В самом деле, выражаются иногда про «зверскую» жестокость человека, но это страшно несправедливо и обидно для зверей: зверь никогда не может быть так жесток, как человек, так артистически, так художественно жесток. Фёдор Михайлович Достоевский
Утро началось с хороших новостей — на Грегори напали ребятки с 4 курса, и теперь парниша находится на каникулах в Больничном Крыле. По слухам, в прошлом году он вместе с Крэббом использовал этих детей, как живых груш для битья. Но еще кто-то сказал, что он неоднократно заставлял провинившихся студентов тренировать Круциатусы на этих четверокурсниках. По третьей версии, отец Грегори убил их родителей и это был акт кровной мести. — Поделом, — знающе кивал Рон, жуя сосиску, — что бы он там им не сделал, приятного, скорее всего, было мало. — И все же опасные агрессивные четверокурсники… — мялся Гарри. — Тоже мне опасные, четверокурсника уложить на лопатки можно щелчком пальцев, вот они и ходят группками. Если они хотят кого-то сторожить, им нужно много людей, а значит каждый из них должен точить на этого несчастного зуб. У тебя не так много антифанатов, чтобы их заинтересовать, — скалился Рон, добавляя себе в тарелку омлета. — Не похоже, чтобы их наказали, — заметила Гермиона, держа в руке кружку чая, — использование магии вне стен класса, использование магии несовершеннолетними без надзирателя, нападение на ученика, травля, использование боевых заклинаний. Поводов миллион, но учителя ни один из них не посчитали достойным. Если быть полностью откровенной, Гермиона решила задуматосья об этом исключительно ради Гарри. Иначе она бы поддерживала жуткий юмор Рона об иронии ситуации — за ней никогда не водилось сочувствия к Грегори. Историю пишут победители, а проигравших линчают на залитой кровью площади — стандартное развитие сюжета любой войны и нации; в Гермионе не осталось сил переписывать историю и идти против заслуженного общественного гнева. Возможно, Гарри был Героем не из-за того, что судьба наделила его удачей Мерлина, не из-за того, что он жил всю свою юность будучи крестражем, не даже из-за своего рокового шрама на лбу. Может именно эта негаснующая надежда на человеческую доброту и эмпатию знаменовала его геройское величие. Этот маленький огонек, который он судорожно защищал, даже когда у него не хватало на это сил и желания. Тот огонек, который заставил его волноваться о судьбе Грегори ебаного Гойла. Ее не хватало на все это. На зализывание своих ран, на поддержку близких, на удержание темпа жизни, которая последнее время просто волочит не поспевающую за событиями Грейнджер по полу; и ее определенно не хватало на переживания о мусоре, которым являся Гойл. Все, что она могла из себя выдавить - назидания и расплывчатые рассуждения, чтобы бросить в глаза окружающих пыль о якобы справедливой Золотой Девочке, которой она и должна быть. Возможно, прямо сейчас именно клеймо Героя и общественного ожидания геройских действий подтолкнули Гарри к тому, чтобы поднять данную тему, и Гермиона точно также альтруистически ему подыграла. Правда Гермионы заключалась в том, что если бы Грегори Гойла распяли прямо над столом преподавателей в Большом Зале, это лишь прибавило бы ей аппетит. — Да какая травля?! По сравнению с тем, что творили слизеринские мордовороты, это просто детский лепет. — Не ожидала услышать это от тебя, Рон, — подняла бровь Гермиона и принялась разворачивать свежий выпуск газеты. — В смысле? — Хочешь сказать, что Макгонагалл поощряет самосуд? — нахмурился Гарри, резко наклоняясь вперед над столом. Гермиона пожевала губу и ответила: — Я ничего не хочу сказать, я просто собираю информацию и пытаюсь сделать из нее вывод. Это единичный случай, и я не готова утверждать что-нибудь наверняка. Теперь пришла очередь хмуриться Рона. — Может наказание просто не огласили? Гермиона права, мы слишком мало знаем, — поставил точку Рональд и перевел тему на последний матч Пушек Пэддл. Гермиона представляла пушки, выстроенные по периметру Хогвартса.* * *
flashback Когда Гермиона впервые предложила использовать маггловское оружие, Гарри с Роном не говорили с ней три дня. — Мы не убийцы, Гермиона, — объяснял Гарри уравновешенным голосом, но выражение его лица было таким злым, что Гермионе было бы лучше, если бы он кричал. — Орден использует темную магию, чтобы защитить себя на поле боя, потому что у нас есть такая возможность: мы все пользуемся палочками. Но мы не будем, заранее выходя из убежища, брать с собой оружие, как будто мы отправляемся наружу, чтобы убивать. Все что мы делаем — для защиты. Не для резни. Рон придерживался похожей точки зрения, но выражал ее более пылко. — Ты хочешь, чтобы мы стали как ебаные Пожиратели?! Чем, скажи мне, блять, чем мы будем отличаться от них?! Такие же убийцы, которые считают, что они убивают во имя великой цели?! Но Орден проигрывал. Все больше их баз подвергалось нападениям, они теряли людей, боевой дух падал. Они становились злее, и эта злость чаще всего выливалась на товарищей. Гермиона продолжала настаивать на использовании маггловского военного оборудования. Через некоторое время Грюм начал всерьез рассматривать ее идею. Ситуация с Роном и Гарри не прояснилась, поэтому в свое редкое свободное время они старались обходить эту тему стороной. — Как ты не видишь, что нас прессуют, Рон! — Я отлично это вижу! Ты должна меня простить, за то, что я не хочу пачкать свои руки еще сильнее! Я не хочу отправляться на операцию с мыслью «Я могу убить», а не «Меня могут убить». — Моральная сторона уже давно перестала быть актуальной! Нам нужно преимущество. Пока у него есть целый штаб для разработки новых проклятий, у нас нет ничего. Ремус и Грюм составили план прибыли и убытков на приобретение контрабандных пистолетов. Когда идея вышла за пределы совещательной, оказалось, что большая часть членов Ордена готовы использовать маггловское оружие. Рон психовал. Гарри, казалось, со временем затихал, и его взгляды стали менее категоричными. Чуть позже Чарли умер. Еще чуть позже, Рон молча присутствовал на тренинге по эксплуатации Спитфайра мк 2. Пистолеты так и не ввели в обиход. Кингсли опасался последствий, которые могут настигнуть Орден. — Использование огнестрельного, вероятно, всплывет на послевоенных судах, — качал головой он, и Гермиона не могла понять — это своего рода красивая мотивация для поднятия боевого духа или он действительно был непоколебимо уверен в победе Ордена. — Если на должность министра снова допустят Фаджа, я не могу гарантировать, что он не даст суду повод расценить это, как оружие массового истребления. Сейчас мы не можем использовать это от имени Ордена Феникса — нас постфактум признают настоящей террористической организацией и пустят новый статус по газетам траханого Пия. Сопротивление не может так рисковать. Несмотря на то, что Орден почти официально снял с себя ответственность за использование огнестрельного, уроки продолжались. Нечистокровные волшебники стали использовать оружие на поле боя как предмет личной инициативы, чтобы не подставлять Кингсли. Однажды Гермиона подслушала разговор какой-то старой женщины, служащей раньше в Министерстве. Она тихо объясняла толпе людей, вероятно, коллег, что маггловское оружие может повлиять на магический барьер. Сдвинуть, разорвать, дисбалансировать, как было при сбросе атомной бомбе во время Второй Мировой. Все барьеры на пораженной территории тогда буквально схлопнулись, и спустя время пришлось искать новые проходы между мирами. Рельеф маггловской и магической части Нагасаки полностью перестал сходиться, и в один миг магглы, сами того не зная, сместили барьеры на десятки киломметров — разница, которая в геологической перспективе заняла бы миллионы лет. Пусть про ядерное оружие не заходило речи, женщина опасалась, что любые механические взрывы могут также дизбалансировать проходы, меняя магический фон пространства. В магическом мире есть электичество — грозы, синтетические ткани магглорожденных, железное ядро Земли в конце концов, но нет центральной системы электроснабжения. Электрическое заклинание и продукт маггловских электростанций имеет разную натуру, и потому не отожествляются. Воспламенение порохового заряда механическим путем с вырабатыванием энергии для выстрела и выстрел из волшебной палочки пламенным сгустком, в теории, так же не могут быть взаимозаменяемыми. Пусть фитиль на свечах горит чистым огнем, обычное пламя также спокойно сжирает магический резонанс окружающей среды, не оставляя за собой ничего, кроме чистых — маггловских — камней без магического следа. Одна свеча не навредит, но тысяча свеч поставленных в ограниченном пространстве могут очистить помещение от каких-либо следов волшебства. У этой женщины не было ничего помимо проведений аналогий с недоказанными теориями, однако она четко выразила обеспокоенность, которая передалась Гермионе, тихо стоящей за углом гостинной. Идея с пистолетами больше не казалась ей такой гениальной. Гарри был изможден. Эта война выжимала из него все соки, несмотря на то, что он был в ожидании ее с 14 лет. Иногда казалось, что он легче переносил это, когда они, замерзая от холода и голода, метались по всей Британии в поисках крестражей, чем сейчас, в тепле и с полным холодильником, храни Мерлин Молли. Он был беспомощен — его не пускали не то что на сражения, волей Грюма к нему бы даже приставили личную няньку, чтобы контролировать все перемещения и граничивать его свободу Гриммо 12. Он был стратегически важным лицом, от него зависел результат этого противостояния, и Кингсли было почти плевать, если они проигрывали битвы, ведь у них все еще был шанс выиграть войну. Этакий туз в рукаве, о котором было известно всем, потому что ты — хуевый игрок. Так Гарри провел почти 2 месяца: сидя в четырех стенах, наблюдая как люди уходят и не возвращаются и позволяя беспомощности сжирать себя заживо. Ему разрешалось перемещаться между штабами на совещания и посещать похороны. Наблюдать как языки плами сжирают тела людей, которые когда-то жали руку герою. Гарри начал курить, а Гермиона переняла эту привычку у него. Он ругался с Кингсли с завидной регулярностью. До него поразительно быстро дошла точка зрения Гермионы: «Либо мы их, либо они нас». Наверное, дело в том, что все, что он мог наблюдать — это мертвых и раненых. Гермиона часто вспоминает о тех временах. В каком-то романе она прочитала, что каждые 6 месяцев человек меняется настолько, что если сравнить его с «предыдущей» версией себя, то покажется, будто это две разные личности. Дальше шла сладкая фраза в стиле «Я был с тобой почти три года и полюбил все пять версий тебя, которые мне повезло наблюдать». Но те изменения, которые она наблюдала в Гарри и Роне за последний год были стремительнее, чем «обновление» раз в 6 месяцев. То, как они травмировались из-за обстоятельств и одновременно позволяли психике подстраиваться под них слишком ошеломляло. Иногда это было невозможно отследить, иногда на это просто не оставалось сил. Гермиона не хотела думать о том, что со стороны она, вероятно, выглядела так же.* * *
Гермиона с Роном шли в сторону теплиц на Травологию, когда им открылся неоднозначный на первый взгляд вид. Симус сидел верхом на Теодоре Нотте и избивал его лицо кулаками. Никто не пытался его остановить, никто не звал учителей. Все просто стояли в коридоре небольшим полукругом и наблюдали за этим. Кто-то — выкрикивая подбадривания, кто-то — брезгливо. И вот тогда, стоя в том полукруге и наблюдая за избиением слизеринца, Гермиона поняла. Министерству было плевать на экзамены. Ублюдки просто заперли студентов в обособленную клетку, чтобы посмотреть, как они будут вести себя в социуме. Они тут, как гребанные крысы для эксперимента; письма с приглашением в Хогвартс были детонатором и Министерство проверяет — взорвется ли бомба. Они не упекли в Азкабан почти всех несовершеннолетних приспешников Воландеморта, и вместо того, чтобы вести за ними наблюдение на улицах Лондона, они заперли их в Хогвартсе, чтобы перекинуть ответственность за это на профессоров. Министерству было откровенно похуй. И на сеансы терапии, и на безопасность учеников, и на внутренние конфликты. Если кто-то окажется нестабилен — в Хогвартсе это сразу выяснят, и опасное лицо переправят первым рейсом в Азкабан. Выборку для потенциально опасного лица они тоже ограничили — такими же потенциально опасными лицами, чтобы общество несло минимальные вещественные потери. Возможно, расчет изначально был на то, что выпустится меньше выпускников, чем приехало в начале года. Таких как Драко Малфоя и Грегори Гойла вполне могли убить даже в коридоре на перемене, и никто не мог с уверенностью сказать, что этому кто-нибудь бы препятствовал. Если можно с твердостью утверждать, что Нотт окажется в Азкабане за убийство Симуса, то Гермиона не была уверена, оказался ли бы там Симус, если бы он забил Нотта до смерти. Министерство отслеживает мою палочку, — сказал тогда Малфой. Кто-то издал свист. Находится ли палочка Нотта на отслеживании? Он может защищаться? Почему он просто прикрывается руками? — Черт возьми, — ошеломленно просипел Рон за плечом у Гермионы, не уверенный, стоит ли что-нибудь предпринимать в отношении своего друга. Гермиона смотрела, как кровь из костяшек Симуса смешивается с тягучей влагой на лице Нотта, и ощущала железный вкус во рту, проходящий через ее нозди и оседающий на корне языка. Она слышала мокрые звуки ударов, и ей казалось, будто она могла уловить тонкий треск от третия раскрошенных костей Нотта, хотя было очевидно, что Симус не достаточно силен, чтобы разбить кому-то череп голыми руками. Рон растерянно хватал воздух, а Гермиона приняла решение и отточенным движением достала палочку. — Депульсо. Симуса отбросило в стену, и он стукнулся головой о каменную поверхность. Судя по тому, что он не начал ругаться, он либо был без сознания, либо он прикусил язык в процессе. Рон вышел из толпы, направляясь к Финнигану, и самым угрожающим голосом, на который был способен, рыкнул: — На что уставились? — узнав его, ученики засуетились. А когда Гермиона вышла к Теодору, чтобы оценить то, что осталось от его лица, копошение ускорилось в два раза. Она осмотрела скопление на наличие знакомых лиц и развернулась к парню, лежащему на каменном полу. Его нос было почти не видно за бордово-черными разводами; он дышал ртом, из-за чего было видно как, словно ограняя, кровавые сгустки забились в промежутки между зубов. — Тебе нужно сопровождение до Больничного крыла? — Ушам своим не верю, вы способны воспроизводить человеческую речь, — невесело усмехнулся Нотт, пытаясь грациозно поднять корпус. Это выглядело по меньшей мере жалко. По большей — казалось будто он вот-вот упадет в обморок. — Приму это за нет, — чопорно отрезала Гермиона и посмотрела на Рона, который мельтешил вокруг Финнигана с сиплым Какого хрена, чувак? — Какого хрена, Симус? — Как ты посмела направить на меня палочку?! — рявкнул Финниган в ответ. — Ты избил студента в коридоре, — размеренно сообщила Гермиона и повторила, — какого черта? Симус поднялся на ноги, сплюнув на плитку. Гермиона поморщилась. Рональд в этот раз колебался меньше и положил ему руку на плечо, говоря что-то размеренным успокаивающим тоном, который Гермиона часто использовала на Гарри. — Ты имеешь что-то против, Грейнджер? — Симус сделал шаг вперед, задев плечо Рона, видимо, в попытке выглядеть угрожающе. Гермиона подавила в себе желание фыркнуть и крепче сжала в руке палочку из грецкого ореха, заставляя ребристое деревко врезаться в кожу. — Я могу быть против чего угодно, это не имеет никакого отношение к нарушению школьного устава и избиению студента, — Симус сделал еще один шаг вперед и приподнял брови. Гермиона прикусила язык, дабы не дать злой улыбке расплыться по лицу. Дабы следующее заклинание не соскользнуло с ее губ. Хоть каждый день надирайся в слюни с Рональдом, но это никогда не заставит его встать на твою сторону. — С каких пор ты защищаешь Пожирателей? — попытка показаться хозяином положения с этим надменным выражением лица была прервана Роном, вставшим перед Симусом. — С каких пор ты ведешь себя, как мудак? — и не дожидаясь воплей Финнигана, — Нотт, за мной. Слизеринец, до сего момента благоговейно наблюдавший за перепалкой, без вопросов последовал за ней. Гермиона надеялась, что он не отключится по пути, и ей не придется тащить его через весь замок Мобиликорпусом. Прикинув в голове приблизительный план объяснительной для мадам Спраут за отсутствие на уроке, она повернулась к Нотту. Приметив очертания его нетронутой палочки в кармане мантии, она твердо решила добыть информацию. — Почему ты не защищался? — начала она. — Я защищался, — фыркнул Теодор. — Не кричал, не звал на помощь и даже не заплакал — моя гордость была надежно защищена и почти не пострадала. — Жаль про лицо так сказать нельзя, — покачала головой Гермиона, и прежде чем она успела продолжить, ее перебили. — Считаешь меня красавчиком, Грейнджер? — растянул он губы в улыбке. Гермиона сделала вид, что она его не услышала. — Малфой сказал, что его палочка отслеживается. Поэтому ты не отбивался? Вы не можете использовать даже защитные чары? — Нотт странно на нее посмотрел. — Даже у Драко выведывала. Такой интерес от Золотой Девочки очень льстит. — Ты увиливаешь от вопроса. — И я делаю это осознанно, поэтому не заставляй меня грубить столь уважаемой персоне. — Неужели эта информация тоже как-то может уязвить твою гордость? — закатила глаза Гермиона, сворачивая в коридор. — Я довольно чувствительная натура, знаешь ли. Возможно по мне не скажешь, но у меня крайне тонкая душевная организация. Давай мы будем меня беречь, — щебетал Теодор, театрально водя рукой по воздуху, и Гермиона фыркнула на скрытность слизеринцев, которая была так некстати. Змеи на одежде, а в душе павлины, возомнившие себя самыми таинственными личностями на земле. — Тео? — раздался женский голос из смежного коридора. Гермиона моргнула и поняла, что ей навстречу бежит обеспокоенная Пэнси Паркинсон, с готовностью хватая лицо Нотта в свои ладошки и поворачивая из стороны в сторону, пока она оценивала масштаб катастрофы. Позади нее менее спешно шли Забини и Малфой. Объяснительная для Спраут отменяется, сообразила Гермиона, готовая сбросить Нотта на слизеринцев, и на радостях проморгала момент, когда Малфой приблизился к ней и угрожающе склонился настолько, что она могла почувствовать его дыхание на своем лице. — Ты теперь всем желающим ломаешь лица? — зашипел Малфой, — или это у тебя такая благотворительная акция? Помоги эльфам, ударь Пожирателя в подарок? — Что, прости? — Гермиона отступила, пытаясь понять суть претензии, но Малфой уже отошел сам. Она так и осталась стоять в коридоре, растерянно моргая в сторону слизеринцев, которые повели своего приятеля в лазарет, пока тот возмущался: «Что за конвой? Я и сам могу дойти, Салазара ради». Она прикинула, стоит ли ей кинуть им в спину парочку проклятий для того, чтобы отвести душу, но снова сдержалась.* * *
Первым что увидел Тео, когда открыл глаза, был Малфой, вальяжно сидевший на табуретке и неумело очищающий яблоко от кожуры маленьким ножичком. Они находились в больничном крыле, что, по скромному мнению Теодора, несколько часов назад было абсолютно лишним, учитывая что ему могли подправить лицо минут за 30. Но мадам Помфри настояла на оглушении, чтобы вправление перегородки носа происходило безболезненно, и в результате слизеринец проспал на неудобной больничной кушетке до ночи. — Мне сказали пока ничего не есть, — прохрипел Теодор, нашаривая рукой на тумбочке сосуд с водой. — Знаю, — сказал Малфой, поднося яблочную дольку к своему рту, — это для меня. Теодор хмыкнул и приподнялся на локтях, чтобы сделать глоток. — Ты собираешься говорить, по какому поводу Финниган обеспечил тебе карт-бланш на ринопластику? — слизеринец с пораженным выражением лица провел кончиком пальца по длине носа, и, обнаружив привычную горбинку, поджал губы. — Пиздабол, — беззлобно выдохнул он, — рыжий что-то вякнул про патлы Захарии. У меня было игривое настроение, и я решил продолжить шутку. Малфой беспристрастно продолжал медленно хрустеть яблочной долькой. — Что-то вроде «у его гребня не хватает зубчиков, оставь бедолагу», — Малфой приподнял брови. — Ты имел ввиду..? — Да, я говорил о его пятерне. Ну, уже не пятерне, — ухмыльнулся Тео, — но ты понял. Малфой ничего не сказал и закинул в рот последний кусок яблока. Комментировать было нечего, честно говоря. Он мог бы поездить Теодору по ушам, как это любили делать заботливые старосты, напоминая об условном сроке, об отслеживании проступков, в особенности дисциплинарных. Мог бы припугнуть в отцовской манере «Все твои действия имеют последствия, сынок! Будь благоразумен». Но, слава Мерлину, он отцом не являлся и не планирует становиться. Хотя бы одной проблемой меньше. Эта мысль вызвала у него легкую улыбку. — Я думаю, когда Пэнси увидит, что ты ныне в добром здравии, она сломает тебе нос повторно. Попроси старуху, чтобы в этот раз хотя бы клюв тебе подправила, — хмыкнул он, поднимаясь со скрипящего табурета и засовывая руки в карманы брюк, и направился на выход из Больничного Крыла. Теодор ничего не сказал ему в спину о том, что они не ходят поодиночке. Ровно как и Малфой ничего не сказал ему про дисциплинарную отчетность.***
— Да Макгонагалл с ума сошла на старости лет! Мерлин свидетель, жахнуло старуху каким-нибудь Ступефаем и шарики за ролики заехали окончательно! — кричал Рональд чуть ли не на всю гостиную, пока Гарри махал на него руками, чтобы тот заглушил драндулет. — Рональд! Следи за языком! — осадила его Гермиона, мысленно соглашаясь с его словами. Уважение к старшим остается уважением, но достойного объяснения происходящему у нее нет. — Она не может за всем уследить, Минерва только зашла на пост директора, — заломил брови Невилл. — Там следить-то не за чем! — вскидывал руки Рон. — Два случая за три недели, уж можно уделить по минуте на назначение наказаний, и выкроить пять минут за обедом для вытрезвляющей речи! — Если она не успевает, пусть назначает помощника, — тихо согласилась Гермиона. — Вы несправедливы по отношению к ней, — мотала головой Джинни. — Ей нужно время, чтобы адаптироваться. Со временем все пойдет гладко. — Она старается заменить нам Дамблдора, пытается подражать ему во всем. Она еще не понимает, как стоит действовать. — Вот именно, — кивнула Джинни, — у нее был потрясающий образец, за которым она наблюдала десятки лет из первых рядов. Уверена, она справится. — Главный принцип этого «образца», — поморщилась Гермиона, — заключался в том, что все нуждающиеся в помощи найдут ее. Это было почти заповедью, а Минерва уже оступается. — Но профессор Дамблдор помогал далеко не всем. Или ты думаешь, он не знал, что в школе находится Пожиратель? — раздался со стороны пуфика голос Луны, которую так некстати привел с собой Невилл. Гермиона с громким клац захлопнула рот и посмотрела на девушку, которая выглядела так, будто всерьез ждала ее ответа. Но сказать ей на это было нечего. — Откуда бы он мог, — фыркнул Рональд, — нас, слава Годрик, на входе в Хогвартс не раздевают. — По прибытию после летних каникул от него разило темной магией за километры. Для Величайшего Волшебника всех Времен, трехкратного обладателя Ордена Мерлина и просто хорошего человека все было бы понятно еще на платформе, — мягко объясняла Луна. — То есть, ты знала, что у Малфоя метка? И ничего не сказала? — опешил Гарри. — Я не знала, что у него метка. Я знала, что он практикует темную магию. Не обязательно носить ее на себе, чтобы от тебя так разило, — пожала плечами Лавгуд. — Если директор ничего не предпринимал, значит у него был план. Я могла бы все испортить, поэтому не вмешивалась. — Я не знала, что ты настолько чувствительна к магии, — пробормотала Гермиона и невольно съежилась, прикидывая как от нее самой может фонить, и насколько легко Луна это переносит. — Но плана у него в итоге не было, — сжал губы Гарри. — А может и был, прямо как на тебя. Какой-нибудь охуенный план, — выплюнул Рон. — Прекрасно, мы разобрались, что ни Минерва, ни Дамблдор в должной мере не выполняли свои обязанности, — прервала Джинни. — Что дальше? — Стоит показать свое недовольство. Такое отношение к ученикам школы непозволительно. Это называется фаворитизмом, — твердо ответил Гарри. — Дамблдор всегда страдал фаворитизмом. Может, ну это? Сами разберутся. Нам бы просто доучиться, — натягивал рукава на ладошки Невилл, будто пытаясь казаться меньше. — Но это несправедливо! — воскликнула Гермиона, отчаянно представляя, что объектом их разговора были не отпрыски Пожирателей. — Мы не может наблюдать, как некоторые студенты страдают от открытой дискриминации. — Можем, — неожиданно резко ответил Невилл и нахмурился, но, будто взяв себя в руки, продолжил спокойнее, — мне их ни капли не жаль. Прости, Гермиона, но тебя здесь не было в прошлом году. Все это им сейчас возвращается бумерангом, и они это заслужили. Что бы вы там касательно них не планировали — я в этом участвовать не буду. Мне жаль. — Исходя из твоих слов, мы имеем право позволять людям страдать, если считаем, что они заслуживают это? — Гермиона посмотрела на однокурсника исподлобья. — Это называется справедливостью, — ответил на тон ниже Невилл. — Когда ты совершаешь плохие поступки, ты должен понести наказание. — Только вот, когда тебя успели назначить судьей? Кто дал тебе право решать, кто что заслужил, если это обязанность Визенгамота? — Я понимаю откуда у тебя желание вывернуть мои слова таким образом, чтобы они обязательно коснулись тебя, но прекрати. Ненависть к волшебнику за его родословную не то же самое, что ненависть за дерьмовые поступки. Мир не крутится вокруг тебя, и если ты пережила ужасный опыт, это не дает тебе права обесценивать мой собственный. Невилл поднялся с дивана и подхватил свою книжку: — Я в спальню. Спокойной ночи. После ухода Невилла их компания затихла, будто на них накинули заглушающее одеяло. — Но они ведь не заслужили, — прошептал Гарри. — Вина родителей не должна переходить на детей. — Ты ошибаешься, — помотала головой Джинни, — ты рассуждаешь с точки зрения того, кто отсутствовал целый год. Вы сталкивались с Пожирателями снаружи, но их дети терроризировали Хогвартс не хуже родителей. Они безнаказанно пытали детей. Они не выступали против политики Амбридж. Они смеялись над Захарией, когда Кэрроу отрезали ему палец. Они насиловали студенток. Я не знаю каким образом они избежали Азкабана, но если судьба решила наказать их в стенах этого замка, я не буду этому мешать. Гарри издал тяжелый вздох и невидящим взглядом вперся в каминный огонь: — Вот и поговорили. Гермиона перевела взгляд на столик и бездумно смотрела на разворот газеты, прокручивая в голове слова Джинни в голове.