Валькирии

      По утру у Юнги болит голова, будто топор Тэхена встретился с его черепом, а не рассек щеку альфе. Глаза открываются с трудом, а ресницы, украшающие опухшие веки, слипаются. Юнги не плачет уже множество лет, запрещает себе, и вот сейчас, перебарывая расстройство, умывает лицо ледяной водой, растирает кожу до красна и, наконец, покидает маленький домишко, в котором ютится ночами.       Воздух на улице морозный, а из труб домов, расположенных по краям объезженной лошадьми дороги, валит густой плотный дым, поднимаясь в серые, прозрачные небеса. В округе еще мало людей, и Юнги может спокойно вздохнуть, наполнить грудь свежим воздухом, чтобы согнать головокружение и тяжесть, растекающуюся в макушке липким расплавленным металлом.       Омега идет неспешно, разглядывает ледяные узоры на земле, снежинки, падающие на одежду. Он любуется городом, разросшимся за годы правления отца, наслаждается тишиной, которую, кажется, слышно, так приятно она звенит, пока среди немногих проходящих людей, у старого, покосившегося дома, не замечает знакомого альфу, начищающего оружие, блестящее в свете первых лучей.       — Твое лицо выглядит очень помятым, — смешливо произносит Джин, обнимая омегу за плечи. Альфа выше Юнги на голову и больше, но тычок локтем под ребра он получает болезненный, пополам сгибаясь, но не останавливая заливистую, веселую речь. — Со сколькими альфами ты так веселился?       — Издеваешься? — спрашивает омега, опускаясь на большой холодный пень. Джин на землю рядом падает, светя улыбкой яркой, раздражающей омегу.       — Уверен, тебе совершенно без разницы, как на это отреагирует приглашенный для тебя альфа. Не с ним же тебе ночи проводить после его позора.       Юнги вздыхает. Конечно, не с ним. Перед взором все еще стоит самодовольная ухмылка на чужом, совершенно незнакомом, лице и абсолютный провал, порванная тетива, треснувшая в альфьх пальцах с противным, режущим слух, звуком. А потом в голове набатом стучат разочарованные вопли толпы воинов, которых омега сам в бой вел.       — Я все еще уважаю отца, — шипит Юнги на Джина и бросает в альфу горсть подтаявшего в тепле ладони снега, а тот смеется заливистее только, веселее. — И он отказался выйти со мной в бой за мою свободу.       — Клянусь, он просто испугался.       — Не испугался, когда брал Париж, а тут побоялся выйти сразиться с какой-то омегой, — теперь уже смеется Юнги. Воздух пахнет едой, а солнце наконец прогревает землю, и мурашки, до этого ползущие по коже омеги змеями, отступают.       Он видит Тэхена в толпе, спешащей и веселой, пусть и усталой после вчерашнего праздника. Брат выглядит румяным и отдохнувшим, он бежит по заснеженной дороге, как только замечает спрятавшегося под навесом Юнги. В длинных светлых волосах путаются снежинки, а в синеве глаз отражается что-то по-доброму родное.       На поясе омеги металлически гремит меч, за спиной болтается полный стрел колчан. Руки Тэхена перепачканы кровью, он их о штаны вытирает, оставляя на грубой ткани багровые разводы. Юнги обнимает его, стоит тому подойти только и присесть рядом на запорошенную белыми хлопьями землю.       — Тебя взять сложнее, чем город, — слышит он голос Джина, но его во всю заглушают щебетания Тэхена. Юнги альфе кивает, а тот довольным выглядит уж слишком, накидывая на шею брата воротник плотнее: омегу трясет от утреннего мороза, хоть небо чистое и тучами незакрытое.       — Я поймал зайца. Вышел пострелять, а он, такой большой и жирный, на поляне сидел, — довольно говорит Тэхен, набирая в ладони немного воды из бочки, что на расстоянии вытянутой руки стоит, скрытая от ветра. — Он на альфу того похож был, так я его быстро прикончил.       Джин что-то отвечает Тэхену, а Юнги смотрит на убитую тушку у ног брата, которую только заметил. Заяц, действительно, большой и толстый, отъевшийся к зиме, стучащей в дверь уверенной рукой вьюг и засыпающей снегом улицу. Мех покрыт кровью, а черные бусины глаз отражают мертвенным стеклом серое небо. Омега сглатывает слюну, ощущая голод.       Зайчатину он любит.       Тэхен с Джином говорят оживленно, их голос разносится по еще не проснувшейся округе вместе с тихим прохладным ветром, а смех звенит, как чистый горный ручей, текущий быстро. Солнце освещает светлые волосы брата, скользит по бледной коже, и омега выглядит совсем юным в лучах восходящего светила, не видевшим в жизни нечего: ни боев, ни смертей, ни страха.       Но слова омеги, произнесенные легко и просто, говорят обратное:       — И вот все, что были со мной, загорелись. Я вдалеке стоял, а они… — Юнги не слушает, урывает фразы кусками, разглядывает сосредоточенное лицо Джина и простую, мягкую улыбку на губах альфы. Речь Тэхена быстра и спешная, он руками размахивает, детальности добавляя рассказу, и Юнги неосознанно кивает несколько раз, сжимая пальцами рукоять меча, что с ним всегда, даже во сне у кровати покоится.       — В Вальхалле с Богами пируют, не переживай, — отвечает Тэхену Джин и в волосы ладонь запускает, лохматит их мягко, по-братски. С детства друг, в бою верный товарищ. — Счастливцы. В битве бы нам всем умереть, да с товарищами потом пировать.       Но, как бы радостно ему не было в компании родной, взгляд сквозь людей, проснувшихся только, натыкается на одну фигуру, одетую в меха и увешанную металлом. Альфа идет по дороге уверенно, обходит грязь и лужи тающие, а Юнги неожиданная мысль приходит в голову, веселая и озорная.       Снег в ладони теплой холодный, сразу мочит ледяной влагой грубую кожу, но Юнги набирает его побольше, с краев бочки, и, не целясь особо, лишь глаза от света яркого теперь прищурив, кидает снежок в альфу, в голову. Тэхен топором промазал, а Юнги хоть чем-то попал. Омега мысленно себя хвалит, откидываясь на деревянный столб спиной.       — Эй! — кричит Юнги альфе, а тот глаза распахивает почти испуганно. На лице снежинки тают, превращаясь в воду, а в дорогих мехах путаются. Сбоку звучит смех, а омега довольно тянет губы, пытаясь не хохотать в голос. — Многоуважаемый ярл, посетишь ли ты со мной и братом охоту? Научу тебя, что мечом можно не только землю ковырять.       У Тэхена на глаза выступают слезы. Он сучит ногами по мерзлой земле, ладонями бьет по коленям, а его веселый хохот звучит задушено. Юнги рукой его плечо сжимает, старается перед альфой приветливым казаться, да сил нет, все уходят на сохранение подобающего тона лица и голоса, который не должен звучать насмешливо.       Альфа пыхтит и брови хмурит, его грудь ходуном ходит под шкурами, но стоит Юнги пряди светлые и длинные за ухо заправит и глазами блеснуть, как тот кивает, разворачивается и бежит так, что комья земли под ногами разлетаются. Спотыкается еще несколько раз на скользком льду, а омега смотрит ему вслед довольный, наконец получая возможность вдоволь отсмеяться.       — Ну что за убожество? — говорит Тэхен, кладя голову на плечо брата. Юнги его в макушку мягко целует. Правда, убожество.