***
Первые, нижние выбоины Пина сделала довольно быстро. Встала в них ногами, а дальше – сплошное мучение. Несколько альманций ей приходилось балансировать, цепляясь за мелкое отверстие, и долбить стенку то одной ногой, то другой. Пина вся взмокла от волнения и усталости. С улицы то и дело доносились тяжёлые шаги железных скелетов, но никому из них не было дела до застрявшей в ловушке принцессы. И принцесса снова и снова возвращалась к работе, выбивая землю из стенок, становясь в получившиеся углубления, и медленно поднимаясь к заветной свободе. И, наконец, руки ухватились за деревянный пол, Пина оттолкнулась изо всех оставшихся сил – и вылезла по талию. Ещё одно усилие согнутыми в локтях руками и ногами – и она выбралась из ловушки, перевернулась, и глубоко вдохнула полной грудью. Свободна! Свободна! Свободна! Пина улыбнулась, закрыла глаза, выдохнула. Бой всё-таки стих, но Империя определённо проиграла. Грей оказался прав. Принцесса недооценила врага и слишком недоверчиво отнеслась к донесениям с мест. И это стоило многих сотен, а то и тысяч жизней горожан. Ей с самого начала стоило сосредоточиться не на обороне, а на спасении жителей и воинов. Прежде всего в направлении Крети, где мечи и рабочие руки пришлись бы очень кстати. И плевать на Аппианову дорогу, что в любом случае не имела стратегического значения! От гнева на саму себя Пина сжала кулаки и стиснула зубы. Впредь она не позволит эмоциям взять над собой верх! Ей не оправдаться даже выигранным временем – город пал меньше, чем за день. Враг не измотан и не замедлен. Все смерти лишены малейшего смысла. Издалека донёсся необычайно громкий хлопок. Вернее, будто бы несколько хлопков почти в одно время – они отражались от стен домов, раздаваясь медленно стихающим эхом снова и снова. Ещё одна смерть пала на плечи принцессы. И именно ей предстоит нести этот груз дальше.***
От запаха крови Бозес вырвало ещё раз, но она застыла на месте, не решаясь сплюнуть. Железный скелет, наконец, спускался вниз по лестнице. Если заглянет к ней в комнату – она мертва. Если пройдёт мимо – она выживет. Слишком похоже на подбрасывание монетки. Скрипнула первая ступенька – та самая, что выдала её для Иси несколькими альманциями ранее. Железные скелет зашагал к двери. Ушёл. Его тень ненадолго мелькнула над тенью погибшей Гамильтон. Рвота выплеснулась из приоткрытого рта. Бозес глубоко вдохнула вонючий воздух, отчего желудок попытался опорожниться ещё пару раз – но было уже нечем. Страшно хотелось пить. Чуть меньше хотелось есть. Боль в голове и в сломанной руке пульсировала, путая мысли. Но с каждым ударом сердца, с каждой новым ударом молота внутри черепа к горлу подступал ледяной ком. С губ слетел тихий стон. Дышать стало невыносимо тяжело. Воздух резал глотку. Глаза хотели наполниться слезами, но не знали, где взять воды. На Бозес накатило чувство вины и бессилия. Гамильтон мертва. Пина и Грей, скорее всего, тоже. Железные скелеты хозяйничают в Италике. Они бросили вызов пришельцам – и проиграли, как до них проиграли Гварр и Годасен. Больше того, они не смогли одолеть даже одну-единственную крольчиху! Как они вообще собирались сражаться с врагом, сметающим легионы! Это конец. Это самый настоящий конец – и её жизни, и Империи, и всего мира. Сухие глаза щипало. Одинокая солёная капля стекла по щеке к уголку губ. Сердце колотилось, разгоняя по жилам кровь. Какая она жалкая. Вся в рвотных массах, плачет, трусливая и бесполезная. Какая жалкая! Ей не место в Ордене. Не место подле принцессы. Она должна была выйти замуж за какого-нибудь пьяницу-аристократа, рожать детей и делиться с подругами за столом последними сплетнями о сенаторах. Но вместо этого она зачем-то вступила в Орден Розы. Зачем-то училась сражаться. Зачем-то отправилась в Италику на безнадёжный бой против могущественного врага. И проиграла. Только проиграла не партию в настольной игре. Она проиграла в жизнь. Пошла не той дорогой – пыталась быть равной мужчинам, а вместо этого оказалась даже ниже несчастных жён мужей-тиранов – стала забившейся в угол маленькой девочкой, неспособной даже вздохнуть без страха за свою жизнь. Горло сжал кулак обиды. Кишки в животе зашевелились от тревоги. Дрожащей рукой Бозес стянула шлем и принялась снимать с себя пластины доспехов. Она не заслуживает быть воительницей. Ступенька скрипнула – та самая, первая. Ни звука до, ни звука после. Во тьме показался неясный силуэт, сверкнули нечеловеческие глаза. Иси. Она жива. Пряталась так же, как и сама Бозес. Вот только Бозес лежала без сил и воли действовать. А она уже здесь, перед ней. – Ты пришла закончить начатое, верно? – прошептала хриплым голосом Бозес. В ответ силуэт хмыкнул. Рыцарша ясно увидела взмах булавой и непроизвольно сжалась, закрыла глаза. – Запомни моё великодушие, садерка, – произнесла крольчиха и неясным чёрным дымом вышла из комнаты. Бозес не знала и не хотела знать, где она, куда ушла и ушла ли. Она ходила так же бесшумно, как и стояла. И только проклятая ступенька могла выдать её перемещение – но не выдала. Её пощадили. Она настолько жалкая, что сжалась от одного взмаха. Не попыталась защититься или увернуться – просто сжалась, как трусливый котёнок. Падать ниже уже некуда. С губ слетел всхлип сухого, горького плача.***
Больше месяца прошло после поражения Империи на холме Алнус. Обычно дела человеческих государств обходили стороной живших в мирной изоляции эльфов, но теперь всё обстояло иначе. Иномирное вторжение стало бедствием для всех живущих вокруг Алнуса. Для людей и нелюдей. Для крестьян и дворян. Для магов и воинов. Ни Тука, ни Ходор никогда не отличались свойственной людям притязательностью и любовью к комфорту. У них дома стояла пара кроватей и немного мебели, но спать зачастую приходилось и на гамаке на улице, и прямо в траве. Добывать пищу эльфы тоже прекрасно умели: ещё в деревне каждый день кто-то уходил собирать травы и фрукты, кто-то охотился, а кто-то подобно садерцам взращивал плоды на грядках. Даров природы и выращенных продуктов хватало с лихвой. Лишившись дома и оказавшись наедине с дикой природой, они не голодали и без проблем спали на голой земле под открытым небом. Кожа Туки по-прежнему отличалась неестественной бледностью, но жар спал, слабость отступила, а рвотные позывы больше не мучили эльфийку после каждого приёма пищи. Она поправилась. Наложенное на жезл проклятье больше не высасывало из неё жизнь. – Отец, – обратилась Тука к Ходору. – Мы идём верной дорогой? Она всего пару раз отдалялась от деревни дальше, чем на день пешего пути, и не знала почти ничего о внешнем мире. Решение идти на юг было продиктовано лишь тем, что холм Алнус располагался северно-западнее леса Коан. Об этих краях Ходор был осведомлён очень плохо. Межгорье – земля малолюдная, девственная. На востоке Думасский хребет, вдоль которого течёт бурная и капризная река Рома, пороги которой сделали её малопригодной для торговли. Двигаясь дальше, вдоль гор, можно было выйти в край, прозванный Кальвинией за прекрасные зелёные холмы и пастбища. И если бы не проклятье жезла и не грязь, то эльфы давно добрались бы до заветных земель. Вместо этого им приходилось медленно продираться сквозь траву и колючие кусты по местам, никогда не знавшим дорог. – Не знаю, роднулька, – ответил, оглядев окрестные горы, Ходор. – Я не бывал здесь с тех пор, как садерцы истребили южные деревни. Воспоминания об учинённой резне ожили в памяти и сжали сердце эльфа. Железные скелеты были страшным врагом, но даже они не убивали из прихоти или ради забавы. А садерцы убивали. Их тогдашнему императору, чьё имя Ходор не посчитал нужным запомнить из принципа, претила мысль властвовать над землями, где живут непокорённые народы. Он послал легионы и потребовал платить дань и признать власть Империи, либо умереть. Тогда эльфы понадеялись на защиту леса – и в первый раз он их защитил. Но после... в голове промелькнуло лицо прекрасной девушки. Он запомнил её стройной. Светловолосой. Голубоглазой. Но главное – счастливой. Он много раз слышал о том, как она погибла, но разум будто бы отказался это запоминать. В его памяти застыла белоснежная улыбка, а на сердце – рубец от глубокой душевной раны. – Отец? – А, Тука? Что случилось? – опомнился Ходор. Он не сразу почувствовал маленькую ручку на своём плече. – Ты снова ушёл в себя, – печально ответила дочь. – Снова, – повторил Ходор. – Я вспоминал, куда нам идти. Он повернул взгляд прочь от Туки, но всё равно чувствовал её недоверие. Она не впервые одёргивает его и наверняка давно догадалась, что с этими краями связаны непростые воспоминания. – Мы можем свернуть к реке, – произнёс женский голос с неубедительно радостными нотками. – Нет, не стоит, – Ходор осмотрел горы, пытаясь вспомнить хоть один знакомый силуэт. Должно быть, они зашли дальше истреблённых деревень, оставшихся в памяти как Леса Скорби. Странно. Он думал, что узнает их – застрявшие в памяти образы были подобны ярким картинам. Но не узнал. А значит, они прошли злополучный лес и почти добрались до Кальвинии. – Очень ск... – с неосторожным вдохом по ноздрям ударил запах гниющего мяса. И не просто мяса. Неподалёку разлагались люди. – Ты чувствуешь? – Ходор принюхался. – Это... гниль, как... – Тука не могла подобрать слов. – Человеческое мясо. Я помню этот запах. – Мне не... – глаза эльфийки вдруг распахнулись, и рот изверг наружу смесь кислых соков с пережёванными фруктами. – Стой здесь! Я посмотрю. Ходор не мог подвергнуть дочь опасности. Он вдохнул слабый смрад, шедший откуда-то с запада, со стороны, противоположной хребту. Волнительно. Впереди – что угодно. Загрыз ли человека зверь? Или он погиб от голода и изнеможения? Многие бежали на юг без пожитков. Без запасов еды и лечебных трав. И без каких-либо планов на будущее. – Ауч! – Ходор резко одёрнул руку от колючего куста. Случайно схватился за ветку. Высокая трава и редколесье. Потемневшее небо с красноватым закатом. За спиной горы, а впереди – обвалившийся холм. Внизу угадывались остатки каменной кладки. Ходор не знал истории этих мест. Эльфы леса Коан никогда не заходили так далеко на юг. Это могли быть остатки дома, заброшенного столетия назад, а могло быть и незаконченное строение уже имперских времён. Крутой склон. Эльф неудачно поставил ногу, она скользнула вниз, растянув связки, и он покатился кубарем с облаком пыли и сухой травой. Запах гнили усилился. Для чуткого нюха он стал почти нестерпимым. Заткнув нос, Ходор пробрался к фундаменту через высокую траву, собрав не один десяток липучек одеждой. Перед ним – семья. Старуха, мужчина, женщина, маленькая девочка. Все мертвы. От оружия. Две глубоких, рублёных раны на спине мужчины – от топора, причём не боевого. Тупого и наверняка поржавевшего. Голова старухи смята, половина черепа просто вдавлена вовнутрь. Жуткое зрелище. Над женщиной и девочкой издевались: и тут, и там виднелись следы ожогов и глубоких, но не смертельных порезов. Одежда разорвана. Обеих изнасиловали. Возможно, не один раз. И кто это сделал – тоже понятно. Телега грубо ободрана, с неё сняли всё, что можно будет продать или пустить в хозяйство: кожу, ткань и металлические части. Изнутри несло тухлыми яйцами. Источник смрада растёкся по дну телеги. И больше там не осталось ничего. Совсем. Утащили всё. Вообще всё, что можно было утащить. Действовала точно не маленькая кучка бандитов – они бы просто не смогли унести в руках столько вещей. В этих краях орудовала банда. Хорошо организованная, слаженная. И этого стоило ожидать. Они с Тукой шли вдоль гор, как и тысячи других беженцев. Все с пожитками, без защиты, испуганные и ослабленные переходом. Почти неиссякаемый поток идеальных жертв для разбоя. Эта мысль перепугала Ходора. Ведь Тука, его роднулька, там совсем одна! В ужасе эльф ринулся обратно по склону, взбираясь по рыхлой земле руками и ногами. Он бежал, снова поранив руку на той же колючке, и вспотевший, испуганный возник перед дочерью из травы. – Папа? – взволнованно спросила Тука. Ходор опустился на землю и облегчённо выдохнул. – Я дурак. Я самый большой дурак. Они ограбили ту семью не так давно, а значит, ещё не поделили и не сбыли награбленное. К тому же, разве станет кто-то грабить поздно вечером или ночью? – Что случилось? – Тука села рядом с отцом, сунула свою руку под его плечо и приобняла. – Там семья. Все мертвы... кто-то их ограбил. Будет лучше не разводить костров и идти западнее, – успокоившись, Ходор лучше обдумал план. – Попробуем пересечь реку вброд или поищем мост. На той стороне должно быть безопаснее. – Почему? – печально спросила Тука. – Разбойники не станут поджидать нас там, где не так много беженцев. Они ищут, где поживиться, – рассудил Ходор. – Пойдём западнее. Наверняка и там можно выйти к Кальвинии. – Хорошо, пап, – нежно ответила эльфийка и уткнулась носом в его плечо.***
Тренировки. Сон. Тренировки. Сон. Гварр с трудом свыкался с новым телом, но не мог не оценить по достоинству его преимуществ. Центр тяжести сменился, а движения в меньшей степени зависели от мышц, и в большей – от внутреннего железного каркаса. Это прекрасно чувствовалось в отработанных приёмах и ударах и сильнее всего подрывало доверие к телу. И в то же время физическая сила возросла настолько, что Гварр без какого-то напряжения мог сгибать металлические прутья, рвать крупных зверей надвое и проламывать каменные стены. Конечно, он пару раз почти полностью лишился кожи на правой кисти, но это лишь разожгло в его сердце боевой задор. Боль тоже ощущалась иначе! Если раньше Гварру приходилось закалять свой разум, чтобы научиться её переносить, то теперь она ощущалась без сопряженных с этим страданий. Чувствовать боль – и не страдать. Невероятно. А при желании он вовсе мог отключить болевые ощущения, не используя для того ни трав, ни ядов. В нескольких спаррингах ему даже удалось превзойти железных скелетов. Причём как старых, что валились с ног от слабого толчка, так и новых, упорных и умелых в ближнем бою. Но при всём при этом он чувствовал себя по-настоящему неуязвимым. Его тело выдерживало попадание из иномирного – земного оружия. А значит, он мог выстоять даже против мага, которые обычно уничтожались или другими магами, или лучниками. – Результат приемлем, – произнёс из головы железного скелета Скайнет. – У меня новая задача. Ты должен обучиться использовать земное оружие. Этот момент настал. Гварр ждал его – и он настал. Земное оружие! С новым телом он мог бы выполнять любые задачи даже голыми руками, однако это не устрашит его личных врагов в Садере так, как земное оружие. Скайнет уже поставил его в курс дела. Задача – ликвидировать императорскую семью. Одного за другим, самого императора и его наследников, в любом порядке. Империя огромна. И хотя Скайнет не поделился причинами, почему стоит поступить именно так – он, несомненно, понимал, что такая большая страна просто не сможет сохранить единство, если погрязнет в династических склоках и междоусобицах. А у Гварра, к счастью для владыки железных скелетов, был свой мотив, своя глубокая обида на Империю. За все годы службы на благо садерских крыс, за все спасённые жизни их отпрысков в легионах, они отплатили предательством, пригрозили самым дорогим – семьёй – и скоро расплатятся за каждое принятое решение, за каждую интригу против Гварра, за каждое неосторожно брошенное слово. Первым умрёт император Молт. Высокомерный интриган над интриганами, возомнивший себя владыкой мира. Конечно, Гварр клялся ему в верности. Но он также когда-то поклялся в верности отцу, и преданно служил, пока тот не вонзил нож в спину собственному двоюродному брату ради власти над племенем. Вторым Гварр мечтал разделаться с Зорзалом. Первый принц давно напрашивался на хорошую порку, и получит настолько жестокую пытку, что будет молить о смерти. Что касается Диабо и Пины, то первый выглядел слишком изнеженно и жалко, чтобы даровать ему особую смерть, а ко второй Гварр даже питал какое-то уважение из-за её боевитости и любви к своей родине. Она определённо умрёт быстро. В личном списке Гварра так же находились сенаторы, которые открыто препятствовали его продвижению, и несколько богатеев, которые не умерли раньше лишь из-за имперских законов. Железный скелет передал Гварру крохотное оружие – не такое большое и грозное, как жезлы, но так даже лучше. Не будет привлекать излишнее внимание. Варвар злобно ухмыльнулся. Садерцев ждёт суд. И ему выпала честь его вершить.