В эту минуту мне стало ясно, почему люди пишут гадости на стенах чистеньких домиков, царапают гвоздями краску на новых автомобилях, колотят воспитанных детей. Желание уничтожить то, что никогда не сможешь иметь, только естественно. Джанет Фитч
— Извини, Гермиона, не могла бы ты уделить мне минутку? — девушка ощутила легкое касание на своем плече и развернулась. Перед ней стояла Чжоу Чанг. Если Гермиона не ошибалась, она все еще являлась старостой Когтеврана, и сверкающий значок на форме, спрятанный мантией, на который она мельком перевела взгляд подтвердил, что память ее не обманывает. Гермиону бросило в холодный пот. Что старосте от меня нужно? Ее послала Макгонагалл? Они выяснили, что это она воровала ингредиенты Слизнорта? Гермиона сглотнула и коротко кивнула, не доверяя своему голосу. — Мы можем отойти в более уединенное место? — кивнула Чжоу в сторону, видимо имея ввиду какую-то знакомую ей локацию. Ну пиздец. Чанг направилась в противоположную сторону от класса Нумерологии, где у Гермионы должен был быть следующий урок, и, притормозив на пару шагов, гриффиндорка направилась вслед за старостой. Гермиона пыталась выровнять дыхание и прикладывала холодные руки к уже покрасневшим щекам в попытке отвлечься от мысли, что в той стороне куда они идут расположен кабинет директрисы. Но слава всем святым, Чанг свернула и зашла в пустующий, явно заброшенный класс, как тот, в котором работала Гермиона. Когда она закрыла за собой дверь, когтевратко резко наложила на комнату несколько заглушающих чар. Это заставило Гермиону схватиться за свою палочку. — Я просто хочу поговорить без лишних ушей, — не пропустила этот жест староста, и показательно убрала палочку поглубже в карман мантии. Гермиона, наплевав на дурной тон, оставила свою в руке. Чжоу немного помялась и глубоко вздохнула: — Я уверена ты в курсе, что у нас с Гарри довольно натянутые отношения. Я постеснялась подходить с этой информацией к нему, поэтому надеюсь, ты сможешь помочь, — начала она и Гермиона невольно вскинула одну бровь. — Гарри встречается с Джинни, — с нажимом сообщила гриффиндорка, делая свою интонацию как можно более исчерпывающей. — Я не об этом, — поджала губы та. — Бывшее поместье Блэков теперь принадлежит Гарри, не так ли? — Гермиона кивнула и крепче сжала палочку в своей руке. — Мне нужна контрабандная палочка, — на одном дыхании выдала девушка и на секунду замерла. — За чистокровными водится традиция — они сохраняли палочки всех родственников после смерти. Они должны быть в каком-то сейфе, или под портретами, или рядом с бюстами. Пожалуйста, достань мне палочку Блэков, лучше постарее, чтобы она совершенно точно не была занесена в реестр. Гермиона молча смотрела на однокурсницу, пытаясь осознать сказанное. — С меня должок, — добавила Чанг, упрямо смотря Гермионе в глаза. — Ты… — Гермиона прокашлялась, — я правильно понимаю, что только что ты попросила меня стать твоей соучастницей? Чанг сжала губы и ничего не ответила. — Война закончилась меньше полугода назад, — ошеломленно покачала головой Гермиона, — ты не можешь просто подходить к людям с такими просьбами. — Я не могу сказать зачем мне это, — голос Чанг дрогнул, но она продолжила так, будто этого не случилось. — Я могу пообещать, что это не во зло. Мне лишь надо защититься. Клянусь, Гермиона. Гриффиндорка неверяще покачала головой, и села на парту. — Подведем итоги, — хмыкнула она. — Ты просишь меня достать тебе контрабандную палочку, утверждая, что тебе лишь нужно защититься — при этом обязательно нелегальным путем — и противоречишь сама себе словами «это не во зло». Ты буквально подошла ко мне с заявлением, что ты хочешь кого-то покалечить, и не хочешь нести за это ответственность. Ты издеваешься надо мной? Гермиона отметила что руки Чанг слегка подрагивают и продолжила: — Или это как на шестом курсе? Кто теперь тебя подослал за компроматом на Гермиону Грейнджер? Уверена, ты могла бы продать воспоминания о моем согласии Пророку за бешеные деньги. — Я не собиралась! Я нахожусь в сложной ситуации. — Не могу представить сложную ситуацию, которая вынуждает посреди среды подговаривать первого попавшегося человека на преступление. Ты чем думала? — Не первого попавшегося, — упрямо завертела головой Чанг и снова вперилась своим взглядом. — Я осознаю риски. Я подошла именно к тебе, потому что решила, что ты поймешь. Гермиона оценивающе посмотрела на старосту. Она не выглядела глубоко несчастной или жертвой регулярного террора. Она определенно выглядит старше своего возраста — военное горе оставило на ней след. Но Гермиона не могла представить, какая сложная ситуация привела ее к идее о том что ей необходимо раздобыть незарегистрированную палочку, что само собой уже являлось преступлением. Она была старостой в Хогвартсе, и помимо этого сама по себе она являлась достаточно авторитетной личностью. Ее отец, насколько Гермиона знала, состоял в Кабинете Министров — а переть против политической шишки не у всех кишок хватает. Даже несмотря на то, что положение ее отца сейчас шаткое из-за того, что он по стечению обстоятельств остался в Министерстве на период войны и, следовательно, работал на Воландеморта. — Какого рода должок? — неожиданно для себя спросила Гермиона и Чанг настолько растерялась, что спохватилась лишь через три секунды, да настолько, что у бедняжки разве что слюна брызгами не полетела. — Любого! Абсолютно любого! Гермиона думала. Староста Хога в должниках очень располагающая возможность. Несмотря на то, что Джинни тоже была старостой, Гермиона не могла пользоваться ее покровительством, когда ей заблагорассудится. Да и подругу подставлять в некоторых ситуациях откровенно не хотелось, Чанг же в расход можно пустить не сомневаясь. Дочка Министра к тому же. — Как по-твоему я проберусь в поместье Блэков? — В с-субботу мы отправляемся в Хогсмид, — Чжоу дрожала уже всем телом, — там есть камины. Можно перебраться. — Нет, — помотала головой Гермиона. В Хогсмид она не отправится ни под каким предлогом. — Я сама разберусь, как попасть в поместье. Гермиона спрыгнула с парты и наконец-то убрала палочку в сумку. — А теперь, с твоего позволения, у меня урок, — попрощалась она и вышла из класса, оставив Чжоу одну.***
Ощущение чего-то липкого, вязкого и несомненно зловонного, во что она ввязалась, настигло ее только когда она шла по скрипящим половицам Гриммо 12. У Гермионы создается впечатление, что она на каком-то бездумной адреналине ввязалась в игру со ставками, которые не может себе позволить. У нее были принципы, и она следовала им с завидной педантичностью. Она могла по пальцам пересчитать случаи, когда пренебрегала своими правилами, и все они были связаны в основном с Гарри или Роном. С кем-то близким и бесспорно дорогим. Чанг в этот круг людей очевидно не входила, и Гермионе потребовалось несколько дней, чтобы до нее дошло — она как будто по привычке начала делать что-то скверное, даже не подумав об этом. Честно, должно было быть больше ограничений, чтобы попасть на Гриммо. Еще недавно эта территория была опечатана для проведения расследований и изъятия материала для послевоенных судов. Но путь Гермионы прошел настолько гладко, что она ожидает какой-то подвох. Не было никаких трудностей, чтобы вежливо уточнить у Гарри, могла бы она посетить его новый нежеланный дом. У нее даже не спросили причины, будь это тихое место, фамильная библеотека или просто поиск оставленных на Гриммо вещей с периода войны, как будто у Гермионы они тогда были, — Гарри не поинтересовался, и просто сказал, что Гермиона может приходить туда, когда ей понадобится или захочется. — Мой дом — твой дом, Гермиона, — с ласковой улыбкой сказал он, и Гермиона не нашлась, что ответить. Если быть полностью честной, ей было слегка стыдно перед директрисой Макгонагалл, за то что она отвлекла ее для разрешения воспользоваться преподавательским камином. За грудой работы, в которой директриса продолжает копаться даже в выходные дни, она даже не уточнила, почему Гермиона как примерная ученица не пошла вместо этого в Хогсмид с открытыми каминами. Вместо этого раздраженным жестом она махнула в сторону камина в немом разрешении, и вернулась к стопкам бумаги у себя на столе. Отдых пошел бы ей на пользу. Не хватало только красной ковровой дорожки под ее ногами, настолько ей везло. Вместо смакования ощущения триумфа, она ступала по старому, истоптанному тяжелыми ботинками ковру, который когда-то мог стоить целое состояние. Вероятно, это ее открытые двери возможностей, для получения доступа к которым она выстраивала отношения все эти годы, камушек за камушком собирая свою не вызывающую вопросов репутацию. Ответственной. Честной. Гуманистки, дотошливой до справедливости. И сейчас вся эта репутация, эти привилегии и связи, которые Гермиона планировала использовать для помощи слабым, она эксплуатирует, чтобы добыть контрабандную палочку. Для Чжоу Чанг. Буквально элиты Магической Британии. Она раздраженно вздохнула, и спустилась на подвальный этаж, служивший складом, куда Гарри сложил все доисторическое дерьмо, заставляющее портрет Вальпурги трепетать, чтобы оно не занимало места. Первое, что Гермиона заметила — паутина. Еще на лестнице. Следующее было слоем пыли, а только потом предметы культурной ценности, которые были безобразно свалены, забивая собой все помещение. Кричер, видно, отбился от рук. Гермиона понятия не имела, где должна искать. Она предполагала, что палочки были расположены в стенах, к примеру, за или под картинами, поэтому ей нужно было искать светлые следы на стенах этажами выше. Возможно, они были внутри бюстов — горделивые Блэки вполне могли таким образом оставлять магическое наследство всех родственников при себе. Она подошла к одной из мраморной фигур с не самым лицеприятным мужчиной. Первое колено семейства Блэк, которое было на знаменитом фамильном дереве, датировалось годами жизни 19 века. Но этот джентельмен, если верить выгравированной дате, умер еще в 1734. Гермиона прошла дальше, рассматривая даты на стоящих и лежащих головах, в хаотичном порядке. 19 век. 20 век. Снова 19. И снова 18. Она искала что-нибудь, что уходит дальше от нового чистокровного поколения Блэков на дереве, как минимум на полное столетие. Симеон Блэк. 1688-1731. На бюсте он изображен скорее юношей, чем в своем последнем рассвете сил, но по крайней мере дата подходит. У Гермионы не было возможности задаваться вопросами по типу, точно ли имена отсутствующие на фамильном дереве достоверны? Ее часть заключалась в доставке самой старой палочки семейства, которую она найдет. Палочка Симеона может и не самая, но она определенно подходит. Не то чтобы у Чанг будет возможность проверить. Гермиона провела ладонью по основанию, пытаясь уловить магический отпечаток. Она не сможет найти места, где стоял этот бюст, чтобы попытаться найти палочку в стене или ближайшем радиусе, поэтому она либо внутри, либо Гермиона двигается дальше. Магический отпечаток не выделялся ничем особенный — энергетика, которая впитывалась во все предметы волшебного поместья. Решив, что от этого никто не пострадает, Гермиона направила свою палочку в центр фигуры, и прошептала: — Контерум. С громким хрустом по бюсту побежала трещина, разламывающая чужое лицо на несколько крупных мраморных кусков. Ее тошнило. Обычно она аппарировала в поместье с Уизли, и потому никогда не задерживалась в коридорах в одиночку; но уже с началом войны, получив свободу перемещения между базами, она все чаще оставалась тет-а-тет с портретами чистокровных, которые когда-то обживали эти затянутые паутиной стены. Гермиона все еще помнила взгляд Вальпурги, воссозданный из мазков маслянной краски настолько явственно, что гриффиндорка могла физически почувствовать тяжесть презрения, которая окатывала ее тело. — Quelle honte, — шипел портрет, опуская подбородок и с ненавистью щюря глаза, — как мог мой майорат перейти к полукровке, пускающего de racaille в великие стены. Гермиона, знающая только основы французского языка после путешествий в Прованс, не понимала большей части говора, но легко додумывала по контексту. — Sang-de-Bourbe разрушат семейное наследие en éclats. Очернят нашу гордость, развратят искусство и сотрут великих из истории. Гермиона тогда стояла перед Вальпургой, разглядывая виеватые узоры на обрамляющей портрет раме, которые она изучала уже десятки раз. Что-то в чертах это жестокой женщины раз за разом заставляло Гермиону останавливаться перед ее безжалостным взглядом, несмотря на то, что все, что будет сказано, уже предрешено. — Vous marquez la destruction, — по рукам Гермионы пробежались мурашки. Она была загипнотизирована выражением лица Вальпурги, которое, Гермионе хотелось думать, выражало не омерзение к гриффиндорке, а ненависть с року. — Avec la venue des Sang-de-Bourbe, les ordres séculaires qui protégeaient les mages tomberont. Quand l’horizon sera sanglant, ce sera ta faute. — Vous pensez que quand le sang coule à travers les briques, vous ne pouvez pas dire propre de sale , — Гермиона, как зачарованная потянулась ближе к портрету, будто Вальпурга была ее давней почившей подругой, с которой они сплетничали. — Mais c'est faux. Marquez ma parole. Вальпурга тогда запахнула свою вуаль туже, и сверлила Гермиону взглядом до тех пор, пока та не ушла. В ее голове крутились мысли о паразитической уверенности чистокровных в своем превосходстве, которое отравляло ее существование. Которое разразило войну на территории магической Британии. Она испытывала слабую зависть к непоколебимости столь себялюбивым устоям и лишь долю сожаления о том, что не освоила французскую речь. Гермиона повторила заклинание, избавляясь от больших камней, и всматривалась в маленькие остатки и пыль на полу. Из одного камня торчала гладкая коричневая рукоятка. С возрастом ты становишься менее категоричен и будто сама собой появляется терпимость к чужим взглядам, насколько жестокими они ни были. Со временем Гермиона поняла, что это не ее границы разума стали шире, а ее смирение стало основательнее. Это не терпимость, а осознание, что всех в этом мире под свою мораль не перекроить. Как она не смогла бы поспорить с уже почившей волшебницей, так и остатки ее существования, запечатленные изящными мазками, не могли влиять на действия Гермионы. Но сейчас складывалось впечатление, будто именно гриффиндорка была не права. Ее тошнило. Она разрушала последнюю память о людях, бюсты которых с гордостью и почтением были раньше помещены в залы на Гриммо. Лица людей, которых любили, почитали и по которым страдали. Гермиона последний человек, который заглянул в мраморные глаза Симеона, прежде чем стерла их в пыль. Может быть это часть натуры Гермионы, а может Вальпурга, будучи женщиной более зрелой и опытной, смогла проследить поведенческие характеристики вторженцев. Сейчас все мысли о беспочвенной дискриминации и нетерпимости обрели физическое воплощение страхов чистокровных в виде Гермионы. Она стояла в подвальном помещении поместья с тысячелетней историей и очерняла гордость Блэков, развращала объекты искусства и стирала великих из истории. Повторив заклинание последний раз, она подняла с пола палочку и отряхнула ее от пыли. — Что ж, Симеон, надеюсь, ты действительно жил в 18 веке.***
flashback Когда ты используешь темную магию, она оставляет свой след на твоем магическом отпечатке. Гермиона понимает, почему Пожиратели используют в основном темные искусства. Они очень результативные, а сил на них уходит столько же, сколько и на светлую магию. Кто бы мог подумать, что разрезать чужую плоть можно с той же легкостью, что и наложить Ступефай. Разница лишь в том, что через время Ступефай спадал, и человек шел дальше ранить чужих товарищей. После Сектумсемпры же необходима госпитализация и чаще всего групповая аппарация, чтобы раненного случайно не расщепило. По скромному мнению Гермионы, выбор был очевиден. Это было практично. Была обратная сторона медали. Тот самый магический отпечаток. Темная магия распространялась по телу волшебника как яд, она давала свои корни. Если светлая магия практикуется волшебниками с детства и она привычна, то с темными проклятиями ситуация иная. Ей необходимо адаптироваться, прежде чем заклинания станут стабильными. Для темной магии нужна отдельная практика: если Вингардиум Левиоса может стать ступенью по направлению к идеальному Экспеллиармусу, то для Авады это не имеет никакой ценности. Светлые заклинания — для светлого отпечатка, темные заклинания — для темного. И они не перемешиваются. Из библиотеки Блэков она взяла несколько учебников по темным искусствам. Оттуда она узнала, что светлая магия не обязательно должна быть доброй, а темная — злой. Они просто разные, но близкие друг другу, как инь и янь. Светлой магией возможно воссоздать убивающее проклятье, темной магией — лечебные. Иначе говоря, эти слова — просто наименования. Гермиона даже хотела написать Виктору с просьбой отослать ей парочку учебников по темным искусствам, которые они изучали в Дурмстранге, но передумала. Ей пришлось признаться самой себе, что какие бы тёплые чувства она не испытывала к болгарину, она ему не доверяет. Она стала практиковать темные заклинания, умеренно поднимая уровень сложности. Она заставляла себя использовать их в повседневной жизни, заменяя рутинные заклинания темными аналогами. Акципере вместо Акцио. Оклюсус вместо Силенцио. Она производила звуки, которые почти никто не использовал в магической Британии на протяжении столетия, и накапливала свой магический потенциал. Позволяла темной магии взращивать свои побеги. Это был первый раз, когда она осознала, что старания не гарантируют успех. Она забылась и позволила себе закрывать глаза на реальную картину мира, положилась на бесконечный запас везения, который всегда сглаживал ее дорогу и заставил ее привыкнуть к этому комфорту. Она проштудирует библиотеку, выдрессирует заклинание до автоматизма, будет давать себе регулярные тренировки и изводить себя до седьмого пота — и этого хватит. Так она думала. Потому что некоторое время этого хватало. Это ощущалось так, как будто она, будучи правшой, писала левой рукой. Она выводила заученные руны, так же неловко, как если бы она по привычке брала перо в правую руку и ей приходилось бы перекладывать его в левую ладонь; с заминками произносила нужные заклинания, так же коряво, как выглядел бы ее почерк. Переучивание заняло у неё гораздо больше времени, чем она рассчитывала, но она была упрямой. Иногда это ощущалось, как сдвиг в пространстве. Будто воздух становился более спертым, пространство — стесненно узким, а нервы — туго натянутыми. Все было слишком некомфортным. Темная магия выделялась на общем фоне, она буквально контрастировала в пространстве, особенно в помещениях, которые были пропитаны исключительно светлой магией. Первое время у Гермионы была заметная повышенная тревожность. Потом все улеглось. Она будто привыкла. — Гермиона, я беспокоюсь, — шептал Гарри, глядя ей в глаза, будто хотел там что-то отыскать. — Я понимаю. Правда понимаю, — вздыхала Гермиона. Она понимала. Если бы Гарри внезапно начал учить темную магию, она на стенку бы лезла от ужаса. — Я не нашла никаких альтернатив. Я искала информацию, темная магия не такая опасная, как все вокруг говорят. Просто этот раздел оброс предрассудками. Я контролирую ситуацию, Гарри. Это был почти откровенный пиздеж, учитывая, что информация о предрассудках всплыла только в процессе. Даже если бы темная магия сжирала сердце и раскалывала душу, как их пугали старушки в Косом, Гермиону бы это не остановило. У нее была цель.* * *
Она чувствует себя изголодавшейся по прикосновениям, но при этом не дает Джинни себя обнять перед сном. Зато будучи пьяной, ее личные границы заметно расширяются, потому она может позволить себе находиться в центре Выручай-комнаты под неоновым светом, ощущающегося так вульгарно на фоне старинных стен, и качаться в такт музыке не в ее вкусе вплотную к Джинни и еще парочке неопознанных тел. Она часто посмеивается про себя: экий парадокс, алкоголь является депрессантом, но когда она пьяна, она чувствует себя самой счастливой. Джинни помещает свои ладони на бедра Гермионы, и их плотные танцы переходят в ту стадию, когда вы с томными движениями посылаете друг другу многообещающие ухмылки, а после разражаетесь пьяным хохотом. — Ты поссорилась с Гарри? — Гермиона прижалась грудью к декольте подруги, чтобы суметь прокричать это ей ухо. Джинни даже не пыталась качественно изобразить возмущение на своем лице, прежде чем прокричать в ответ: — Если ты хочешь, чтобы я бросила его ради тебя, тебе стоит лишь попросить, Гермиона, ты знаешь. Гермиона засмеялась еще громче, а потом начала пробираться к барному столику, активно работая локтями, прокладывая себе путь через толпу. Ступив с территории импровизированного танцпола, ее окатило прохладным воздухом, в контраст температуре пьяных тел, и она разнежено простонала. Все рюмки из-под шотов оказались пустыми, и, очевидно, грязными. Гермиона озадаченно посмотрела на стол, на котором больше не стояло алкоголя в принципе — даже пустых бутылок — и помассировала виски, стимулируя себя к мозговому штурму. Кто-то ткнул ее пальчиком в плечо. Гермиона повернулась к группе хаффлпаффцев рядом с ней, и Захария Смит, привлекший ее внимание, с трогательным выражением лица указал рукой куда-то вправо. Проследив за его ладонью с зажатым между пальцами косяком, она увидела декоративный шкаф, где среди ненужных на данный момент предметов антуражного декора были надежно запрятаны бутылки Огдена. С восторженным вздохом она показала молчавшему Смиту большой палец и двинулась к шкафу-витрине, игнорируя посмеивающихся хаффлпафцев за ее спиной, отвечавших за дымовое сопровождение и дерьмовый запах в помещении. Забрав с собой всего одну бутылку — потому что она честная! — Гермиона вернулась к столику и начала откупоривать бутыль. Она увидела, как Финч-Флетчли уже схватился за палочку, чертов джентльмен, но Гермиона никогда не была особо брезгливой. Придвинув к себе рюмку со следом от чужой помады и налетами от ликера на стенках, она плеснула виски, выпивая не глядя, чтобы не видеть, как остатки другого алкоголя сворачиваются мерзкими комками. С силой поставив рюмку обратно, она отсалютировала всем близстоящим и с Огденом подмышкой отправилась на поиски Гарри. Гарри поблизости не оказалось. И поодали тоже. Она обошла комнату два раза, и решила: в таком случае Гарри переживет и без добытого алкоголя. Не очень-то и хотелось. Танцев с нее тоже хватит. Выделив на диванчиках Томаса в чьей-то компании, она похлопала его по плечу, и начала исследовать столик перед ним. — Дин, радость моя, будь добр, мне бы какой-нибудь стаканчик, — залепетала Гермиона, не заботясь о том, чтобы ее услышали в таком шуме, и самостоятельно схватила ближайший кубок, на дно которого плеснула виски. Торжественно приземлив бутылку перед ребятами, она с удовольствием от презентованного подарка и кубком в руке направилась на выход. Выкинув сосуд куда-то в стену у двери как только он опустел, она вышла в коридор и выдохнула. Оглядев ближайшее пространство на наличие людей, застрявших на пороге общежития Когтеврана с неприятной загадкой, Гермиона разочарованно почесала голову от пустоты вокруг себя и пошла вниз по лестнице. Вечер подошел к концу. Ей надо либо помыть голову, либо покурить, чтобы перебить тошнотворный запах травки, осевший на ее пористых волосах. Умыться, чтобы прогнать остатки хмельной атмосферы, спрятанной за проходом, который уже стал неразличимым среди образовавшихся булыжников в стене. Гермиона пьяна и устала. Зато она будет спать, как убитая. Стоп. Ее глаза раскрылись настолько широко, что ей стало физически больно. Она всматривалась в белоснежную макушку, спрятавшуюся в тени гобелена, и пыталась понять, кажется ли ей это или нет. Словив чужой взгляд, она озвучила первое, что пришло ей в голову. — Ты преследуешь меня? Малфой фыркнул, бормотав что-то похожее на «Да кому ты нужна», но Гермиона не остановилась: — Это выглядит чертовски жутко, ты в курсе? Каждый раз ты оказываешься где-то поблизости, когда я пьяна, складывается впечатление, будто ты ищешь подходящего момента, чтобы… — Это явно не моя вина, что ты пьяна половину времени, Грейнджер, — перебил он. Туше. — Всего хорошего, — фыркнула Гермиона и, задрав подбородок выше полагающего, двинулась к лестничному пролету мимо слизеринца. Он тихо выдохнул, и Гермиона замерла, уловив этот звук. Она могла ощутить призрак его дыхания на своей щеке по памяти, потому что вздох, который он издал тогда, был точно такой же. Это заставило ее затормозить. В ее голове всплыла совершенно дикая идея. Какова была ситуация? Гермиона была пьяной, и она хотела сделать кое-что глупое. В случае чего ее вестибулярный аппарат явно не был готов на подвиги, и Малфой без усилий ее оттолкнет. Она просто не могла перестать думать об этом. Этот недопоцелуй, который у них случился — ну, который случился у Малфоя, потому что, фактически, она просто присутствовала при нем, — привел ее к некой теории, которую она собиралась проверить. Потому что, если она права… это вряд ли будет считаться приятным бонусом для времяпрепровождения в школьных стенах, но это в какой-то мере будет иметь шанс облегчить ей жизнь. Эксперимент, повторяла Гермиона себе, Я хочу удостовериться. — Ну нет, блять, только не снова, — оживился Малфой в своем пыльном уголке, — прекрати наступать на меня, Грейнджер! Тогда она была слегка пьяной, явно не сильнее, чем сейчас. У Гермионы были мысли, что то чувство было вызвано алкоголем, а потому в своем данном состоянии, она явно сможет распознать контраст между пьяной эйфорией и нечто другим. — Как же ты меня заебала, — простонал Малфой, прикидывая, как будет удобнее перехватить ее руки в случае чего. В случае чего она свалит все на опьянение. Да, так она и сделает. В конце концов Малфой, в принципе, никак не оправдывался, но если его совесть снова умчится в отпуск, то Гермионе будет, что сказать. — Прошу прощения, — пробормотала она, сбивая этим слизеринца с толку, и потянулась рукой к задней стороне его шеи. Плавно наклонив его, она словила ртом его вымученный выдох, и аккуратно прижалась к его губам. Малфой замер, как деревянный. И она тоже. Потому что это было не то. Слегка обхватив его нижнюю губу, она подавила в себе желание цокнуть от разочарования, и попыталась снова. В конце концов, ее все еще не оттолкнули. Это заняло некоторое время, чтобы он начал отвечать ей и коснулся ее. Когда он начинает брать инициативу и касанием кончика языка просит ее приоткрыть рот, она чувствует, как по ее позвоночнику вверх ползет рука, чтобы пробраться под завитки непослушных волос, и положить руку ей на шею так же, как сделала до этого она. Вот так, да. Мерлин, наверняка она сейчас на вкус, как помойка, но он притягивает ее ближе к себе, и у Гермионы сбивается дыхание. Теперь, это оно. Это лучше, чем алкоголь и сигареты. Это лучше, чем все успокоительные разом. Она чувствует себя невесомой. Ее удавшийся эксперимент прерывает звук музыки и толпы. Кто-то вышел из общежития Когтеврана. Гермиона первая делает шаг назад, и, не смотря на Малфоя, разворачивается, чтобы продолжить свой путь в башню Гриффиндора.* * *
flashback Земля хлюпала после дождя, ноги проваливались в вязкой грязи. Передвигаться почти невозможно, но Гермиона упорно вышагивает к деревьям, периодически приземляясь на колени. Когда она в очередной раз падает, мимо неё пролетает красное проклятие, которое она не пытается определить, и не глядя она посылает Ступефай за свою спину. Два шага и она выставляет за собой щит, а потом оборачивается. Долохов. Она снова выставляет щит и резвее вырывает ноги из грязи. Кидает ещё один Ступефай. Она цепляется за ствол дерева, как за рычаг, и запрыгивает на торчащие корни, неловко поскальзывается на них и поднимает палочку для нового щита, когда фиксирует пролетевшее зеленой проклятие. В трёх сантиметрах от ее лица. Ее тело наливается свинцом от страшного осознания, что смерть пролетела с погрешностью три сантиметра от неё. Она ничего не может сделать с тем, что ее руки начали трястись, и самое маггловское, самое глупое, что она смогла себе позволить — это уронить палочку из скользкой от пота и грязи руки, когда Долохов вновь поднимает свою палочку в ее направлении. Она орет Акцио пока наблюдает, как на кончике палочки Долохова загораются зелёные огоньки. Даже если палочка прямо сейчас окажется в руке, я не успею, фиксирует ее шокированный мозг. Она почти с благоговением смотрит, как Долохов падает лицом в грязь от нападения со спины, и надеется, что он захлебнётся. Непростительное пролетело рядом с ней всего раз, но этого хватило, чтобы уверовать во все и сразу. — Хер ли встала?! — раздался рёв спереди, и Гермиона дала себе ментальную оплеуху и побежала вдоль ряда деревьев, рассматривая ситуацию перед ней. Она наворачивается еще несколько раз, поскальзываясь на грязевой подошве и спотыкаясь о торчащие корни. Успев подбежать к Тонкс, она прижимается спиной к стволу, судорожно осматривая ее на наличие повреждений. — Трое справа, пять слева, там же наши. Гермиона кивает, хотя знает, что Тонкс не смотрит на неё, и выглядывает из-за дерева, чтобы бросить оглушающее в одного из Пожирателей справа. — Что не так? — спрашивает Гермиона. Волшебников было намного больше. Раза в три минимум. Где они все? — Это болото, — буднично сообщает девушка, не переставая следить за ситуацией. По спине Гермионы проходят неприятные мурашки, и она сглатывает. Все же Долохов вне игры. Смотрит снова, в так называемом болоте, которое видимо вышло за свой уровень из-за дождя, она не видит ни одного члена Ордена, но видит парочку Пожирателей. — Передай Дэвису, что с востока растёт количество ублюдков. Они позвали подкрепление, — мозг Гермионы работает непозволительно медленно, и она даёт себе ещё одну оплеуху, в дополнение щипая себя за бедро. — Дэвис справа по периметру, — шипит Тонкс, все же поворачиваясь к Гермионе, и она бежит больше из-за того, что Тонкс никогда ранее не смотрела на неё так яростно. Гермиона перемещается перебежками, останавливаясь за особенно крупными стволами деревьев, чтобы оценить ситуацию и продолжить путь. Волшебники копошились в вязкой грязи. Если бы это была кровь, вы бы выбирались намного намного быстрее, подумала Гермиона и прикусила кончик языка, чтобы привести себя в чувство. Тяжёлые капли дождя пробивались сквозь молодую листву и прибивали своим весом ее влажную челку ко лбу. Она хотела бы подставить под ливень своё лицо, чтобы он со всей природной отдачей хлестал по ее векам, чтобы она почувствовала, что что-то остаётся неизменным, что природа никогда не будет обращать внимания на их преступления, она будет ходить властной походкой по иной орбите, в своём размеренном темпе. Но вместо этого Гермиона напрягла свои задеревеневшие икры и рванула через просвет к следующим деревьям. Она спотыкается о те же корни, ругая себя за то, что не может взять себя в руки. Ее ноги были будто ватными, тремор в руках все ещё не прошёл, и она чувствовала пугающую слабость во всем теле. Гермиона спотыкается и приземляется на выставленные руки, тихо ругаясь. Отталкивается руками, чтобы помочь себе встать и понимает, что она споткнулась не об деревья, а об тело в чёрной мантии, через которое она перегнулась. От неожиданности Гермиона шлепается на зад, и все же вскакивает, бросившись бежать к главному в два раза быстрее. Ее руки в крови и грязи. На Гриммо все также тошнотворно, и Гермиона хочет оказаться где угодно, только не здесь. Она успела только умыться, вымыть руки и сразу пошла на крыльцо, доставая пачку сигарет из заднего кармана джинс. Там ее уже ждал Гарри. Он на неё не смотрел, и она была в некоторой степени рада: Мерлин знает, выглядит она сейчас также паршиво, как и ощущает. Вытаскивая обломанными ногтями сигарету, она пытается ее подкурить. После третьей неудачи она опускает взгляд и понимает, что табак влажный. Гермиона отбрасывает сигарету от себя так, будто она заразна, и смотрит на пачку — та вся пропиталась грязью и кровью. Видимо того Пожирателя, которого она посмертно нечаянно пнула. Она судорожно облизывает губы, ощущая железный привкус, оставшийся с фильтра, и ей приходится зажать рот рукой, чтобы успеть добежать до уборной. На протяжении следующего получаса ее желудок судорожно сжимался в рвотных позывах, и Рон с Гарри периодически носили ей стаканы воды, чтобы ее тошнило хотя бы чём-нибудь, а не просто разрывало пищевод.