Теперь я знаю все: чем хладнокровнее вы будете рассчитывать, тем дальше вы пойдете. Наносите удары беспощадно, и перед вами будут трепетать. Смотрите на мужчин и женщин, как на почтовых лошадей, гоните не жалея, пусть мрут на каждой станции, — и вы достигнете предела в осуществлении своих желаний. Оноре де Бальзак
— Гермиона, ты меня очень выручишь! — приглушенно говорила Джинни, сидя на своей койке в Медицинском крыле, окруженная защитными чарами, ограничивающими любой контакт. — Я просто не могу пойти с младшими в Хогсмид. Не сейчас, — отчаянно прошептала она. Гермиона взяла бы ее за руку, если бы не этот щит. — Никаких проблем, — кивнула она, поднимаясь со стула. Джинни шептала разгоряченные благодарности, пока Гермиона скромно отмахивалась. Она отправилась в спальню, чтобы найти среди своих вещей блокнот, которым активно пользовалась будучи старостой. Таким образом, она оказалась здесь, на собрании старостата, подменяя Джинни, подцепившей Кошачий Грипп. Она не была в кабинете, отведенном для собраний больше года, и ничего не смогла поделать с тем, что глазами цеплялась за изменившиеся детали интерьера. И за изменившихся людей. — На самом деле, никаких нововведений нет, — ровным мягким голосом говорил Ангус Мэдлок, староста мальчиков от Гриффиндора, по дороге на собрание, — все, что касается новых правил безопасности сообщат на встрече, а по поводу остального можно не беспокоиться. Гермиона благодарно кивала, сжимая блокнот в кармане своей мантии и думала, что самым правильным решением было бы отказаться. Ситуация была своего рода чрезвычайной и вполне позволяла заменить Джинни кем угодно помимо нее, к примеру Роном. Однако она здесь, вытирает вспотевшие ладони об мантию, пока садится на галантно выдвинутый Ангусом стул, на самой, по мнению Гермионы, неудачной стратегической точке. В плане, место расположено прямо напротив доски, где стоят Главные Старосты, готовые начинать собрания, и с этой перспективы Гермиона благодарна Ангусу за учтивость к деталям, но на данный момент ее больше беспокоила Паркинсон, сидевшая по левую сторону от нее. — Начинаем собрание, — строго произнесла Хелен Долиш, палочкой махнув в сторону доски, на которой начали проступать слова. — Это основные положения от директрисы Макгонагалл касательно прогулки в Хогсмиде на этой неделе. На распечатках в ваших руках карта расположения патрулей: синим обозначены старосты, красным — авроры. Гермиона хмурилась, громко перебирая стопку выданных листов. Она непроизвольно напрягалась каждый раз, когда Пэнси шевелилась рядом с ней. — Студентам запрещено ходить группами меньше четырех человек: видите парочек или одиночек — пристраиваете их к кому-нибудь, либо берете под ручку и отводите обратно в замок. Запрещено использовать камины в заведениях для перемещения куда бы то ни было. Все резво пробегались глазами по новым положениям и запретам, будто не слушая Хелен, озвучивавшую главные моменты вслух. Гермиона уронила перо, которым делала дополнительную заметку на полях, и замерла. Казалось, никто не обратил на это внимание, но когда она наклонялась за ним, по какой-то причине ей было стыдно. Рядом с такой аккуратно элегантной Паркинсон она чувствовала себя слоном в посудной лавке. Она то дергает стопой, то пытается закинуть ногу на ногу и ударяется коленкой о парту, то слишком громко хлопает по столу, когда опускает перо, то несдержанно вздыхает. Гермиона внезапно чувствует себя чрезмерно суетной, хотя никогда раньше не замечала за собой такой нервирующей активности. Если бы кто-то так извивался рядом с ней, она бы отсела. Возможно, у неё было бы достаточно плохое настроение, чтобы сказать что-то отвратительное. Но Паркинсон терпеливо сидит, расслабленно откинувшись на спинку стула, и не выражает собой совершенно никакого недовольства, несмотря на то, что самый громкий звук с ее стороны — царапанье по пергаменту. — Выходим в час, возвращаемся четко в шесть одной группой. Запрещено покидать деревню без сопровождения старост или идти к ней самостоятельно, так что кто собирается идти — проведет там целый день. Исключение: плохое самочувствие, в случае чего группа авроров сопроводит больного до замка. Гермиона заерзала на своём сиденье, пытаясь устроиться так же расслабленно. Она откинулась на стул, пытаясь копировать Паркинсон, и просидела так предположительно меньше минуты. С громким вздохом она наклонилась вперёд и облокотилась локтями на парту. Не то. Она снова отклонилась от парты и попыталась закинуть ногу на ногу, нечаянно задев Паркинсон носком своей туфли. — Грейнджер, успокойся. Ты протрешь на стуле дыру. Гермиона почувствовала, как к ее щекам приливает кровь. — Подмена патруля не предусмотрена, — хаффлпаффка хмыкнула, переходя к своей любимой части, — поэтому запаситесь перекусом и памперсами. Кто-то вымученно простонал. — Это самое ключевое, с деталями можете ознакомиться самостоятельно. Вопросы? Гермиона по привычке подняла руку, открывая рот одновременно с тем, как ладонь взмыла в воздух. — Новые правила нацелены на оперативное координирование в случае нападения Пожирателей, — зарезюмировала она, не обращая внимание на слегка раздраженный взгляд Хелен, — но нет инструкций, что делать в случае реальной атаки. Ненадолго повисла тишина, пока Хелен не вздохнула, сжимая пальцами переносицу. — Министерство не считает, что кто-то решит напасть на школьников. На самом деле никто не считает. Стратегическая важность нулевая, поэтому все это — предосторожность для утешения родителей. Так что натягивай газетную улыбочку и позируй со всеми остальными — в этом наша задача. Гермиона кивнула, сжав губы. — Раз вопросов больше нет, переходим к тому, что вам будет необходимо зачитать перед студентами. Голос Хелен отошел на второй план, пока Гермиона всматривалась в карту Хогсмида, раскрашенную цветными точками. Это не было похоже ни на одну карту операций, которые демонстрировал Орден, скорее как картинка из детской книжки для упрощенного и более наглядного понимания. Гермиона почувствовала скуку, которая раньше всегда сопровождала ее за подобной бумажной волокитой. За последний год подобные детали выветрились из ее головы подчистую. Тряся стопой, она пропускала мимо ушей чужие слова, потому что перед студентами все равно выступит Агнус, а не она. Ее взгляд привлекли чужие наманикюренные ногти, отбивавшие ритм по деревянному столу. Гермиона отвела взгляд обратно на бумаги и почувствовала себя студенткой, пытающейся незаметно списать контрольную прямо под носом у учителя. — Как ты узнала, что это было проклятье? — спросила Гермиона шепотом. — Ты правда хочешь поговорить об этом сейчас? — Паркинсон озабоченно перевернула лист и не ответила. До конца собрания слизеринка не подавала признаков заинтересованности Гермионой, поэтому она терпеливо дождалась конца, выводя на инструкциях абстрактные узоры, не относящиеся к делу, и, шумно отодвинув стул, последовала за Паркинсон. Она быстрым шагом пошла по направлению, противоположном гостиной Гриффиндора, и сделала вид, что не слышит оклики Ангуса за ее спиной, стараясь отследить за каким поворотом скрылась темноволосая макушка. Заметив чужую фигуру в небольшом ответвленном коридоре, Гермиона бросилась за ней, выдыхаясь от легкой пробежки за считанные секунды. — Я жила с этой штукой, — запыхавшись выдала Гермиона, поравнявшись с Паркинсон, и подняла руку в воздух, подчеркнуто покачав ей, — несколько месяцев, и ни разу она не подавала признаков, свойственных проклятьям. Ты поняла это с первой минуты. — Потому что я видела с десяток подобных уродств, грязнокровка, — хмыкнула слизеринка, ускоряя шаг и оставляя гриффиндорку позади, даже не обернувшись. Гермиона проглотила злость, формировавшуюся на кончике ее языка, и выдохнула на четыре счета. — С десяток, — повторила она, жирно намекая, чтобы та продолжила, но Пэнси игнорировала ее. — Объяснись. — Ох, я думала ты в курсе, — деланно удивленно воскликнула она, прислонив руку к щеке. — Ну, знаешь, об этом писали всего лишь в каждой газете и в парочке учебников истории, так что я предположила, что… — Паркинсон, — с нажимом произнесла Гермиона, и слизеринка заткнулась. Прямо как в том кабинете несколько дней назад. — Та же концепция, что и с Темными метками, я уже это говорила, — черство выплюнула она, шаркнув ножкой. — Грейнджер, отъебись, будь добра. — Нет, — Грейнджер помотала головой, перебирая все возможные аргументы в своей голове, отказываясь даже рассматривать подобную возможность, — Волдеморт выжигал Темную метку на приспешниках заклинанием, которое колдомедики до сих пор не могут разобрать на составляющие, это не… — Мерлин! — заорала слизеринка, резко останавливаясь посреди коридора, и столкнулась с Гермионой грудью, когда развернулась в ее сторону. — Ты тупая? Совсем мозги растеряла? Или ты всегда была такой ограниченной, просто на контрасте со своими долбоебами выглядела эффектней? — прошипела она в лицо Гермионе. — Тысячи. Тысячи Пожирателей с метками и ты думаешь, что у Лорда было время проводить торжественную церемонию с каждым из них? — Гермиона проморгалась, вглядываясь в чужие глаза и решила, что хуже уже не станет. — Как ты думаешь, Беллатриса… Беллатриса знала это проклятье? — Гермиона проигнорировала зарождающееся чувство уязвимости, глядя как чужие глаза проясняются в осознании. Паркинсон развернулась к Гермионе спиной: — Конечно она знала. Гермиона по-идиотски остановилась посреди коридора и пыталась осознать эту мысль. Надпись на ее руке — клеймо аналогичное Темной метке, за исключением того, что она не имеет ключевых функций — вызова, отслеживания перемещений (она надеется) и прочей мерзости, которые удерживали Пожирателей повязанными даже после смерти Воландеморта. Первая проблема — Темные метки не сводились или, по крайней мере, еще не было найдено действующего метода, который не вел бы к смерти носителя. Вторая — если технология была такая же, то Гермиона должна была быть к кому-то привязана, правильно? Хотя это не проблема, ведь Беллатриса уже давно мертва. Но она привязывала не к себе, а к Воландеморту. Значит и Гермиону она могла привязать к кому-то еще. Но надпись носит очень… личностный характер. Возможно, это просто был ее каприз. Гермиона развернулась в смутных чувствах, задумавшись о том, чтобы перестать принимать таблетки, потому что сейчас ей больше всего хотелось выпить, и обнаружила фигуру, которая выжидательно стояла перед ней. Испугавшись внезапного свидетеля, Гермиона автоматически отшатнулась и потянулась к палочке, пусть Забини и не представляет для нее никакой угрозы. — Тебе пора завязывать, — получилось бы почти нежно, если бы его лицо не было абсолютно каменным. Гермиона встрепенулась и попыталась пройти мимо него, но он встал прямо перед ней, перехватывая ее руку. Левое предплечье, будто умышленно. Гермиона подавилась воздухом от стрельнувшей боли, когда Забини намеренно нажал большим пальцем поверх ее повязки, спрятанной под рукавом. Она вырвала руку из чужой хватки, вскрикнув от боли, когда чужие сжатые пальцы проехались вдоль шрама, и отошла на шаг назад, нацеливая на него палочку. Забини не выглядел впечатленным. Честно говоря, она вообще не уверена, что когда-нибудь видела эмоции на его лице, помимо скуки. — Что за нужда ошиваться рядом с плохой компанией, а, Грейнджер? — спросил он, кончиком пальца отодвигая ее палочку в сторону. — Какого хрена ты здесь делаешь? — прорычала она, рывком возвращая палочку на прежнее положение. — Иду в общежитие факультета, — сказал он, тряся стопкой листов перед ее лицом, — чтобы проинформировать студентов о новых положениях. Забыла? Она отошла еще на шаг назад и нервно облизнула губы. — А вот что ты здесь делаешь — вопрос, — ровным тоном протянул он, обводя взглядом ее фигуру. — Повторяю один раз, Золотая девочка, иди своей дорогой. Никому не нужны проблемы. — И что ты собираешься сделать? Угрожать мне? — хмыкнула она, делая вид, что ситуация полностью под ее контролем. Но это было не так. У нее не было ничего, что она могла бы противопоставить Блейзу Забини так же, как она сделала с Малфоем, или с Паркинсон, или даже с чертовым Деннисом. Забини не был открыто настроен против магглорожденных, Мерлина ради, он даже не участвовал в войне. Гермиона не могла швырять ему в лицо своим титулом, потому что он не являлся лицом, для которого данное положение вещей было опасным. Все, что ему можно было предъявить — это дружба с Пожирателем и обучение на Слизерине. Годрик, как же глупо. — О нет, зачем мне выяснять отношения с тобой? — картинно хохотнул он, заправляя ладони в карманы брюк. — Я просто подойду к Поттеру, и по, очевидно, случайному стечению обстоятельств сообщу ему свои беспокойства достаточно громко, чтобы все услышали. О том, что ты внезапно заинтересовалась подсобкой Слангхорта, — Гермиона почувствовала, как кончики ее пальцев, сжимающие палочку, поледенели, — или о том, как ты намеренно ищешь встречи со студентами моего факультета, с заведомо агрессивным настроем. Или об интересном проклятье на твоей руке, которую мне, якобы невзначай, довелось увидеть, и как старший префект я был просто обязан удостовериться в благополучии своей однокурсницы. Мулат не шевелился, все также расслабленно стоя перед ней, пока Гермиона медленно опускала палочку. Ей казалось, будто он начал занимать все пространство. Или будто она становилась меньше. Не составляло большого труда чувствовать себя смехотворно, стоя рядом с таким невозмутимым человеком. — Может для тебя все это выглядит как веселая игра, — презрительно продолжил он, — но твои развлечения могут стоить моим друзьям всего будущего, которое на их горизонтах и так отсвечивает с трудом. Тебе сказали отъебаться — ты разворачиваешься и идёшь в противоположную сторону, это вполне однозначная наводка. Забини привычным жестом закатал рукава своей рубашки, и Гермиона ничего не могла поделать с тем, как ее взгляд метнулся к чистому предплечью левой руки. Когда ее глаза вернулись к лицу Забини, на нем расплылся острый оскал. — Не поможет Поттер — я пойду к Макгонагалл. Старуха будет занята — я пойду к Скитер, которая заставит всех горожан встрепенуться, а уж они навалят писем Министерству, откуда недалеко до твоего старого-доброго приятеля Кингсли. Не поможет это — я свяжу тебя и лично доставлю в Мунго. И лучше тебе молиться, чтобы мое терпение не иссякло в процессе, и я не решил тебя просто отравить где-то между этими пунктами. Забини медленно наступал на нее, и она заставляла себя стоять на месте, используя последние крупинки своей силы воли, завалявшиеся где-то явно далеко, раз она не могла найти их так долго. Стоя почти впритык с ним и ощущая чужое мятное дыхание, Гермионе казалось, что его широкая фигура, в разы крупнее ее собственной, раздавит ее в следующую секунду. Ублюдок даже не стал тратить время на выяснение ее собственных больных точек и просто зашел с тыла. Она надеялась, что ее глаза горели гневом, который она ощущала под своими ребрами. — Ты казался более дружелюбным в Тайной комнате, — она попыталась сымитировать беспечный тон, но тревога уже успела перекрыть ей дыхание, — примерно тогда, когда ты цеплялся за меня, чтобы не сгореть заживо. Все, что он сделал, — приподнял одну бровь. Стоило оставить его там, чтобы Адское пламя подтопило холодный нрав. — Я не цеплялся за тебя, припадочная, — заметил он, делая шаг назад, — а за Уизли. Не причисляй чужие заслуги себе, а то пойдут разговоры про маститость твоего Ордена Мерлина. Он обошел ее, задев плечом так, что корпус Гермионы почти полностью развернулся от отдачи. Она погладила рукав на своей левой руке и быстрым шагом направилась к гостиной. Щека, которую она закусила, начала кровоточить.***
Кабинет, в котором Гермиона доводила себя до края несколько раз, помимо лаборатории служил и ее берлогой. Котлы были спрятаны в шкафу, который раньше служил мантиям, судя по одиноким вешалкам, а ингредиенты были раскиданы по многочисленным ящичкам. У Гермионы не хватило сил избавиться от такого количества добра. Она надеется, что сможет отыскать все, если это когда-нибудь ей снова понадобится. Книги по темной магии, которые она одалживала в библиотеке Блэков, либо были возвращены на свои места среди пыльных полок, либо остались в спальнях на Гриммо, где Гермиона время от времени ночевала. Возможно, она даже забыла одну книгу в каком-то плесневелом коттедже, где она провела всего пять ночей, и ей было капельку стыдно за это. Поэтому всю изученную информацию она будет вынуждена воспроизводить по памяти, полагаясь на выдрессированный автоматизм, который при произношении заклинаний сделает все за нее, и не позволит латыни выскочить из ее рта искаженно, что может привести к последствиям разной степени удовольствия. Гермиона сидела за пустой партой и рассеянно вертела палочку в руке. Во время войны решение прибегнуть к темной магии было очевидным. Плюсы перевешивали минусы в разы, и вопрос оказался закрытым спустя десять минут обдумывания. Но сейчас, когда над шеей Гермионы не висит гильотина, и на кон поставлено намного меньше, она не может решиться использовать ее снова. Ей не нравится положение вещей, по которому ей приходится полагаться на слово Паркинсон и уповать на ее опытность. Если проклятье на ее руке действительно имеет ту же основу, что и Темная Метка, то она может ждать помощи колдомедиков месяцами, а то и годами. Она может прямо сейчас отправиться по камину к Святого Мунго, и если слова Паркинсон подтвердятся, то… то она будет в полном дерьме. С практической точки зрения, потому что ей не смогут помочь. Она может надеяться на то, что отсутствие технических функций метки снизит сложность снятия проклятья, но ей нужны гарантии. В течение десятилетия Пожиратели Смерти обращались ко всевозможным волшебникам и целителям по всему миру, чтобы их метку сняли — это не должно было вызвать много проблем, потому что Воландеморт был фактически мертв. На тот момент их метка тоже не имела технических функций, как и шрам Гермионы сейчас. Тем не менее, решение проблемы найдено не было. Она слышала, как кто-то отпиливал себе руку, но она не будет прибегать к этому, пока не достигнет крайней точки отчаяния. С точки зрения личностной замешанности: ей не помогут, но проблема станет гласной. Встанет вопрос, какого черта она все еще жива, по той причине, что темное проклятье буквально высасывает светлую магию вместе с жизненными силами при неимении темного резерва. И тут всплывет использование Гермионой Темной Магии в достаточном количестве, чтобы сформировался резерв, сохранявший ей жизнь в течение несколько месяцев. Оттуда недалеко до журналистов с их длинными носами, и дальше будет кошмар. Учитывая показания, что были предоставлены на ее послевоенном суде, отрицающие все вышесказанное. Опытные колдомедики без особых трудностей смогут распознать следы… личной инициативы Гермионы в лечении проклятья самостоятельно, и там уже наибольшей ее проблемой будет не шрам, а отделение Душевнобольных. Если она собирается обращаться к колдомедикам, ей по крайней мере стоит изучить, как признается дееспособность волшебника. Другими словами, Святого Мунго — крайнейший вариант, к которому она прибегнет, только когда будет при смерти. И сейчас она может либо продолжить разрабатывать снадобье и опробовать парочку скляночек с готовыми зельями, которые остались с прошлого раза, либо практиковать Темную Магию по любезной наводке Паркинсон. Слова Малфоя из ее сна, которые являются не более, чем продуктам ее воспаленного подсознания, крутятся в ее мыслях, как формула к заветному решению. — Зачем сворачивать шею, если можно сломать хребет? — отстраненно шепчет себе Гермиона. Она может обманывать себя тем, что у нее нет иного выбора, кроме как вспоминать заклинания, подсмотренные в библиотеке на Гриммо, и оправдываться своей иерархией приоритетов, которая ставит общественное признание выше собственного здоровья. Но на самом деле это было очевидным решением. Зачем пытаться избавиться от Темной Магии, терпя такие ущербы, если можно просто сделать из себя сосуд, в котором та бы мирно прижилась? Она бы попсиховала еще парочку дней, но в любом случае пришла бы к этому. — Кларитас, — едва слышно произносит она, автоматом выводя руну, и чувствует, как воздух вокруг нее сдвигается. Как будто валун внутри нее, закупоривающий родниковую воду, отодвинули, и ключ хлынул тонкой струйкой. На кончике ее палочки вспыхнул тусклый огонек красного цвета. Все внутренности Гермионы будто остановились на мгновенье, чтобы снова заработать с двойным усилием. Она не может отнести это чувство к конкретной части тела, оно скорее разливается по каждой ее магической нити, окольцовывавшей ее сосуды и кожу. Будто она сделала глоток воды после длительной засухи, и ее конечности оживляются, как у растения. Темный резерв в ней приходит в действие. От него почти ничего не осталось. Либо он исчерпался шрамом на ее руке, либо сам «выветрился» из-за неиспользования — Гермиона не разбирается как это работает и не может сказать наверняка. Она выпрямляется на стуле, набирая больше уверенности, и огонек на кончике ее волшебной палочки вспыхивает ярче. Она прекращает заклинание коротким взмахом, и направляет палочку на сумку. — Адсургере Экуо, — уверенно произносит она и поднимает сумку в воздух, перемещая ее на парту перед собой. Она снова чувствует себя первокурсницей в кабинете Профессора Флитвика на курсе Чар для начинающих. Сумка дрожит и перемещается по воздуху прерывными толчками, но Гермиона доводит ее до нужной точки и прикладывает дополнительные усилия, чтобы мягко опустить на поверхность. Недовольно нахмурившись из-за результата, Гермиона повторяет заклинание и поднимает сумку над партой, просто чтобы подержать ее в воздухе. Она чувствует, как ткань рубашки под ее подмышками стала влажной, и с грохотом опускает вещь обратно. Что ж. Она сможет над этим поработать. Маленькими заходами и без особых усилий, чтобы от нее не начало фонить Темной магией. Это вполне выполнимая задача, — решает Гермиона и не обращает внимания на то, что ее рука стала зудеть меньше.