Жить — это значит: постоянно отбрасывать от себя то, что хочет умереть; жить — это значит: быть жестоким и беспощадным ко всему, что становится слабым и старым в нас, и не только в нас. Фридрих Вильгельм Ницше
Атмосферу в замке можно было описать емко, одним словом: катастрофа. Затишье в старинных стенах замка ощущалось, как отход вод перед цунами: все было слишком смиренным, будто замершим. Не хватало только Луны рядом с Гермионой под одеялом, тревожно шепчущей, что приближается что-то масштабное. Было тихо. В коридорах и в Большом зале стало намного безмолвнее, чем когда Гермиона покинула замок год назад. Переговоры велись либо за закрытыми дверьми, либо шепотом, и профессора не знали, как помочь студентам избавиться от привычек, которые в них в буквальном смысле вбивали в течение прошлого года. Основной шум создавали первокурсники, по-детски вскрикивая или задорно хохоча, но спустя неделю даже они притихли и бездумно подстроились под угнетенное состояние окружающих. Война закончилась, но Гермиона все еще ощущала себя так, будто находится на военной базе. По этой причине старосты решили устроить что-то наподобие импровизированного пикника. Договорились набрать по мелочи с ужина и коллективно прийти на берег Черного озера. Поэтому вечером воскресенья большинство старшекурсников вышли на свежий воздух и повышали децибелы собственного голоса под порцией алкоголя. Это был грязный прием, но самый легкий и рабочий. Мало еды, много алкоголя — и все становятся более раскрепощенными. Все будет нормально, пока кто-то не перепьет и не начнет плакать на финальной стадии опьянения, но, видимо, старосты сидели трезвыми специально, на случай, если кого-то потребуется увести. На удивление, показались даже слизеринцы. Около пяти людей, из которых Гермиона знала только Блейза Забини и Миллисенту Булдстоуд. Оставшиеся скорее всего были на год младше. У нее сложилось впечатление, что после событий прошлых лет слизеринцам будут не рады на любых общественных мероприятиях, но из-за их тихого поведения они буквально сливались с окружающими, и Гермиона не могла оценить их социальное положение. Но, видимо, открытая нелюбовь к змеям к причинам их затишья не относилась: на их присутствие никто не обращал внимания. Гермионе нравилось. Обстановка была почти знакомой. Привычный запах Хогвартса, легкий ветерок со стороны Озера и не изменившиеся виды. Даже голоса юношей и девушек, разбавляемые редким повизгиванием увязавшихся за ними младшекурсников, успокаивали: это не ругательства взрослых мужчин и дам с прокуренными голосами. Это обстановка, в которой Гермиона росла. Хмельное настроение пробуждало в ней самые чувственные мысли, и она снова вернулась к размышлениям о том, куда она направится после выпуска. В таком состоянии она была близка к тому, чтобы назвать Хогвартс вторым домом. Потому что она желала, чтобы он являлся таковым. Со временем подтягивалось все больше и больше людей, кто-то принес алкоголь покрепче и разливал его всем желающим по трансфигурированным кружкам. Гермиона в течение всей недели старалась отследить социальные изменения, произошедшие за последний год, но не дошла ни до чего конкретного. Самое честное отношение показывают пьяные люди, поэтому она всматривалась в окружающих. Невилл, очевидно, сблизился с Хаффлпаффцами, и лучше бы это было из-за их общих интересов в травологии. Он натягивал на ладони рукава своего длиннющего свитера и с выпученными глазами кивал на возбужденные реплики Сьюзен Боунс. Слизеринцы, которых тоже стало больше, держались в основном обособленно, только их младшекурсники то и дело подскакивали к своим одногодками. Луна сидела молча и отдаленно от остальных компаний, но рядом с Гермионой. Видимо, ее отсутствие в течение полугода окончательно оторвало ее от приятелей с факультета. У Гарри и Рона такой проблемы не было. К ним и Гермионе подходили перекинуться парой слов чаще, чем хотелось бы. Краем глаза Гермиона заметила, что к слизеринцам присоединился Малфой, и по большей части это никак не повлияло на обстановку. — Боунс, что это у тебя? — заорал Симус через всю поляну, и это привлекло внимание Гермионы. Сьюзен и Невилл стояли босиком по середину икры в озере, рядом с ними на воде была закреплена небольшая подставка-плот с горшком под стеклянным куполом. Сьюзен, казалось, колебалась, стоит ли ей отвечать. — Летом я пыталась генномодифицировать бадьян, — неуверенно протянула Боунс, заправляя прядь волос за ухо, — я хочу усовершенствовать его лечебные свойства, чтобы расширить сферу его применения в медицине. Это пока просто экспериментальный этап: мне необходимо удерживать его при лунном свете и в воде, пропитанной лунными лучами, поэтому я вот… — Под конец Сьюзен практически неслышно мямлила и зарделась на зависть ярко, беспокойно перебирая пальцы на своих руках. — Ого, круто! — удивленно воскликнул Симус, вряд ли понимая концепцию, но явно смекнув, что деятельность вела к великому открытию. Сьюзен покраснела еще сильнее и пролепетала: — Ну, это лишь мои эксперименты, они вряд ли будут удачными, пока это просто идея… Пока парочка людей выразила поддержку Боунс, у Гермионы вертелось в голове одно слово. Хочу. Даже если это начальный этап, свойства данного бадьяна уже должны быть сильнее, чем обычной травы. Сьюзен была талантливой малой, и если она дошла до этапа, когда стебли стали такими привередливыми к благоприятным условиям… что ж, у Гермионы были соответствующие ожидания. Ее шрам чесался постоянно. Во время еды, на уроках, когда она засыпала и когда просыпалась. Зуд был нестерпимым, а Гермиона — нетерпеливой, поэтому она регулярно расчесывала его до крови, и это мешало ране затянуться окончательно. Самый долгий срок, который она продержалась, — полторы недели, и ее не хватило для того, чтобы порезы стянулись. Это было невыносимо. Обычный экстракт бадьяна, который она раньше наносила ежедневно, а теперь раз в два дня, чтобы экономить лекарство, просто на время притуплял зуд, но не убирал его до конца, и его явно было недостаточно, чтобы способствовать заживлению. На осмотре, после прибытия на площадь Гриммо, мадам Помфри дала ей мазь, где совершенно точно содержался бадьян, сок мурлокомля, веретенница и мандрагора, и это только то, что смогла выделить Гермиона из основных ингредиентов. Лекарство должно было работать исключительно. Но оно не помогало. Тогда Гермиона начала экспериментировать самостоятельно, и лучший результат из опробованного дал чистый экстракт бадьяна. Когда мадам Помфри перехватила Гермиону в коридоре после собрания Ордена и спросила ее про шрам, целительница выглядела такой уставшей, что Гермиона не смогла сказать ей, что мазь не помогла. Вместо этого она мысленно пообещала себе посетить больницу Святого Мунго после окончания войны. Почти четыре месяца она откладывала визит в больницу и в итоге была отправлена в Хогвартс. И сейчас ей так повезло. Ей нужна была эта хлорофилловая хрень. Она не будет ее забирать, дорабатывать и, упаси Годрик, присваивать славу Сьюзен себе. Ей просто нужно взять этот горшок на время, чтобы применить к нему заклинание умножения, а потом тихо вернуть на место. Это не должно быть проблемой. Если растение окажется чересчур чувствительным к магии и Гермиона все испортит, она лично подойдет к Сьюзен и извинится. Гермиона сглотнула. Ее рука зудела, а над губой появилась капелька пота. Ей нужен этот бадьян. Там всего лишь один стебель. Ничего страшного. Годрик, да она даже воровала бесценные фолианты в кабинете Дамблдора, капризное растение вообще ничего не стоит. Одалживала, мысленно поправила себя Гермиона и огляделась. В их сторону по небу плыли небольшие дождевые тучи. Скоро все начнут расходиться. Она легко спровадит Луну, если потребуется. Гарри не надо будет долго уговаривать, он скорее всего уйдет вместе с Джинни. Рон уже достаточно захмелел, чтобы уйти с Симусом, даже не вспомнив про нее. Она просто подождет, когда все разойдутся, возьмет горшок, найдет пустой класс, создаст копию, а лучше две, чтобы в случае чего создать такую же версию из обычного бадьяна, и вернет горшок на место. Прости, Сьюзен. Гермиона сидела до самой темноты, пока солнце не опустилось и единственным источником света не стали огонь со стороны замка и редкие блики луны. Она сидела, даже когда начался дождь. Парочка студентов также наложила на себя Импервиус и осталась вести свои задушевные беседы. Гермиона смотрела на озеро перед собой и периферийным зрением отслеживала, кто еще не ушел. Через пятнадцать минут закончился дождь, но студенты еще продолжали сидеть. Гермиона раздраженно наложила на себя согревающие чары и почесала руку. Последними ушли незнакомые когтевранки и делегация слизеринцев. Забини хлопнул Малфоя по плечу, прежде чем отчалить, но белобрысый остался сидеть на своем месте и судя по всему, как и Гермиона, уставился на озеро. Она огляделась, чтобы удостовериться. На берегу действительно остались только они. Гермиона фыркнула и снова перевела свой взгляд на озеро. Подождем. Она отметила, что Малфой мазнул по ней взглядом, а после услышала, как он поднялся на ноги. Внутри Гермиона уже начала ликовать, но он расслабленной уверенной походкой направился в сторону озера. Нет. В сторону горшка, колебавшегося на поверхности воды. Гермиону шарахнуло осознанием того, что он собирается сделать, и она, вскочив на ноги, рванула к воде. Она поймала удивленный взгляд Малфоя, когда пробегала мимо него, и через секунду услышала хлюпающий топот позади себя. Малфой обогнал ее блягодаря своим длинным ногам, схватив горшок с прикрепленным к нему куполом, развернулся спиной по направлению к Гермионе. Не сбавляя скорости, она налетела на него, толкая в озеро, и за воплем «Какого хуя!» раздался всплеск воды, пока Гермиона судорожно начала искать выпавший у него из рук бадьян. Схватив конструкцию за купол и молясь, чтобы горшок случайно не открепился, она рванула по направлению к замку, мысленно меняя курс на гостиную Гриффиндора и рассчитывая на преимущество от своей форы. Когда она добралась почти до самого верха склона, громко задыхаясь и морщась от тянущей боли в икроножных мышцах, Гермиона продолжала отталкиваться ногами от земли только на чистом энтузиазме. Внезапный толчок в спину заставил ее вскрикнуть оттого, что мышцы глубоко внутри ее таза стрельнуло болью от старой потревоженной травмы. Гермиона повалилась на живот, пропахав ладонями землю. Следом на ее спину упало другое подскользнквшееся на мокрой земле тело, выбив из нее оставшийся воздух, но, к чести Малфоя, он не сильно растерялся и оперативно перекатился с Гермионы на бок. Малфой быстро подскочил и схватил отлетевший горшок. Не успевая вовремя подняться следом, Гермиона решила вцепиться в его голень и дернуть на себя, провоцируя его очередное падение и злое шипение. Малфой изогнулся, чтобы оторвать её руку от своей ноги, чем ещё сильнее измазал свою промокшую рубашку в грязи, но Гермиона уже оттолкнулась коленом от земли и пихнула его в плечо. Она полностью повалила его на спину и залезла сверху, пытаясь достать до зажатого в его руке бадьяна. Но Малфой без труда перевернул их и изменил позицию так, что теперь он был сверху и отталкивался ногами, чтобы побежать в замок. Гермиона ударила его в сгиб локтя руки, на которую он опирался, из-за его он снова рухнул и врезался костлявым локтем в плечо Гермионы. Она поморщилась от боли и обвила свою ногу вокруг ноги Малфоя, надавливая под его коленкой и снова переворачивая их. В этот раз она не теряла времени и, грузно сев на его живот, обхватила его шею, не перекрывая кислород, но ожидая, что у него закружится голова от легкого давления. — Ты… блять… чокнутая сука, — шипит он, впиваясь ладонями в ее плечи, но это лишь провоцирует ее приподняться и упереться коленом ему в живот, зарабатывая от него глухой ух. — Слышу от Пожирателя Смерти, — парирует Гермиона, вертя головой в попытке рассмотреть в темноте, куда упал горшок. Малфой потянулся к ее измазанным в грязи волосам и дернул за них, заставляя Гермиону вскрикнуть и оторвать ладони от его шеи, чтобы вцепиться ему в руку. — Вот не думал, что ты воровка, Грейнджер. Хотя, учитывая, что ты вторглась в мое семейное хранилище… — прохрипел Малфой, имея в виду ее ограбление в Гринготтсе. Он обрушился на Гермиону, прижимая ее к земле весом своего тела, и по ее идее смыкает руку вокруг шеи, начиная реально душить. Ее голова начинает кружится быстрее из-за резкой смены положения и наклона вниз по склону. — Я… Одалживаю… — просипела Гермиона, пытаясь лягнуть Малфоя хоть куда-нибудь, желательно, между ног. — Я тоже. — Должно быть, он хотел промурлыкать, но вместо этого у него получился лающий звук. Гермиона усмехнулась оксюморону. Собрав остатки сил в своем кулаке, она, вкладывая в этот удар всю душу, вписала его в нос Малфоя, ломая его второй раз в своей жизни. Как неожиданно и приятно. Медленнее, чем хотелось бы, она пихает его раскрытой ладонью в лицо, которое он бессознательно пытается закрыть руками. Малфой с болезненным воем заваливается на бок и Гермиона снова садится на него сверху. — Так, все, передышка, — выдыхает Гермиона, пытаясь проморгаться от белых огоньков у себя перед глазами. Малфой все еще держится двумя руками за свой нос. — Блять, блять, Грейнжер! — мечется он под ней, пока не замирает от накатившей тошноты. О да, полежи вниз головой при переломе. — Сука, дай мне подняться! — орет он, дрыгая ногами. Гермиона хмыкает. — Вашей милости некомфортабельны покои? — фальшиво-вежливо интересуется она. — Съеби! — кричит тот почти фальцетом, и на этом Гермиона поднимается на ноги, чтобы найти бадьян. Одежда отвратительно липнет к телу из-за мокрой грязи, и она передвигает ноги, старательно не позволяя ляжкам с щедрым слоем нечистот задеть друг друга. Росток в относительном порядке. Жизнь его явно потрепала незапланированными полетами, но в целом выглядел он неплохо. Гермиона обернулась к Малфою, и его вид заставил ее слабо ухмыльнуться. На его когда-то белоснежной рубашке почти не осталось светлого места, перед брюк был творчески изгажен, а с лица вперемешку с грязью стекала кровь, которую он зачем-то пытался удержать у подбородка, все еще тяжело дыша. — Потрясно выглядишь, — подметила Гермиона, и этот комментарий заставил его вскинуть голову и брезгливо обвести ее взглядом. — А вот ты как обычно, — жестко ухмыльнулся он. Гермиона сжала губы и заставила себя развернуться, чтобы зайти в замок. — Не думаю, что Сьюзен будет очень рада, — раздалось позади нее, и Гермиона обернулась, скептически подняв бровь. — Не думала, что тебя так волнует ее мнение. Ты буквально хотел украсть это у меня на глазах. — Разве тебе не совестно за бедняжку? Она так старалась, чтобы сделать этот мир лучше и помочь больным. Совершенно не ожидая такого предательства от подруги, — небрежно говорил Малфой, пока поднимался на ноги. Они не были подругами, но Гермиона решила промолчать. — Предлагаю компромисс. Ты отдаешь бадьян мне, а я не порчу твои отношения с доблестными однокурсниками. Гермиона прищурила глаза. Не было похоже, что его сильно интересовала репутация. По-видимому, когда тебя все знают как Пожирателя Смерти, кража цветочка будет чуть ли не в самом низу послужного списка согрешений. Гермиона думала. — Я не собиралась его красть, — повторяет она, — я создам копию и верну чертов цветок на место. Малфой на секунду замолчал. — Тогда создай две копии и проблема будет решена, не правда ли? — наклонил он голову вбок и положил руки в карманы, внезапно перестав беспокоиться о крови, капающей с его подбородка. — Делай свою копию сам, — скрипнула зубами Гермиона. — О нет, так не пойдет, — он начал подходить ближе, — Министерство отслеживает мою палочку. Я не могу использовать какие-либо сомнительные заклинания всех классов. Гермиона хотела спросить, когда Джеминио успело стать сомнительным заклинанием, но он продолжил. — Ты делаешь мне копию, а я никак не саботирую твое звание Золотой Девочки, — он поравнялся с ней. — Как будто тебе кто-то поверит, — фыркнула Гермиона и снова направилась в сторону замка. — Мне поверят, если я покажу воспоминания, — снисходительно улыбнулся он. — Ладно, — рыкнула Гермиона и ускорилась, оставляя Малфоя позади. — С тобой приятно иметь дело, Грейнджер! — крикнул он ей в спину, и она зашагала быстрее. Гребаный мудак.* * *
Гермиона сидела на полу душевых и скрупулезно выдавливала жидкость из каждого листика бадьяна в небольшую скляночку, вытирая пальцы о тыльную сторону ладони после каждого лепестка, проводя проверку на аллергическую реакцию. Росточек был совсем мизерным, даже при условии, что она выжмет его насухо, его вряд ли хватит более чем на два применения. Она даже не разделась: просто встала под горячую воду, чтобы смыть большую часть грязи, и после принялась за работу. Ее ладони и челюсть слегка дрожали от холода сырой одежды даже с применением согревающих чар, из-за чего ей регулярно приходилось останавливаться, дабы не промазать. Если копия была удачной и не потеряла магические свойства, то Гермиона молодец, и она облегчит свою жизнь. Если Гермиона не молодец, то есть шанс, что некогда мощнейшая лечебная трава может нанести вред. Выкинув использованные листья в горшок, она подняла субстанцию на дне трансфигурированной из купола склянки повыше, чтобы та попадала под луч света, и всмотрелась в нее. Она отличалась от экстракта бадьяна. Была более светлой и жидкой: возможно, растение было еще слишком молодым. Переведя взгляд на оригинал растения, стоявшего нетронутым на подоконнике, Гермиона прикинула, что сок его листьев должен выглядеть приблизительно так же. Предположительно, копия получилась удачной. Глубоко вздохнув, Гермиона снова убедила себя в отсутствии опасных последствий и поднесла скляночку к ране, оставляя на коже небольшую каплю, которую она быстро размазала тонким слоем по поверхности шероховатых букв. Она принялась ждать. Ждала Гермиона ровно секунду. Из ее горла вырвался хриплый отрывистый крик, и ладонь машинально метнулась, чтобы сжать предплечье. Ее тело непроизвольно согнулось, и она ударилась лбом о кафель пола. Закусив воротник, чтобы не издавать громких звуков, Гермиона со сдавленным стоном перекатилась на бок. Ее рука горела. Все ее ощущения сосредоточились на проклятом предплечье. Это чувствовалось, как локальный Круциатус. Это чувствовалось, как лезвие ножа, проходящее знакомые пути сквозь ее кожу. Это было, как тогда в Мэноре: она, распластавшаяся по полу, с полной потерей координации из-за пелены слез перед глазами. Гермиона влажно всхлипнула и прерывисто выдохнула через рот. Она подняла руку, чтобы посмотреть на шрам. Он пенился бордовой, почти черной жидкостью. — Пожалуйста, пусть это не яд. Пожалуйста, пусть это не яд, — шептала Гермиона, пытаясь приподняться, чтобы доползти до ближайшей душевой. Едва дотянувшись до крана, она резко вывернула его на максимум и оперлась спиной о кафельную стену, позволяя промокнуть себе вновь. Подставив кровоточащий шрам под тяжелые струи воды, она тихо завыла, позволяя всему вымыться из ее плоти. Она сидела в школьной душевой, которая освещалась лишь лунным светом через витражное окно, и плакала, осознавая ошибку, которую совершила. Столько всего могло пойти не так, но она просто закрыла на это глаза, рассчитывая только на положительный результат. И вот то, что она заслужила за свою непредусмотрительность. Черт возьми, а если это и правда подействовало как яд и она умирает? Издав еще один всхлип, она начала соображать, что может сделать. Ей нужен экстракт бадьяна. Нормального бадьяна, который нейтрализует яд, если это он. Возможно, нейтрализует, если он может воздействовать на геномодифицированные травы. Где ей взять бадьян? Он определенно есть в больничном крыле. Но также в больничном крыле есть мадам Помфри и охранные чары. Он есть у нее в комнате, но там Парвати. Если выбирать из двух зол, в комнате больше шансов остаться незамеченной. Она доберется до башни, поднимется в комнату и аккуратно достанет скляночку. После она отойдет в туалет, чтобы нанести его. Если Парвати проснется, она сможет сказать, что решила искупаться в озере. Да, да, так она и сделает. У нее больше не было вариантов. Если Сьюзен пробьется в медицину, Гермиона начнет собирать петиционные подписи и лично отнесет их Кингсли с требованием, чтобы Боунс отстранили.* * *
Малфой зашел в класс. Он был пустым, если не считать Гермиону. Сейчас было не позднее семи утра. — Какие люди. — Сегодня в его голосе не было слышно ухмылки. Гермиона не ответила. Он кинул свою сумку на парту через две от нее и подошел чуть поближе. — Стоит ли мне пойти сейчас к Сьюзен и испортить ей аппетит или я-таки связался с честным человеком? Гермиона вздохнула. После вчерашнего она так и не смогла заснуть. Нанеся нормальный экстракт бадьяна на кожу, она успокоилась и постаралась выкинуть из головы мысли о скорой кончине по собственной глупости. До самого утра она пролежала в кровати с задернутым балдахином, но так и не смогла расслабиться достаточно, чтобы уснуть. Поэтому в пять утра она встала и направилась убирать улики из общественной душевой. Она отмыла плитку туалета от крови, отнесла треклятое растение на место и забрала склянку, которую сейчас протягивала Малфою. — Оно нерабочее. — Его брови слегка приподнялись при виде сосуда с парочкой капель жидкости на самом дне, но он не спешил его брать. Вместо этого он заинтересованным взглядом обвел лицо Гермионы, бледное, c темными синяками под глазами и покрасневшей слизистой. Она потрясла стекляшкой в воздухе, и он все-таки ее взял. — То есть это мусор? — протянул он, оценивая консистенцию. — Смотря что ты от этого ожидаешь, — ответила Гермиона и отвернулась. Малфой невесело хмыкнул и убрал стекляшку в карман мантии. После этого он развернулся и направился к выходу из класса. У Гермионы не было сил. Она сидела со слишком прямой спиной и ладонями, сжатыми в кулаки. Она пыталась читать какой-то учебник, который первым вытянула из своей сумки, чтобы отвлечься от того, как необычайно сильно зудит ее предплечье. Она перечитывала один и тот же абзац уже четвертый раз и до сих пор не могла сказать, о чем в нем говорится. У нее не было сил сосредоточиться из-за недосыпа, ее тошнило и ей было больно. Она не собиралась утруждать себя манерами во время разговора со слизеринцем. Когда урок начался, она со мстительным наслаждением отметила, что Малфой так и не вернулся. В следующий раз она увидела его на ужине, и выглядел он отвратительно. Гермиона ухмыльнулась и с неожиданным аппетитом откусила пирог. В ту ночь Гермионе снилось, как очаровательная Сьюзен подходит к ней с предложением поучаствовать в добровольном тестировании ее новых лечебных разработок.