Титул ещё не делает человека аристократом. У некоторых нет никого титула, зато есть врождённое благородство, вот они-то и являются истинными аристократами, а других, взять хотя бы нас, не спасут никакие титулы, мы так и останемся париями. Осаму Дадзай
Когда она кончила незадолго после Малфоя, который усердно продолжал работать руками и толкаться сквозь собственный оргазм, Гермиона ощутила неловкость. Она старалась не подавать виду, но была уверена, что ее усердные попытки не смотреть Малфою в лицо бросались в глаза достаточно, чтобы не оставить это без внимания. Гермину немного успокоили чужие рваные движения, с которыми Малфой поднимал одежду с пола, потому что они были похожи на ее, но на этом островки безмятежности закончились. Они молча покинули кабинет, и также молча разошлись в противоположные стороны по направлению к общежитиям. Гермиона надеялась, что привычная нахальность Малфоя сможет облегчить ситуацию. Что он скажет какою-нибудь глупость, что разрядит атмосферу, или хотя бы выдаст что-нибудь колкое для провоцирования ругани, потому что это бы вернуло их взаимодействие в привычную стезю, где они оба научились ориентироваться. Ситуация, в которой из Гермионы вытекала сперма человека, молча обернувшегося к ней спиной и направившегося прочь, отнюдь не была привычной. Но сжав зубы, она как можно непринужденнее пошла к гриффиндорской башне. Ее нос морщился в отвращении от липкого ощущения между ног, и она на удивление трезво пообещала больше никогда не разрешать никому кончать внутрь. Если понадобится, она составит письменный договор, который будет заставлять всех подписывать перед сексом, где этот пункт будет обязательно выделен отдельно.***
Человек, к которому он мог применить слово «люблю», помимо его матери, была Пэнси Паркинсон. Это было чем-то таким периферийным в их отношениях, что присутствовало всегда, но потребовалось время, чтобы облачить это в буквы. Началось все с уважения. Пухленькая девочка в гостиной слизерина никогда не привлекала много его внимания хотя бы потому, что в младшие годы он был надменен и решил, что гусиное выражение лица сделает ему славу среди однокурсников. Блейз тогда был первым, кто сказал ему, что он смешон, но это было скорее из-за незнакомой обстановки и новых имен, о которых он не слышал до прибытия в Британию. Потому что, оглядываясь назад, Драко был уверен, что много кто хотел высказаться, но не считал необходимым связываться с Малфоем. С Забини они потом не говорили в течение почти двух лет, несмотря на то, что жили в одной спальне. Паркинсон же начала отсвечивать на светских мероприятиях, куда Драко стали брать, когда он вырос достаточно, чтобы не выглядеть откровенно нелепо с бокалом шампанского в руке. На всех званых вечерах Драко напрягался каждый раз, когда Люциус проявлял дружелюбность к мужчине, подле которого стояла дочь. Обычно подобные юнионы заканчивались брачным контрактом, и новые знакомства с чужими семьями были как моток барабана в русской рулетке. Выстрелит, или нет? Был и другой тип людей. Девочки сами подходили знакомиться с тем же выражением лица, что и их отцы при приветственном пожатии руки Люциусу. Заинтересованность и расчёт. Он их не осуждал, и, честно говоря, на их месте делал бы то же самое. В такой ситуации можно лишь выбрать кого-то более-менее адекватного и не в край отвратительного, и попытаться наладить контакт. Если все пройдёт гладко, то дело остаётся за малым. Этакая иллюзия собственного участия. Даже будучи ребёнком со складом ума ‘ни мне — так никому’, такие тонкие моменты к пятнадцати годам он научился улавливать. С Пэнси они никогда особо близко не общались, но, как одна из его чистокровных однокурсниц, это был вопрос времени, когда ее партию начнут рассматривать. Чего он не ожидал, так это того, что она подойдёт сама. Она вела себя… Честно говоря, мерзко. Как те отрицательные второстепенные героини из плохопрописанных романов, которые всегда лежат в отделе «по акции». Паркинсон смотрела на него исключительно округленными тупыми глазами, сладко улыбалась так, что он ожидал, когда мышцу на ее щеке сведет судорога, и говорила на темы, от которых Малфой был слишком, очевидно, далек. Мерлин свидетель, даже с такой матерью, как Нарцисса, он не разбирался в весенних коллекциях женской моды. Не разбирался в составах тоников для лица, чтобы поспорить с ней о полезности молочных кислот. И определенно не был достаточно компетентен, чтобы порекомендовать оттенок маникюра, который подходил бы подтону лица Пэнси. Если что он и вынес из этого разговора, так это то, что как собеседница, Паркинсон просто отвратительная, и он ничего не потерял от нескольких лет игнорирования ее. Натянув крайне любезную улыбку, он подобострастным тоном извинился за нужду отлучиться и направился к отцу. Паркинсон летящей походкой направилась в противоположную сторону, а Драко выдохнул, ожидая как минимум небольшой перерыв в виду того, что миледи не подходили к нему в присутствии Люциуса, а в разговорах между взрослыми он никогда не участвовал. — Лицо попроще, — процедил отец, когда он подошел к нему, — Ты не в конюшне, а на мероприятии, полном репортеров. Драко попытался изобразить безразличное выражение лица со слегка приподнятыми уголками губ, чтобы выглядеть капельку доброжелательно, но мышцы будто растекались от выпитого игристого. Он попытался контролировать медленно опускающиеся веки, но это вызвало только презрительный смешок. — Драко, — Люциус говорил тихо, с такой же вежливой улыбкой, но его глаза обещали чертову взбучку, если он не возьмет себя в руки. — Иди развейся, — приказал он, и, повернув голову, заговорил чуть громче, — Почему бы тебе не пригласить на танец юную леди? Указывая на близ стоящую чету Паркинсонов, под определение юной леди, к сожалению, попадала Пэнси, а не ее мать, которая, услышав нарочито громкое предложение, одобрительно кивнула. Улыбка Паркинсон на секунду стала растерянной, когда она переводила взгляд со своих родителей на Люциуса, видимо придумывая план отступления, который не был бы в край провальным. Но в итоге улыбнулась шире и вложила ладонь в с готовностью протянутую руку Драко, направляясь с ним на танцевальную площадку. С началом новой мелодии Драко уверенно повел их по кругу и умолял небеса, чтобы Пэнси не открыла рот. Ему не внемлили. — У тебя есть подобранная партия? — спросила она будничным тоном. — Будь у меня партия, ты бы не подошла? — так же буднично и делано вежливо уточнил Драко. — Значит нет, — она слегка прикрыла глаза. — У меня есть для тебя предложение. Предложения от Паркинсон, как он успел выяснить, угрожают включать в себя СПА-салоны, которые он предпочел бы посетить без ее компании, поэтому он промолчал. — Твоего отца должна привлечь идея наших отношений, по крайней мере на некоторый срок, — продолжила она так, будто снова заговорила о вышивке на ее бордовом вечернем платье, позволяющей вплетать чары в нити. — Моя семья сейчас занята каким-то многообещающим проектом, что сможет удержать его интерес, если все это не прогорит. Малфой поморщился, закручивая Паркинсон на месте, прежде чем продолжить движения. — Если ты заинтересована в помолвке, то этот вопрос решается не со мной, — дипломатичным тоном сообщил он, надеясь прервать разговор и дотанцевать молча. Пэнси надменно хмыкнула. — Ты не понял. Я предлагаю тебе не помолвку, а удобную для нас обоих отсрочку. Тогда Малфой наконец-то начал ощущать, как его веки вернулись на свою позицию, и он стал в разы бодрее. — Фиктивные отношения? — он пересекся с ней взглядом, когда они обводили другую пару. Паркинсон одобрительно улыбнулась. — Мы учимся на одном курсе, что позволит продвинуть идею о необходимой обстановке для налаживания отношений между будущими молодоженами. Оба не последние люди в списке приличных семей. Молоды и скоры на ошибки, что в будущем можно будет оправдать незрелостью. — Отношения до помолвки грозят оторванной головой, — рассеянно прокомментировал он, обдумывая какой ценой он сможет убедить отца дать добро, а потом выйти из этой истории без обручального кольца. — Всяко лучше какого-нибудь старого пня, который толкается пивным животом во время вальса, — лицо Пэнси выражало полное удовольствие, с которым модели на рекламных обложках представляют зелья от мозолей и натоптышей, но ее тон внезапно стал холодным. Тогда он понял, что ум Паркинсон заключается в том, что она вовремя умеет притворяться недалекой. Начни заправлять брюки в носки, и ты заметишь, как люди станут требовать от тебя меньше, — сказала она ему несколько месяцев спустя. И несмотря на то, что судьба Пэнси была незавидной, как и любой другой юной чистокровной ведьмы, его собственная будущая партия обещала быть потрясающей по заверению отца, и вряд ли абстрактный образ будущей Миссис Малфой стоил риска быть обрученным с Паркинсон. — По такой логике тебе может подойти любой наш однокурсник. — И кого мне выбирать? Крэбба? — сморщила носик Паркинсон, но немедленно вернула выражение своего лица к картинно благоухающему. — Тот же Нотт, вы же с ним общаетесь. — У Тео папаша чокнутый, с ним связываться себе дороже. — Пьюси? — Сам чокнутый. — Монтегю. — Я не переживу, если все будут думать, что у нас отношения, — скривилась Паркинсон, но в этот раз не слишком правдоподобно. Он решил оставить это. — Забини? — Его мать плевать хотела на британскую аристократию. — Гойл? — Ты серьезно? Если тебе настолько неприятно мое предложение, просто откажись. Малфой протяжно выдохнул. — Я отошлю тебе сову в течение недели с ответом, — пообещал он, и они отдали поклоны в конце танца. Из сего следует, что он любит Пэнси. Честное слово, он бы за ней примчался на другой конец Британии, если бы ей была нужна помощь. До войны Драко в течение нескольких месяцев жил с полной убежденностью и мирным принятием того, что она станет его женой, ввиду внезапной проснувшейся озабоченности их родителей. Она из тех друзей, которых ты планируешь сохранить до конца своей жизни. Но на данный момент он готов свернуть ей шею. Малфой раскрыл глаза от звука двери, отлетевшей в стену. Пэнси влетела в мужскую спальню будучи, как чопорно бы выразилась бывшая староста Стреттон, в неглиже, сразу же падая на его постель, не раздвигая балдахин и проваливаясь сквозь шторы. Со стороны Нотта послышалось копошение, и, видимо, ранний ураган разбудил всех в этой комнате; благо, старина Крэбб отныне ночует в жарких объятиях Помфри. — Я думала, я вчера надышалась той борсучьей травы, и у меня пошли дикие галюны, но кто бы мог подумать, что сегодня в трезвом уме я смогу вспомнить, как ты беседовал с Грейнджер, — Паркинсон приземлилась на его бок, постепенно сползая с его тела по мере речи, и ногой отпихнула штору балдахина, — Ищешь проблем? Прослушав половину ее речи, Малфой уткнулся лицом в подушку, чтобы избежать жгущего глаза света. Паркинсон завела руку и звонко шлепнула его по ягодице, и, убрав из голоса напутственную насмешку, неожиданно искренне попросила: — Не подставляй себя и нас. Да. Золотые долбоебы были для них запретной территорией. Они могли пережить Симуса или прочих кретинов, но контактировать с людьми, у которых социальная поддержка такого уровня — себе дороже. Получить по роже от Финнигана или от Уизела — последствия будут с существенной разницей, и это не о том, у кого удар поставлен лучше. Если Грейнджер захочет разрушить ему жизнь — ей будет достаточно щелкнуть пальцами. С этого момента за сопровождение дам до гостиной будет ответственен Блейз. Нахуй. Нахуй, нахуй, нахуй эту чокнутую Грейнджер с чокнутыми идеями в голове. Пэнси вздохнула и оттолкнулась от него, чтобы подняться с кровати. — Сладкие мои, подъем!***
Перед ней стояло три котла, на парте лежало шесть пергаментов, а минутная стрелка часов отбивает двадцать минут второго. Все на своих местах. В последнее время работа Гермионы преодолела хаотичный характер. Она должна сосредоточиться на химических реакциях, которые происходят между элементами зелья, она должна выворачиваться из кожи вон, вспоминая всю программу Зельеваренья и выискивая новую информацию из дополнительного учебного материала библиотеки. Каждое ее действие должно быть подкреплено причиной — почему она добавляет водоросли, а не кору рябины. Почему пять оборотов по часовой стрелке. Почему зелье должно остывать. Ответы на эти вопросы должны отскакивать у неё от зубов. Но вместо этого, за неимением идей, она смешивает то, что не имеет никакого смысла. Это злит. Потому что так Гермиона остаётся топтаться на месте. У неё нет планов, нет предположений, но она не может сидеть сложа руки, и потому все ее эксперименты сквозят некой истерией, которую Гермиона переживает из-за злости на саму себя. Впоследствии она приходит к выводу, что толку она от этого не добьётся, и начинает психовать по новому. И так по кругу. Гермиона лениво помешивала жидкости в котлах разной степени густоты, следя за тремя одновременно поставленными Темпусами. Одно из зелий она отставит в темный угол класса до полной луны, а остальные ей нужно продержать на огне некоторое время, прежде чем перелить в склянки. Она вытерла конденсат над губой, осевший из-за нахождения над кипящей жидкостью, и отошла к парте, чтобы доделать домашние задания на неделю. Гермиона хотела курить, но боялась эффекта осевшего табачного дыма на поверхности зелий в котлах, поэтому раздраженным жестом она провела ладонями по лицу и взяла перо, переписывая в эссе по Трансфигурации перефразированный абзац учебника перед ней. Трансфигурация. Профессор Макгонагалл. Гермиона непроизвольно сжала отчаянно затрещавшее перо и заставила себя расслабить ладонь, чтобы случайно его не переломать. Макгонагалл не справляется со своими обязанностями. Гермиона не была лучшим советчиком в ситуациях, касающихся субординации, но не заметить бреши в школьной стабильности не могли лишь первокурсники. Гермиона поняла, как это работает. Потому что, несмотря на наказание, она ни разу не появилась в зале Филча для надраивания котлов после первого дня отработок, и ей никто ничего не сказал по этому поводу. Небольшая дисциплинарная лекция и вынесение предупреждения является простой формальностью, но никому нет дела, как ты действуешь впоследствии. Вероятно, это стандартный подарочный пакет всем, кто по той или иной причине задерживался в кабинете директрисы с начала учебного года. — Гермиона, ты же должна подавать пример, — строгим голосом пеняла Макгонагалл. — Как я могу пресекать других студентов, когда даже ты ведешь себя отвратительно. Вспоминая о скормной выволочке, ей захотелось вернуться обратно в то время, и, глядя профессорше в глаза, сообщить ей, что она сломала Малфою нос, а потом переспала с ним же. Что вы думаете по этому поводу, профессор? На сколько недель отработок это тянет? Гермиона отложила перо, чтобы не поддаться соблазну написать это в эссе. У нее скрежетали зубы при воспоминании об этом разговоре. На нее вывалили ответственность за все случаи насилия, происходящие в школе этой осенью, будто она непосредственно была замешана в каждом из них. Возможно, выйти в гостиную Гриффиндора, облаченной только в флаг мира, будет достаточно хорошим примером. Идея после выпуска написать анонимное письмо с просьбой пересмотреть преподавательской состав показалась мноообещающей. Если его не рассмотрят, Гермиона могла бы его продублировать уже с подписью, в нескольких абзацах различными формулировками напоминая о наличии у нее Ордена Мерлина. Ее мечтания прервал писк Темпуса над одним из котлов, и Гермиона схватила стекляшку, чтобы перелить туда готовое зелье, привязать листочек с номером и ингредиентами и отставить его в шкаф. Проделав то же самое с оставшимися, она принялась за привычный ритуал. Расположив на парте настойку мандрагоры и лист вереницы, она собрала свои учебные материалы в сумку, убралась на рабочем месте и потянулась за склянкой под номером 29. Беладонна, вербена, веретенница. Гермиона стала намного терпеливей относиться к опытам. Несмотря на присутствие несильной паники, отражающейся в поддрагивании ее пальцев из-за готовности ощутить боль, ее сердечный ритм ускорялся совсем незначительно по сравнению с периодом, когда она только начала этим заниматься. Две капли упали вдоль ее предплечья, и легкими движениями она начала втирать субстанцию в частично ороговевшую кожу. Гермиона простояла в ожидании чего-либо в течение нескольких секунд, прежде чем выдохнула и приземлилась на стул. Она положила склянку в карман, чтобы привычным маршрутом вылить содержимое в раковину, когда будет в туалете, и промыть сосуд перед дальнейшим использованием. С тихим вздохом, Гермиона поднялась, и мир внезапно покачнулся. Встряхнув головой, прогоняя наваждение, она как в замедленном действии наблюдала, как мебель кабинета смазывается перед ее глазами, а волосы медленно пролетают перед ее лицом. Вспомнив о сумке, она подошла к крайней парте, и оступившись полетела вниз. С безразличным осознанием она наблюдала, как в течение нескольких секунд потолок аудитории отдалялся все дальше и дальше, пока она не упала на пол, влетая спиной в нижние ящики шкафа. Гермиона перевела взгляд на, вытянувшиеся перед ней, ноги и наблюдала, как весь мир пошел перед ней рябью. Будто воздух превратился в воду, а она дрейфовала в океане на поверхности волн. Она не чувствовала ног. Не чувствовала рук. Не чувствовала своего лица и осколков стекла, впившихся в ее бедро от, лопнувшей под ее весом, склянки. Медленно Гермиона подняла перед собой ладонь, чтобы посмотреть, как она то сжимается в кулак, то расжимается, и решила скатиться по шкафу вниз и просто лечь. В конце концов у нее ничего не болит. Тиски, сковывающие ее виски, больше не ощущаются железными щипцами, и она рассеянно улыбнулась. Ее голова была пуста. Она не помнит из-за чего она переживала, но помнит как ощущение обременения буквально мешало ей дышать. Сейчас она может дышать. Она вдыхает воздух полной грудью, ожидая захлебнуться от того, что он превратился в воду, но вместо этого ощущает покалывающее чувство наслаждения в груди. Гермионе кажется, что она может чувствовать, как молекулы кислорода стремятся по ее венам. Она представила, как кругленькие голубые молекулы обгоняют эритроциты в ее сосудах, и четко смогла в них увидеть образы рейвекловского и гриффиндорского ловцов. В ее венах играют в квиддич. На весь класс раздалось тихое хихиканье, и в поражении она распахнула глаза от того, как неподдельное счастье впервые так затапливает ее. В один момент она не может шевелить своим телом, а в другой уже слышит свой радостный смех, и ей даже не нужно задумываться о том, почему она хохочет, лежа на полу в пустующем классе в два часа ночи. Она может полежать так еще немного, решает она. В конце концов, Гермиона никому не мешает.