whole devotion

Вечером Сынмин возвращается домой непривычно тихим и грустным. Он много ходит по комнате, перекладывает вещи с одного места на другое, убирает каждую нитку и пылинку. В такие моменты его лучше не трогать, но, если постараться, легкое похлопывание по плечу и предложение поесть могут вывести его из этого состояния. Минхо еще некоторое время наблюдает за другом, прежде чем решиться подойти к нему. Но Сынмин первым садится на кровать соседа, робко дергая край рубашки, чтобы тот снял наушники. – Хён, я… – сердце Минхо сжалось. Он не любит видеть друга в таком состоянии. – Мне нужна твоя помощь. – Конечно, Минни. В чем дело? – Минхо откладывает конспекты, которые упорно пытался читать уже долгое время, но каждый раз отвлекался на вид напряженной спины, мельтешащей перед глазами. Он может поговорить с соседом без лишних мыслей о своих эмоциях. Может же? Каким же психологом он будет, если даже не в состоянии выслушать близкого человека? – Йеджи. Мы ходили гулять, ну, ты уже знаешь. И она мне нравится. Сразу же понравилась, но сейчас, после пары встреч, я… – он пытается собраться с мыслями, но мыслей, в общем-то, и нет. Есть желание поговорить о каком-то беспокойстве. Не сложно было попросить Минхо о помощи, но было сложно понять, в чем же его помощь должна заключаться. – Ты что? Не уверен в себе настолько, что хочешь бросить ее? – Пошел ты, мы даже не вместе, – он подскакивает, обиженный отчасти правдивым, но все равно грубым высказыванием. Сынмин никогда не думал, что Минхо будет так к нему относиться в подобной ситуации. Шутки и подначивания злили, когда и так было стыдно признавать, что ты полный неудачник в вопросе отношений. – Да я же пошутил, Сынмин, – Минхо пытается схватить за запястье, но цепляет пальцы, переплетая их со своими, – Иди сюда. Я слушаю, – смотрит ласково, наклонив голову, сжимает руку сильнее. Дружба с Минхо – американские горки. Он меняет ласковые прозвища на оскорбления со скоростью света, но Сынмин все равно знает, что все это несерьезно. А в такой ситуации ему нужна вся серьезность, на которую друг способен. – Я подумал, что могу нравиться ей тоже. Мы много разговариваем, она присылает всякие глупости в какао. Она вроде флиртует со мной, но я этого реально не понимаю. Вот ты, как психолог, скажи, как понять, что ты нравишься девушке? – Сынмин, ты серьезно? – Минхо смотрит на него исподлобья, неловко кашляя в кулак. Они никогда не обсуждали ориентацию Минхо, но, по его мнению, было очевидно, что в девушках он разбирается примерно так же, как в квантовой физике. Откровенное заигрывание с парнями, ни одних серьезных отношений за годы знакомства и ни единого знакомства со своим партнером не являлось для Сынмина поводом для вопросов. Даже если они и возникали в его голове, он был слишком вежливым, чтобы спрашивать, а Минхо было слишком все равно, чтобы начинать разговор первым. Быть геем для него – слишком обычно и естественно. Да и такие пояснения в их дружбе не имели особого значения. – Ну Минхо, – он роняет голову вниз, скрывая покрасневшие от стыда щеки, – Что мне делать? Я схожу с ума. – Могу сказать, что ей точно понравится, если ты сыграешь на гитаре, как тогда, когда мы выезжали на пикник. Это случилось единожды, и никто из их компании не хотел еще. Они собрались на лесное озеро, долго готовили поездку, но Чанбин забыл гриль, так что мясо пришлось жарить на огне. Все было бы нормально, если бы вместе с грилем он не оставил дома свою палатку, и пятеро парней не были бы вынуждены ютиться на две палатки. Про средство от комаров никто не подумал вовсе, укусы не проходили еще долго. Но Минхо любил тот день за воспоминания об играющем на гитаре Сынмине, его прекрасном голосе и ночевке бок о бок. Ближе, чем когда-либо до этого. – Думаешь? Я недостаточно хорошо играю, чтобы привлечь таким образом кого-то, – «меня привлек» думает Минхо, но в слух говорит другое. – Минни, я всегда говорил, что ты придурок, но не настолько же. У тебя самый красивый голос в мире, ты лучший студент факультета и золото университета. И ты думаешь, что недостаточно хорош в музыке? Брось, – получается эмоциональнее, чем Минхо планировал, но он всегда был с Сынмином слишком сумбурным и громким. – Хён, да ну. Правда? – окончательно утверждающий кивок и улыбка, – Ну, ладно. Тогда я подумаю. Спасибо, Минхо. – Не за что, обращайся, – он подмигивает и берется за поиск темы научной работы, поглядывая на раскладывающего вещи Сынмина. Нельзя быть настолько очевидным. Ещё немного, и Сынмин догадается.

***

– Можешь написать о чем-то типа "Значимость Фрейда в мировой психологии" – Чанбин пытается забросить в баскетбольное кольцо, но промахивается. Минхо же бежит за покатившимся к забору мячом, в попытках избежать разговора. Он всегда пытается помочь, даже если это тема, в которой совсем не разбирается, как сейчас. А Минхо меньше всего хочет сейчас говорить об учебе. Он и играть-то не особо хотел, но пришел на площадку, чтобы хоть чем-то занять мысли, кроме университета и Сынмина. Минхо и сам не может сказать, в какой момент его мир сузился настолько, но он больше не чувствовал себя прежним. Прежний Ли был тем еще засранцем, часто поступал с влюбленными в него людьми не так, как следует – сразу давал понять, что ловить нечего. Но, оказавшись на их месте, притих. Стал больше думать, а не действовать. – Каким будет следующий повод нажраться? Я давно к тебе не ходил, пора реабилитироваться, – он подходит к центру площадки и успешно забивает, прилагая минимум усилий. – Черт, да как ты так умеешь? – Чанбин возмущен, ведь он здесь занимается баскетболом с детства, а с попаданием все еще проблемы, – Реабилитироваться от чего? Вернее, кого. Сынмин уже все? – без лишних церемоний спрашивает Со. Абсолютно в его стиле. Минхо слегка вздрагивает, но виду не подает, сохраняя невозмутимое лицо. – Реабилитироваться по части джаст дэнс после четырех бутылок пива, Чанбин. Причем тут мой сосед по комнате? – А то я не вижу, что ты млеешь от него. А как он за Йеджи начал бегать, так тем более, – Чанбин останавливается, отбивая мяч от земли. Когда они были в средней школе, Со отбил Минхо от парней, с которыми раньше дружил. Он понимал, что теперь к нему не будут относиться с тем уважением, которое было, когда он вместе с остальными школьниками в расцвете пубертатного периода бил всех подряд. Но зато он обрел человека, которого не приходилось впечатлять, чтобы находить общие темы для разговоров. Годы прошли, а Чанбин все еще ни дня не жалел, что покончил с тем, что могло его ждать, если бы он окончательно уподобился хулиганам. – Кто вообще эта Йеджи? – как бы невзначай спрашивает Минхо, зная, что Чанбин, социальная бабочка, в курсе всех новостей. – Сложно так сразу сказать. Мы не особо знакомы, но она вроде как тусуется с Хёнджином и Джисоном. Странная компания, ничего не скажешь. – А вы с Хёнджином… Не поговорили все еще? – Минхо всегда боялся лезть в личную жизнь Чанбина, потому что всегда мог получить в ответ грубость, если дела складывались не лучшим образом. В конце концов, сам расскажет, если захочет. Но он не мог не беспокоиться из-за агрессивного состояния Чанбина, которое было свойственно ему только в тяжелые времена. – Не знаю, можно ли считать произошедшее разговором. Я неделю назад выловил его после пар, извинился за случившееся. Он сказал «все окей» и ушел. Вот так мы поговорили. Похуй. Уже ничего не исправить. О сложных отношениях этих двух догадывался только Минхо. Он и был тем, кто успокаивал Со после празднования начала семестра в университетском общежитии, когда осмелевший Чанбин утащил Хёнджина куда-то, а вернулся один, с разбитой губой и слезами на глазах. Минхо до сих пор не знает, что произошло, но определенно может сказать, что Хёнджин был не меньше обеспокоен ситуацией. Просто реагировал на все иначе. Тогда Минхо сказал, что Хвану просто нужно время, но, видимо, этого мало. Они поиграли в баскетбол еще некоторое время, пока Минхо не вспомнил о завтрашнем зачете. Но условились, что на выходных обязательно соберутся, чтобы обоим отвлечься от безнадежных отношений.