Conquer My Soul / Покори мою душу

      До столицы Сидана оставался один день пути. И Джаред совершил его в одиночку. Император был в отъезде по государственным делам в Мальве.       — Ты так сильно напугал его, что он сбежал в Мальву? — спросил Чад. Джаред знал, что Чад просто пытается разрядить обстановку и снять напряжение. Джаред, его трое слуг и трое служанок очень нервничали. Скоро они должны были въехать в дворец Эклзов — чужое место. И тревога витала в воздухе внутри кареты Джареда.       Джаред хотел, чтобы Император был с ним, чтобы среди Эклзов было хотя бы одно знакомое лицо. Это было необъяснимо, но Джаред понимал, что присутствие Императора в значительной степени успокаивает его нервы по поводу его будущего.       Джаред всю жизнь жил в королевских дворцах, а Валтакуны славились своим величием. Но любой королевский дворец, который он видел, мерк по сравнению с дворцом Эклза. Королевский дворец укрепляли высокие стены. Внешний фасад стен был сделан из красного песчаника, а внутренние — из кирпича. Он заметил стратегически расположенные сторожевые башни вдоль всех стен и сопла пушек, выглядывающие сквозь бойницы на стенах. Вдоль стен были равномерно расположенные амбразуры, которые позволяли лучникам стрелять из укрытия в случае осады.       Недаром говорят, что попытка вторгнуться в дворец Эклзов сродни проникновению в логово льва. Джаред понял, что эти рассказы были правдой. Стены Сиданского форта были непробиваемы.       Внутри крепости суровые, неумолимые кирпичные стены уступили место тщательно вырезанным фасадам и аркам, украшенным инкрустацией из белого мрамора. Внешние стены дворцов украшали карставанские узоры, стихи, написанные карставанской каллиграфией, и фигурки различных животных, мужчин и женщин.       Главный двор представлял собой грандиозное зрелище, выполненное в традиционном карставанском стиле, призванное произвести впечатление на людей, въезжающих во двор. Джаред был впечатлен. Его встречали мужчины и женщины, с приветливыми улыбками, когда он выходил из кареты. Он ожидал менее радушного приема, поскольку был валтакуном, и это было неожиданностью. Возможно, Джареду стоит перестать так настороженно относиться к Эклзам. До сих пор каждый из них был приятен и принимал его. Возможно, они не были бессердечными захватчиками, какими их все выставляют.       Темноволосая миниатюрная женщина направилась к нему, приветствуя его традиционным карставанским приветствием.       — Добро пожаловать в Сиданский дворец, император-консорт, — сказала она. На мгновение Джаред задумался, не обращается ли она к кому-то другому, но потом вспомнил, что теперь он супруг императора Перандоры. — Меня зовут Женевьева, — продолжила она. — Я буду одной из ваших главных фрейлин при дворе Эклзов.       Джаред тепло улыбнулся ей. Затем Женевьева подвела его к группе женщин, стоявших в нескольких футах от него. Он заметил, что женщина, стоявшая в центре группы, была одета в прекрасные украшения, подобающие королеве. Над ее головой была высоко поднята ткань, чтобы защитить ее от солнечных лучей. Джаред сделал вывод, что это, должно быть, мать императора, императрица Донна.       — Это мать императора, жена императора Алана Доброго, императрица Донна, — представила Женевьев.       Джаред низко наклонился, коснувшись ног своей тещи — традиционный валтакунский способ приветствия старейшин. Донна положила руку ему на плечо и подняла его. Она ласково улыбнулась, излучая материнскую любовь. Внезапно Джареду вспомнилась его мать. Ему пришлось приложить немало усилий, чтобы удержать слезы на глазах.       — Мой сын выбрал себе красивого жениха, — сказала императрица. — Да хранит вас Тухан от бед. Пусть он хранит вас в мире и счастье.       — Да будет так, да будет так, — произнесли мужчины и женщины вокруг нее.       Затем императрица подвела его к другой группе женщин, которые были одеты в простые белые льняные одежды.       — Позвольте представить вам, Саманта Смит — кормилица Дженсена. Она ему как мать. И она также является министром при дворе Эклзов.       Джаред низко поклонился и поприветствовал Саманту, сцепив руки. Саманта кивнула ему, но не произнесла ни слова благодарности. Она настороженно смотрела на него, ее глаза были холодными. Джаред почувствовал, как по позвоночнику пробежал холодок, когда он встретился с ней взглядом. Он проигнорировал ощущение опасности, возникшее при взгляде на Саманту, и списал его на свою паранойю.       — Помни, сын, — сказала императрица, направиляя к входу во дворец, — слово Саманты Смит здесь закон. Дженсен относится к ней с глубочайшим уважением. Даже я не иду ни в какое сравнение. Меня не было рядом с Дженсеном почти пятнадцать лет его жизни. Именно Саманта воспитала Дженсена с любовью и теплом. Иногда он может игнорировать мои слова. Но он всегда следует советам Саманты.       Страх пополз по позвоночнику Джареда. Он гадал, что произойдет, если Саманта его не полюбит. Сможет ли она убедить императора отправить его обратно в Анпи? Джаред не хотел даже думать о позоре, который должен был выпасть на долю его и долю его родителей, если такое случится.       — Не бойся, дорогой принц, — произнесла императрица, заметив его страх, как это сделала бы его мать. — Это ваш дом. Здесь вас будут лелеять и любить, — в этот момент Джаред понял, что, что бы ни случилось, у него всегда будет поддержка императрицы. Он поблагодарил богиню Пжеллори за то, что она подарила ему такую любящую свекровь.       — Женевьева, проводи принца в его покои, — приказала она.       — Ваше Величество, сюда, пожалуйста, — сказала Женевьева. Джаред хотел было возразить, но его прервали прежде, чем он успел начать.       — Нет, нет, нужно провести еще один обряд, — сказал темноволосый и голубоглазый мужчина. Джаред повернулся к нему и увидел, что тот разговаривает с Чадом. Он был рад, что его спутник нашел друга.       Служанки Джареда начали петь валтакунскую народную песню о женитьбе, а у входа во дворец поставили золотую тарелку с мокрым киноварью и горшок, наполненный рисовыми зернами. Ему поднесли другую тарелку, наполненную мокрой киноварью. Джаред коснулся поверхности ладонями вытянутых рук, окрасив их в красный цвет. Он положил ладони на внешние стены дворца, оставив на них отпечаток своей руки. Затем он осторожно опрокинул ногой наполненный рисом горшок, рассыпав зерна повсюду.       — Украсьте дворец своим присутствием, Ваше Величество, — сказал голубоглазый мужчина. — Оставьте следы своих нежных ног.       Джаред легко ступил на плиту, залитую киноварью, и провел ногой, окрашенной в красный цвет, оставляя следы на полу.       Символизм обряда Валтакун заключался в том, что когда Джаред оставит свои следы на доме своего свекра, он станет его домом. Его будут помнить здесь вечно. Рис, который он рассыпал при входе, символизировал богатство, которое он принесет в свой новый дом и своему супругу. Джаред надеялся, что эти традиции верны и что он сможет стать супругом, которым будет гордиться император.       Дворец состоял из множества зданий, окружавших центральный двор, каждое из которых было красивее другого. В центре двора находился пруд, засаженный лилиями, к которому был пристроен прогулочный павильон.       — Добро пожаловать, мой дорогой принц, — промурлыкал голубоглазый мужчина, который представился Джареду Мишей, направляя его к дворцу. Джаред понял, почему Миша и Чад так быстро стали друзьями. Миша был просто карставанской версией Чада.       — Дворец разделен на пять частей. Это ваш приемный зал, Ваше Величество, — сказала Женевьева, когда они вошли внутрь. Зал для приемов был просторным, с множеством мест для сидения и позолоченной клеткой в центре. Джаред чуть не рассмеялся от иронии.       — Это Харли, а это Сэди, — сказал Миша, указывая на попугаев в клетке, которые громко пищали. Это были красивые птицы с синими и красными перьями. Наверняка это были экзотические птицы, пойманные где-то в далеком лесу.       — Эти попугаи действительно редкие и их очень трудно поймать, Ваше Величество, — сказал Миша. — Они известны своим интеллектом. Они очень быстро разучивают слова.       Джаред грустно улыбнулся попугаям и последовал за Женевьевой вглубь дворца.       — Это ваша спальная зона, — сказала она, ведя его в комнату с большим куполом на крыше. Джаред удивился, что каждый дюйм дворца был инкрустирован золотом и серебром и украшен карставанской резьбой и лепниной.       — А это ваша гардеробная, — сказала Женевьева, показывая ему зону с большим богато украшенным золотым зеркалом, — а эта зона предназначена для отдыха и релаксации, — через тщательно вырезанные окна гостиная позволяла ему любоваться террасой на улице. — А это ваша молитвенная комната, — сказала она, показывая Джареду пустую, но величественную комнату.       — Да, но вам, конечно, не понадобится молитвенная зона, — сказал Миша.       — Конечно, она мне понадобится, Миша, — сказал Джаред. — Здесь будет храм для моей богини Пьеллори.       — Конечно, конечно, почему нет? Теперь мы начнем поклоняться родным перандорианским богам и богиням при дворе Эклзов, — ответил Миша, многозначительно жестикулируя и выглядя подавленным.       Джаред понял, что Миша просто шутит, но он хотел заверить его, что так же, как он не хочет, чтобы его заставляли менять свою веру, Джаред не будет заставлять других менять свою. Но он оставил это без внимания, когда Женевьев отчитала Мишу за него.       — Миша! — строго сказала она, и Миша замолчал. — Мы слышали о Ваших условиях, — сказала она Джареду более мягким голосом. — Ваше мужество действительно достойно похвалы, Ваше Величество.       — Поверьте мне, — сказал Миша мрачно. — Это Эклзы. Храм Вашей Богини будет величественным.       — Мне не нужно ничего грандиозного, — сказал Джаред. — Простого храма будет более чем достаточно. Передай это сообщение Императору.       — Да, Ваше Величество.       Той ночью, лежа в своей новой кровати, Джаред пытался представить, что он в Анпи. Но золотые инкрустации и карставанские украшения на потолке не позволили ему сделать это. Так он лежал и думал, пока не заснул. Проснувшись на следующее утро, он решил принять дворец Сидана как свой дом.

***

      — Внимание! Корональ Древней Династии Эклзов, Великий и Могучий Король Королей, Император Перандоры, осчастливил своим присутствием этот двор.       Дженсен занял свое место на золотом троне посреди зала заседании, пока его придворные склонялись перед ним.       — Да здравствует император Эклз Дженсен Росс, — сказал Кристиан Кейн, и его призыв повторили другие придворные.       — Достопочтенный Майкл из Дома Розенбаума, — было объявлено. Майкл, министр финансов Дженсена, вышел вперед.       — Ваше Величество, — сказал Майкл, — из-за битв, которые мы вели, в нашей империи существует опасность рецессии. Цены на все необходимые товары растут. Это больше всего отразится на простых людях. Вся наша экономика станет нестабильной.       — Хорошо подмечено, Майкл, — согласился Джеймс.       Эта тема тоже беспокоила Дженсена. Он знал, что война отнимает много сил у экономики, но это было необходимое зло. Он решил, что ему необходимо обсудить этот вопрос со своими самыми доверенными придворными.       — Этот вопрос требует особого внимания. Поэтому мы обсудим его при моем личном дворе, — объявил Дженсен. — Следующая тема.       — Ваше величество, ваш шурин Марк взял на себя управление Риизом без императорского согласия, — серьезно произнес Джеймс.       — Марк утверждает, что совершил это преступление в отместку за вашу свадьбу с принцем Валтакуна, Ваше Величество, — выступил вперед, приемный брат Дженсена, Керр Смит.       — Молчи, Керр, — прорычал Джеймс. — Сейчас не время обсуждать семейные дела. Это мы сделаем наедине.       — Нет, Джим, — перебил Дженсен. Услышав, с каким пренебрежением Керр говорит о свадьбе своего шурина, Дженсену захотелось узнать, что думают придворные о его браке с Джаредом. — Пусть Керр выскажет свое мнение прямо сейчас.       — Простите, Ваше Величество, но Марк не верит в вашу способность править, — Керр сделал шаг вперед. — Он сказал, что, заключив этот брак, вы опозорили своих предков и империю Эклзов. Он оправдывает свое неповиновение подобными высказываниями о вас.       С каждым словом, которое произносил Керр, кровь Дженсена закипала от ярости.       — Марк… — прорычал он низким голосом. Марк перешел все границы, поставив под сомнение авторитет и возможности Дженсена. Если бы он не был супругом его любимой сестры, Дженсен уже давно бы обезглавил Марка прилюдно.       — Ваше Величество? — услышал он голос Саманты Смит, прорвавшийся сквозь дымку гнева. Дженсен перевел вопросительный взгляд на женщину, которую называл матушкой Смит.       — Не беспокойтесь о словах Марка, — сказала она. — Есть предел тому, как высоко может прыгнуть лягушка. И это все — лягушка, пытающаяся прыгнуть выше, чем она может, — Дженсен кивнул; его гнев был смыт успокаивающими словами матушки Смит.       — Но Марк из Дома Пеллегрино прав, госпожа Саманта Смит, — сказал Марк из Дома Шеппарда, один из дворян и духовных советников Дженсена, выходя вперед.       — Ваше Величество, — сказал он, повернувшись к Дженсену. — Это был единственный способ укрепить вашу империю? Прошу прощения, но я хотел бы сказать, что сердце Его Величества управляет его разумом, — он обвиняюще ткнул пальцем в сторону Дженсена. — Что заставило вас соединить себя узами брака с валтакунским принцем?       — Это было административное решение, уважаемый Глава Дворянства, — сказала Матушка Смит, выходя вперед. — И Его Величество имел полное право принять такое решение. Решения, направленные на благо Империи, должны приниматься без того, чтобы наша вера омрачала наши суждения.       — То, что вы говорите, верно, госпожа, — выступил вперед Себастьян из Дома Роше, еще один из дворян Дженсена. — Но наш вопрос в том, почему при дворе был построен храм для перандорской богини? Это оскорбление нашей культуры.       Дженсену не хотелось защищать свои действия, но он должен был это сделать. Его придворные имели право знать, почему он поступил так, как поступил.       — Благородный Марк, благородный Себастьян, каждое мое решение было принято, чтобы приспособиться к времени и обстоятельствам. Благосостояние Империи является наивысшим приоритетом в моем сердце.       Дженсен вздохнул. Так вот что думали его придворные о сделанном им выборе?       — Хорошо. Что вы прикажете мне делать, уважаемые дворяне?       — Простите, что говорю это, Ваше Величество, — сказал Благородный Марк, с искренним сожалением склонив голову, прежде чем поднять ее и заговорить снова. — Но Император-консорт должен держаться подальше от двора. И никакие изменения в наши обычаи и традиции не должны вноситься из-за него.       Благородный не выглядел так, будто закончил, но он резко остановился, когда в воздухе зазвучал красивый, мягкий голос. В зале воцарилась тишина, все оглянулись в поисках человека, которому принадлежал этот похожий на фейри голос. Но Дженсен сразу же узнал его. Он слышал этот голос всего несколько раз, но четкий валтакунский акцент навсегда запечатлелся в его мозгу.       Сиданский форт был архитектурным шедевром. Он был спроектирован таким образом, что когда в определенном месте форта раздавался звук, стены отражали его так, что звук был слышен в другой, отдаленной части форта. Это было особенно полезно, когда форт подвергался нападению и нужно было предупредить стражников на другой стороне форта. Но в данный момент конструкция позволяла Дженсену слышать тихое пение мужа из его дворца.       Дженсен поднялся на ноги и закрыл глаза, позволяя ритму голоса Джареда омыть его. Песня была зовом сирены. Словно в трансе, Дженсен отошел от своего трона, прокладывая себе путь сквозь глазеющих на него придворных. Сердце тянуло его к источнику волшебного звука, а ноги двигались сами собой.       Дженсен лишь частично пришел в себя, когда собирался покинуть двор. Обернувшись, он увидел, что его придворные странно смотрят на него. Он тяжело сглотнул, гадая, что же такого было в этом голосе, что заставило его захотеть прервать заседание.       — Расходитесь, — приказал он.       — Заседание закрыто на сегодня, — услышал он объявление, повернувшись и направляясь к дворцу Джареда. Он не стал смотреть, ушли ли придворные. Он знал, что все они застыли на месте, глядя на его исчезающую спину.       Мужчины и женщины, сопровождавшие королевских супругов, уступили дорогу, чтобы пропустить его, возбужденно болтая между собой. Дженсен вошел во дворец, приветствуемый двумя изысканными птицами, помещенными в позолоченную клетку.       — Добро пожаловать, добро пожаловать, — защебетали они. Дженсен на мгновение испугался, что Джаред прервет пение, но когда этого не произошло, он поблагодарил Тухана за маленькую милость.       Он обратил внимание на то, как за то короткое время, что Джаред пробыл здесь, он обустроил дворец по своему вкусу. Занавески во дворце были более приглушенного и мягкого цвета, чем он помнил, а в воздухе пахло лавандой и лилиями. Духи были не властными, а тонкими, наполняющими чувства Дженсена и оставляющими его жаждущим большего. Дженсен увидел зеркало в золотой оправе, которое он заказал специально для Джареда, стоящее в одной части комнаты. Он не мог не позавидовать тому, что у этого зеркала была привилегия видеть лицо Джареда, в то время как у него ее не было. Он провел пальцами по шелковым простыням на кровати Джареда, представляя, как тот лежит на них ночью. На простынях были узоры Валтакуна, и Дженсен подумал, не является ли это способом Джареда почувствовать себя ближе к своему дому.       Он заметил ассортимент кондитерских изделий и сладостей из разных уголков Империи, расставленных в чаше у кровати Джареда, и улыбнулся. Его муж питал слабость к сладкому.       Но именно голос очаровал его и потянул к молитвенной комнате Джареда. Джаред оставил свою обувь снаружи комнаты, и Дженсен сделал то же самое, прежде чем войти в молитвенную комнату. Джаред не заметил его появления и все еще пел красиво звучащие стихи на древнем языке Валтакун. Его тело слегка покачивалось в такт. Глаза и внимание Джареда были прикованы к статуэтке той, кто, как догадался Дженсен, должна быть его богиней Пьеллори.       Дженсен стоял в нескольких футах позади Джареда, слушая его пение и не желая, чтобы оно заканчивалось. Он не понимал стихов, но они наполняли его каким-то покоем и счастьем, и от этого на сердце становилось легче.       На Джареде не было накидки, которую Дженсен так привык видеть на нем. И стоя так близко к своему мужу после столь долгого времени, всего в нескольких футах от того, чтобы наконец-то увидеть лицо, которое преследовало его сны, Дженсен не смог устоять перед искушением подойти к нему.       Дженсен подошел к Джареду так тихо, как только мог, низко наклонив голову, чтобы видеть его лицо. Но Джаред заметил его присутствие и перестал петь на середине ноты, обратив на него изумленные глаза. Дженсен замер, глядя на лицо своего мужа. Он слышал о красоте валтакунского принца, но ни одно описание, которое он когда-либо слышал, и близко не подходило к ангельскому лицу перед ним.       Лицо Джареда было угловатым с острым, заостренным носом, обрамленным мягкими русыми волосами, ниспадающими локонами на длинную шею. Его лоб был широким, что говорило о том, что он очень мудр. Его кожа была ровного цвета, хотя и на тон темнее, чем у Дженсена. Его мягкие, приоткрытые губы были розового цвета, который напомнил Дженсену кожу новорожденного. На лице Джареда были небольшие родинки — недостатки, которые делали его еще более совершенным. Но больше всего Дженсена завораживали постоянно меняющиеся, выразительные глаза. Дженсен мог поклясться Богом Туханом, что еще мгновение назад они были зелеными, как трава палящим летом. Но сейчас они были голубыми, как небо в ясный летний день.       Джаред смотрел на него слишком долго, и Дженсен понял, что он тоже впервые смотрит на лицо своего мужа без занавеса или завуалированного плаща, заслоняющего обзор. Дженсен надеялся, что Джаред находит его таким же привлекательным, как и он сам, и когда щеки его мужа заметно порозовели, Дженсен удовлетворенно улыбнулся.       Джаред быстро взял себя в руки и в последний раз поклонился своей богине, прежде чем подняться на ноги. В руках у него была золотая тарелка. На тарелке стояло блюдечко с горящей камфарой, несколько цветов, зерна риса, куркума и вермилион. Джаред держал ее перед Дженсеном, глядя на него с намерением.       Дженсен всегда знал, что делать. Даже когда он был ребенком, вынужденным стать императором, он знал, чего от него ждут. Поэтому сейчас, стоя перед своим мужем и глядя на костер из горящей камфары, он не знал, что делать.       Дженсен вопросительно поднял брови. Джаред пристально посмотрел на тарелку, а затем снова на него. Дженсен тоже посмотрел вниз, а затем снова на Джареда. Джаред сделал то же самое еще раз, задержав взгляд на огне, а затем снова на Дженсене. Пытаясь понять, чего хочет от него Джаред, Дженсен пристально смотрел на тарелку в руках мужа. Он пытался вспомнить хоть что-нибудь о культуре Валтакуна, что могло бы подсказать ему, что делать. Он ничего не смог вспомнить.       Джаред вздохнул. Придерживая тарелку одной рукой, Джаред провел правой рукой через огонь и прикоснулся ладонью к глазам. Дженсен все еще не понимал, что он должен делать, но решил подражать тому, что только что сделал Джаред. Он пронес правую руку над огнем и дотронулся рукой до глаз Джареда.       Когда он вспомнил о своем обещании Джареду не трогать его, пока тот не будет готов, было уже слишком поздно. Дженсен отдернул руку, словно обжегся. Джаред смотрел на него расширенными глазами, и Дженсен уже готов был извиниться, когда Джаред начал смеяться.       Дженсен был поражен внезапной сменой настроения. Он знал, что над ним смеются, но не мог заставить себя переживать, когда увидел ямочки на щеках мужа. Губы Дженсена мгновенно дрогнули в ласковой улыбке.       Все еще улыбаясь, Джаред слегка покачал головой. Он еще раз провел рукой по огню и на этот раз коснулся ею глаз Дженсена.       — Огонь очищает твое тело и дух, — объяснил Джаред, и только тогда Дженсен понял, что он должен делать. Затем Джаред взял щепотку киновари и положил ее на лоб Дженсена прямо между глаз. — Киноварь защищает тебя от зла, — застенчиво сказал он.       Джаред низко поклонился и коснулся его ног — Дженсен знал, что это знак уважения к старшим. Он поднял Джареда за руки и увидел, что тот покраснел. Дженсену показалась пьянящей смесь пылкой страсти и застенчивости в облике мужа. Должно быть, он удерживал его слишком долго, потому что Джаред начал нервничать. Дженсен медленно отстранился, стараясь как можно дольше сохранить тот небольшой контакт, который был ему позволен.       Затем Джаред снова повернулся к своей богине, поклонился ей и вышел из молитвенной комнаты. Понимая, что его присутствие больше не приветствуется, Дженсен покинул дворец. Но, даже чувствуя разочарование, Дженсен улыбнулся, вспомнив смех Джареда и его мягкие пальцы на веках.       Когда он шел прочь от дворца, прохладный ветер ласкал его кожу. Но он все еще чувствовал тепло в кончиках пальцев, которыми прикасался к Джареду. Дженсен представил, как Джаред поет для него с той же любовью, с какой пел для своей богини. Его сердце трепетало в груди, а кровь пела в жилах. И все же Дженсен чувствовал себя спокойным и счастливым.       Дженсен задался вопросом, так ли чувствуется любовь.

***

      — Это все? Больше ничего не случилось? — скептически спросил Чад.       — Я же говорил тебе. Он просто вошел, когда я молился, поглазел на меня, а потом ушел. Он даже не сказал ни слова.       — Ага, — сказал Чад, подняв брови. — Так вот почему ты ходишь кругами, выглядя как помидор? Я никогда не видел, чтобы ты так сильно краснел — даже когда принц Дэвид поцеловал тебя в щеку.       Джаред почувствовал, как его лицо пылает еще сильнее — что в данный момент должно было быть невозможно. Он проклинал свое тело за то, что оно так реагировало на прикосновения Императора. Джаред слышал о красоте Императора. Но ничто не могло подготовить его к тому, что, повернувшись, он увидит самого красивого мужчину из всех, кто украшал этот мир. Сильная челюсть и точеная грудь Императора контрастировали с бледной кожей и россыпью веснушек, отчего он казался одновременно сильным и мягким. Глаза у него были цвета муссонного дождя, и Джаред не мог оторваться от них.       К счастью, он пришел в себя прежде, чем смог смутиться еще больше. А когда император нежно коснулся его глаз израненными в боях руками, он снова потерялся. Затем разразился смехом. Он думал, что старший мужчина рассердится на него, но тот лишь смущенно улыбнулся. Император был нежен, когда коснулся его плеч, поднимая, и когда Джаред начал нервничать, он отпустил его.       Джаред ожидал, что муж пойдет с ним в зону отдыха, чтобы они могли… что-то сделать. Но, когда он обернулся, он был один. Джаред постарался не принимать это близко к сердцу. У императора, несомненно, были более важные дела, чем посиделки с мужем. Джаред был разочарован, да. Но он был и счастлив. Он был рад узнать, что между ним и его мужем что-то завязывается — знакомство, дружба или роман. Но, что бы это ни было, Джаред не мог отрицать искры, которые вспыхивали, когда его глаза встречались с глазами мужа.       — Именно поэтому я тебе не верю, — обвиняющий голос Чада звучал далеко-далеко для ушей Джареда, хотя он находился в гостиной вместе с принцем, Софией, Женевьев и Мишей.       — Что? — тупо спросил Джаред. София и Женевьева захихикали. Миша смотрел на него так, словно Джаред был потерявшимся щенком. Чад выглядел раздраженным — как и всегда.       — У тебя появляется этот взгляд в глазах, мечтательный взгляд, — сказал Чад, размахивая руками, почти тыкая Джареду в глаза. — Ты начинаешь глупо улыбаться и забываешь, что я вообще здесь, — он надулся. — Конечно, что-то должно было случиться.       — Ничего такого, Чад, — сказал Джаред. — И не волнуйся. Ты всегда сможешь меня достать, где бы я ни был и о чем бы ни думал.       Чад открыл рот, чтобы заговорить снова, но София отвесила ему подзатыльник.       — Успокойся, Чад. Хватит ныть, как ребенок.       — Оставь принца в покое, — сказал Миша со знающим блеском в глазах, которого Джаред начал бояться. — Он влюблен.       Прежде чем Джаред успел возразить или заикнуться, пытаясь возразить, они услышали громкий рокочущий голос с террасы снаружи.       — Почему Джеймс из Дома Бивера был назначен премьер-министром, а не я?       Джаред нахмурился и поспешил к двери, ведущей на террасу. София, Женевьева, Чад и Миша вскоре присоединились к нему. На другой стороне двора, у дворца императриц, стояли император, Саманта Смит, императрица и мужчина, которого Джаред не узнал.       — Я знаю, почему, — продолжал говорить мужчина громким и резким голосом. Он слегка покачивался, и Джаред понял, что тот, должно быть, пьян.       — Вы считаете Джеймса своим отцом. Именно поэтому вы назначили его премьер-министром, — обвинил он императора.       — Кто этот человек, который осмелился говорить с императором таким повышенным голосом? — спросил Джаред у Женевьевы.       — Это неправда, — сказал император. — Я верю в его политические способности.       — Это Керр Смит, — прошептала Женевьева Джареду. — Сын госпожи Саманты Смит, приемный, старший брат императора.       — Он осмелился бросить вызов императору, не имея прав ни на корону, ни на трон, — сказал Миша позади.       — Миша… — слабо возразила Женевьева. Похоже, она тоже не слишком любила Керра Смита.       — Этот осел полон лжи и подлости, — продолжал Миша, не обращая внимания на Женевьеву. — Он — тысяча негодяев в одном лице.       На другом конце двора Керр Смит становился все смелее и смелее, бросая все больше оскорбительных слов в адрес императора.       — Почему вы способны управлять Империей больше, чем я? — сказал он, обращаясь к императору. — Все эти годы ты был лишь марионеткой в руках Джеффри Дина. Не забывай, что это моя мать растила тебя и направляла. Я так же способен, как и ты, если не больше.       Император с отвращением покачал головой.       — На каком основании я мог назначить его премьер-министром, матушка Смит? — Саманта Смит выглядела растерянной, переводя взгляд со своего сына на приемного. — Он совершил постыдные и бесчеловечные преступления. Он разграбил Мальву. Насиловал женщин! Когда я провозгласил, что ни один военнопленный не должен стать рабом, он ослушался моего приказа. Он делал все, что я отвергаю, совершал поступки, которые я ненавижу. Он опозорил династию Эклзов.       — А брак с нечестивым валтакунским принцем принесет великую честь Эклзам? — спросил Керр.       — Следи за своим языком, Керр! — прорычал император, который до сих пор говорил мягко. — Относись к имени принца с уважением! Не забывай, что он теперь император-консорт Перандора. Я не потерплю неуважения к моему мужу.       Керр Смит, Саманта Смит и даже Императрица выглядели так же потрясенно, как и Джаред, но Император стоял на своем, угрожающе глядя на своего приемного брата.       — Ваше Величество! — усмехнулся Керр, прежде чем уйти.       Когда император повернул лицо к свету факелов, Джаред заметил гнев, кипевший под поверхностью его красивых черт. И он удивился, как ему вообще пришло в голову, что выйти замуж за императора означает отказаться от своей чести.

***

      Во время следующей встречи с придворными дворянами для получения духовного наставления Дженсен спросил их, что такое любовь.       — Ваше Величество, это сложный вопрос, — сказал Ноубл Демор из Дома Барнса. — Я хотел бы ответить на него с помощью притчи.       — Будьте так любезны, — сказал Дженсен.       — Ваше Величество, однажды у ангелов спросили: «Что такое небеса? Они ответили: «Сердце, в котором есть любовь, и есть сам рай». Затем ангелов спросили: «Что такое ад?». Они ответили: «Сердце, лишенное любви, — это ад».       Остальные дворяне кивнули в знак согласия.       — Прекрасно, — согласился Дженсен.       — Сегодняшняя встреча окончена, — объявил помощник, и все дворяне поднялись на ноги, намереваясь уйти.       Дженсен прошел на террасу и заметил Джареда, сидящего в павильоне удовольствий со своими помощниками. Он играл с двумя щенками, гоняясь за ними, когда они ускользали из его рук. Он откинул голову назад и рассмеялся, когда один из щенков споткнулся о свои крошечные лапки и упал вперед. Джаред подхватил маленькое существо и взял его в свои сильные руки, как взял бы ребенка, поглаживая и воркуя с ним. Дженсен не видел тени в глазах мужчины. Когда Джаред любил, он любил свободно и полностью.       Дженсен считал, что это будет поистине рай, если Джаред полюбит его.       Видеть улыбку мужа было все равно, что видеть, как распускается цветок весной. Она наполняла Дженсена радостью и надеждой. Это заставляло весь мир смягчиться, а время замедлиться. Дженсен знал, что может часами смотреть на красивое улыбающееся лицо Джареда и никогда не уставать.       В последующие дни все казалось Дженсену свежим и новым — как пахнет земля после дождя. Воздух вдруг стал более ароматным, а цвета — более яркими. Вечерами он бродил по дворцовому двору, улыбаясь себе каждый раз, когда замечал движение в покоях Джареда. Он часто ловил себя на том, что напевает не в такт песне Джареда, даже когда находился в присутствии своих министров. Дженсен улыбался чаще, чем обычно, и мелочи, которые раньше его раздражали, больше не имели значения. А когда он знал, что ему предстоит пересечься с мужем, он не мог удержаться от того, чтобы не выбрать себе лучшую мантию и не пожелать, чтобы Джаред заметил его.       Даже его мать, императрица, заметила перемену в нем. Каждый раз, когда он бросает тайный взгляд в сторону дворца Джареда, надеясь увидеть его, она одаривала его знающей улыбкой. К своему ужасу, Дженсен краснел при этом и изо всех сил старался это скрыть. Он был Императором, а Императоры не краснеют. Но Джаред заставлял его делать то, о чем Дженсен никогда не думал.       Все закончилось тем, что он был на аудиенции у матушки Смит, обсуждая государственные дела, когда Джаред вышел на террасу, высушивая волосы после ванны.       — С мятежниками нужно поступать сурово, — говорила она. — Если правитель будет слаб, в стране наступит беспорядок.       Дженсен увидел, как Джаред провел пальцами по волосам, распутывая их, и ему захотелось провести пальцами по русым локонам.       — Что касается вашего шурина Марка, вам следует проявить осторожность, — сквозь мысли, слышал он слова матушки Смит. Однако он не мог быть уверен. Мысли Дженсена были далеко, он пытался представить, каково это будет на вкус, если он слижет капли воды, которые прилипли к внушительным грудным мышцам Джареда.       — Он выходит из-под контроля, — сказала матушка Смит чуть более решительно, возвращая разум Дженсена к реальности. Дженсен сжал губы и попытался сделать вид, что внимательно слушает ее, но неодобрительного взгляда матушки было достаточно, чтобы понять, что он потерпел неудачу. Но даже тогда он не смог удержаться и бросил еще один быстрый взгляд на Джареда.       Дженсен понял, что должен что-то предпринять. Эрекция во время разговора с женщиной, которую ты считал своей матерью, была достаточно ужасной, но подобное точно не могло произойти, когда он находился при дворе. В случае несчастья (или удачи) Джаред будет неторопливо прогуливаться по саду, когда он будет вести заседание, и член Дженсена тут же наполнится кровью.       Он должен был что-то сделать. Но что? Никто никогда не производил на Дженсена такого впечатления, так откуда ему было знать, что делать?

***

      Джаред отодвинул занавеску, чтобы выйти на террасу, и тут же остановился. Он попятился назад и задернул портьеры, оставив немного места, чтобы можно было выглянуть наружу и понаблюдать, не будучи замеченным.       На террасе стоял император… с мечом в руках.       Император орудовал мечом, одетый в белые льняные штаны, низко сидящие на бедрах и обтягивающие его задницу… и больше ничего.       Меч издавал свистящий звук, рассекая воздух. Он совершил несколько впечатляющих маневров, некоторым из которых Мэтью научил Джареда, а некоторые были совершенно чужды ему. Он догадался, что император, вероятно, сам разработал их. Он двигал мечом с такой скоростью, точностью и уверенностью, что Джаред впал в задумчивость. Повернувшись спиной к Джареду, император принял новую стойку, вытянув руки, направив меч прямо на невидимого врага.       Он продержался в таком положении несколько минут, и мышцы его спины красиво пульсировали от усилий. Джаред никогда не видел императора без мантии. И хотя в богато украшенном одеянии он выглядел подтянутым и сильным, это было ничто по сравнению с тем, как он выглядел без одежды. У императора были впечатляющие, выпуклые бицепсы и широкие плечи. Под безупречной спиной, сужающейся к бедрам, проступали сильные мышцы. Пот струйками стекал по его позвоночнику, исчезая в белье.       Затем Император легко повернул меч в воздухе, как будто тот ничего не весил, и Джаред почувствовал, как его сердцебиение учащается. Его рука инстинктивно направилась к промежности, чтобы отрегулировать небольшое давление, и тогда он понял, что возбужден. Джаред так сильно прикусил губу, чтобы не застонать, что у него пошла кровь. Медный оттенок придал ему силы и не дал кончить в штаны. С трудом. Джаред не заметил, что его глаза закрылись, пока не открыл их.       Император ухмылялся, глядя прямо в глаза Джареду.       Джаред позволил занавесу полностью закрыться и отступил в тень, смущенный и невероятно возбужденный. Император усмехнулся ему, давая понять, что знает, какое воздействие оказал на Джареда.       Будь проклят он и его невероятное тело.       Таким образом, планы Чада по соблазнению Императора, чтобы тот пришел к Джареду, были официально сорваны. Император явно знал, какую игру ведет Джаред, и это было его возмездием. Джаред задался вопросом, почему он вообще послушал Чада. Он знал почему: он был в отчаянии и влюблен, а гордость не позволяла ему пойти к Императору, поэтому он хотел заставить Императора прийти к нему. Но это не означало, что он признается в этом.       Джаред решил, что должен найти какой-нибудь другой способ завоевать императора — на этот раз предпочтительно завоевать, а не дразнить. И он должен был перестать слушать Чада.