Молчание — прибежище простой души, испытавшей всю глубину человеческой скорби. Виктор Гюго
Гермиона давно не обращалась к прогнозам синоптиков, поэтому существует вероятность, что она пропустила предупреждение о существенном изменении атмосферного давления. Потому что нет другой причины, по которой первое, что она почувствовала, когда открыла глаза с утра — тупую пульсацию в затылке и липкую тоску. Такую, которая цепляется за тебя вязкой субстанцией, и тебе надо ходить с ней, пока ты не найдешь правильный растворитель, чтобы убрать ее окончательно. Это был понедельник. Можно предположить, что неделька будет чумовой. Парвати громко сопела на чужой кровати в уличной одежде, не задернув балдахин. Ночью она разбудила Гермиону, когда шумно завалилась в спальню, очевидно нетрезвая, но также быстро как она вошла в комнату, она упала на кровать и уснула. Гермиона поднялась с кровати и шаркающим шагом направилась к ванне, одной рукой подтягивая спальные штаны на тазовую кость, а другой зарываясь в волосы, дергая за образовавшиеся колтуны. За окном дождь. Перед кем она жалеет, что не успела извиниться, так это перед Лавандой Браун. Лавандой Браун, которую она ненавидела за то, что она посвятила свою юность рыжеволосому парню, с которым у Гермионы все равно ничего не получилось. Которую она унижала и осаживала в школе ни за что. Которая была настолько в отчаяньи, что поделилась своим страхом с той, кто никогда не брал ее в расчет. Она помнит, что на первую же миссию с началом летних каникул в Хогвартсе, Браун вызвалась добровольцем. Они попали в одну исполнительную группу и, несмотря на старые перепалки, гриффиндорка старалась держаться рядом с Гермионой — единственной, кого она знала, среди толпы взрослых. И она помнила, как однокурсница отстала от остальных, когда они передвигались через лес, нарушая все построение, чтобы сместиться к замыкающей шествие Гермионе. Никто из старших не прокомментировал это, поэтому Гермиона тоже промолчала. Но, когда они пришли к месту назначения и начали расставлять антиаппарационные чары по периметру, ожидая гостей, Лаванда привалилась своим плечом к плечу Гермионы и тихо всхлипнула. Они тогда стояли в напряженном ожидании уже около двадцати минут, и никто не знал сколько им еще надо было провести времени в таком положении: молча, в укрытии, с боевым хватом на палочке, вслушиваясь в малейший шум. — Гермиона, — ее имя из чужих уст практически невозможно было разобрать из-за скопившейся слюны во рту Лаванды. Она стояла, прижавшись к правому плечу Гермионы. Ее губы тряслись, но она сглотнула и попыталась продолжить. — Гермиона, — прошептала она, отчаянно пытаясь проморгаться, — я… я так боюсь умереть. Ее голос сорвался, и с ресниц упала одна единственная слезинка. Уголки губ Гермионы дернулись вниз. За неимением слов, она перекинула палочку в левую руку и сжала чужую ладонь настолько сильно, насколько могла. У неё не было права давать Лаванде ложных обещаний. Но она могла дать ей надежду. — Мы ещё всех переживём, — уверенным шепотом кивнула она и для убедительность расправила плечи. Потому что сегодня 9 ноября — день, когда родилась львица. Ее оплакивает даже небо. Первую, кого Гермиона будет искать на том свете, будет Лаванда. Грейнджер перекинула полотенце через плечо и склонилась над раковиной, помещая ладонь под поток воды, привыкая к температуре. Плеснув себе в лицо два раза, она сплюнула и уперлась руками в керамику, поднимая на себя глаза в зеркало. В тот день ты впервые поцеловалась с Роном, хотела сказать она девушке перед собой, но с ее шевелящихся губ не упало ни звука. В любом случае, ее мысли были достаточно громкими. Каждая капля, упавшая с металлического крана, отдавалась мигренью в висках Гермионы, но она не отводила глаза от зеркала. Она не давала себе лишний раз подумать об этом с самой битвы за Хогвартс: судорожно начинала искать любую другую мысль или объект, на который можно перевести свое внимание. Пора признаться в этом самой себе. Она бы хотела хотя бы сложить свои губы в подобие улыбки, как акт самозащиты, но у нее не хватило сил. Не хватило наглости. В тот момент, когда Лаванду разрывал Сивый, ты целовалась с ее первой любовью.***
flashback Все предпочитают отдельные комнаты. Известный факт. Если человек в комнате несколько — ее размер должен быть пропорционально увеличен, чтобы у всех было достаточно пространства. К сожалению, такой роскошью они не располагали. Пространственные чары отнимали слишком много магической энергии, чтобы растрачивать ее для подобного повода. Трансфигурировать кровати тоже не самое экономное занятие, но на матрасы раскошелиться вполне можно. Спальни второго этажа на Гриммо были забиты волшебниками шестых и седьмых курсов. Позавчера они вернулись из Хогвартса, а сегодня члены Сопротивления в лице их родителей переместили детей из собственных домов в защищенные штабы и приступили к активному сотрудничеству. Матрасы на пыльном полу, по вине ленивого задохлого Кричера, лежали почти плотняком. Волшебники легли, как сардины в консервной банке вразнобой, желая друг другу спокойной ночи. Справа от Гемионы раздался храп. Единственный плюс сна в помещении с кем-то еще, так это выработка нечувствительности к чужим звукам, которые ее раздражали до посинения на первом курсе, когда она была разнежена собственной спальней в родительском доме. Она услышала шуршание постельного белья. Видимо кто-то лягнулся. — Лаванда! — зашипел женский голос. Браун смачно всхрапнула и замямлила: — Прости, Пар, но я так устала… Вокруг раздались смешки. Гермиона фыркнула и перевернулась на бок. Она уже почти заснула, когда раздался очередной глухой храп и шорох. — Да блять! — взвыл кто-то с голосом Финнигана. Кто-то с того же направления сдавленно заржал, из-за чего это звук был похож на крики умирающей чайки. Снова раздался шорох и смеющийся голос громко хрюкнул, продолжая беззвучно посмеиваться. Ребята вокруг начали шевелиться. Гарри рядом с Гермионой приподнялся на локте, чтобы посмотреть, что происходит и хмыкнул. — Лаванда спит на Симусе, — доложил он, укладываясь обратно. — Она всегда беспокойно спала, — пробормотала Гермиона в подушку, и подумала, что ей будет слишком лень накладывать на девушку Силенцио, как она делала время от времени в их общежитии. — Блядский рот, — простонал Симус, протягивая согласную после очередного храпа, и Гермиона услышала новые хихиканья. Раздраженно хлопнув ладонью по матрасу, она поднялась и сдунула волосы с лица, чтобы посмотреть что не так. Лаванда лежала по четкой диагональной траектории на Симусе и храпела ему прямо в ухо. Бедный раскрасневшийся Финниган лежал так напряженно и с таким жалостливым лицом, что настроение Гермионы сразу же поднялось, и ее губы растянулись в слабой ухмылке. Браун снова всхрапнула и то ли пробормотала что-то, то ли причмокнула. Выражение лица Финнигана было на новом уровне панического состояние, и он начал дергано вылезать из-под однокурсницы. — Сука, не смей, блять, слюнявить мне уши! — сдавленным голосом визжал он, все еще отдавая отчет в том, что люди вокруг хотят спать. Кто-то со стороны окна в открытую расхохотался. Лаванда была скинута в сторону Дина, прям на стык матрасов. — А мне на что это добро?! — так же шепотом закричал Томас, и Гермиона приметила, что еще парочка людей приподнялись посмотреть за происходящим. Лаванда что-то пробормотала и снова попыталась перевернуться, но от ее возьни матрасы разъехались, и она свалилась между ними. Гермиона хрюкнула. — Просто оставьте ее там, — махнула рукой Парвати, и Гермиона завалилась обратно на подушку, одобрив заключение. — Тут пол не отапливается, будет с утра сопливая и с больной шеей! — кто-то агрессивно зашипел в ответ. Финниган застонал с новой порцией отчаяния, и на пару с Дином они начали расталкивать Лаванду, чтобы она обратно поднялась на матрасы. Видимо, бесстрастность к состоянию Лаванды были только у ее бывших соседок по комнате, ввиду насыщенного и не всегда приятного опыта сожительства. — Потрясающая ночь, — пробормотал Гарри за ее спиной прямо в затылок Гермионы. Она была уверена, что волосы значительно затрудняли его дыхание, но никаких жалоб не поступало, поэтому она согласно хмыкнула. Засыпала она с мыслями о том, как бы много проблем вызвало на утро узнать, что она задушила Героя Магической Британии своими волосами.***
В предыдущие года обучения в этот день их курс выпрашивал у профессоров разрешение сбегать посреди недели в Хогсмид, чтобы купить кусочек торта в ближайшей кондитерской. На втором и третьем курсе профессор Макгонагалл даже приносила его сама, когда они еще не могли выбираться из замка самостоятельно, и приносила две свечки в виде цифр возраста именинницы, хотя о них дети даже не просили. Дни Рождения никогда не были поводом для масштабного праздника в замке, хотя бы потому что чуть ли не каждый день была чья-то счастливая дата, но в своем кругу студенты старались отметить знатно. Лаванда и Гермиона никогда не были в одном «круге», но они были однокурсницами, учились на одном факультете и спали в одной комнате, поэтому так или иначе Гермиона притиралась к компании празднующих. И послушно скидывалась на тортик, потому что считала это порядочным поступком. В этом году торта нет, но есть некоторая натянутость над их участком стола. Честно говоря, Гермиона не уверена, что многие бы вспомнили. Гарри, к примеру, был забывчив на даты в принципе. Но Парвати с сильным похмельем, пьющая только черный кофе за столом, наводила на мысли. Весь день тянулся патокой, будто время не хотело скользить сквозь ее пальцы, как обычно, а тянулось вязким сиропом с ее ладони. А Гермиона смотрела на это и не знала, что делать — и раковины поблизости нет, и об юбку незаметно не вытрешь. — Ты как? — они стояли небольшой компанией в коридоре у окон, не мешая потоку студентов сновать в их большой перерыв. Гермиона отсчитывала минуты до начала лекции, когда она сможет уткнуться в фолианты и отвлечься хотя бы на что-нибудь. Она была согласна даже переслушать лекцию о гоблинском восстании в исполнении профессора Бинса. В десятый раз. Последнее, что она ожидала сегодня, так это услышать подобный вопрос от Рона. Джинни и Гарри стояли рядом, о чем-то тихо переговариваясь, и, казалось, не обратили внимания. Странно было слышать это в своей адрес. Лучше бы подойти с таким к Парвати, вот уж кто точно не в порядке и нуждается в поддержке. Да даже сам Рональд. В День Рождения бывшей девушки интересуется этим у Гермионы, которая только и делала, так это грызлась с Лавандой на его глазах, или же всеми вербальными и невербальными жестами демонстрировала свое неуважение. — Я в поря... — Я наелся этого дерьма по горло. Повторяю вопрос, как ты? — Рон грубо перебил ее и острым взгядом впился в лицо Гермионы. Она на секунду растерялась, но просто выдохнула. — Справляюсь, — чопорно отчиталась она и поджала губы. Рон тоже выдохнул и немножко сдулся, будто воздух в его легких весил столько, что способствовал искривлению его позвоночника. Он весь из себя представляет дух тяжести. — Иди сюда, — его рука ненавязчиво обернулась вокруг плеч Гермионы, и она со скрытым облегчением подошла к нему, чтобы опереться лбом в чужое плечо. Шерсть его жилетки кололась, но Гермиона решительно это игнорировала и сконцентрировалась на чужом дыхании, отслеживая поднятия груди Рона. Она скучала по нему. Казалось прошло несколько лет с тех пор, как он вставал перед ней железной стеной, на которую можно было опереться. Обычно он надевал на себя образ непоколебимого, в не слишком серьезные моменты. К примеру, когда Гермиона изводилась по поводу экзаменов, и ей нужно было что-нибудь, что осадит ее на землю и даст чувство надежности. Время текло, и с возрастом приходилось искать эту надежность самой. В период военного положения никто не рисковал подойти к окружающим за поддержкой, в страхе, что этот человек рассыпется сам. Никто даже не смел показывать слабость, чтобы не подрывать общий дух команды. Поэтому сейчас застиранная одежда Рона, к которой можно было притереться щекой, была как глоток свежей воды. Что-то знакомое и ожидаемое очень долгое время как, если бы Гермиону мучила жажда. Как возвращение домой — в помещение, пропахшее своим знакомым и неповторимым запахом. Рон аккуратно выводил ладонью круги по ее спине, но вскоре прекратил и поместил ее посреди чужих лопаток. Гермиона громко выдохнула в его одежду и дернула рукой, в попытке удержать грузную учебную сумку на своем плече. Царапая покусанным ногтем девешую кожу на лямке, она повернулась в сторону коридора и оперлась о Рона щекой, позволяя взгляду бездумно блуждать по стенам замка. Разговор Гарри и Джинни перешел во что-то более общее, потому что они стали громче, и Рон к ним присоединился — она поняла это по вибрации в чужой груди, но у нее не хватило сил прислушаться. Возможно, ей стоило бы пойти в общежитие и завалиться спать. В любом случае, она вероятно заснет под монотонную лекцию по истории, только впоследствии у нее будет болеть шея от твердой парты. Гермиона чувствовала, как ее ноги становятся ватными из-за слабости, и постаралась разогнуть их так, чтобы коленный сустав выступал в роли некоего рычага. Она водила взглядом по коридору, пока не наткнулась на кого-то, кто смотрел ей в глаза. На секунду она почувствовала себя бодрее. Малфой шел в компании других слизеринцев и смотрел ей четко в глаза, пока проходил мимо нее. Вибрация в груди Рона от тихого посмеивания прибавилась к легкому жужжанию в голове Гермионы, но она игнорировала начало головной боли, не позволяя себе отвести взгляд. Когда Малфой прошел мимо, и их контакт разорвался, Гермиона приняла окончательное решение идти на урок. Сон или не сон, но посещаемость она поддерживала.