британцев и нет времени «растягивать» обучение. Некоторые сослуживцы Гавейна жаловались на это, пока офицеры и командиры не слышали; говорили, что никто не имеет права гнать их «на убой», утверждали, что по уставу их обучение должно проходить полгода... От подобных размышлений у негра вяли уши и невольно сжимались кисти в кулаки. Он, конечно, сдерживал сам себя... Но с каждым разом это становилось только труднее и труднее. Понять эту насквозь гнилую логику самовлюбленных людей, ошибочно называющихся британцами, Брейкспир не сможет никогда. Он с детства привык считать воинское ремесло единственным достойным уважения – именно из-за смертельного риска, в нем содержавшегося. Кто, как не жертвующие самой жизнью, достойны власти и уважения? Нюни, подобные Дику? Лентяи, подобные порочащему свое имя Галахаду? Или вообще – женщины?.. Сама мысль о подобной чепухе невольно заставила Брейкспира улыбнуться. Нет, такого никогда не будет! Для самого себя Гавейн уже всё решил. Он станет настоящим воином, достойным Британии и предков, или погибнет, пытаясь... И с этими мыслями в голове пятый сын командира королевской гвардии провалился в долгожданный сон.