Starcluster: Possession

Покинув прохладу штаб-квартиры «Альянса», я сощурился от яркого солнечного света и прикрыл глаза ладонью. Огромная площадка космического центра была заполнена запаркованными техноисполинами. Отполированные темные тела эсминцев, дредноутов и легких крейсеров бликовали под яркими солнечными лучами, нещадно выжигающими сетчатку. Махнув знакомому капитану, я направился к месту стоянки «Серафима». Повсюду шипели плазменные резаки и гудели пневматические лебедки — команды инженеров и техников занимались диагностикой и ремонтом аэрокосмического парка. Это место являлось домом для Центра управления полетами, который координировал и контролировал каждую нашу миссию, маневры и учения. Именно здесь разрабатывалось и проверялось программное обеспечение, а также тестировалось состояние кораблей и полезных грузов. Кроме того, на территории авиабазы находился учебный центр, казармы для солдат и квартиры офицеров. Шагая вперед, я наблюдал за тем, как рабочие, облаченные в специальные защитные костюмы, следили за процессом заправки одного из дредноутов, из сопел которого медленно поднимался белесый пар, быстро растворявшийся на жарком воздухе — корабль заправлялся криогенным топливом. Мои самые яркие детские воспоминания связаны с воскресными визитами на стоянку авиабазы в компании отца. Я сидел в кабинах ZX-250, RP-97, RP-47i и других челночных истребителей, а отец разрешал мне браться за рычаги управления и «рулить». Пилоты дарили мне свои серебряные «крылья», снятые прямо с мундиров, все еще теплые и, как мне казалось, источавшие накопленный ими звездный свет. Никогда не забуду день, когда впервые увидел эсминец «Левиафан», которым когда-то, служа в звании коммандера, руководил генерал Араго. Увидев этого черного механического монстра, я застыл с открытым ртом, пойманный в ловушку благоговейного восторга. Для мальчишки пяти лет отроду подобное зрелище было запредельным. Беспрецедентным. Тем же вечером, вернувшись домой, я нашел биографию Деймоса Араго, которая стала отправной точкой моей одержимости полетами и красивым молодым капитаном. Я просиживал часы над фоторепортажами, рассказывавшими о нем и его корабле. Я не мог дождаться момента, когда смогу встать рядом с ним. Я фантазировал, как бы мне оказаться на его месте. Улыбнувшись собственным мыслям, я снова поймал себя на желании бросить все и вернуться к генералу. Подняться в его офис, чтобы продолжить то, на чем мы остановились. Потому что мне, черт возьми, было мало. Я все еще чувствовал его вкус на языке. Горло саднило от его глубоких толчков. Мне было любопытно, как генерал будет выглядеть, когда нависнет надо мной. Поменяют ли цвет его изумительные зеленые глаза, когда мои пальцы вонзятся в его ягодицы, побуждая толкаться сильнее. Глубже… — Черт, — пробормотал я, ощутив прилив возбуждения. Что могло бы помочь мне выкинуть генерала из головы на время учений? Гипноз? Электрошоковая терапия? Лоботомия? Ампутация мозга, возможно, поскольку иначе… — Арно! Знакомый, полный недовольства полувизг-полувопль вырвал меня из пучины размышлений. Буквально секунду назад я находился в плену серотонина — чувствовал себя переполненным любовью, страстно желал укрепить свои узы с родом человеческим, был до предела расслаблен, и безмятежен, и сосредоточен, и заботлив, и распахнут для окружающих — того и гляди, начал бы рассыпать комплименты каждому встречному… Но, как говорится, хорошее не длится вечно. — Арно, ты оглох?! Обернувшись на голос, я усмехнулся при виде единственной рожи, что пробуждала во мне нездоровую жажду насилия. Риз-сука-Магуайр. Натуральный мудак. Примат, недостойный звания человека. Говоря начистоту, для меня до сих пор остается загадкой, как он умудрился стать частью флота «Альянса». Несомненно, уебок сумел пробиться сюда только благодаря тому, что во время собеседования с Комиссией, утираясь соплями и слезами, рассказывал душещипательные истории о том, как мать кормила его грудью до шести лет. Едва ли во всем «Альянсе» можно было найти более отбитую личность. Этот чувак лелеял обиды, как скряга — первоклассный скотч. И наше с ним взаимодействие не заладилось еще со времен обучения в летной академии. Когда-то он, подвалив ко мне со своими ржущими друзьями, не смог промолчать: «Ого, ух ты, француз! Ты же должен потрясно балакать! Ну-ка, скажи что-нибудь!» Я в свою очередь не смог не ответить: «Suce ma bite, лохматый. Свали, пока не наподдали. Янки поганый». Завязалась знатная потасовка, в которой я оказался в меньшинстве, но в какой-то момент в мешанине тел и кулаков мелькнули светлые волосы — мне на выручку пришел невысокий пацан с крайне тяжелой рукой — первый же его удар сломал нос одному из напавших на меня парней. Моим принцем на белом коне, как позже выяснилось, оказался Авель Араго, который — вот ведь удача! — на дух не переносил Магуайра. Та драка стала компостом, который подпитал нашу с Араго дружбу против Магуайра, оказавшегося лютой истеричкой и скандалистом. Если этот мудак не провоцировал потасовку хотя бы пару раз в неделю, его жизнь не просто теряла краски, она теряла всякий смысл. И если хоть одна из спровоцированных им потасовок не включала меня или Авеля, Магуайр, кажется, начинал испытывать невыносимые приступы ломки. В общем и целом мое отношение к Магуайру можно описать одной простой фразой: будь он охвачен пламенем, я бы даже ссать на него не стал. Я вздохнул, заметив, что некоторые механики отвлеклись от своих дел, чтобы понаблюдать за происходящим. Да, нет ничего круче свеженькой сплетни. Развернувшись и продолжив неторопливо пятиться, я попытался перекричать шум авиабазы: — Чего тебе? Лохматый как черт Магуайр яростно топал в мою сторону, источая презрение, до которого даже мне было далеко. Но я очень старался не отставать. — Передай своему коротконогому гомоэротическому дружку, — проорал Магуайр с искаженной от злости физиономией, — что ему это с рук не сойдет! Рядом с ним, будто маленький капуцин, скакал его новобранец. — Риз, ты, вероятно, думаешь, что твое проявление ревности вызывает у меня эрекцию? — поинтересовался я, чувствуя себя матадором, размахивающим красной тряпкой перед быком. Бык пришел в ярость. Прорычав: «Я тебя урою, педик!», Магуайр бросился в мою сторону так резво, что взметнулись золотые нити на эполетах. Я засмеялся, глядя на то, как новобранец вцепился в его китель и принялся втирать ему здравые мысли на тему спокойствия. Радует, что хоть у пацана мозги на месте. Развернувшись, я бросил через плечо: — У меня мурашки бегут! Во всевозрастающем количестве! Мне в спину прилетело очередное гневное стаккато, но я проигнорировал его и направился к своему кораблю. Авель стопудово подгадил ЦУПу и нашему старшему капитану, улетев вне очереди. И, очевидно, стартанул вместо Магуайра. Но какого черта лохматый развел греческую трагедию? Было бы удивительно, поступи Авель иначе. Проходя мимо легкого разведывательного крейсера «Харибда», я заметил его капитана — Зури Амаечи, с которой дружил со времен обучения в летной академии. Она была одной из самых ярких феминисток моего выпуска и считала своей главной обязанностью доказать, что женщины способны демонстрировать такую же результативность, как и мужчины. Должен признать, Зури преуспевала в своем стремлении. Она входила в десятку лучших капитанов флота «Альянса». Высокая и стройная, она была сложена, как амазонка, а породистая красота и заплетенные в мелкие косички волосы делали ее похожей на африканскую принцессу. Держа в руке терминал, Зури беседовала с парой техников. Заметив меня, она приказала мужчинам вернуться к своим делам и уверенной походкой направилась в мою сторону. — Арно, где тебя носит? — прошипела Зури, выглядя не в меру обеспокоенной. Даже нервной. Подойдя ближе, она схватила меня за предплечье и потянула прочь от своего судна. — Иди-ка сюда. На пару слов. — И тебе привет, красавица, — ответил я, послушно следуя за девушкой. — Как прошла увольнительная? Классно, а у тебя как? У меня тоже ничего, спасибо. Игнорируя диалог, отыгранный мною за двоих, Зури уводила меня все дальше от «Харибды» — в тень стоящего неподалеку дредноута. Когда мы остановились, она нервно огляделась по сторонам, как наркоман в поисках дилера. Я улыбнулся, позабавленный нехарактерным для нее поведением, и убрал руки в карманы брюк. Зури, очевидно, было не до шуток. Подбоченившись, она уставилась на меня снизу вверх и тоном, не терпящим насмешек, заявила: — Арно, будь осторожен на учениях. Я нахмурился. — О чем ты? Тяжело вздохнув, Зури устремила в небо раздраженный взгляд. — Я видела нечто странное, и впервые не имею ни малейшего понятия, что именно это было и как это интерпретировать. Но я знаю, что произойдет нечто пугающее. Вновь посмотрев на меня, она настойчиво добавила: — И оно связано с тобой. Начало двадцать четвертого века ознаменовало конец человеческой цивилизации в том виде, в котором она когда-то праздно бродила по земле. Никто доподлинно не знал, что послужило причиной яркой вспышки в небе — была ли она результатом эксперимента мирового правительства или же, как предполагали некоторые, последствиями взрыва неизвестного небесного тела, но, так или иначе, ее появление привело человечество к биотическому кризису. Ученые не оценили вирулентности вируса, поразившего население планеты. Они не имели понятия, насколько паршивым окажется исход в случае, если остановить эпидемию не выйдет. В течение трех недель больше двух третей населения Земли умерло в ужасной агонии. Ни один из известных анестетиков не сумел остановить катастрофический клеточный коллапс, ни один опиат не сумел унять боль умирающих. Оставшаяся треть населения — везунчики, чья имунная система каким-то образом поборола странную хворь — продолжила жить так, как жила прежде. Что нельзя сказать об одной сотой выживших, чьи гены претерпели кардинальные изменения, подняв своих хозяев вверх по эволюционной лестнице, тем самым превратив их в новый биологический вид. Биологический вид, который спустя несколько сотен лет стал живым оружием. Все офицеры «Альянса», командующие кораблями, являлись металюдьми — потомками "победителей" генетической лотереи. Каждый из нас обладал теми или иными сверхспособностями, и Зури обогатила "шоу уродцев" «Альянса» редким даром предвидения. Которое, насколько я знаю, — а я знаю точно — никогда не стреляло вхолостую. Я все еще хмурился. Хмурился так сильно, что у меня начала болеть голова. Опасаясь, что она вот-вот лопнет, я помассировал переносицу и вздохнул. — Зури, а поподробней? Я военный и, знаешь ли, очень люблю четкую, содержательную информацию. Зури закатила глаза. — Нет никаких подробностей, Арно. Я видела… Не знаю… — Она сделала неопределенный жест рукой, легче от которого не стало. — Тень… в темноте. Я вздернул бровь. Зури повторила за мной. Засранка. — Тень в темноте, — повторил я, и Зури кивнула, выглядя при этом крайне разочарованной собственной неспособностью донести свою мысль понятней. Помолчав несколько секунд, я напомнил: — Девочка, мы будем в открытом космосе. Там везде темнота. Раздраженно зарычав — явно из-за моих высоких дедуктивных способностей, — она отвернулась, чтобы начать метаться из стороны в сторону, как львица в клетке. Наблюдая за ней, я сложил руки на груди и глянул на небо. Какого хрена сегодня так жарко? Намотав шесть или семь кругов, Зури, наконец, остановилась, вздохнула и, повернувшись ко мне, твердо заявила: — В этот раз, Арно, что-то пойдет не по плану. Хорошо. Допустим. — Ты сообщила Рейесу? — поинтересовался я, глянув в сторону. На месте «Серафима» образовалась мерцающая пустота — команда техников проверяла работу камуфляжной системы. В следующую секунду его чернильно-черный корпус вновь стал виден — титановые части блеснули в лучах палящего солнца. — И что я ему скажу, гений? — зарычала Зури, глядя на меня с такой злостью, что я почти физически ощущал, как в меня вонзаются африканские племенные копья. — «Сэр, я что-то видела, но не могу сказать, что именно, и не понимаю смысла увиденного. Жду ваших приказов, сэр»? Задумавшись над ее словами, я поскреб щеку с намечающейся щетиной. — Резонно. — Капитан! Время! — послышался мужской голос, и мы с Зури повернули головы в сторону его источника. Старпом Зури ожидал ее у трап-рампы. — Я должна идти, — сказала она и, хмуро посмотрев на меня, сделала шаг назад. — Береги себя, Арно. — Да что со мной будет? — усмехнувшись, отмахнулся я и шутливо отдал честь. — Удачных учений, капитан Амаечи. Раздраженно покачав головой, Зури развернулась и пошла в сторону трапа «Харибды». — Не зарекайтесь, капитан Арно, — бросила она через плечо. — И оставьте всю удачу себе, вам она нужнее. Рассеянно кивнув, я уставился себе под ноги. Тени в темноте. Тени в темноте. Оксюморон какой-то. Услышав сигнал о входящем сообщении, я посмотрел на запястье — коммуникатор мерцал сообщением от моего старпома: «12 минут». Смахнув сообщение большим пальцем, я бросил последний взгляд на загудевшую двигателями «Харибду» и направился к ожидающему меня «Серафиму», вокруг которого все еще суетилась команда техников, проводивших последние предстартовые проверки. Утром ДИК… Нет, стоп. Речь сейчас не о моем члене. ДИК — ИИ-пилот «Серафима», и это дебильное название — я уверен почти наверняка — придумал какой-то седовласый консерватор, который, надо думать, элементарно не потрудился произнести аббревиатуру вслух. Так вот, утром ДИК прислал мне сообщение о том, что в одном из пятидесяти тысяч технических компонентов корабля была обнаружена неполадка. ИИ-пилот держал под своим постоянным контролем все параметры, сравнивая результаты с требованиями, установленными регламентом AllianceAeronautics. Впрочем, когда речь заходила об определении пригодности к полетам, мой ДИК частенько оказывался более снисходительным, поскольку, в его случае, в уравнении участвовали не только сухие алгоритмы, но и абстрактное мышление. Ваш покорный слуга скрывал от окружающих маленький грязный секрет — военную тайну со всеми вытекающими, если быть точным, — о котором знал ограниченный круг лиц. На прочих кораблях «Альянса» ДИК являлся высокоуровневым саморазвивающимся ИИ, но мой отличался от них. Разительно. В систему «Серафима» было загружено сознание реального человека. Какой-то отчаянный патриот-доброволец — вероятно, солдат, пострадавший во время одного из военных конфликтов — отдал свое тело для участия в этом сумасшедшем аморальном эксперименте. Я понятия не имел, кто он. Не знал его имени и звания, но с первого дня испытаний между нами установилась прочная ментальная связь. Ментальная связь, которую я ощущал все сильнее по мере приближения к кораблю. Я почувствовал привычный мягкий толчок в сознание, после чего меня на пару секунд затопило чужое присутствие. Когда по телу пробежала дрожь, я сделал глубокий вдох и, наконец, услышал в голове знакомый голос Зеро:

[Тристан]

Salut, poussin. Tu m'as manqué?

[Bien sûr. Le matin sans toi est une aube diminuée]

D'où te vient ce sarcasme?

[Je vais te donner deux essais, mais tu devines la première]

Мой мозг накрыло облегчением Зеро. Словно расслабленный выдох и попытка опереться на меня, а следом — истончение его стен. Он вплетался в мое сознание так глубоко, что каждый раз я нуждался в нескольких секундах, чтобы понять, что к чему, и отделить самого себя. Не знаю, представляете ли вы, каково это — ощущать чужие эмоции как свои собственные. Это походит на ту оптическую штуковину, в которой ты одновременно видишь вазу и два лица. Пытаясь позволить Зеро «угнездиться» в себе, я размял шею и обратил внимание на Хантера Мэддокса — одного из моих ключевых офицеров. Великолепный, ответственный и вечно хмурый, этот молодой майор отвечал за снабжение и контингент пехоты на корабле. Он только что вернулся с завода в Атланте, где получил новейшее оружие для своего подразделения. Кроме того, он являлся обладателем обалденного тела, классической скандинавской красоты и таких улетных синих глаз, что в пору было сонеты писать. Кстати, Мэддокс ни разу не гей — что, по моему мнению, являлось офигенной потерей для всей Гейляндии, — так что готовьте сменные трусики, девочки. Будто ощутив на себе чужое внимание, Мэддокс взглянул в мою сторону. В следующий момент я услышал его глубокий баритон: — Капитан прибыл! Мгновенно ключевые офицеры и две сотни новобранцев вытянулись по стойке «смирно». Восьмерка вооруженных пехотинцев, с ног до головы одетых в черное, выстроилась в почетный караул, который охранял вход в погрузочный отсек «Серафима». Старпом — Мэйлин Сандерс — приветствовала меня, стоя возле трапа. В рядах новобранцев я заметил моего маленького мятежного падавана, которому я, вообще-то, приказал ждать меня в зале ожидания. Впрочем, его самодеятельность была мне на руку — поскольку, сказать по правде, я напрочь забыл о нем. В противном случае вышло бы крайне неловко. Вероятно, уже в ста миллионах километров от Земли я бы подскочил в своем капитанском кресле и с ужасом в глазах выкрикнул: «Кевин!» Я вздохнул, проигнорировав довольную улыбку пацана. Вся эта хрень была моей нелюбимой частью обязанностей. Я должен был выступить перед очередной группой новобранцев, окончивших курс обучения в академии «Альянса», и передать символический факел из легендарного прошлого потенциальным лидерам будущего. В общем и целом мне предстояло поддержать и презентовать детям продвигаемые «Альянсом» романтические идеалы, чтобы встряхнуть их перед учениями. Их опыт ограничивался сверхзвуковыми полетами, и они на собственной шкуре испытали, что такое невесомость. Все в мечтах о космических полетах, эти парни и девушки смотрели прямо перед собой, взволнованно ожидая, когда же, наконец, начнется посадка — верный признак того, что, как и все новички, они знать не знали, что им предстояло пережить. Я подавил желание улыбнуться их рвению. — Вольно, леди и джентльмены! Раздалось громкое групповое шарканье — члены экипажа расставили ноги, заведя руки за спину. — Я капитан Арно, — громко представился я, скользя взглядом по новобранцам, — и с этого момента я отвечаю за ваши жизни на борту тяжелого боевого крейсера «Серафим»! В теории цель предстоящих учений может показаться вам плевым делом! Все вы знаете, что мы будем отрабатывать гиперпрыжки, чтобы вы поняли, каково это — выблевывать собственные внутренности! Вам необходимо научиться урезонивать свои организмы, чтобы в будущем реакция на прыжок не превратилась для вас в слабость, которой мог бы воспользоваться потенциальный враг! Вам необходимо научиться сохранять остроту восприятия и точность реагирования после выхода из гиперпространства! Тренажеры «Альянса» потрясающе хороши для подготовки бойцов к перегрузкам, но все они имеют критический недостаток! — Я сделал паузу, чтобы подчеркнуть важность озвучиваемых мною слов. — Они не внушают страха! Неважно, насколько вы ошиблись, неважно, насколько вы уязвимы, — тренажеры не убьют вас! А вот гиперпрыжок сделает это запросто! После него вы ощутите, как жизнь заиграет для вас новыми красками! Я замолчал, желая удостовериться, что эти наивные тинейджеры поняли всю важность того, о чем я распинался. Удовлетворившись напряженными лицами, я продолжил: — Говорят, что война — предел опасности! Я не согласен с этим! На мой взгляд, пределом опасности является космос! У меня было больше десяти лет, чтобы не раз убедиться в этом! Уверен, некоторые из вас поступили на службу в ВКС по тем же причинам, что и я! Небо и полет завораживали вас с детства! А космос являлся апофеозом вашей золотой мечты! Но я хочу, чтобы вы знали, что космос словно дикий зверь! Его красота прямо пропорциональна угрозе, которую он в себе таит! Космос — величайший хищник! Не позволяйте ему обольстить вас! Он может казаться тихим и инертным, но лишь потому, что каждую секунду готов вцепиться в вашу хрупкую жизнь! Малейшее проявление слабости с вашей стороны — и он убьет вас! Я сделал еще одну паузу. Пилоты истребителей и пехотинцы основного состава явно пытались сдержать насмешку над новобранцами, которые глядели на меня с разной степенью ужаса в глазах. Так-то лучше. — Как я уже сказал, я отвечаю за ваши жизни! И потому я требую: внимательно слушайте своих инструкторов! Будьте готовы к любой неожиданности! Выкладывайтесь по полной! И запомните: данные мною советы могут спасти ваши жизни! Это все! Слыша позади голос Мэддокса, командующего новобранцами, я прошел в сторону корабля и ступил на трап. Держа перед собой оружие, безликие пехотинцы встали по стойке «смирно», в то время как я лишь рассеянно кивнул им в ответ. Караул всегда казался мне раздражающим и ненужным излишеством, поскольку, по моему мнению, привлекал лишнее внимание к «Серафиму». Ведь если есть охрана, значит, есть что охранять.

[Внимание! Всему техническому персоналу крейсера «Серафим» подняться на борт. Внимание! Всему техническому персоналу крейсера «Серафим» подняться на борт. Внимание!]

— Добро пожаловать на борт, капитан, — сказала Мэйлин с приятной улыбкой. Подстроившись под мой шаг, она протянула мне терминал с информацией о результатах предстартовых проверок. — Экипаж ожидает ваших приказов. Мэйлин происходила из китайско-американской семьи и была младшей из двух дочерей у матери-одиночки, которая управляла китайской чайной, где готовили одни из лучших домашних китайских блюд, которые я когда-либо пробовал. С момента своего назначения на должность командира «Серафима» я познакомился с родителями всего состава мостика, но питал особую слабость к миссис Сандерс — маме Мэйлин — и тому, что она вытворяла на своей кухне. Ее хэйлунцзян стал легендой экипажа «Серафима», хотя моими персональными фаворитами были ее дивные димсамы и вонтоны. Но не обманывайтесь, пытаясь судить о Мэйлин по моим сладким речам о ее маме, поскольку они — два совершенно разных человека. Миссис Сандерс и мухи не обидит, а вот ее дочь, напротив, может дать фору бойцу-мужчине — поверьте, я знаю, о чем говорю, — наваляв ему так, что от его чувства мужского достоинства останутся одни ошметки. Если вообще останутся. Понятия не имею, откуда это крошечное тело ростом пять футов и четыре дюйма черпало свои физические ресурсы, но я однозначно был рад, что Мэй являлась частью моей команды. Согласитесь, приятно осознавать, что твой старпом — Чудо-женщина. Пока я изучал информацию на голубом экране терминала, мы с Мэй прошли столпотворение оснастки, оборудования и персонала грузового отсека и вышли на нижнюю палубу. При нашем приближении все члены экипажа оставляли свои занятия и, вытянувшись в струнку, отдавали честь. Я отвечал, едва ли осознавая, что делаю. Мой главный инженер был настолько въедлив, что никогда не упускал возможность впасть в крайность и излишне подробно расписать все изменения в системах корабля. Возле каждого пункта горела пометка Зеро, подтверждающая исправность каждого компонента. Я пробежался по информации о летной группе, вооружении и готовности двигателей. На борту «Серафима» имелось три летных отсека, в которых находилось семьдесят истребителей «Шрайк», тридцать бомбардировщиков «Хорнет» и квартет десантных катеров. Корабль был оснащен субсветовым двигателем и новейшей — хотя, все еще экспериментальной — ионной пушкой, которая должна была пробивать дыры в энергетических щитах. Его термоядерное «ядро» также могло быть перегружено, чтобы произвести взрыв мощностью в десять мегатонн. «Серафим» был готов к полету на сто процентов, и я не мог не заметить, насколько безупречно команда проделала работу. Подходя к ожидающему нас лифту, я вернул терминал Мэй. — Вы как всегда прекрасно справились, лейтенант Сандерс. Она кивнула, забрав девайс, и заправила за ухо прядь черных волос, собранных в короткий хвост. — Благодарю, сэр. Пропустив Мэй вперед, я зашел в кабину вслед за ней и отдал ДИКу приказ: «Мостик». Система отреагировала, и двери лифта бесшумно сомкнулись, за чем последовал мягкий толчок вверх. Я поморщился от того, что пропитанная потом рубашка неприятно прилипла к коже. Судя по показаниям датчиков, температура на борту составляла комфортные 66°F, но мне было чертовски жарко. — Итак, Сандерс, — негромко произнес я и, склонившись чуть ниже — поскольку Мэй едва доставала мне до подбородка, — произнес: — Видел твое «шоу» в Дюпон-серкл. Драка в мокрой футболке с сестрой на полу клуба «Бейсмент»… — Я усмехнулся, видя угрожающий взгляд Мэй. — Я вроде как надеюсь увидеть потасовку на бис, хотя и без твоей сестры, что было бы отстойно. Но думаю, что ты бы выиграла у Киу, что, в свою очередь, было бы потрясающе. Мэй вдарила мне острым локтем по бицепсу. Ауч. — Тихо ты! — зашипела она, глядя перед собой. — Боже мой, если об этом прознает руководство… Поджав губы, Мэй покачала головой, выглядя при этом так, будто опозорила имя семьи и унизила всех своих славных предков. Я засмеялся и приобнял ее за плечи, пытаясь подбодрить. — Не парься, ничего не случится. — Это произошло вчера, — напомнила Мэй, глянув на меня снизу вверх своими темными глазами, — а съемка уже дошла до тебя. — Поверь мне, Мэй, — сказал я, пытаясь вложить в слова как можно больше уверенности, — не знай я тебя лично, ни за что бы не догадался, что на видео была ты. Учитывая, как ты выглядишь вне базы, я бы ни за что не сопоставил лейтенанта Мэйлин Сандерс с той девушкой с винными губами и… — Я задумался, пытаясь подобрать более корректные слова. — В экстремально… откровенном наряде. У тебя слишком хороший послужной список, чтобы поверить в то, что ты могла… Ну, знаешь… — Я пожал плечами. — Оказаться участницей драки в мокрых майках. — Чш-ш-ш! — зашипела Мэй, когда лифт остановился на нужном нам уровне. Мы вышли на верхнюю палубу, вдоль которой тянулось длинное секционное окно, сделанное из композитного материала, превосходящего по твердости алмаз. Шагая вперед, я не глядя кивал приветствующим меня членам экипажа — все мое внимание было сосредоточено на небоскребе штаб-квартиры «Альянса», на верхних этажах которого я оставил свое сердце. И разбрызгал сперму. Чувствуя себя кобелем, пометившим территорию, я начал напевать «I belong to you» Ленни Кравица, и, стоило признать, делал это очень фальшиво. Но мне было плевать. Я давно не испытывал такого острого приступа счастья. — Капитан. Строгий голос Мэй безжалостно вырвал меня из страны фантазий. Посмотрев на своего старпома, я едва не отшатнулся. Маленькая женщина была серьезно зла, но я не знал, почему. Ваш покорный слуга не силен в женской психологии. — Что это? — спросила Мэй. Заставив меня остановиться, она угрожающе глядела на меня снизу вверх. Я растерянно рассмеялся. — «Что это» что? — Вот это, — сказала Мэй, обведя меня пальцем, а после указала на мое лицо. — И особенно это. Не понимая, о чем речь, я склонился чуть ближе к ней и ответил: — Это я и мое лицо, старпом. Мэй цыкнула — никогда бы не подумал, что человеку под силу издать такое громкое цыканье — и потянула меня в сторону ближайшего технического отсека. Затащив меня внутрь, она подождала, пока закроется шлюз, и, возведя глаза к потолку, приказала: — ДИК, включи режим конфиденциальности. [Режим конфиденциальности включен] Глядя на меня в упор, Мэй недовольно вздохнула. — Это из-за генерала Араго? Ох уж эта женская проницательность. Положив ладонь на грудь, я ахнул в притворном удивлении. — Уверена, что не обладаешь способностью чтения мыслей? — Это из-за генерала Араго, — повторила Мэй, будто не веря, что я оказался настолько нездоровым на голову, что решился на то… на что решился. Глядя в ответ, я довольно улыбнулся, чем заставил ее недоверчиво прищуриться. — Не может. Черт возьми. Быть. — Je le jure! — Вытянувшись, я поднял руку с тремя выставленными пальцами: — Слово скаута. Скривившись, Мэй проворчала: — Ты не был скаутом. — Ладно, — ответил я и нарисовал пальцем крест на сердце. — Чтоб я сдох. — Проклятье, Тристан. — Мэй, устало потерла лоб пальцами. — Ты хоть понимаешь, чем ему грозит братание с младшим по званию? Если тебе плевать на свою карьеру, подумай хотя бы о репутации генерала. Черт. В чем-то она была права. Разумеется, она была права. Братание по-прежнему вызывало неодобрение в военных и федеральных ведомствах, но… — Генерал Араго большой мальчик. Уверен, он знал, на что идет и чем это может быть чревато. Кроме того… — Я вскинул ладони в невинном жесте, который при моем-то росте едва ли мог прокатить. — Никто же не пострадал. — Пока. Пока никто не пострадал, — заметила Мэй, пытаясь делать то, что у нее выходило лучше всего — быть голосом моего разума. — И я уверена, что он вообще не понимает, во что ввязался.

[Она права]

Молчи, Иуда.

— Давай не будем разводить драму, — предложил я, расстегивая еще одну пуговицу на рубашке. — Помяни мое слово, он будет умолять о добавке. Видела бы ты его лицо, когда я… — О, прошу, замолчи! — воскликнула она, зажав уши. Я засмеялся, наблюдая, как Мэй развернулась, махнула рукой перед сканером и очень сердито вышла из отсека. Я выскочил вслед за ней. — Лейтенант, подождите! — крикнул я, решив добить своего старпома. Остановившись, она обернулась и с готовностью уточнила: — Слушаю вас, капитан. Я поравнялся с Мэй и серьезным тоном задал животрепещущий вопрос, предмет которого являлся фундаментом, началом начал, альфой и омегой любой моей миссии в космосе. — Мои Jolly Rancher доставили? Держа на лице маску авторитета и стоически удерживая в себе рвущийся наружу гомерический хохот, я наслаждался видом: молча поглядев на меня пару секунд, Мэй устремила совершенно отрешенный взгляд мне за плечо, после чего развернулась и шагнула в сторону мостика. Видали? Никакого уважения к старшему по званию. Из меня все-таки вырвался сдавленный смешок. В следующее мгновение люк распахнулся с пневматическим шипением, явив нам командный пункт. Оказываясь здесь, я всякий раз испытывал сумасшедший коктейль эмоций: восторг и изумление вперемешку с предвкушением. Мне все еще было трудно поверить, что судьба и Зеро сдали мне выигрышную комбинацию, благодаря которой «Альянс» отдал командование «Серафимом» именно мне. Я все еще не мог поверить, что меня посчитали достойным звания капитана этого крейсера. Что, должен признать, нехило опьяняло. — Капитан на мостике! — выкрикнул один из членов экипажа. В следующее мгновение все встали со своих мест и, улыбаясь, вытянулись по стойке «смирно». Джесс Ашер — высокий афроамериканец с нашивками старшего лейтенанта — стоял возле навигационной станции бок о бок с Чарли Паркером — младшим навигатором. Ответственная за системы связи миниатюрная Лиза Монро — которую из-за алого цвета волос все называли Скарлет — шагнула вперед. — Рады приветствовать вас на борту «Серафима», капитан. — Взаимно, — ответил я, улыбнувшись, и хлопнул в ладоши. — На весла, рабы! Давайте уже как-то ускоримся! Посмеиваясь, народ быстро вернулся к работе — главный инженер, специалист по вооружению и прочие члены экипажа заняли свои кресла. В центре мостика, вокруг круглого тактического подиума, демонстрирующего голокарту Земли в режиме реального времени, располагалось пять рабочих мест: навигацией, штурвалом и гиперпространственным пультом управляли старшие офицеры. Позади, на небольшом возвышении, выделялась пара кресел: капитанское и старпома. Прочий персонал занял места, пущенные вдоль панорамного фронтального иллюминатора. Меня всегда удивляло, почему в век, когда решение практически всех вопросов на свете зависело от Искусственного Разума, мало чего можно было достичь без участия и руководства со стороны человека… В который раз заметив мою заминку, Мэй подтолкнула меня локтем. Улыбнувшись, она указала на мое место. — Капитан, корабль ваш. — Благодарю, лейтенант, — ответил я, пытаясь убрать ликование с лица, и прошел к своему креслу. — Приготовиться к взлету. — Да, сэр. Мэй начала быстро отдавать приказы подразделениям. Заняв свое место, я ощутил, как тело вспыхнуло знакомым жаром в крови и покалыванием на кончиках пальцев. Это был адреналин и чувство предвосхищения. Как перед дракой. Или оргазмом. Из интеркома послышался электронный голос ДИКа: [Все системы корабля функционируют нормально] — Готовы к взлету, капитан, — доложила Мэйлин, посмотрев на меня через плечо. — Старший координатор дал согласие на наш вылет. — Не будем его разочаровывать, — ответил я, слыша голоса членов команды, общающихся с ЦУПом. — Погнали. Снаружи взвыла сирена, едва слышимая внутри судна. Это был сигнал покинуть взлетную площадку тем, кто находился вблизи корабля. Электромагнитные двигатели загудели, набирая обороты. «Серафим» чуть завибрировал и начал вертикальный взлет. Мэйлин отдала приказ запустить противоперегрузочную систему. Самая классная примочка — после скачкового двигателя, разумеется, — снижающая перегрузку в 8g до уровня легкого дискомфорта. Поняв, что чего-то не хватает, я обратился к кораблю: — ДИК. [Да, капитан?] — Ты сегодня за ди-джея, — сказал я, развалившись в кресле и мечтая, наконец, принять душ. — Врубай эпичную музычку для взлета. [Принято] В следующий момент отовсюду зазвучали слова одной из моих любимых песен — «Tell Me Something New». Тихо подпевая, я наслаждался завораживающим видом на Вашингтон. Яркие лучи солнца, словно вуаль, пробивались через густые белоснежные облака и блестели на стеклах небоскребов. В ближайшую неделю единственным светом, который прольется на нашу сетчатку, будет голубоватое освещение на борту корабля и свет далеких звезд в темноте космоса. Подперев голову рукой, я закрыл глаза и вспомнил о генерале. О том, как он выглядел, кончая мне в рот. Идеальная картина мужского экстаза. Господи, помилуй мое хрупкое сердце! У меня возникло сильное искушение съехать на пол и закатить истерику, чтобы меня сейчас же вернули генералу. Потому что он явно дал понять, что не против повторить произошедшее. И я охотно дам ему все, что он захочет.

[Поверить не могу, что ты сделал это]

Дай мне немного уединения, засранец. Не мешай предаваться мечтам.