constant collapse

даня не спит, закинув руки за голову, смотрит на огромную русланову тень на потолке. тень мутная, очень нечеткая, как будто акварельный рисунок, потому что этот заботливый сукин сын прикрыл лампу футболкой. как будто это сильно помогает. у противоположной стены на диване сопит кшиштовский. вот, кому никакой свет, никакие посторонние звуки ни по чем. наверное, к третьему курсу они тоже так сон будут ценить. но пока в приоритете стоит учеба. руслан уже пятый час малюет какую-то лютую чертовщину; из ошметков ластика можно было уже новый слепить, а мусорка возле стола на солидную треть наполнена карандашной стружкой. а руслан все чертит. и прекращать, кажется, даже не планирует. даня свешивается с кровати (та опасно кренится. пизанская двухъярусная, блять), чтобы сказать руслану пару ласковых. да срать он хотел, во сколько этот медийщик переделанный ложится, пусть хоть вообще не спит, но свет в общей комнате ради приличия пусть выключает хотя бы после двух ночи. руслан сидит к нему полубоком в очень странной позе, задрав плечи чуть ли не выше головы, и старательно что-то вырисовывает, держа линейку чуть приподнятой над листом. складывается такое ощущение, что так руслан решил заново изобрести циркуль. у него же не может не быть циркуля, да? или даня только что придумал подарок ему на новых год. на руслане одна из тех футболок, которые после третьей стирки становятся абсолютно бесформенными, теряют цвет и волнами пускают воротник, а шовные нитки торчат даже из тех мест, где их быть не должно. принт в виде какого-то граффити потрескался, кое-где отвалились целые куски букв. волосы собраны в дурацкий куцый хвостик на макушке. он выглядит ужасно уставшим. приглушенный свет лампы из-под наброшенной на нее на манер абажура футболки высвечивает мешки под глазами, делая их еще более внушительными, и носогубные морщинки, прибавляя руслану лишних десять лет. даня так и замирает, вывалившись почти наполовину из кровати, слова «руслан, какого хера, сворачивайся» так и застывают в горле, хотя теперь сказать что-то такое хочется еще сильнее, только теперь не из-за раздражения, что проект у руслана, а не спать должен даня, а потому что руслан выглядит так, как будто до утра не доживет. хочется силком затащить его в кровать, укутать в одеяло так, чтобы сам, без посторонней помощи, никогда выпутаться не смог, и под страхом смерти в одеяльном плену заставить выспаться. немного хочется. совсем чуть-чуть. руслан наконец-то его замечает. — прости, я тебя разбудил? — шепчет он и машинально тянется к лампе. — я почти закончил, не сильно свет мешает. даня мешкается и тупо трясет головой, как будто не он минуту назад строил у себя в голове крайне нелестную, зато изобилующую матами тираду о том, почему ночью свет не должен гореть, если ты живешь в общаге с другими людьми. — да нет, пусть горит, просто… ты долго не сиди, ладно? а то потом будешь весь день как зомби. руслан устало улыбается. тепло так. сам как лампочка в человеческий рост — весь изнутри светится. у дани что-то где-то екает; он сам не может понять, где и что, потому что перила кровати больно давят на ребра, и не до конца понятно, то ли это то самое ёканье, то ли ему просто солнечное сплетение передавило. — не буду. уже почти закончил. и он снова возвращается к своему проекту. даня откидывается обратно на подушку и сильно жмурится, а когда открывает глаза, по потолку и стенам разбегаются в разные стороны желто-черные точки. нет, все-таки перила тут были не при чем. когда руслан такой, на него невозможно злиться. когда руслан такой, уютный до неприличия, слишком домашний, как будто даже родной, не целовать его становится все труднее.