Едва проснувшись, я уже ощутила неприятную головную боль, ломоту во всём теле, а состояние овоща говорило само за себя. Я лежала на твёрдом диване, после сна на котором у меня жутко болели лопатки, а правая рука затекла и свисала безжизненно с дивана. Голова была пустая, не было ни единой мысли. Вообще ничего. Будто накануне я выпила чего покрепче, а не несчастное пиво. Но я уже тысячу раз пожалела, что согласилась составить компанию Попову. Почему я заранее не подумала о том, в каком состоянии я буду утром? Ох, если бы я только включала мозг в нужный момент!
Откуда-то спереди послышался едва слышный стон, я приоткрыла глаза, смотря на Арсения, который пытался нащупать рядом с собой стакан воды. Но он промахивался, а поднять голову у него не было сил. Последняя попытка окончилась тем, что стакан полетел на пол, вода разлилась, а жажда Попова так и не была утолена.
— Неужели даже таблетки не оставила? — Арсений перевернулся с живота на бок, смотря на абсолютно пустой столик, где не было даже намёка на наличие таблеток или чего-нибудь спасительного от головной боли. — Издевательство.
Мне хотелось усмехнуться, съязвить на этот счёт, но всё, что я смогла это тяжело вздохнуть, оставив навсегда покоиться в своей голове слова, которые должны были прозвучать в адрес Попова.
Арсений, словно старый дед, пытался самостоятельно подняться и сесть в разложенном кресле. И после долгих кряхтений и ругательств у него это наконец-то получилось. Он обратил внимание на меня и тут же заявил:
— Так значит ты уже проснулась и даже не пытаешься мне помочь?!
Я чуть ли не задохнулась от этих слов, резко — о чём сразу же пожалела — поднялась и посмотрела на помятого Арсения злым взглядом. Хотя в моём положении, это было наверное больше смешно.
— А мне кто поможет?! — вопросила я, массируя пульсирующие виски.
Прислушавшись, я поняла, что в квартире кроме нас с Поповым больше никого нет. А значит помочь, пожалеть, подать воды и таблетку некому. Но благо, не смотря на всю рассеянность, я всё же заметила в другом конце комнаты ещё один стакан с водой.
— Я должен был поехать с Лизой, помочь. — Арсений громко вдохнул воздух, оставаясь в полусидячем положении. — Видимо Антон составил ей компанию.
— Чёрт бы его побрал. — возмущённо отозвалась я. — О какой любви может идти речь, если даже стакан с водой рядом не поставил?!
И, борясь с лёгким головокружением, я дошла до воды и выпила половину стакана, решив позаботиться о не менее страдающем Попове.
— Только не говори, что ты брезгуешь после кого-нибудь пить. — взмолилась я, плюхаясь прям на вытянутую ногу Арсения — он громко заойкал, и я съехала чуть пониже. Не добивать же и без того полуживого!
— Вообще — да. — Попов забрал стакан из моих рук: — Но сегодня я делаю самое большое исключение в этой жизни. — и залпом осушил стакан, ставя его на столик.
Обыскав сервант, облазив все полки на кухне, был сделан самый печальный вывод — никаких таблеток нет. Мы напару сидели и пили холодную воду из-под крана, только что налитую в чистые стаканы. Но было ощущение, что выпей мы хоть двадцать литров, не получится утолить жажду. А между тем, головная боль усилилась и тогда мы прибегли к самому смешному и, наверняка, неработающему способу — почистили картофель, разрезали его на колёсики, приложили ко лбу и замотали всё это дело платками.
— И чему это поможет? — посматривая на своё отражение в зеркале, спросила я у проходящего мимо Попова.
— Не знаю, я в фильме видел.
Мы сидели на диване, смотря в одну точку и прислушивались к звукам из прихожей. Но никто не хотел приходить. А сил выйти в магазин или в аптеку совершенно не было. Хотелось лежать пластом, постоянно пить и чтобы никакие шибко громкие звуки не беспокоили!
— Пиво явно было лишним. — вздыхая рядом со мной, сказал Арсений.
— А мне вообще не стоило соглашаться на эту сомнительную авантюру. — сложа руки на коленях, ответила я.
И снова повисло молчание. Но кажется, что никого это не смущало. Сейчас меньше всего мне хотелось о чём-то разговаривать. А уж тем более у меня не было ни сил, ни желания вникать в тему разговора.
Но вскоре, Арсений снова заговорил:
— Антон не очень много рассказывал о тебе.
— Наверное, не посчитал нужным. — очень холодно отозвалась я. — У него миллионы друзей, а я кроме имён ничего не знаю.
— Ну да, из него всё нужно клещами тянуть. — в голосе Попова послышалась усмешка. — И нет, не миллионы. С самыми близкими людьми ты уже, так или иначе, знакома. Серёга, я, Диман и Антон — мы лет десять дружим, не меньше. Хоть и Шастун младше всех из нас.
— Где же вы все познакомились? — с нескрываемым любопытством спросила я, чуть поворачивая голову в сторону Арсения.
— Через много-много общих знакомых. Часто зависали в одной и той же компании.
Ну ничего, Антон, я растрясу тебя, чтоб ты наконец-то мне рассказал сам про своих друзей.
И вот, наконец, послышался скрежет ключа в замке, дверь очень громко хлопнула, из прихожей послышались голоса. Мы с Поповым почти одновременно закрыли уши. После такого хлопка содрогнулся и мой мозг.
Картошка особо не помогала. А может у неё было настолько замедленное действие, что с ней нужно ходить целый день.
Антон и Лиза, увлечённо разговаривая друг с другом, заглянули в зал и застыли в дверном проёме.
— А что это у вас на лбу? — вытянув голову чуть вперёд, Лиза внимательно присмотрелась к этой чудо-разработке. — Это картошка?!
Шастун подавил смешок, потирая переносицу и тяжело вздыхая.
— Ну а что ты хотела, дорогая моя? — вопросил Арсений. — Вы нас оставили без таблеток.
— Арс, ну ты пиздец. — Антон уже засмеялся в голос. — Ну ладно Бондаренко чудная, а ты-то.
— Ничего я не чудная. — скрестив руки на груди, ответила я.
Лиза вернулась с аптечкой в руках и потрясла ею в воздухе:
— А это по-вашему, что?
Мы с Поповым переглянулись и практически одновременно громко цокнули. Всё это время спасение было так рядом, а мы видимо напару ослепли и не увидели белую коробку с алым крестом на ней.
Всю дорогу домой я сидела уткнувшись лбом в холодное, освежающее разум стекло. Но легче не становилось. Меня не мутило, голова не кружилась, но было ощущение раздавленности, словно по мне проехались трижды. Голова покрывалась мурашками, которые потом сползали и разбегались по всему телу. Я ёжилась от холода, растирая ладони друг об друга. И думала, почему же Шастун молчит. Он не проронил ни слова с того момента, как мы покинули квартиру Арсения и сели в автомобиль.
— Антон. — продолжая сидеть уткнувшись лбом в стекло, я попыталась нащупать его руку, но нащупала ногу, и резко повернулась, отчего голова моя заболела и боль эта отдала в висках.
Шастун был непоколебим. Его ничуть не смутила моя ладонь, не смутило и то, что я не спешила её убирать. Он смотрел на дорогу сосредоточено, будто его вовсе не волновало, что происходит рядом.
— Только не говори, что ты дуешься. — я нахмурила брови. — Попов предложил, а я не могла отказаться! А вдруг бы он чего-нибудь учинил?! А я разве смогла бы его остановить? Может быть, он решил бы выйти на улицу, а потом потерялся?! — я стала на ходу сочинять различные варианты развития событий, но даже жалостливый голос никак не менял ситуации. Антон даже не повернулся в мою сторону. — И потом — мы сидели смотрели футбольный матч! Как можно смотреть футбол без еды и напитков?!
Я сама того не заметив, долбанула по бедру Антона ладонью, отчего он вздрогнул, но даже словом не обмолвился. Не стал убирать мою ладонь, не стал ничего говорить. И тогда я решила прибегнуть к самой дурацкой идее, которая появилась в моём похмельном мозгу.
— Антон! Антон, останови где-нибудь машину, меня мутит. — и приложив ладонь ко рту, я стала отстёгивать ремень безопасности.
На эту просьбу Шастун среагировал моментально. Он остановил автомобиль в положенном месте, а я, быстро распахнув дверцу, побежала по тротуару.
— Не хочет общаться — пусть догонит! — и до моего похмельного сознания дошло, что он может и вовсе не пытаться остановить меня. А если всё же решит — в два счёта меня догонит и тут можно сразу притворяться мёртвой!
— Бондаренко, далеко собралась? — послышался голос Антона за спиной, я остановилась, оборачиваясь и смотря на всё такого же невозмутимого Шастуна, который стоял с сигаретой и даже не собирался никуда сдвигаться с места. — Ты продолжай бежать, чего остановилась? — и даже с такого расстояния я увидела эту нагловатую ухмылку на его лице.
И как можно быть таким противным?! А вдруг меня украдут?! Господи, что за бредовые мысли в моей голове? Я же не настолько неадекватная. Надо завязывать с алкоголем!
Если я вернусь, то какой был смысл вообще бежать? Но до дома идти пешком так далеко! Я же совсем без ног останусь! Почему я заранее не предугадала? Почему не подумала наперёд о том, как могут развиться события не в мою пользу?
И в этом вся я. Сначала что-то похожее на гениальную мысль возникает в моей голове и, без доработки деталей, я сразу приступаю к активным действиям, уже в середине понимая насколько бредовой была затея. Переминаясь с ноги на ногу, я посматривала на Антона и пыталась придумать, что мне делать дальше.
— Я могу запросто выкурить всю пачку, пока ты будешь поглощена размышлениями. — и он выудил ещё одну сигарету из упаковки, закуривая.
Ну давай, ты же не будешь намеренно заниматься его убийством. А с другой стороны, кто его заставляет всякую гадость в рот пихать?!
— Никуда я не пойду. — заупрямилась я.
Можно подумать, что я здесь эликсир храбрости выпила. Антон засмеялся, кинул пачку сигарет на заднее сидение автомобиля и, докурив, очень медленно направился в мою сторону.
— И чего ты идёшь ко мне?! — я стала отходить назад спиной, потому что было у меня ощущение, что стоит мне только отвернуться, как его медленный шаг перейдёт в быстрый.
— Ты же хотела, чтобы я тебя насильно вернул обратно.
— Не хотела! Кто тебе такое сказал?! — я сама того не ожидая врезалась во что-то твёрдое, но обернувшись увидела фонарный столб. И как-то даже облегчённо выдохнула. Кто знает, что может вырасти за спиной. Сегодня фонарный столб, а завтра...
— Бондаренко, возвращайся обратно или я тебя верну. — Антон сказал это чересчур самоуверенно, с ноткой твёрдости в голосе. — И больше никогда не поверю, что тебе плохо.
— Да больно надо! — обойдя фонарный столб, ответила я. — Ты не можешь на меня обижаться, ясно?
— Да кто тебе сказал, что я обиделся? — он остановился, а на лице его появилась самодовольная улыбка.
— А чего ты молчал тогда, как партизан?!
— Я же неоднократно говорил, как мне нравится бесить тебя, слушать как несёшь всякую чушь. Единственное, что меня не устраивает, — когда ты начинаешь щипаться.
Я чуть ли не задохнулась от такого заявления! Нравится бесить меня, понимаете ли! Сколько мы знакомы, он всегда делает что-то, что вызывает во мне ядерную смесь эмоций, и я готова обрушить на его голову тысячу проблем! И ведь нравится ему. Получает удовольствие от этого. И с самого начала получал! Как только мне торжественно объявил о задачах. Он ещё тогда понял! Да, сто процентов так и было. Извращенцы они такие!
Садист и мазохист в одном лице. Хотя нет, кого я обманываю. Садист из него куда больше, ведь он так любит издеваться надо мной. Ему нравится меня бесить, нравится заставлять ревновать и смотреть, как я едва сдерживаюсь, чтобы не убить кого-нибудь в радиусе ста метров. Он же в самом начале сказал об этом, а я тогда залилась краской, щёки стали пунцовыми, горели как в огне. И потом я об этом благополучно забыла! А надо было ещё тогда прислушаться к его словам и запомнить их. Распечатать и повесить на стену, чтобы всегда напоминать себе, какой он садист и извращенец!
— Бондаренко. — между нами осталось уже менее десяти шагов точно. А я и не заметила, как он медленно приблизился ко мне. Во всём виноваты рассуждения! Но как здесь не порассуждаешь, когда дело касается Антона Андреевича?! — Давай, идём по-хорошему.
— А что будет, если по-плохому? — вырвалось неожиданно у меня.
Нашла время для того, чтобы задать такой вопрос! Лучше места не найдёшь! Улица. Дорога. Куча автомобилей, проносящихся мимо. Антон. Антон!
— Не беспокойся, как ты наручники не нацеплю. — он сделал очень маленький шажок в мою сторону, думая, что я не замечу:
— Антон, прекращай.
— Моя дорогая Бондаренко боится?
— Не говори таким голосом.
Опять он переключил режим с обычного голоса на томный и вкрадчивый.
— Не понимаю про что ты, солнце. — глаза его были хитрыми, блестели, он перестал идти и остановился.
— Ты никогда не называл меня так. — я с недоверием взглянула на него, продолжая пятиться назад. — Шастун, я читаю тебя насквозь! Ты сейчас ведь в два шага окажешься рядом, ты просто играешься, признайся!
— Я? — он очень натурально изобразил удивление, что любой бы другой на моём месте беспрекословно поверил в эту игру. Но я была непоколебима. Я даже с такого расстояния видела, что он что-то задумал. Его хитрый, сосредоточенный на мне взгляд, словно у хищника, который охотится на жертву и в любой момент готов перейти к активным действиям.
Ещё чего! У меня начались сравнения с хищниками и жертвами! Почему я не могу подумать о чём-нибудь более менее романтичном? Отчего бы всё внутри сжалось в тугой узел, а приятное тепло разлилось по всему телу. Но нет! Надо же всю романтику уничтожить за секунду.
— Поехали домой, я уложу тебя в постель, обещаю — приставать не буду! Полежу с тобой рядом, поухаживаю за твоим умирающим от похмелья телом. Принесу воды, покормлю с ложечки. — он растягивал каждое слово, а после — развёл руки в стороны для объятий. — Идём же.
Ну вот теперь он ещё больше стал похож на маньяка! И почему я сразу не догадалась, что он ещё тот извращенец. Но даже в такие минуты, когда он говорит таким голосом, — к нему хочется подойти, не смотря на всю опасность и не смотря на все сигналы посылаемые мозгом.
Очаровательный извращенец!
— Антон, прекращай. — повторила я недавнюю просьбу, но в этот раз без былой уверенности. — Давай ты первый пойдёшь к машине, а я следом за тобой.
— Честное слово — ничего не сделаю. — он протянул руку вперёд, а я замялась.
С одной стороны, моя нелепая попытка сбежать и чтобы меня догнали не увенчалась успехом, и можно с поражением возвращаться обратно. С другой стороны — ему ничего не стоит прямо сейчас притянуть меня к себе за руку и делать всё, что душе угодно!
Но я сделала выбор в пользу первого варианта — принять сомнительное приглашение. Я сделала несколько робких шагов вперёд, осторожно кладя свою ладонь в ладонь Шастуна. Он мягко сжал её, притянул к своим губам, оставляя поцелуй. И от такого неожиданного действия я растерялась. В ту же секунду, он притянул и меня ближе к себе, наклоняясь к самому уху:
— Мне нравится, как ты легко веришь в мою обиду на тебя, и извиняешься, придумывая различные оправдания своим действиям.
Я громко цокнула, чуть отталкивая его от себя:
— Противный!
— Я это уже слышал. Придумай что-нибудь новенькое.
Дома я улеглась в постель и накрылась одеялом до самого носа. Шастун мельтешил по комнате, временами подходя ко мне и подтыкая одеяло со всех сторон. Потом он уходил куда-то на кухню, чем-то гремел, отчего моя голова превращалась в бомбу замедленного действия. Я закрывала уши, жмурилась, но голова от этого не проходила и мне хотелось выть. Такой реакции моего организма на алкоголь ещё никогда не было! Почему я чувствую себя настолько разбитой? Почему мне сейчас хочется плакать от такого состояния?
Когда на кухне в очередной раз что-то с грохотом упало на пол, я уже не выдержала:
— Шастун, блядь, я тебя уничтожу сейчас, если ещё раз что-нибудь упадёт!
Антон притих и больше ничего не падало. Он как будто нарочно это делал, ждал пока я хоть как-то отреагирую на грохот!
Но надо признать, что свои слова он сдержал — Антон приносил мне воды, когда я просила, прикладывал ко лбу замороженный кусок мяса в пакете, а когда я передержала и мясо стало таять — со лба потекли красные струйки крови и я сперва не поняла в чём дело. Но и эта проблема быстро была решена. Шастун молчал и тут уже не выдержала я:
— Расскажи про Арсения.
Антон удивился, пару секунд потупив взгляд куда-то в стену, но потом ответил:
— С Арсом познакомился в одно и то же время, что и с Серёжей и с Димой. Арсений всегда был, как старший, — но порой очень нелогичный, — брат, готовый решить все твои проблемы, помочь, если ты чего-то не знаешь. До Лизы он всегда был в свободных отношениях, а мог и не вступать в них вообще — просто секс на одну или на пару ночей. Поэтому, когда Попов понял, что с Лизой так не прокатит, как с другими — он смотался. Арсений преподаёт в театральной студии, он же там и директор. В рабочее время — образцовый дядька, вне работы — полная противоположность.
— Значит, секс на одну ночь. — задумчиво произнесла я. — А ты был в свободных отношениях?
— Это были самые грязные отношения во всех смыслах. — кивнул Шастун, сам краем глаза посматривая на меня. — Это было давно.
— Вернёмся к твоим друзьям. — прокашлялась я. — Что ты скажешь про Серёжу?
— Серёжа самый настоящий тусовщик, коих я только встречал и знал. — он усмехнулся: — У него всегда пропеллер в одном месте, он готов потратить все выходные на клубы и танцы. Пьёт редко, только если повод есть. До Тани у него была женщина, почти его возраста, но она выскочила замуж за другого мужчину.
— То есть, предпочла Серёже другого?
— Не совсем так. Они расстались после серьёзной ссоры, а через месяц она уже на весь Инстаграм кричала о свадьбе.
— Дима?
— Диман женат, у него двое детей, но он очень редко появляется дома, большую часть времени проводит на работе — у него своя частная клиника.
— Единственный семейный человек, получается. — едко заметила я.
— Кошечка моя, он к женитьбе шёл долго, и мысль жениться у него не возникла случайно. Это был серьёзный шаг, после долгих лет отношений.
Кошечка — это что-то новенькое.
— Антон Андреевич раньше — каким он был? — вопросила я, смотря в эти зелёные, бездонные глаза.
— Таким же, как и сейчас. — он усмехнулся. — Пошлый, любящий играть на чужих нервах, временами выпивающий, весёлый, ко всему прочему — добрый и ласковый парень. — Антон как-то иначе взглянул на меня. — Но кое-что всё же изменилось.
— Так. — я поймала этот необычный взгляд и что-то мне показалось в нём не таким.
Это не был тот взгляд, которым он обычно смотрел на меня — нагловатый, хитрый, чересчур самоуверенный, раздевающий и пошлый. Это был какой-то нежный, влюблённый взгляд от которого мне стало не по себе. Я и не думала, что меня когда-то удивит подобное.
— Теперь в моей жизни есть один вредный человек. — и он скользнул взглядом по моему лицу, останавливаясь на губах. — Который лежит в моей кровати и умирает от похмелья.
***
Сегодняшний день — последний день, когда квартира Антона считается и моей квартирой тоже. Я и не заметила, как быстро пролетели дни и сколько всего успело произойти за такой небольшой промежуток времени. Странно, что Шастун не придумал другие желания, которые бы вгоняли меня в краску и заставляли ощущать испанский стыд. Но оно и к лучшему! Я до сих пор не знаю, сколько в себе таит фантазия Антона и что он может предложить в любую секунду. Поэтому, можно сказать, что мне даже повезло, что Шастун ничего не выдумывал. Однако в моих мыслях всё ещё было то секретное желание, которое осталось на последний день. И я предвкушала, что мне его озвучат с самого утра, но Антон — партизан, он и словечком не обмолвился, что же там такое интересное осталось!
— Какая ты любопытная. — с усмешкой заметил Шастун, когда мы уже заходили в здание университета. — На этом наши пути расходятся, дорогая моя.
— Хорошего дня, Антон Андреевич. — приторно-сладко улыбнувшись, ответила я, и пошла в излюбленный туалет, где меня уже ждала Дёмина.
В суматохе я совершенно забыла узнать, как дела у Таньки и что происходит в её жизни. Поэтому нужно наверстать упущенное и поговорить о последних событиях с подругой!
Дёмина этой встречи ждала даже больше, чем я. Она потащила меня к холодному подоконнику, куда мы закинула рюкзаки и сели сами. Таня достала электронную сигарету, а я покосилась на неё, качая головой:
— Да ну, нет.
— У меня стресс! — подруга развела руки в стороны.
— Ладно, опустим тот момент, что за такую вещь тебя хорошенько выебут, если заметят. — я прижалась спиной к холодному стеклу.
— Пускай выебут. — отмахнулась подруга.
А я уже сейчас смекнула, что в её жизни что-то неладное. Дёмина хоть и храбрится всегда, но она ещё та трусиха! Приходится её на многие вещи подталкивать и пинать. А тут ей даже всё равно, что её с электронной сигаретой застанут и сделают выговор, а может ещё чего хуже.
— Рассказывай, что случилось. — я сложила руки на коленях и посмотрела на Таню, которая поначалу делала вид, что ей совершенно не хочется говорить, а я только закатила глаза: — Чё ты жмёшься, как школьница, вижу же, что ты только и ждала момента, чтобы высказаться!
— Мы с Серёжей расстались. — на выдохе ответила Таня, а я только смогла открыть рот и закрыть его обратно.
— Шутка не очень смешная. — заметила я, поглядывая на подругу. — Когда вы успели расстаться?! Из-за чего?! Что случилось?!
— Я переборщила с ревностью, а он слишком спокойно отнёсся, как будто ему глубоко насрать. И я сказала, что мы расстаёмся, а он даже не стал ничего говорить, просто согласился!
Я не могла поверить в услышанное — Дёмина, которая могла говорить о Серёже постоянно, которая только и грёзила тем, чтобы её родители одобрили их отношения — спокойно говорит о том, что они с её любимым Матвиенко расстались. И никто даже не попытался поговорить, как-то остановить это безумие.
— Если увижу в коридоре — кину в него тем фикусом, который рядом с аудиторией Антона Андреевича стоит. — сквозь зубы процедила Таня.
— Фикус не надо трогать. Он ещё понадобится.
А в голове уже стали крутиться шестерёнки, мыслительный процесс запустился и я пыталась придумать, как мне свести этих двух голубков обратно. Конечно же, Дёмина ни за какие деньги не согласится пойти в аудиторию к Матвиенко и поговорить с ним. Даже если ей поставят ультиматум, предложат что-то очень нужное и важное — она не согласится. В ней упрямости порой даже больше, чем во мне. Пойти к Серёже и наставить его на путь истинный? Не вариант. Он ещё больший упрямец, чем мы с Дёминой вместе взятые.
— Ладно, идём на пару. — Танька спрыгнула с подоконника и посмотрела на меня. — Ты чего задумалась?
— А? Нет, ничего.
Но в голове уже начал созревать план. Конечно, не факт, что он увенчается успехом. Ведь многие идеи, которые возникают в моей голове никогда не проходят этап доработки деталей, поэтому я начинаю сразу действовать.
Мы зашли в аудиторию, заняли места и я сразу же принялась обдумывать дальнейшие действия. Нужно обязательно прибегнуть к помощи Антона. Поэтому, недолго думая я отпросилась выйти в туалет, выдернув из тетрадки двойной листочек. Внутрь точно никто заглядывать не будет. Сделаю вид, что забыла отдать какую-то важную работу Антону Андреевичу.
Чуть ли не влетев в аудиторию Шастуна, под удивлённые взгляды студентов третьего курса, я уверено подошла к Антону со словами:
— Забыла отдать экономический диктант!
Антон натянуто улыбнулся, обращаясь к студентам:
— Повторяйте пока то, что мы с вами записывали на прошлой паре.
Я положила листочек, облокачиваясь чуть ли не всем телом на стол. Антон Андреевич перешёл на шёпот:
— Ты когда начнёшь учиться?
— Я учусь. — хмыкнула я. — Вопрос жизни и смерти.
— Что такого важного в самом начале пары? — он вскинул брови. — И десяти минут не прошло, а ты уже здесь.
— Наверняка тебе известно, что твой дружок—физик расстался с моей прелестной и упрямой подружкой.
— Бондаренко, блядь, а до перемены нельзя было подождать? — он продолжал улыбаться, водить по пустому листу ручкой, якобы отмечая ошибки.
— Антон Андреевич, у меня есть вопрос по одному термину. — какая-то девушка кокетливо улыбнулась
моему зеленоглазому преподавателю. Я шёпотом, коверкая, вторила её слова, ловя на себе недовольный взгляд Шастуна.
— Да, Оль, задавай.
Далее у них затянулся диалог по поводу трансакционных издержек. Оля накидывала ему всё больше и больше вопросов, а Антон с превеликим удовольствием отвечал. Я уже успела заскучать, выучить новое понятие и проклясть этот неудобный стол. Хотя как он может быть удобным для лежания?
— Итак, Бондаренко. — Антон вновь вернулся ко мне, прекращая разговоры со студенткой. — Раз уж ты пришла, давай выкладывай, что твоя головушка придумала.
— Ты говорил, что Матвиенко любит танцы-шманцы, тусовки, музыку и всё в таком роде. — начала я. — Предлагаю их повести в клуб, чтобы помирить или хотя бы заставить поговорить.
— А ты ещё более тихого места для разговоров не могла придумать?
— Мне их что, в библиотеке пытаться мирить? — недовольно шикнула я. — Они будут дэнсить и мириться.
Антон из последних сил сдерживался, чтобы не прописать мне куда-нибудь по драгоценной ляжечке. Я прямо видела этот взгляд извращенца-убийцы, но он ничего не мог сделать сейчас. А потом времени просто не будет! Ведь главная цель — помирить мою упрямую подругу с её упрямым мужчиной.
— Хорошо, Бондаренко, сделаем как ты скажешь. — он закрыл листочек и подвинул его ближе ко мне.
— Я получается доминирую, актив, всё такое. — схватив листочек со стола, я кое-как разогнулась.
— Не дождёшься. — он продолжал улыбаться настолько приторно, что я решила больше не испытывать судьбу и поспешила уйти.
Все пары я только и делала, что думала насчёт этого плана. С одной стороны, он казался мне самым удачным из всех вариантов, которые всплывали в голове. А с другой — есть же разные форс-мажорные ситуации, которых нельзя избежать и которые нельзя предугадать. Если именно в этот момент случится что-то такое, отчего Дёмина передумает идти со мной в клуб, то можно считать, что я проиграла и не спасла отношения подруги. Зачем мне вообще спасать кого-то или что-то? Иногда во мне просыпается мать Тереза и синдром спасателя, который говорит: помоги им, от тебя всё зависит, только ты можешь повлиять. И я не могу сопротивляться.
Я настрочила сообщение Антону, надеясь, что он увидит его до начала перемены и повернулась к Таньке, которая пыталась построить самый быстрый маршрут для перевозки мороженого:
— Мы поссорились с Антоном.
Ручка, которой писала Дёмина, застыла в воздухе и она очень медленно повернула голову, смотря на меня.
Давай, сделай вид, что ты разбита и уничтожена. Как же теперь жить? Надо вспомнить ту грустную историю про котят. Котята, которых мы лечили с мамой во дворе, а на следующее утро они были мертвы. Их нашла женщина с соседнего подъезда. Это она наверняка их убила, отравила. Какая же она страшная тётя...Точно! В ней ничего святого. А ещё в том подъезде жила бабушка, которая ненавидит всех животных и кинула тогда камнем в пробегающую кошку. Благо, она промахнулась. Как бы пристукнула их обеих лавочкой...
— Даш, солнце, у тебя глаза слезами заполнились, что у вас случилось?! — Дёмина схватила меня за руку, а я трепыхнулась от неожиданности, переставая думать о способах убийства.
Тёплая слеза скатилась по моей щеке, и я обалдела от того, насколько сильно действуют нужные мысли в такие моменты. Стоит подумать о чём-то, что произвело на тебя впечатление, заставило переживать в определённые периоды времени, и вот, — слёзы уже готовы литься ручьями.
— Я бы не хотела об этом говорить. — твёрдо сказала я, артистично отворачивая голову в сторону.
Театр по мне плачет, а я по нему.
Таня больше не стала пытаться выпутать из меня информацию, а я была рада. Я до конца не продумала этот ход. Не придумала причину, из-за чего мы поссорились с Антоном. И если бы Дёмина стала меня расспрашивать, то я бы тут же посыпалась и не выдала ничего дельного.
Поэтому минутка драмы прошла и я заявила подруге:
— Мы сегодня идём в клуб.
— В клуб? — Таня обомлела, несколько секунд смотря в одну точку. — Ты не шутишь?
— Нет. — я скрестила руки на груди: — Будем веселиться, снимать истории, как нам хорошо!
Дёмина всего несколько секунд молчала, а потом очень громко выдала:
— Да! Идём!
— Бондаренко, Дёмина, куда вы там идти собрались? — преподаватель посмотрел на нас из-под очков, а я сморозила самую настоящую глупость:
— По выстроенному маршруту за мороженым.
Наступил вечер. Я с самого обеда на взводе. Боязнь, что всё отменится в самый последний момент. Тремор во всём теле, будто намечается что-то очень важное. Шастун же был спокоен, пока я расхаживала по комнате туда-сюда, маяча у него перед лицом. Он читал какую-то книгу, лишь изредка поглядывая на меня, но ничего не говоря. И вот, наконец, Дёмина написала, что уже выходит из дома, а я на нервах едва не уронила телефон на пол.
— Бондаренко, успокойся, бога ради. — Антон прислонился к дверному косяку, смотря как я пытаюсь натянуть ботинки. — Тебе надо просто встретиться с подругой и потусить.
— Нет, не просто. — отозвалась я, прыгая на одной ноге. — Надо помирить её с твоим другом.
Мы договорились случайно встретиться у барной стойки, а там оставить Таню и Серёжу наедине, чтобы они могли поговорить. Конечно, я чертовски переживала. Какой ещё друг будет так печься об отношениях своей подруги? Может быть, я чересчур эмоциональная? Может быть, не стоит так суетиться?
С Дёминой мы встретились перед входом в клуб, на правую руку нам нацепили светодиодный браслет красного цвета. Внутри было шумно — громкая музыка вперемешку с голосами; кто-то, прикрывая рот ладонью, побежал в туалет; в самом тёмном углу обжималась какая-то парочка; невысокого роста парень был явно под чем-то, даже при таком освещении было заметно. Явно не алкоголь, а что-то поинтереснее.
Мы заказали шот Хиросима, потом снова его и снова. Удовольствие не самое дешёвое, так ещё и развозит быстро. Танька утянула меня на танцпол, где мы отжигали под классную музыку. Люди плыли перед глазами, я чувствовала приятную слабость во всём теле и непреодолимое желание смеяться. Но нельзя была терять связь с разумом и рассудком. Нельзя была поддаваться действию алкоголя. Нужно помнить, что я здесь не только для того, чтобы хорошо провести время.
— Пойдём ещё выпьем. — сквозь громкую музыку прокричала я, и Танька охотно согласилась пойти к барной стойке, за которой уже сидели Антон и Серёжа.
Я вцепилась в барную стойку, подзывая бармена:
— Шот!
— Хиросиму?
— Боярского! — Дёмина долбанула по барной стойке, отчего я чертыхнулась.
Антон допивал томинтул — шотландский виски, поглядывая своими блестящими глазами на меня, а я хотела поставить ладонь под подбородок, но успешно промахнулась и чуть ли не впечаталась лицом в барную стойку.
— А ты чё тут забыл? — повернувшись к Серёже, воинственно вопросила Таня.
— Пришёл пить и расслабляться. — ухмыльнувшись, ответил Матвиенко. — Лишним шот не будет?
— А ты что-то решаешь в моей жизни? — Дёмина облокотилась о барную стойку, а я переместилась к Антону.
Бармен принёс шот под названием "Боярский" и я залпом выпила его:
— Ещё!
— Бондаренко, хватит пить. — Антон что-то жестами показал бармену, тот кивнул и ушёл от меня в другую сторону, а я уже хотела начать возмущаться. — Кошечка моя, дорогая, тебе уже точно хватит.
— Не хватит. — я посмотрела за спину Шастуна, где уже пустовали два места. — А где?
— Как ты и хотела — мирятся. — сказал Антон.
Я залезла на барный стул и стала выжидающе смотреть по всем сторонам, разглядывать толпу танцующих людей. Но нигде не было даже намёка на Дёмину или её любимого Матвиенко. Я даже не поняла, в какой момент они исчезли из моего поля зрения. Но я надеялась, что они действительно помирятся, и я не просто так напилась здесь! Конечно, у меня был выбор — пить или не пить. И выбор пал на первое. Поэтому картинка перед глазами продолжала плыть и уплывать далеко и надолго.
Я пыталась прийти в себя. Меня быстро отпускало от алкоголя, только если я выпивала не много, но сейчас придётся подождать. Уткнувшись лбом в руку Антона, я прикрыла глаза. И меня стало клонить в сон, не смотря на шум вокруг.
— Я вызову такси и нас отвезут домой. — Антон уже потянулся к телефону, но я его остановила:
— Меня укачает, не надо.
— Пешком мы столько не пройдём. — Шастун придерживал меня одной рукой, когда я чуть ли не навернулась с барного стула. — Рядом гостиница, снимем номер.
Я несильно качнула головой, соглашаясь с предложением. На данный момент это лучшее решение. В такси меня может укачать и случится конфузная ситуация. Пешком идти — я столько не пройду, тем более в таком состоянии.
Я благодарила строителей за то, что они возвели здание гостиницы относительно недалеко от клуба. Пока я смеялась со всего, что попадалось мне на глаза, Антон едва сдерживал смех, продолжая крепко держать мою руку.
Свежий, прохладный воздух пошёл мне на пользу. Голова как-то протрезвела, прошёл истерический, беспричинный смех, картинка перестала плыть и желание спать прошло. Единственное, что меня смущало — пылающие огнём щёки. Мне казалось, что я как красный помидор. Но взглянув на себя через камеру телефона, я поняла, что мне лишь кажется.
Наконец-то показалось здание гостиницы, внутри меня появилось какое-то странное, необъяснимое чувство. То ли предвкушение, то ли ещё чего. И я не могла объяснить того, насколько сейчас привлекательным казалось это здание, а пьяный мозг делал своё. В голове промелькнула пошлая мысль, которую я тут же отогнала от себя прочь.
Вскоре мы уже поднялись в номер, сбросили с себя верхнюю одежду и я пошла умыться в ванную. Сердце колотилось так, будто я только что пробежала марафон. Я взглянула на своё отражение в зеркале — чуть растрёпанные волосы, блестящие, даже масляные глаза, румянец на щеках. А внутри — желание, чтобы в этом номере что-то случилось.
— Ещё умыться. Срочно. — я включила холодную воду и стала умываться, чувствуя, как уже жжёт лицо.
Подняв голову, я чуть вздрогнула, смотря через зеркало на Антона. Он прислонился к дверному косяку и также смотрел в зеркало на меня.
— Что случилось? — продолжая стоять к нему спиной, вопросила я, а сердце выписывало кульбиты в этот момент. Сердцу явно стало тесно в грудной клетке.
— Помнишь про желание? — спросил Антон своим томным, вкрадчивым голосом, отчего я только сильнее сжала край раковины, начиная кивать головой. — Сегодня ведь последний день.
— Ну да, последний день. — вторила я за Шастуном, разворачиваясь и вжимаясь в раковину. — Хочешь озвучить желание? — алкоголь влиял
плохорошо на меня. По крайней мере, в данный момент точно. Я прикусила нижнюю губу, скользя взглядом по Антону и останавливаясь на его зелёных, не менее пьяных, чем мои, глазах. Сердце переместилось куда-то в желудок и отстукивало ритмы там.
— Может лучше показать? — он всего в два шага оказался рядом со мной — ванная комната не очень большая. Его руки легли по обе стороны от меня, не давая возможности пройти.
Антон нагнулся ближе, его губы казались ещё более манящими, чем в обычное время. Алкоголь продолжал давить на мозг. Тёплое дыхание обожгло мои губы, я поддалась вперёд, сокращая и без того небольшое расстояние между нами, едва касаясь его губ своими. Внутри всё сжалось в тугой узел, приятное тепло разлилось внизу живота, пульсируя.
Я хотела разорвать поцелуй, но Антон притянул меня к себе, страстно впиваясь в мои губы, отчего дыхание перехватило всего на несколько секунд. Наши языки сплелись в жарком танце, а приятное тепло внизу живота превратилось в жар, который распространился по всему телу. Я запустила пальцы в шелковистые волосы Антона, другой рукой скользя по его спине и впиваясь ноготочками в мягкую кожу.
Одурманенная поцелуем, я и не заметила, как мы перешли в комнату, Шастун покусывал мою нижнюю губу, целовал — то нежно, то очень грубо. Большие усилия понадобились, чтобы продолжать стоять на ногах — я прильнула всем телом к Антону, чувствуя, как бьётся его сердце, как оно отстукивает быстрые ритмы. Бешено, в такт моему обезумевшему сердцу в грудной клетке.
Антон отпрянул от меня, смотря своими зелёными, полными похоти, глазами. Я сбивчиво дышала от переполнявших меня эмоций и непреодолимого желания, которое только возрастало с каждой секундой. Он взял моё запястье, которое раннее сжимало его волосы, и направил мою ладонь к своему паху.
Дыхание перехватило, когда я почувствовала его возбуждённый орган, сквозь ткань штанов. Сквозь приоткрытые губы я ловила воздух, наполняя им свои лёгкие.
Он вновь впился в мои губы, а я едва сжала бугорок под своей ладонью, выбивая из Антона короткий стон. Моё тело покрылось мурашками, от мысли возникшей в голове.
Ведь то, что я хочу сделать сейчас — я делала всего один раз...Да, к чёрту!
Я нащупала пуговицу штанов, удивительно быстро с ней расправившись, расстегнула молнию — предвкушая. Здесь нам точно ничего и никто не помешает.
Не может помешать. Я разрываю поцелуй первая, губы горят пламенем, от лёгких покусываний моя нижняя губа приятно ноет. Я поднимаю взгляд, сталкиваясь с внимательным взором Шастуна, и не отрываясь, приспускаю его бельё вниз, вместе со штанами.
Сердце продолжает выписывать немыслимые кульбиты — то тут, то там. Не было смущения, да и все сомнения исчезли из моих мыслей.
— Я задам тебе всего один вопрос. — он проговорил это тихо, медленно, со сбивчивым дыханием, продолжая смотреть на меня: — Медленно или...
— Грубо и быстро. — не размышляя ни секунды, ответила я. Эти слова вызвали приятную пульсацию между ног, жар, от которого приятно ныло всё тело.
Я опустила взгляд вниз, едва сдерживая удивлённый возглас и шумно выдыхая.
Я же совсем не...
Я очень медленно опустилась на колени, ощущая всю твёрдость пола. Как же плохо, что здесь нет мягкого ковра, с приятными ворсинками. Румянец заиграл на щеках Антона, он в предвкушении смотрел на меня. Я облизнула губы, совершенно машинально, и подалась вперёд, касаясь кончиком языка его члена и проводя влажную дорожу от головки к основанию. Сверху раздался громкий выдох.
Тяжёлая ладонь Антона легла на мою макушку, направляя и заставляя вобрать его член больше, чем на половину. Я соскользнула, продолжая придерживать рукой. К глазам подступили слёзы, но было желание — желание куда сильнее, чем обычно.
Облизав длинный ствол, я вновь насаживаюсь, но глубже, делаю ещё несколько таких движений, от которых спирает дыхание, слышу сверху приятно ласкающие ушную раковину стоны — это ещё сильнее распаляет огонь внутри меня. Хочется взять ещё глубже, ещё быстрее. И Антон будто бы читает мои мысли — он резким движением вгоняет свой член по самую глотку, продолжая двигаться, задавая нужный темп.
Я соскальзываю, продолжая размашисто скользить ладонью вверх-вниз, поднимая свой взгляд на тихонько стонущего Шастуна, прикусываю истерзанную нижнюю губу до боли, сгорая изнутри от сильного желания ощутить его внутри себя. Антон опускает свои зелёные глаза на меня, поднимая за подбородок и очень страстно целуя.
— Доверься мне. — очень тихо шепчет Антон, оставляя влажный поцелуй на шее и подталкивая меня к кровати.
Он вновь прильнул к моим губам, не разрывая поцелуя я очень плавно опустилась на кровать предвкушая то, чего ждала уже так долго. Но у Антона были другие планы. Он отпрянул всего на секунду, избавляясь от штанов и оставаясь всего в одной футболке. Вновь наклонился ко мне, целуя и расстёгивая пуговицы на рубашке. Я нащупала пуговицу своих джинс и быстро с ней расправилась.
Антон снял рубашку, выкидывая её куда-то в сторону и прокладывая мокрую дорожку из поцелуев от ключиц и до низа живота. Я машинально сжимаю одеяло, в надежде, что это мне как-то поможет. От каждого его поцелуя кожа непроизвольно покрывается мурашками. Шастун всего за пару лёгких движений освобождает меня от джинс, от нижнего белья.
Он спускается к бёдрам, оставляя ещё несколько влажных поцелуев. Его рука очень грубо раздвигает мои колени, отчего я невольно дёргаюсь, продолжая с ещё большим усилием сжимать одеяло в руке. Прежде, чем что-то сделать, Антон несколько секунд смотрит на меня с довольной, пошлой ухмылкой, от которой внизу живота ещё сильнее всё стягивается в узел.
Я облизываю пересохшие губы, собираясь сказать что-то Шастуну, но в эту же секунду всё моё тело содрогается и я роняю голову на мягкое одеяло. Мысли покидают голову. Появляется непреодолимое желание свести колени обратно, но Антон очень грубо впивается пальцами в мою нежную кожу внутренней части бёдер. Я продолжаю выгибаться, уже не сдерживая стоны.
Дыхания не хватает.
Я больше не предпринимаю ни единой попытки что-то сделать — вся власть в
его руках. Он проводит языком по клитору, отчего у меня перехватывает дыхание. Он вводит сначала один палец, затем второй, третий. Я не знаю куда деть свои руки. Но я не хочу, чтобы это прекращалось.
— Антон. — очень смазано получается назвать его имя, приятные волны возбуждения перекатываются по всему телу.
Он продолжает делать поступательные движения пальцами, ускоряя темп. И этого мало. Этого слишком мало. Я жадно ловлю воздух, постанывая. Антон отрывается от меня, вынимая пальцы, и наклоняется к моему уху:
— Я хочу, чтобы ты попросила.
— Антон, пожалуйста. — сдавлено, жалобно прошу я, продолжая ощущать приятную пульсацию внизу.
— Этого недостаточно. — его тёплое дыхание обжигает моё тело, а я уже изнемогаю:
— Трахни меня, умоляю.
И, кажется, это подействовало. Он оставляет короткий поцелуй на моих губах. И резко входит, отчего я охаю. Эта резкость нисколько не чувствуется, ведь от его ласк там по-настоящему было мокро.
Он наращивает темп, вдалбливаясь с каждым разом сильнее и сильнее. Я впиваюсь ногтями в его спину, царапаю, отчего Антон издаёт протяжный стон.
Он хватает за бёдра, очень грубо сжимая их, входит на всю длину. Я стону громче. Это то, что нужно. Это самый подходящий темп. Когда Антон останавливается, я хватаю его за руку:
— Нет, прошу, быстрее.
Адреналин и очень сильное возбуждение бушуют во мне, разгоняют кровь по телу, заставляют ощущать немыслимые и невиданные раннее чувства.
— Как пожелаешь, моя кошечка. — он ухмыляется, резко переворачивает меня так, что я оказываюсь в коленно-локтевом положении.
После первых грубых толчков, у меня не остаётся никаких сил — я выгибаю спину, вытягиваю руки, вжимаясь щекой в мягкое одеяло. Рука Антона ложится на мою поясницу и с неведомой для меня силой, вжимает в кровать, продолжая очень быстро и очень грубо входить.
От всех манипуляций ощущаю, что ещё совсем чуть-чуть и я кончу. Антон не даёт даже вздохнуть — я жадно глотаю воздух через рот, начиная стонать ещё громче от приятных ощущений.
Всё тело горит в жарком пламени. Я понимаю, что для разрядки нужно ещё совсем немного и жалобно кричу имя Антона, в ту же секунду кончая и содрогаясь всем телом. Ещё несколько толчков и он выходит из меня, а по пояснице и бёдрам стекает тёплая жидкость.
***
— Итак, наша сегодняшняя тема — транспортная логистика на примере РЖД. — Антон записывает тему маркером на доске.
От одной мысли о том, что всё происходящее ночью не сон — стало как-то невероятно приятно. Безусловно, это бы случилось в любом случае — это-то и было желанием Шастуна. Но так сложились обстоятельства — ссора моей подружки была как нельзя кстати.
От воспоминаний волны мурашек пробежали по моему телу, я прерывисто выдохнула, продолжая крутить шариковую ручку меж пальцев. Это был секс, от которого я получила удовольствие, испытала то, что раннее для меня казалось несбыточным и нереальным. И была какая-то ненормальная радость, что такое действительно есть.
— Бондаренко? — голос Антона Андреевича раздался очень близко и я перевела взгляд на него. — О чём вы так усиленно думаете?
— Боюсь, что это никак не касается транспортной логистики. — я ухмыльнулась.
