контрольный выстрел — трагичная ошибка, повлекшая катастрофу. 2007. 03. 19. день аварии на атомно-химическом заводе.
Сотни и тысячи часов жизни испепелились из воспоминаний, ставши чистым листком бумаги, как первый выпавший снег тонким слоем и как штиль в тихой-тихой морской глади. При обычных сбоях в мозге, возникает некая путаница: провалы во временных рамках, неправильно расставленные даты над событиями и лица, которые либо воображаются из ничего, либо попросту исчезают. Но это пустяк, по сравнению с тем, чтобы очнуться в самом разгаре начала апокалипсиса, когда здания ещё горят, а обломки крушатся на головы в панике убегавших людей, полностью забыв самого себя. Ни имени. Ни что сейчас происходит. Ни какой сейчас год. Все воспоминания бесследно простыли после взрыва на атомно-химическом заводе. И парень в полной отречённости от происходящего. Не ясно даже куда все разбегаются, а он сидит вцепившись мёртвой хваткой в землю и не смеет шевельнуться, замерев лицом к опасности. Бедняга совсем забыл кто он, от того всплывают наводящие вопросы что он тут забыл, чёрт возьми?! Ему немного повезло, он не забыл как дышать, наверное это плюс, так что нужно бы просто взять руки в ноги и нестись от радиации пока живой и им движут инстинкты самосохранения. Он кажется уже догадывается, что потерял память, ибо невозможно вот так вот вдруг очутиться тут, а значит здравый смысл всё ещё мелькает. Смутно, но это всё же лучше чем амнезия. Парень знает, что нужно бежать. Тело бешеным темпом разгоняло кровь по каждой ткани мышц и приводила их в необъяснимо резвые и сильные скачки среди всего песка и грязи. Он забегает в ещё более-менее не разваленный переулок и смотрит на своё отражение в стекле, огорожённым решёткой. Зелёные глаза (хотя их сложно рассмотреть среди столбов пыли), довольно светлая кожа и какое-то маленькое тёмное пятнышко на ней, совсем не похожее на родинку. Если бы он знал, что такое витилиго, парень мог бы и предположить, что до потери памяти, и, как уже стало ясно, взрыва, он болел ей. Но нет. Это было просто маленький кусочек кожи тёмного пигмента, совсем противоположный его бледному лицу и сильно выделявшийся на нём. Сейчас не подходящее время, чтобы тщетно вспоминать кто ты. Соображая под действием бешено колотившегося сердца и учащённого дыхания, ему приходится покинуть это место и убежать прочь. Солнечный полдень за несколько часов превратился в облачный, промозглый почти что вечер, с северо-западным ветром, предвещавшим дождь. Сенсорики же, только заметив дым, гнались к нему, даже не задумываясь о том, что там может быть радиация, хотя это было вполне очевидно. Он потом придумает как себя обозвать, может если обыскать себя и свой странноватый (черт пойми откуда взятый) странный плащ, то удастся найти документы, удостоверяющие его личность, но лишь когда он будет спокоен за свою жизнь. И так, он бежал дальше, пытаясь достучаться хоть до кого-нибудь, дабы узнать в какую катастрофу он влип. Видя отчаянные семьи, пытающиеся как можно быстрее уехать от сюда на машине, пока это ещё возможно, парень на момент задумался есть ли родственники у него? А может друзья? А может те зовут его где-то в бешеной толпе, но он не слышит, ведь напрочь забыл своё имя? Совсем скоро, кто-то неизвестный в капюшоне хватает его за руку и отводит в крепко-стоящее здание, добротно построенное за долгие месяца.«— Ты думаешь, что это всё вечно. Люди, машины, асфальт. Но это не так. Однажды это всё исчезнет. Даже небо, » — в мыслях очень быстрой и мелкой дрожью пробежало единственное, первое и последнее воспоминание, как кто-то говорил эти слова.
После этого он вновь пришёл в себя, пустыми бездонными зрачками взглянув на незнакомца, когда они остановились в подъезде. Спрашивать что это за человек, когда парниша не знает кто он сам конечно странно и всё же, это было явно верным и прямым путём. Вырывает свои пальцы из сплетения ладоней и тяжко на выдохе старается говорить внятно.— Кто ты? — напугано выразился, на что незнакомец обернулся на него. Лицо скрывалось под белой маской, но Бэд почувствовал, как под ней, у чужака блеснул огонёк в глазах. — Почему ты так странно вёл себя в толпе? Ты наверное глухой, — отчеканивает будто факт, который знал наверняка, но он совершенно точно пытался делать вид, что сомневался, — я подумал, тебя уже спасать надо. — Я… я, — запинается зеленоглазый, — просто не понимаю, что произошло? — он конкретно понимал, что слышал взрыв, но хотелось бы разузнать побольше. Рассказывать о потере памяти он не торопился, ибо вспомнив одну вещь, парень считал, что сможет и вспомнить другие. — Как так вышло? Все ясно знают, что при аварии на химическом заводе, сирена орёт до проклятого леса, ты разве ничего не слышал? — на момент, масочник посчитал, что этот чудак не местный. — Нет, — на выдохе у того тряслись руки, мелкая дрожь прокалывала тело. Пока он убегал сам не зная от чего под крики толпы, сирену действительно было легко пропустить мимо ушей.
До чёртиков знакомое ощущение, как ноги обволакивает густой туман и полная безысходность действий в сыром и одновременно сухом безжизненном подъезде на лестничной площадке, где бутылки с алкогольными напитками бились на сотни, а то и больше, хрупких и острых осколков. Откуда только это дежавю? Все люди так спешно и без особой бережности старались спасти самое ценное, выехав из города, ровно до того момента, пока туда не прилетели вертолёты. Даже на площадке между третьим и вторым этажом были слышны уличные выстрелы, которые постепенно нарастали. Ему было жутко страшно, до трезвонящего шума, из-за этих самых скачков пульса в унисон в вылетавшими пулями.сегодня все совсем не так как раньше.
И словно всё с какой-то фальшью. В душе потушен свет, только последняя свеча, зажжённая небом, тихим огнём теплит надежду. Но нет больше сил. Поезда надежды с рельс и снова взрыв.что было завтра? что будет вчера? ха-ха откуда-то он определённо знал эти строчки, что теперь так иронично, но самое обидное — правдиво вписывались в жизнь.
— Как тебя зовут? — на этот вопрос он немного замешкал, но всё-таки, спустя пару минут размышлений, сопровождающихся протяжным молчанием, громким стуком сердцебиения и ели слышными криками с улицы, сам решил дать себе прозвище. — Бэд.