День 3.
Он проснулся оттого, что она нежно сжимала его руку и произносила его имя. Его разум реагировал медленно — он спал неожиданно хорошо, вероятно, благодаря снотворному, которое дала ему Ракель. Он моргнул, открыв глаза, и первое, что он увидел, была её улыбка, лучшее, от чего он мог проснуться, и он почувствовал непреодолимое желание притянуть её к себе в постель, обнять, вдохнуть и не отпускать весь день — всю неделю — всю свою жизнь. Он потёр глаза и с сожалением отогнал этот порыв. — Доброе утро, — сказала она. — Доброе утро. Сколько сейчас времени? — Четыре часа. Он нахмурился. — Тебе следовало разбудить меня час назад. — Я подумала, что тебе не помешает лишний час. Ты был так измучен. Он сел, чтобы поцеловать её. — Спасибо. — Как ты себя чувствуешь? — Неуверенно спросила она его. Внезапно туман сна покинул его мозг, когда события предыдущего дня нахлынули на него, и он закрыл глаза и глубоко вздохнул, вспоминая… мертва, мертва, мертва. Она крепче сжала его руку, и он снова был так благодарен, что она была здесь, с ним, что ему не нужно было терпеть это в одиночку. Вина, которую он чувствовал, угрожала снова охватить его, но, в отличие от вчерашнего дня, он обнаружил, что теперь у него есть силы, чтобы оттолкнуть его. Он посмотрел на неё снизу вверх. — Я в порядке. В любом случае, лучше, чем вчера. — Я рада, — кивнула она. — Я знала, что тебе нужно поспать. Ты хочешь поговорить об этом? — Нет, — решил он. — Нет, я думаю, мы сказали всё, что можно было сказать по этому вопросу. А теперь тебе нужно поспать, ты, должно быть, тоже устала. Она надела пижаму, когда он встал с постели — ему было так странно, что теперь они спали в разное время. Ему ничего так не хотелось, как остаться в постели и обнимать её, пока она спит, но он знал, что это невозможно, поэтому позволил ей поцеловать себя на ночь, а затем устроился перед экранами. На Монетном дворе всё было тихо, только несколько заложников работали посменно у прессов, пока остальные спали, так что у него было достаточно времени, чтобы подумать. Чувство вины, которое он испытывал из-за смерти Моники Газтамбиде, никуда не делось, но сейчас он был в состоянии справиться с этим лучше, спрятать его в уголке своего сознания, чтобы разобраться с ним позже, чтобы он мог сосредоточиться на остальной части операции. Он знал, что сейчас они работают в ненадёжное время — в какой-то момент, вероятно, в течение 48 часов, полиция запросит доказательства жизни всех заложников, и как только они обнаружат, что заложник мёртв, они больше не будут колебаться, чтобы попытаться войти в Монетный двор любыми необходимыми средствами. Поэтому его главная цель на следующие несколько дней — отложить рассмотрение вопроса в полиции для доказательства жизни как можно дольше и любыми необходимыми средствами. Потому что, если это произойдёт до того, как туннель будет открыт, его команда окажется в ловушке внутри. Около 7.30 он снова включил передачу для «жучка Анхеля», а в 8 услышал, как Анхель вошёл в командный центр. С этого момента всё внимание Серхио было сосредоточено на радио, чтобы слышать, что обсуждает полиция. Он ненадолго встал из-за стола в 10, чтобы разбудить Ракель, жестом показывая ей, что они не могут говорить, потому что он слушает передатчик. Она оделась и сменила его за столом, чтобы он мог пойти за завтраком, затем они ели молча, внимательно слушая и одновременно не сводя глаз с экранов. Когда инспектор ушла за кофе, вокруг Анхеля воцарилась тишина, и они наконец смогли поговорить. — Они сказали что-нибудь интересное, пока я спала? — Она спросила. — Анхель пришёл на работу около двух часов назад, — сказал Серхио, затем продолжил рассказывать ей о том, что происходило в палатке. Тем временем вернулась инспектор. — Держи, Анхель, — услышали они её слова. — Капучино, два кусочка сахара. Она фыркнула. — Ей лучше быть осторожной. Если она будет так мила с ним, он влюбится в неё ещё до того, как всё это закончится. Серхио бросил на неё удивлённый взгляд. — Почему тебя это волнует? Она показала ему своё самое достойное выражение лица. — Я не знаю. — Я думаю, ты понимаешь, — поддразнил он её. — Ты сказала, что он был влюблён в тебя. Я думаю, ты немного ревнуешь. — Не будь смешным, — усмехнулась она. Он усмехнулся и оставил эту тему, чтобы они могли снова послушать разговор. Через некоторое время и Анхель, и Елена начали читать файлы, и больше ничего интересного не было слышно, так что можно было снова спокойно поговорить. Ракель повернулась к нему с серьёзным выражением лица. — Как ты себя чувствуешь? — Она снова спросила его. — Я в порядке, — сказал он. — Я… Я стараюсь не думать об этом. В любом случае, сейчас я ничего не могу с этим поделать. Главное, что мы должны стараться продолжать операцию как можно дольше, пока они не попросят доказательств жизни. — Да, — кивнула она. — Вероятно, нам придётся уехать гораздо раньше, чем мы думали. А пока мы должны постараться, чтобы больше ничего подобного не случилось. — Кстати об этом… — сказал он. — Что мы будем делать с Берлином? — Я разговаривала с ним прошлой ночью, после того как ты уснул. Я думаю, что с этого момента он будет следовать приказам. — Ты говорила с ним? — Спросил Серхио, немного встревоженный. — Что ты сказала? — Я просто напомнила ему, кто здесь главный. Её тон был лёгким, но по выражению её лица Серхио заподозрил, что его брату пришлось довольно неприятно. Она повернулась к нему. — Могу я всё же спросить тебя кое о чём? — Конечно. — Как давно ты знаешь Берлина? Он колебался. — Хм… долгое время. — Значит, ты его хорошо знаешь? — Да. Она нахмурилась, глядя на него. — Значит, ты знал об этом до того, как завербовал его, верно? — Знал что? — Что он социопат. — О, — сказал он, неловко ёрзая. — Это. — Все признаки на лицо: он осознаёт, что его действия неправильны, но он явно не испытывает сожаления. Я также не думаю, что он испытывает сочувствие, и у него ужасно самовлюблённая личность. Было больно слышать, как она так описывает его брата. Хотя в ее словах был смысл… Серхио всегда знал, что у Андреса были некоторые серьёзные недостатки, но только сейчас он начал понимать, что его брат, возможно, не проявлял вокруг себя худших сторон своей личности — либо это, либо он был слеп к ним. — Я всегда знал, что он довольно… бесстрастен, да, — признался он. — Тогда почему ты назначил его главным? — Я думал, что это будет преимуществом. Берлин остаётся спокойным независимо от обстоятельств. Нам нужен был кто-то с холодной головой во главе. — Я согласна, но есть люди, которые могут сохранять хладнокровие и при этом оставаться гуманными. Это операция, в ходе которой многие люди оказываются в уязвимом положении. Ты должен был назначить кого-то ответственным, кто не злоупотреблял бы своей властью над ними. Если ты так давно знаешь Берлина, ты должен был знать, что он не тот человек. Почему ты назначил его главным, Серхио? Он беспокойно заёрзал под её пристальным взглядом. — Я знал, что он останется верным, что он будет следовать плану, что бы ни случилось. — Но он этого не сделал, он проигнорировал твой прямой приказ. Почему ты думал, что он будет придерживаться плана больше, чем другие? — У меня есть веская причина доверять ему. — Не хочешь поделиться этим со мной? Он заёрзал, и она нахмурилась. — Что ты мне не договариваешь? Он колебался, но она задавала ему прямой вопрос, на который он не мог ответить, не солгав. Он не хотел лгать ей. — Серхио, — настаивала она, — почему ты назначил Берлина главным? Он глубоко вздохнул и поправил очки на носу. В любом случае он должен был сказать ей об этом давным-давно. — Потому что он мой брат. Она отреагировала не сразу, просто уставилась на него. — Ты шутишь? — Нет. — Он… он твой брат? — Да. — Серьёзно? — Да. Он дал ей несколько минут, чтобы она смогла усвоить новую информацию. Затем она задала неизбежный вопрос: — Почему ты не сказал мне об этом раньше? Он вздохнул и провёл рукой по волосам. — Я не совсем уверен. Мы с Андресом просто с самого начала договорились, что никому не скажем, что между нами существует личная связь. — Я понимаю, что ты не сказал мне сразу, но мы вместе уже несколько недель, Серхио! Ты мог бы упомянуть об этом! — Но если бы я сказал тебе это, ты бы относилась к нему по-другому. Это автоматически создало бы личные отношения между вами двумя, и я хотел свести их к минимуму. Она подняла брови. — Правда? Даже после того, как мы с тобой… — Именно это я и хочу сказать! — Сказал он. — Ты и я, этого было достаточно плохо! Я не хотел создавать ещё более личные отношения. — Прости, — возмущённо сказала она, — Нам с тобой было достаточно плохо? Он попытался поправить себя: — Я не это имел в виду. Она бросила на него мрачный взгляд. — Давай сначала разберёмся с Берлином. Я всё ещё думаю, что ты мог бы сказать мне. Он кивнул. — Я понимаю. Но личные отношения могут стать такими ужасно запутанными в такой операции, как эта. Посмотри, что случилось с Токио в первый день: она застрелила и чуть не убила двух полицейских, потому что Рио пострадал, и её эмоции взяли верх над ней. Это то, чего я хотел избежать. Я не мог помешать нам с тобой, но твои отношения с моим братом были чем-то, что я мог контролировать. — Так ты просто лгал мне? — Я никогда не лгал, — быстро сказал он. — Я просто не поправил тебя, когда ты называла его моим «другом». — Это очень тонкая грань, — проворчала она. — Ты когда-нибудь собирался мне рассказать? — Конечно. Просто… после того, как всё это закончится. Он увидел, как на её лице появилось понимание. — Ой! Так вот почему он едет с нами в Палаван! — Да, — кивнул он. Выражение её лица внезапно стало более серьёзным. — Тогда… ты знаешь, что он умирает? Он удивлённо посмотрел на неё. — Да, я знаю. Откуда ты знаешь? — Он сказал мне вчера вечером, когда мы разговаривали. Честно говоря, я не могу испытывать к нему особой жалости после того, что он сделал вчера, но если он твой брат… Серхио, прости меня… Он поднял руку с болезненным выражением лица. — Пожалуйста, не надо. — Ты хочешь поговорить об этом? — Я правда не знаю. Сейчас неподходящее время, мы в разгаре масштабной операции, я не хочу думать об… этом… сейчас. Она кивнула. — Я понимаю. Она на мгновение положила руку ему на плечо и сжала, и он бросил на неё благодарный взгляд. Затем она откинулась на спинку стула и подняла брови, глядя на него. — Итак. Есть ли у нас в команде ещё какие-нибудь члены семьи, о которых мне следует знать? Рио на самом деле твой сын? Ты тайно женат на Токио? — Ну, — сказал он, — теперь, когда ты упомянула об этом… Она выглядела такой встревоженной, что он усмехнулся и быстро исправился: — Это была шутка, я шучу! Обещаю, больше никаких скрытых членов семьи. По радио они услышали, как Анхель и Елена снова заговорили, поэтому быстро замолчали и прислушались. — Ты собираешься позвонить ему? — Спросил Анхель. — Ещё нет, — сказала Елена. — Я бы предпочла, чтобы он позвонил мне. — Почему? — Потому что человек, который инициирует звонок, автоматически оказывается в более слабом положении. Серхио кивнул в знак согласия. Елена продолжила: — Я позвоню ему, если он не позвонит нам к одиннадцати. — Приятно это знать, — сказал Серхио. — Тогда давай убедимся, что не будем звонить ей раньше одиннадцати. Ракель встала, чтобы размять ноги, пока Серхио лениво просматривал различные изображения с камер внутри Монетного двора, наблюдая за работой прессов, заложниками на работе или отдыхающими. Наконец он добрался до камеры в комнате отдыха… и замер. Этого не может быть. — Ракель… — сказал он, не отрывая глаз от экрана. — Ракель! — Что случилось? — Спросила она, торопясь к нему. Когда она увидела экран, то остановилась как вкопанная. — О! — Сказала она. — Но… этого не может быть? И всё же она была там, без сомнения — её лицо навсегда запечатлелось в памяти Серхио. Моника Газтамбиде. Живая. Живая. Он недоверчиво повернулся к Ракель и увидел, как на её лице отразилось его собственное замешательство. — Ну, позвони им, — уговаривала она его, и он быстро поднял трубку, когда она потянулась за наушниками. Ответил Берлин. — Берлин, — сказал он. — Что… когда… как? — Я знаю, — сказал его брат, ухмыляясь. — Для меня это тоже было настоящим путешествием. — Как это возможно? — Спросила Ракель. — Денвер не подчинился моему приказу. Он спрятал её в одном из хранилищ. До Серхио начало доходить, он начал понимать, что это значит — они спасены, операция может продолжаться, он не убийца. Он почувствовал такое облегчение, что у него закружилась голова. — Позволь мне поговорить с ней, — услышал он слова Ракель, и в следующее мгновение в его ухе раздался голос Моники, звучавший немного испуганно, но живой, живой. — Алло? — Назови своё имя, — услышали они, как Берлин сказал рядом с ней. — Моника Газтамбиде. — Я так рада видеть, что ты жива, Моника, — сказала Ракель. — Ты в порядке? — Да, — сказала она. — Ты как-нибудь ранена? — Моя нога. В меня стреляли. — Тебе нужен врач? — Настойчиво спросила Ракель, но на экране Моника покачала головой. — Денвер позаботился обо мне. Серхио наконец-то снова обрёл дар речи. — Пожалуйста, соедините меня с Денвером. Моника передала телефон Денверу. — Ты вытащил пулю? — Немедленно спросил Серхио. — Найроби. — Хорошо, — сказал Серхио с облегчением. Он не думал, что Денвер мог бы проделать особенно хорошую работу. — Она зашила рану так, как я вас учил? — Да. — Есть ли какие-либо признаки инфекции? — Нет, я так не думаю. — Если вы увидите покраснение или припухлость, — сказал Серхио, — немедленно позвоните мне, понятно? Денвер кивнула. — Я так и сделаю, но мы использовали много дезинфицирующего средства, и я регулярно меняю повязки. — Хорошо, — сказал Серхио. Он не собирался терять её из-за гангрены сейчас. — Денвер, — сказала Ракель рядом с ним мягким голосом. — Ты спас её. На экране Денвер выглядел довольно смущённым. — Да, ну, я не мог… Я не мог просто пристрелить её. — Молодец, — сказала Ракель. — Действительно, Денвер, молодец. — Спасибо, — пробормотал он и вернул телефон Берлину. — Итак, — сказал Берлин, переходя прямо к делу. — Как насчёт моего наказания? — Я привёл всё в движение, — холодно сказал Серхио. — Ты можешь его отменить? Серхио нахмурился. — Я мог бы, но не уверен, что должен. Насколько я понимаю, её нет в живых из-за тебя. Ты всё ещё не подчинился мне. — И я усвоил свой урок, — сказал Берлин. — Вчера у нас с Лиссабон был интересный разговор по душам, и она… убедила меня, что не в моих интересах снова ослушаться тебя. Серхио искоса взглянул на Ракель. Что, чёрт возьми, она ему сказала? Она пожала плечами, и Серхио снова повернулся к брату. — Я подумаю об этом, — сказал он и повесил трубку. На экране они смотрели, как Осло выносит Монику из комнаты, затем повернулись друг к другу. Её глаза сияли, и она широко улыбалась, и он подхватил её на руки и оторвал от земли, чтобы закружить, они оба смеялись. — О, это потрясающе, — сказала она, обхватив его лицо руками и целуя его снова и снова. — Просто удивительно! Он не мог перестать ухмыляться, когда опускал её обратно, весь мир казался ярче, тяжёлый груз свалился с его плеч. Электрическая, жужжащая энергия наполняла его, умоляя высвободиться, заставляя его чувствовать себя гипертрофированным и немного безрассудным. Он посмотрел на неё, такую красивую, её тёмные глаза сияли, её улыбка освещала всю комнату, и он вспомнил, как она была рядом с ним вчера. Внезапно ему ничего так не захотелось, как прижать её к себе и целовать до тех пор, пока она не задохнётся, отвести её на кровать и уложить на подушки, снять с неё одежду, зарыться лицом между её бедер и заставлять её кончать снова, и снова, и снова… Она поймала его взгляд и подняла брови. — Серхио, — предостерегающе сказала она. — Мы не можем. Он шагнул ближе к ней, и она быстро отступила на шаг, ухмыляясь. — Нет, мы не можем! — Но я хочу, — прошептал он. — Я так сильно этого хочу. — Хотя уже почти одиннадцать! — И что? — Тогда инспектор позвонит нам, — напомнила она ему. — Как ты думаешь, она позвонит ровно в одиннадцать? Она рассмеялась. “ — Я не рискую этим! Она уже прервала нас вчера — если она сделает это снова, мне, возможно, придётся просто убить её. Он ухмыльнулся. — Мы можем хотя бы поцеловаться до тех пор? — Он спросил. — Я чувствую, что мы должны отпраздновать. Она всё ещё колебалась. — Я не знаю, Серхио, мы действительно хотим начать то, что не можем закончить? Он протянул руку, схватил её за запястье и притянул ближе, чтобы прошептать ей на ухо: — Тогда позволь мне закончить… Он прижал её к себе, положив одну руку ей на поясницу, а другой рукой откинул её волосы назад, чтобы коснуться губами её шеи. — Серхио… — слабо запротестовала она. — Мы… у нас правда есть всего несколько минут. — Я не думаю, что мне нужно больше нескольких минут, — пробормотал он, проводя пальцами по её спине, чтобы заставить её вздрогнуть. Она ахнула, когда он развернул её так, чтобы её спина была прижата к нему, затем он почувствовал, как она тает рядом с ним, когда он начал целовать её шею. — Я знаю, что тебе нравится, — пророкотал он, касаясь губами её кожи. — Это не займёт много времени. Он обхватил обе её груди и погладил большими пальцами соски, пока они не затвердели, затем сжал их, и она тихо застонала. — Не надо… — выдохнула она. — Мы в самом деле не должны… Он опустил одну руку вниз, чтобы сильно зажать её между её ног, и она ахнула. — Дай мне пять минут, — прошептал он. — И я могу заставить тебя кончить так сильно… Она вздрогнула, но попыталась снова: — А как же наше соглашение? Никакого секса во время ограбления… — Это не считается, — улыбнулся он. — Давай назовём это лазейкой. Она застонала, когда он расстегнул её брюки и просунул руку под её нижнее белье. Когда он прикоснулся к ней, по её телу пробежала дрожь, и она закрыла глаза, её дыхание участилось. — Ты уже мокрая, — тихо сказал он. — Позволь мне заставить тебя кончить… — А телефон… — прошептала она, но это был уже очень слабый протест, и она снова прижалась к нему. — Тогда давай больше не будем терять времени, — твёрдо сказал он, затем развернул её и прижал к столу, глубоко поцеловав. Она не могла сопротивляться, когда он поцеловал её в шею, затем спустился вниз по её телу, остановившись на мгновение, чтобы прикусить её соски через ткань рубашки. Затем он опустился на колени в знак поклонения, приподняв её топ, чтобы поцеловать в живот, прежде чем стянуть с неё брюки и нижнее бельё, чтобы она могла вылезти из них. — Раздвинь ноги, — пробормотал он, и она повиновалась ему, слегка задыхаясь от предвкушения. Он больше не терял времени и прижался к ней губами, а она со вздохом прислонилась спиной к столу, одна рука за спиной для поддержки, другая в его волосах. Его язык быстро нашёл нужное место, и вскоре она откинула голову назад и застонала, а он наслаждался каждой секундой этого, её вкусом, звуками, которые она издавала, её пальцами, запутавшимися в его волосах… и тут зазвонил телефон. Она подпрыгнула и громко выругалась, резко стукнув его по макушке. — Чёрт возьми, Серхио, я же тебе говорила! Он поднял глаза. — К чёрту это. Пусть звонит. — Что? Но инспектор… — Пусть она подождёт. Она перезвонит. — Но… Однако в следующее мгновение он снова прижался к ней губами, и она потеряла дар речи. После ещё нескольких гудков телефон замолчал, и когда он с новым энтузиазмом сосредоточился на своей задаче, вскоре она снова застонала. Как он и предсказывал, прошло всего несколько минут, прежде чем она напряглась, и он ускорил темп, когда она выгнула спину, её дыхание было быстрым и неровным, её пальцы так сильно вцепились в его волосы, что это было почти больно, но он не возражал ни в малейшей степени, когда она внезапно начала дрожать, затем откинула голову назад с резким криком, когда волна накрыла её. Он точно знал, как сделать так, чтобы это продолжалось, продолжая в точности то, что он делал, заставляя её издавать ещё несколько криков, пока это чувство просто продолжалось. Затем он постепенно расслабился, чтобы растянуть её удовольствие, когда она содрогнулась от толчков. Он отошёл, чтобы посмотреть на неё — она откинулась на стол, её голова была запрокинута, её волосы струились вниз, глаза закрыты, тяжело дышала. Какой вид. — О, — прошептала она. — О, это было хорошо. Она подняла голову, чтобы посмотреть на него сверху вниз, её глаза сверкали, и он улыбнулся ей. — Что я сказал? Пять минут, максимум. — Спасибо, что не взял трубку, когда зазвонил телефон. Его улыбка стала шире, когда он встал. — Я ещё не устал жить. Кроме того, не так уж плохо время от времени не отвечать. Пусть она думает, что я занят другими делами, вместо того чтобы просто сидеть у телефона и ждать, когда она мне позвонит. Она бросила на него удивлённый взгляд, снова одеваясь. — Ты говоришь так, будто встречаешься с ней и стараешься не выглядеть слишком нетерпеливым. Он кивнул. — Динамика очень похожа, да. Она застегнула брюки, затем подошла и обняла его за шею. — Ну, всё равно спасибо. — С удовольствием, — пробормотал он, прижимаясь поцелуем к её губам. Когда телефон зазвонил снова, они оторвались друг от друга, и он почувствовал себя немного ошеломлённым, когда сел в своё кресло. Он глубоко вздохнул, ему нужно было несколько мгновений, чтобы собраться с мыслями и снова сосредоточиться на ограблении. Наконец он почувствовал, как Профессор материализовался — спокойный, уверенный, сосредоточенный, — и он был готов. Ракель надела наушники, когда он поднял трубку. — Доброе утро, инспектор. — Как мистер Роман после операции? — Нет, нет, нет, — сказал Серхио, качая головой. — Это не способ начать разговор. Я думал, мы становимся друзьями, инспектор, а теперь вы даже не говорите «доброе утро»? — Вам нужно чётко расставить приоритеты, Профессор. Вчера чуть не умер человек. Я пожелаю вам доброго утра после того, как вы расскажете мне, как он. — Он в порядке, — сказал Серхио. — Он хорошо поправляется, и у него нет температуры. — Рада это слышать, — сказала Елена. — Доброе утро, Профессор. Серхио улыбнулся. — Вы сегодня звоните довольно поздно, инспектор. Я думал, вы забыли обо мне. — Я бы хотела, но мне довольно трудно забыть о вас. — Это интересно слышать. Как вы думаете, вы всё ещё будете думать обо мне даже после того, как всё это закончится? — Конечно, — сказала она, и он услышал лёгкую улыбку в её голосе. — Я навещу вас в тюрьме. Он усмехнулся. — Это очень любезно с вашей стороны. Но я думаю, что выберу какое-нибудь более экзотическое место, чтобы провести остаток своих дней. — Мы ещё посмотрим, — решительно сказала она. Он широко ухмыльнулся и собирался сделать умный ответ, но рядом с ним Ракель закатила глаза и жестом велела ему двигаться дальше, поэтому он прочистил горло и перешёл к делу. — Почему вы звоните мне, инспектор? — Боюсь, у меня плохие новости. Они отстраняют меня от дела. Он замер. — Прошло слишком много времени, и мы зашли в тупик, — продолжила Елена. — Моё начальство начинает сомневаться, подхожу ли я для этой работы. Серхио искоса взглянул на Ракель, которая нахмурилась. — Я думаю, что вы всё же хотите продолжать переговоры со мной, — сказала Елена. — В конце концов, мы ведь становимся друзьями, верно? — Мы, — сказал Серхио. — Я рад, что вы тоже так думаете. — Тогда вам придётся что-то дать мне, чтобы я могла что-то дать своему начальству. — Что вы имеете в виду? — Отпустите нескольких заложников. Одиннадцать заложников: десять несовершеннолетних и беременная женщина. — Это много заложников. — У вас ещё много чего останется. Вы можете позволить себе отпустить некоторых из них. — А если я этого не сделаю? — Тогда делом займётся другой инспектор, и он может быть не таким… дружелюбным. Я дам вам час, чтобы подумать об этом. Она положила трубку, и Серхио в смятении повернулся к Ракель. — Я не хочу начинать всё сначала с новым инспектором, — сказал он. Ракель всё ещё хмурилась. Наконец она сказала: — Она блефует. — Что? — Это стратегия, она играет с тобой. Я бы сделала то же самое, если бы была на её месте и так долго без всякого прогресса. Попробуй как-нибудь вынудить тебя пойти на уступку. Серхио колебался. — А что, если она говорит правду? Ракель пожала плечами. — Тогда мы найдём другого переговорщика. — Я не хочу этого! — Серхио сказал. — Я просто хорошо понимаю Елену, новый человек снова будет с чистого листа. Ракель прищурилась, глядя на него. — Ты просто хочешь сохранить Елену, потому что ты начал эту игру с ней, и теперь ты хочешь посмотреть, сможешь ли ты победить её. — Это неправда, — сказал он, защищаясь. — Я просто думаю, что она разумный и уравновешенный человек, и кто знает, кем бы они её заменили? — Разве это имеет значение? — Да! — Сказал он. — Разве ты не говорила, что если дела пойдут совсем плохо, они приведут Алисию Сьерру? Ракель нахмурилась. — Ну… только если дела пойдут совсем плохо. Я не думаю, что Алисия была бы их первым выбором. — Однако готовы ли мы рискнуть этим? Она покачала головой. — Я говорю тебе, Серхио, она блефует! — Но готовы ли мы рискнуть этим? Она вздохнула. — Отлично. Я полагаю, что нет. Так что ты предлагаешь? — Я думаю, мы должны освободить этих одиннадцать заложников. Это будет знаком доброй воли с нашей стороны, и это на некоторое время снимет давление. — Это правда, — признала она. — Освобождение этих заложников сделает их счастливыми на некоторое время, возможно, даже на несколько дней. И они потеряют много времени, допрашивая освобождённых заложников. Но как ты думаешь, можем ли мы позволить себе освободить их? Они расскажут полиции всё, что знают. — Они могут только сказать им, что мы печатаем деньги, о чём полиция уже знает, и предоставить им информацию о фальшивом туннеле, который мы копаем в направлении канализации. — Как насчёт описания членов команды? Серхио покачал головой. — Составные изображения всегда ужасно неточны, и каждый человек даст немного другое описание. Таким образом полиция не сможет никого идентифицировать. — Хорошо, — вздохнула Ракель. — Тогда я посмотрю список имён несовершеннолетних. Перезвони ей и дай знать, что мы их отпустим. Серхио поднял трубку и сделал глубокий вдох, чтобы Профессор снова появился. Как только он успокоился и взял себя в руки, он позвонил в командный центр. Елена сразу же ответила. — Вы уже приняли решение? — Да, — сказал Серхио. — Мы решили выполнить вашу просьбу. Мы отпустим беременную женщину и следующих несовершеннолетних. Он дал ей список имён, и она ответила: — А как насчёт Элисон Паркер? Серхио покачал головой. — Я думаю, теперь вы поняли, инспектор, что мы оба знаем, что Элисон Паркер — королева червей в этом карточном домике. Мы её не отпустим. — Тогда наша сделка отменяется, — немедленно ответила инспектор. Мысли Серхио работали быстро — должен был быть способ воспользоваться их рвением, чтобы вытащить Элисон. Он почувствовал присутствие Профессора сильнее, чем когда-либо, когда его внезапно осенила идея. Он наклонился вперёд и постарался, чтобы в его голосе не прозвучало волнение, которое он чувствовал. — Послушайте, инспектор, у меня есть к вам предложение. Элисон в обмен на остальные одиннадцать. Рядом с ним брови Ракель поползли вверх. — Что вы имеете в виду? — Сказала Елена. — Я отпущу вам Элисон Паркер, — сказал Серхио, — но больше никого. Мы оба знаем, как она важна и для вас, и для нас. Так что, если вы хотите, чтобы её освободили, она будет освобождена одна. На другом конце линии на мгновение воцарилось молчание. Затем инспектор сказала: — Мне нужно посоветоваться со своим начальством. — У вас есть пять минут, — сказал Серхио и положил трубку. — Что ты делаешь? — Немедленно сказала Ракель. — Мы не можем отпустить Элисон! Но Серхио шикнул на неё и увеличил громкость передачи, которую они получали от «жучка Анхеля». — Перезвони ему, — услышали они голос человека, которого они опознали как полковника Прието. — Скажи ему «да», чтобы он отпустил Паркер. — Я не сделаю ничего подобного, — сказала Елена. — Мы не выбираем одного человека из одиннадцати других, включая беременную женщину. — Меня здесь не волнует этика, — сказал Прието. — Это государственное дело, и первое, что мы сделаем, это спасём дочь посла. Перезвони ему! — Нет, — тихо сказала Елена. — Нет, он играет с нами. — Что? — Сказал Прието. — Дай мне минуту подумать! На другом конце провода воцарилась тишина, и Серхио ждал, затаив дыхание. — Ну?! — Наконец подсказал Прието. — Мы не принимаем его предложение, — твёрдо сказала Елена. — Потому что это не настоящее предложение. Подумайте об этом, полковник! Если бы вы были на его месте, вы бы когда-нибудь отпустили Паркер, ни при каких обстоятельствах? — Он был готов отпустить остальных! — Другие — да, но не он. Сам факт того, что он предлагает это… должно быть, это ловушка. — Ловушка? Как? — О! — Внезапно сказала Елена. — Конечно! Вчера он сказал мне, что записывает каждый разговор. Серхио бросил на Ракель острый взгляд, но инспектор всё ещё говорила: — Если мы сейчас решим обменять Паркер на остальных одиннадцать, он может использовать это против нас. Он может просочить запись в СМИ. Как мы тогда будем выглядеть, полковник? — Мне всё равно, как это выглядит, я хочу, чтобы эту девушку освободили! — Но он никогда не освободит её, разве ты не видишь? Он выставит нас в плохом свете, а потом откажется от своего обещания! — Это был твой план? — Тихо спросила Ракель рядом с ним, и он кивнул, молча проклиная Елену за то, что она догадалась. Однако это всё ещё могло бы сработать, если бы Прието заставил инспектора действовать. И конечно же… — Я готов рискнуть, — раздался по радио голос Прието. — Он действительно может отпустить её, мы должны попытаться. — Он не отпустит её, полковник, говорю вам, — горячо сказала Елена. — Он просто одержит ещё одну победу над нами. — Инспектор, — сердито сказал Прието, — вы сделаете так, как я скажу. — Нет, — холодно сказала Елена. — Я знаю, как думает этот парень, и я отказываюсь идти в его ловушку с открытыми глазами. Это моя работа, я знаю, что делаю! — Инспектор, — начал Прието, но Елена решительно оборвала его. — Нет, полковник. Я говорю вам: либо мы спасём одиннадцать заложников, либо не спасём никого. Я выбираю первый вариант. — Я прикажу тебя уволить за это, — пригрозил Прието. — Ты делаешь то, что должен, — холодно ответила она. Внезапно их телефон зазвонил снова. Серхио взял трубку. — Я не принимаю твою сделку, — сказал ему на ухо голос Елены. — Мне нужны одиннадцать заложников, о которых мы договорились ранее. Отпустите их. Мысли Серхио лихорадочно метались, но он не видел выхода. Если бы он отказался отпустить заложников сейчас, Прието наверняка уволил бы Елену. Фактически, её всё равно могли уволить, а он не мог этого допустить. — Хороший выбор, — сказал он. — Я бы всё равно не отпустил мисс Паркер. В голосе Елены был лишь намёк на триумф, когда она сказала: — Я так не думала. — Заложники будут освобождены в два часа. — Спасибо, — коротко сказала она и повесила трубку. Он положил трубку и повернулся к Ракель, стиснув зубы. — Ты сказала им, что мы записываем их, когда разговаривала с ней вчера? — Да, — сказала она, защищаясь. — У меня не было выбора, Серхио, она не дала бы нам медицинскую команду, чтобы спасти Романа. — Моя стратегия почти сработала, — сказал он, тщательно контролируя свой голос. — Нам почти не пришлось отдавать заложников, и в то же время мы могли бы дискредитировать полицию. Это была бы большая победа для нас. Вместо этого мы должны отпустить одиннадцать заложников. — Я не жалею о своём выборе, — сказала она. — Мужчина истекал кровью, и она хотела заложника в обмен на отправку медицинской бригады. Я не могла принять это решение, не посоветовавшись с тобой, поэтому мне пришлось разыграть другую карту. — Ты могла бы приложить больше усилий, чтобы вообще не разыгрывать ни одну из наших карт! — О, — возмущённо сказала она. — Ты думаешь, что мог бы сделать лучше? — Я думаю, что мог бы, да, — холодно сказал он. — Не льсти себе, — огрызнулась она. — Ты едва поспеваешь за Еленой. — Именно поэтому я и не хочу, чтобы ты с ней разговаривала! — Сказал он. — Если я едва поспеваю за ней, то ты уж точно не сможешь! Она выглядела глубоко оскорблённой и открыла рот, чтобы сказать что-то сердитое в ответ, но потом вдруг остановилась и покачала головой. — Я не разговариваю с тобой, когда ты в таком состоянии, — сказала она. — Например, что? — Ты всё ещё Профессор, — сказала она. — А Профессор — придурок. Ты можешь прийти и извиниться передо мной, когда придёшь в себя. И она встала и отошла от него.
***
Он подошёл к ней, как она и предполагала, через пятнадцать минут, с раскаивающимся выражением на лице. — Мне жаль. Она кивнула, но ничего не сказала, поэтому он сел рядом с ней за стол и продолжил. — Я так увлёкся всем этим… — сказал он, проводя рукой по волосам. — Я… Я как бы теряю себя. — Я не думаю, что ты понимаешь, — сказала она. — Ты такой же Профессор, как и Серхио. — Я полагаю, — вздохнул он. — Это не так уж плохо, — продолжила она уже более мягко. — Тебе нужно быть Профессором, когда ты занимаешься операцией. Он кивнул. — Да. Мне нужна эта сторона меня, чтобы держать всё под контролем. — Я понимаю. Но ты не можешь быть таким человеком со мной, Серхио. Ты становишься холодным, отстранённым и неприятным, и мне это не нравится. — Мне очень жаль, — сказал он. — Я ничего не могу с собой поделать. Она внимательно посмотрела на него. — В определённой степени я согласна с этим. Я не жду от тебя объятий или ласковых слов, когда ты Профессор, я понимаю, что ты не способен на привязанность, когда ты так сосредоточен. Но ты всё ещё можешь следить за своими словами, ты всё ещё можешь проявить ко мне уважение. Профессор не оправдывает плохого поведения по отношению ко мне. Я признаю, что тогда ты немного другой, но ты всё ещё остаёшься собой и несёшь ответственность за своё собственное поведение. Мне всё равно, кто ты и как ты себя чувствуешь — тебе позволено не соглашаться со мной, тебе позволено спорить, но самое меньшее, что ты можешь сделать, это относиться ко мне с уважением. Он неловко поёрзал. — Да, конечно, ты права. — Он с тревогой посмотрел на неё. — Ракель, я боюсь, что в какой-то момент я могу сказать что-то действительно плохое, что-то, что причинит тебе боль. Я просто хочу заранее извиниться, если… — О нет, — сказала она, поднимая брови. — Ты не получишь прощения заранее за то, что обращаешься со мной как с придурком. Теперь ты знаешь об этой проблеме, так что с этого момента дважды подумай о том, что ты говоришь мне, когда будешь Профессором. Он поморщился. — Я всё ещё могу сказать что-нибудь обидное. — Тогда ты можешь извиниться за это. Он вздохнул. — Мне жаль, что я намекнул ранее, что мог бы лучше справиться со вчерашней ситуацией. Я прослушал запись вашего разговора с Еленой, и ты права. Это была сложная ситуация, и ты приняла правильное решение. Она почувствовала, как спало напряжение, о котором она на самом деле не подозревала. Она объективно понимала, что справилась с ситуацией настолько хорошо, насколько могла в данных обстоятельствах, но какая-то часть её всё ещё задавалась вопросом, мог ли Серхио поступить лучше. Она поняла, что его одобрение много значит для неё. — Спасибо. Он кивнул. — Я не должен был сомневаться в тебе. Ты опытный переговорщик, ты знала, что делаешь. Она вздохнула. — Мне жаль, что это стоило тебе твоей стратегии. Это была хорошая стратегия, было бы здорово, если бы она сработала. — Это должно было сработать, — сказал он, явно расстроенный. — Если бы только Елена не догадалась об этом. Ракель вдруг кое-что поняла. — Вы слишком похожи. — Что ты имеешь в виду? — Твой разум работает точно так же. Вот почему она, кажется, видит тебя насквозь. Он задумчиво кивнул. — Я думаю, ты права. Мне нужно встретиться с ней снова. Она нахмурилась. — Серхио… — Мне нужно как-то взять над ней верх! Она блокирует меня на каждом шагу, мне что-то нужно. Она чуть было не сказала что-то, но ей не хотелось ещё раз спорить, поэтому она проглотила слова и прикусила язык. Однако он заметил. — Я знаю, ты не согласна с тем, что я встречаюсь с ней, но ты помнишь, как мы практиковались в переговорах дома? Чем лучше я тебя узнавал, тем лучше всё шло. Она приподняла брови. — Но мы спали вместе. Что именно ты предлагаешь? Он махнул рукой, по-видимому, ничего не замечая. — Это не главное. В «Искусстве войны» Сунь-цзы говорит: «Если вы знаете врага и знаете себя, вам не нужно бояться результата сотни сражений. Если вы знаете себя, но не врага, то за каждую одержанную победу вы также будете терпеть поражение.» Вот что сейчас происходит. За каждую одержанную победу мы также терпим поражение, потому что не знаем своего врага. Я должен увидеть её снова. Она благоразумно держала рот на замке. Если он цитировал Сунь-цзы, ничто из того, что она могла сказать, не убедило бы его в обратном. Однако было ещё кое-что, что беспокоило её. — Серхио, — начала она немного не решительно. Она не была уверена, действительно ли хотела услышать то, что он собирался сказать, но ей нужно было знать. — О том, что ты сказал ранее, что то, что произошло между тобой и мной, было «достаточно плохо»… Он поморщился. — Это был неудачный выбор слов. Я правда не это имел в виду. Она бросила на него взгляд. — Всё же скажи мне кое-что. Если бы ты мог сделать выбор насчёт «ты и я»… ты бы предпочёл чтобы это произошло? — Перед фактом? Нет, — сказал он. Затем он увидел её лицо и быстро поспешил объяснить дальше. — Потому что я понятия не имел, на что это будет похоже! Помнишь, у меня вообще не было системы координат. Но зная то, что я знаю сейчас? Да, да, конечно, Ракель. Если бы мне пришлось делать это снова и снова, я бы ничего не изменил. Если бы мне пришлось делать это тысячу раз, я бы каждый раз выбирал тебя. Она почувствовала, как что-то внутри неё смягчилось от его слов. — Хорошо. Мне бы не хотелось, чтобы ты пожалел об этом… — Конечно нет, Ракель, как ты могла даже подумать об этом? — Сказал он с лёгким отчаянием в голосе. — Ты… ты лучшее, что когда-либо случалось со мной. Я никогда не пожалею об этом, никогда. Она мягко посмотрела на него и придвинула свой стул ближе к нему, затем наклонилась, чтобы поцеловать его. Он обхватил её щеку и мягко коснулся губами её губ. Сначала их поцелуи были немного неуверенными — она чувствовала, что ей нужно снова найти его, снять с него множество слоёв, чтобы получить доступ к той его части, в которой она нуждалась прямо сейчас. Затем внезапно что-то щёлкнуло, и он снова был её — она чувствовала это во всём: в том, как он наклонился к ней, в том, как он поцеловал её глубже, в том, как его рука исчезла в её волосах. В следующее мгновение он притянул её к себе на колени и обнял, когда она жадно поцеловала его. Их ограниченное время, проведённое вместе, беспокоило и расстраивало её. Эти последние несколько дней были в целом напряжёнными, и ограбление создало новые проблемы в их отношениях, столкнув их с проблемами и частями самих себя, которые не были проблемой во время их пребывания в Толедо. И как раз сейчас, когда они нуждались в этом больше всего, почти вся близость стала невозможной: они больше не могли спать рядом друг с другом, они едва прикасались, у них даже не было времени поговорить теперь, когда жучок в очках Анхеля постоянно передавал потенциально важную информацию. А не заниматься сексом было… труднее, чем она думала. Перед ограблением казалось логичным согласиться, просто здравый смысл: разумеется, экраны должны были быть постоянно задействованы. Но после их ссоры ей отчаянно нужно было быть рядом с ним сейчас, им нужен был способ воссоединиться, вернуться друг к другу, хотя бы ненадолго, на несколько благословенных минут вдали от экранов и давления операции. К её огромному облегчению, он, казалось, чувствовал то же самое, потому что прошептал ей в губы: — Я отведу тебя в постель. На этот раз она не стала спорить, обняла его за шею и продолжала целовать, пока он поднимал её и нёс к кровати, где осторожно опустил и присоединился к ней. Было таким облегчением чувствовать его рядом, чувствовать его тело на своём, обнимать его, когда они погружались в поцелуй за поцелуем, навёрстывая упущенное время. Когда он опускался на неё раньше, это было так приятно, и она, конечно, не жаловалась, но на самом деле это только усилило её голод по нему. Это было то, чего она жаждала: её тело, прижатое к нему, его рот на её губах, её руки под его рубашкой, чтобы почувствовать его кожу. Разрыв даже на секунду казался невыносимым — ни один из них не хотел терять ни минуты этого драгоценного украденного времени — поэтому они продолжали целоваться, раздеваясь, пока наконец, великолепно, кожа к коже, впервые за несколько дней, блаженство от этого было настолько сильным, что всё её тело покалывало. Его ласки были бесконечно нежными, когда он провёл пальцами по её волосам, проводя вниз по шее, затем заставил её задрожать, когда его рука легко скользнула вниз по её телу. Она раздвинула перед ним ноги, и он начал поглаживать внутреннюю сторону её бёдер, медленно двигаясь вверх и вниз, его прикосновения были лёгкими, всегда останавливаясь прямо перед тем, как он коснулся её там, где она хотела его, вызывая глубокое, настойчивое покалывание между её ног, и когда он поцеловал её глубоко, она почувствовала такую тоску по нему, что у неё перехватило дыхание. Она раздвинула ноги ещё шире, но он не воспользовался преимуществом, и его медленные поглаживания сводили её с ума, пока единственное, о чём она могла думать, это о том, чтобы он был внутри неё. — Серхио, — выдохнула она. — Я хочу тебя, ты мне нужен. — Ты готова? — Пробормотал он, и она ахнула, когда он, наконец, коснулся её пальцами. — Да, — прошептала она. — Да, да, да. Он лёг на неё, и она наклонилась, чтобы направить его внутрь, резко вдохнув, когда он вошёл в неё. Он прижался к ней очень, очень медленно, и она издала долгий, низкий стон удовольствия, когда почувствовала, как он заполняет её, дюйм за восхитительным дюймом. Когда он был глубоко внутри неё, он остановился, и они на несколько долгих мгновений прижались лбами друг к другу, просто соединяясь. Затем он прижался губами к её губам и глубоко поцеловал её, начав брать её глубокими, неторопливыми движениями, каждый раз входя во всю длину, заставляя её стонать у его губ. Затем его рот нашёл чувствительные места сбоку на её шее, и она вздохнула от удовольствия и зарылась пальцами в его волосы, когда он поцеловал её там. Прошло всего несколько дней, но, о, как она скучала по его близости, как скучала по его губам на своей коже, по его рукам, обнимающим её. Она обхватила его ногами, и он застонал, когда она притянула его ещё глубже, не в силах насытиться им, когда он наполнял её снова, и снова, и снова. Он внезапно отстранился, довольно часто дыша, и прошептал: — Повернись. Она повернулась на бок, и когда он подошёл, чтобы лечь рядом с ней, она прижалась к нему всем телом, когда он обнял её и крепко прижал к себе. Он снова вошёл в неё, и это всё ещё было так приятно, и теперь его руки были свободны, чтобы касаться её там, где она хотела, чтобы её касались. Она удовлетворённо вздохнула, когда он провёл пальцами между её ног и начал поглаживать её, и вскоре она стонала с каждым вздохом, прижимаясь к нему бёдрами каждый раз, когда он входил. Он ускорил темп, и ей не потребовалось много времени, прежде чем она почувствовала, как напряжение внутри неё нарастает до почти невыносимого уровня, и когда она напряглась, он свободной рукой ущипнул её за сосок, и это заставило её переступить через край. Это чувство было настолько сильным, что у неё перехватило дыхание, и она могла только ахать, когда волна за волной удовольствия захлёстывала её, оставляя беспомощной и дрожащей в его объятиях. Мгновение спустя он напрягся позади неё и зарылся лицом в её волосы, когда толкнулся ещё один, два, три раза, затем тихо застонал, когда вошёл глубоко в неё. Они лежали неподвижно несколько долгих мгновений, переводя дыхание, купаясь в лучах заката, и впервые с начала ограбления она снова почувствовала настоящую связь с ним. В течение нескольких минут он не думал ни о заложниках, ни о деньгах, ни об Инспекторе — в течение нескольких минут он оставил Профессора далеко позади и был просто Серхио — в течение нескольких минут они смогли воссоздать прекрасный, интимный маленький пузырь, который был у них в Толедо, и она была так благодарна. Несмотря на трения, споры и напряжение, они всё ещё оставались самими собой, неизменными, неразделимыми, вечными, независимо от того, что жизнь бросит на них. Однако она чувствовала, что следующие несколько дней будут для них нелёгкими, поэтому попыталась уловить то чувство, которое испытывала сейчас, — что-то, за что можно было бы ухватиться, когда дела пойдут плохо, когда он снова отстранился от неё, когда Профессор взял верх. Он пошевелился у неё за спиной и крепче обнял её, целуя в шею. — Что ж, — улыбнулась она, — вот тебе и наше соглашение, что мы не будем заниматься сексом. Он усмехнулся. — Мы не продержались и трёх дней. Хотя мне следовало бы догадаться. Ты не можешь держать свои руки подальше от меня. Она засмеялась и повернулась, чтобы поцеловать его. — Так верно. Мне жаль, что я заставила тебя нарушить твои собственные правила… ещё раз. — Я просто ничего не могу с собой поделать рядом с тобой, — вздохнул он. — Но я полагаю, что это не повредит… только в этот раз. — Да, — кивнула она. — Только в этот раз. Они снова поцеловались, потом она сказала: — Я полагаю, нам следует вернуться к экранам. — Да, — сказал он довольно печально. — Я полагаю, мы должны. Однако ни один из них не двинулся с места, чтобы встать с постели, не желая разрушать чары их близости, зная, что это вернёт их в реальность, зная, что пройдёт некоторое время, прежде чем у них появится ещё один такой момент. Поэтому они крепко прижимались друг к другу, обмениваясь нежными поцелуями и ещё более нежными прикосновениями, не обращая внимания на уходящие секунды. Ещё одну минуту, они продолжали шептаться друг с другом. Ещё одна минута с тобой.