Проклятый

      Лейтенант-коммандер — начинающий грабитель мелкого пошиба — и его подельница сидели в каре молча. Остекленевшие глаза батарианки смотрели вперёд, затем она все же разомкнула сжатые губы:       — Цветочный магазин.       — Да, — согласился Малис.       — Мы хотим ограбить цветочный, мать его, магазин.       — Не совсем, — педантично поправил турианец, закладывая крутой вираж в тоннеле. — Если присмотреться к логистике, которую возможно проследить, то внезапно оказывается, что данный рассадник всякой флоры почему-то заодно является и крупным транспортным узлом. В том числе, для каров, непригодных к перевозке растений. Бад проверил некоторые из камер частных охранных систем — те, что смог взломать — и нашел несколько каров, явно принадлежащих сотрудникам компаний рангом покрупнее. Возможно, с собой они возят уйму кредитных стиков, изъятых из оборота без ведома правительства станции.       — Они могут что угодно с собой возить, — озадаченно буркнула Гайра. С этой точки зрения она «цветник» не рассматривала. — Хоть редкие семена или ту же наркоту.       — Тогда... придумаем, что делать, — помрачнев, сказал он. Напарница ухмыльнулась:       — Не хочешь брать товаром?       — Оружие я ещё мог бы переправить по своим каналам, но точно не наркотики. Да и не стал бы.       — Презираешь наркоманов... ясненько.       — И что же тебе «ясненько»? — на мгновение повернув голову, спросил Малис. Сухо, недовольно.       — А то, что ты хочешь побывать на Омеге и выйти чистеньким, — с глубоко запрятанной горечью сказала она, взмахнув рукой в неопределенном жесте. — Так не получится.       — С чего тебя вдруг так тронула тема наркоманов с Омеги? Сама ни на чём не сидишь случайно, а?       В его голосе теперь отчётливо слышались лёд и сталь. Гайра мотнула головой, глядя куда-то в окно кара:       — Не, я чистая, босс. Это дерьмо не заберёт мою жизнь, не волнуйся.       — Как скажешь, — бросил он и одновременно повернул кар направо, да так, что батарианку прижало к борту. Древняя разваливающаяся на ходу машина протестующе взвыла двигательной установкой в корме, но турианец уже вырулил к тому самому проходу, откуда они начали «покорять Омегу». Аккуратно опустил рухлядь на землю и выбрался наружу, хлопнув дверью. Вообще у той ещё работал режим автоматического регулирования, однако Тевкридену в этот момент хотелось именно хлопнуть дверью. Для начала обругать себя за глупость, поскольку к деньгам вывод однозначно не вёл... хоть и цены на некоторые растения из ассортимента «Ориона» поражали. Это могло оказаться верным признаком вывода денег. Кроме того, владельцем центра флористического дизайна, или, говоря словами Гайры, цветочного магазина, значился непримечательный и абсолютно чистый перед законом человек по имени Д. Джонс.       Что не могло не настораживать.       А ещё ему очень хотелось хлопнуть дверью для того, чтобы унять раздражение от необходимости использовать план Б. Казалось бы, как всё просто и доверительно происходит... и какая стена вырастает, стоит лишь подобраться к основанию.       — Пошли, чего застряла, — сказал он, не поворачивая головы и направляясь в тот единственный проход, что вёл к их жилищу и оперативной базе. Батарианка, неторопливо покидавшая машину, только недовольно хмыкнула. Но промолчала и поспешила за ним.       Внутри турианец, особо не мешкая, скинул броню и облачился в нечто наподобие матерчатых черных штанов и серой накидки, укрывавшей его костяной торс и застегивавшейся на косую магнитную полосу. Казалось, его длинные руки никак не могли найти покоя — сейчас Малис взял инверторный аппарат и направился к левому дальнему углу склада, доселе пустующему.       — Ты чем хочешь заняться? — крикнула Гайра, сидящая на медицинском ложе. Скрестив босые ноги, она в очередной раз штудировала собственные записи семилетней давности.       — Запасным вариантом.       — Дырку в стене проделать, что ли?       — Не угадала, — хмуро сказал турианец. — Люк, и не в стене, а в полу. Под нами шахта для кабель-каналов и прочих коммуникаций, так что я продырявлю обе платформы резаком и сделаю путь для отхода на всякий случай. Хотя размер прохода там такой, что особо не побегаешь. Разве что волус сможет выпрямиться в полный рост.       Гайра заметила:       — Тебе там вообще ползти придется тогда.       — Не слишком долго, но метров сто пятьдесят отделяет нас от главной магистрали коммуникаций. А там и грузовик проедет, — кивнул он, примериваясь поудобнее к плитам пола. Резак издал мерзкий и довольно громкий зуд — режущая часть использовала лазер, однако конвертер явно барахлил, поэтому Малису пришлось повысить голос: — Как успехи с тайными шифрами?       — Хреново, — отозвалась батарианка, потирая виски пальцами. — Не могу сосредоточиться, когда постоянно на что-то отвлекаемся. Так бы уже давно соединила это в одну схему, потому что ваши учёные как раз круто покопались в чужом дерьме.       — Может, пока глянешь детектор, который мне собрали?       — Не, потом... мне кажется, тут есть другой принцип работы, подстрочный, который не зависит от расстояния преобразования, однако как раз его поймать не могу, — усталым голосом ответила Гайра. Она медленно потерла обе пары глаз, затем упрямо вперила взгляд в планшет.       Через некоторое время, когда Малис уже почти довёл первый разрез в толстом, но податливом металле до конца, он услышал возмущенный вопль и вздохнул. Кажется, теперь пора было полностью опрокинуть стол со ставками и чужими картами, тем самым обнажив их лицевую сторону. Турианец медленно выпрямился, уклонившись от протянутой наискосок металлической балки и развернулся на сто восемьдесят. Происходящее у той стены, где стояли медицинские ложементы, его ничуть не радовало, однако было необходимо.       На кровати, плотно стянутая коконом невидимого силового поля, лежала Гайра и бессильно изрыгала проклятья. Причём в этот момент ругательства женщины были направлены не на Малиса, а на чертов кусок бесполезной рухляди. Хотя досталось и тому, кто его приобрёл, разумеется.       Тевкриден поискал глазами сумку, которую принёс с собой ещё с корабля, и открыл её боковой карман. Там лежал футляр из белого пластика, который, как надеялся турианец ранее, ему не придется применять по назначению. Однако Гайра подвела. Очень сильно подвела, говоря откровенно. С каменным выражением лица он приблизился к кровати, на которой лежала почти недвижимая напарница и подчинённая — пошевелиться ей не давало силовое поле, и уселся на своё точно такое же ложе.       — Эй, выпусти меня! — бушевала Гайра, мотая головой. — Я глаза на жопу натяну тому еблану, который вконец охерел и решил впихнуть тебе эти злоебучие кушетки! И тебе тоже! Блядь, Малис, чем ты думал вообще?!       Сухой — но с ноткой сожаления — тон заставил её заткнуться. Почти моментально.       — Это не его недосмотр, а мой план. Запасной, конечно... но сгодится и такой.       — На Омеге, что, мало шлюх для... — начала было батарианка, но снова осеклась и вздрогнула, увидев его взгляд. Опять там пылал тот странный огонь, что грозился сжечь весь мир... если его не направить в нужное русло. А Малис, кажется, именно сейчас не желал этого делать.       Он покачал головой:       — Дело не в шлюхах. Именно сейчас ты — истинная представительница Омеги. Омерзительная, презирающая сама себя, вырвавшая своё возмущение из ничего, которое тебе ещё и должно осталось. Твоя неспособность мыслить, рассеянность и одновременно отсутствие серьезности, крайнее легкомыслие — жалкая тень тебя прежней. А ведь я задал прямой вопрос, и ты предпочла соврать. Что это? Страх?       — Какой ещё вопрос? — тихо произнесла она. Тевкриден вздохнул:       — А есть смысл повторять? Хорошо. На чём ты сидишь?       — Ну, подумаешь, закинулась пару раз, — иронично искривила губу она, не желая сдаваться. — Стимуляторы...       — Я говорю не о стимуляторах, — жёстко обрубил турианец. — Ты сидишь на рюхвэнксе, «молоке духов». Отсюда постоянная, хоть и легкая дискоординация, которую я заметил во время перестрелки. Отсюда подавление активности мозга, фрагментарные провалы в памяти, неспособность сосредоточиться, быстрое наступление усталости. А ещё — интенсивное подавление боли. Ничего не забыл?       Ответом на горечь и иронию в его голосе служило только молчание. Гайра буравила глазами пространство где-то выше и левее его головы, зеленоватые губы побледнели, тщательно сжатые. Поэтому Тевкриден только мрачно сказал:       — Видимо, это «да». Ты договорилась со мной, что внесешь посильную лепту в расследование, планируя при этом жрать «молоко» у меня за спиной. На те деньги, предполагаю, которые я дал тебе, чтобы купила одежду. Но не это самое странное, а то, что в твоём досье, кропотливо собранном инфо-отделом, есть указание на возможное сотрудничество с теми, кто специализируется именно на распространении этой дряни.       После длинной паузы он добавил:       — И я очень надеюсь, что ты не наркокурьер, а просто поглощаешь рюхвэнкс тоннами, чтобы с чем-то справиться. Или окончательно себя угробить.       Она метнула на него затравленный взгляд, наполненный одновременно страхом и ненавистью:       — Чего ты хочешь?!       — Я хочу, чтобы ты включила мозги. Но для этого сначала необходимо эти мозги вылечить.       Похлопав по футляру, Малис проскрипел:       — Так выглядит батарианский армейский детоксин, трёхкомпонентная формула, которая очищает организм от любых сторонних веществ. Солдатам обычно рекомендуется удалить все импланты, но у тебя их, насколько мне известно, никогда и не было. Чем раньше начнём, тем быстрее ты освободишься от сковывающих цепей. И в прямом, и в переносном смысле.       — Нет!       — Заметь, я не спрашивал твоего разрешения, — поднимаясь, произнёс турианец. — И, да, мне самому очень не хочется так поступать. Во-первых, хоть ты и предала наш договор своим поступком, отвечать другим предательством неправильно...       — Уйди от меня, садист ёбаный!       — ...и, во-вторых, — продолжил он, ничуть не сбиваясь с ритма речи, — процедура очень болезненная. Как бы ты не клеймила меня садистом, извращенцем — кем захочешь — я далёк от намеренного причинения тебе боли.       — Ты охуеть как близок, мудила...       Вопреки дерзким словам, из глаз женщины текли слёзы. Увидев автоматический инъектор, в который набиралась первая порция антидота, она сделала очередную попытку вырваться, но только ещё раз дернула головой. Медицинское — пыточное — оборудование держало крепко. Сглотнув, Гайра тихо проговорила:       — Не делай этого. Я завяжу... я...       — Ты соврешь мне ещё раз. А потом ещё и ещё, — безжалостно произнёс Малис, но в следующей его фразе прозвучало, скорее сочувствие:       — Осталось понять, был ли здесь хоть какой-то мотив. Потому что меня не покидает ощущение, что у тебя... было основание. Хотеть смерти или забвения, а не просто лишний раз ширнуться.       Почти неощутимая иголка из закалённой медицинской стали беспрепятственно прошла поле, проткнула зелено-серую пигментированную кожу, и батарианка тихо заскулила. Боли ещё не было... но она откуда-то из прошлых жизней помнила, что такое универсальный детоксин.       Вводили ли его учёной, бойцу, работнице «Невиан глайдерз», стриптизерше с Омеги, участнице спасательной экспедиции в Гнездо Коршуна или героине, почивающей на заслуженных лаврах (а может, просто кому-то на её глазах), затуманенное наркотиком сознание Гайры Билеах уже вспомнить не могло.              ...в те редкие моменты, когда она могла заснуть и забыться в череде липких, отвратительных видений, больше похожих на канализационные стоки, чем на сны, боль услужливо вырывала её оттуда. И самое ужасное, что она не была однообразной — периоды долгого, монотонного ноющего ощущения во всем теле, когда ломило и суставы, и мышцы, сменялись резкими уколами в животе, словно безымянное чудовище насаживало её на рога.       Детоксин устраивал всем системам организма (по большей части, эндокринной) настоящее испытание, которое мог придумать только армейский врач-садист. Впрочем, он и предназначался для очистки от поражающих веществ типа боевых газов, когда выбор стоит между смертью и болью. Именно поэтому Малис не хотел его применять. Турианские аналоги действовали похоже, хоть ему и не доводилось испытывать их на себе, поэтому лейтенант тянул до последнего... и теперь, смотря, как она пытается вырваться из незримых оков, корчась от боли, теряет сознание и снова, открывая затуманенные глаза, материт его так, что дрожат стены, он не вполне был уверен в своей правоте.       Но в то же время Тевкриден знал, что по-другому нельзя. Психотип Гайры напрягал в качестве вероятного напарника, и добровольное лечение она бы точно не приняла.       «Чёрт, я даже обезболивающее ей не могу дать», мысленно вздохнул турианец, отправляясь за салфетками и полотенцем, когда напарницу стошнило. Кровать сама отрегулировала подголовник так, чтобы пациент не захлебнулся рвотой, а вот система очистки здесь не работала. Работала на его ложе, однако там накрылось стабилизирующее поле, и Малис попросту не мог переставить детали за этот короткий срок. А болеутоляющее... детоксин бы мгновенно вывел его из организма. Разве что какие-то нейроподавители, и то — на Омеге покупать тонкую аппаратуру, что контактировала с мозгом, здравый смысл ему запрещал.       Тевкриден видел, как она страдает. Не мог всё время на это смотреть, поэтому стащил кресло вниз и занялся омнитулом. Заодно связался с Бадом и запросил всю доступную информацию по Кхаршану, столичной планете бывшей Гегемонии, где до очередного бегства обитала батарианка.       Её сородичи после реконкисты в созвездии возвращались целыми поселениями. Гнездо Коршуна теперь было очищено и представляло собой некий новый — хоть и старый — фронтир, который юридически полностью принадлежал батарианцам как колыбель их цивилизации. Несколько Жнецов контролировали прибытие и расселение тысяч и тысяч обитателей, и первое время места хватало всем. Закладывались новые города, возобновлялись выработки минеральных месторождений, даже уцелевшие специалисты с учёными понемногу стягивались, возрождая академическую и образовательную среду.       Глоток свежего воздуха, поскольку многие, до войны бежавшие в системы Терминуса именно из-за паранормального и крайне нелояльного к собственным гражданам правительства Гегемонии, видели в переселении новую надежду. И, хотя определенные конфликты были неизбежны, всё же повторная колонизация родины продвигалась вперёд.       Вот странно только, что посреди возрождения Гайра Билеах не занималась буквально ничем.       Малис знал — она не созидатель. Возможно, относить батарианку хотя бы к оптимистичному типу существ, обожающих своё дело, также было ошибкой, однако среди всех баз данных, доступных гету и заботливо отправленных в память его инструмента, турианец не нашёл вообще ничего. Ни имени, ни фамилии, только несколько новостей семилетней давности. О, да, Гайру чествовали... хотя не похоже, что в репортаже она радостно улыбается. Скорее, готова выбить журналисту глаз или раздробить челюсть.       А после этого — пустота. Исчезла из поля зрения камер, из трудовых записей, её недвижимость в Сьоре продана три года назад за мизерную сумму. Логично, учитывая, что на послевоенных руинах закладывалось несколько городов, и места хватало всем.       Электронные мозги Бада и более органическая структура Малиса пытались совместно откопать прошлое, основываясь на очень зыбком фундаменте. Психотип, знание привычек, характера, профессиональных навыков. В итоге и тот, и другой пришли к выводу, что батарианка не работала, а просто наслаждалась жизнью на лаврах победительницы. Зная это, время продажи квартиры и данные из досье, можно было сделать несколько выводов.       Первый: учитывая роскошь, женщина могла банально пойти по наклонной. Пробовать всё худшее и худшее, пока не дошла до рюхвэнкса. В такое развитие событий можно было бы поверить, если не знать тот факт, что она всегда отзывалась о «торчках» с презрением. С алкоголем были проблемы, определенно, однако не с наркотиками. Закостеневшие привычки изменить очень сложно... в случае, при котором подобное изменение не вызывало событие, слишком тяжёлое для того, чтобы пережить при помощи лишней бутылки спиртного.       Кроме того, рюхвэнкс не был ни самым безвредным, ни дающим наиболее сильные эффекты «кайфа». Ещё одна маленькая монетка на противоположную чашу весов.       Пыталась ли она забыть нарочно, интенционально? И, если пыталась, то что?       Турианец продолжил копать. Он обладал неплохой смекалкой, но аналитические способности молодого офицера во многом зияли прорехами, и ему хватало смелости это признать. Тем не менее, в настойчивости и потенциале к рытью (во многообразии информации) Малису могло позавидовать самое совершенное горнопроходческое оборудование.       С кровати донёсся новый стон, он бросил взгляд, убедился, что всё в порядке — насколько вообще могло быть в порядке — и, вздохнув, снова погрузился в чтение.              Мозг чувствовался ненужным сгустком киселя из плоти и грязи. Впрочем, как и всё тело. Боль ушла, оставив только противную, липкую слабость, предельное истощение организма. Сейчас Гайра могла пошевелить только пальцами рук, да ещё в нервном тике держалась жилка на шее, сразу за наростом, спускавшимся от нижней челюсти.       Ещё она хотела убивать, хоть и понимала в глубине души, что она не противник своему нанимателю... поработителю, который, прикрываясь благими делами, подставил её. Прошло ещё несколько веков, прежде чем она смогла приподняться хоть на пару сантиметров — батарианка вставала, как сломанная кукла, ища опору и скользя на ненадёжной ткани медицинской кровати. Наконец, она, вместо того чтобы подняться на ноги, с шумом упала и выматерилась, шевеля непослушными пересохшими губами. Моргнула, сгоняя пелену, поочередно обеими парами глаз, затем всеми сразу, приподнялась на непослушных руках и спиной прислонилась к пыточному ложу.       Малис вздрогнул от громкого звука и, открыв глаза, понял, что Гайра очнулась. Проморгавшись — турианцы приходили в сознание довольно быстро — он встретил её ненавидящий взгляд со стальной уверенностью. Сказал:       — Еда прямо за тобой в закрытом контейнере.       — Отъебись, — выплюнула она одно-единственное слово с такой злостью, как будто хотела этим застрелить мучителя. Тот не среагировал на её эмоции и продолжил:       — Мне всё это время казалось странным, что обеспеченную и сытную жизнь мыслителя-гедониста ты вдруг сменила на шаблон бомжа-наркомана, который каким-то непостижимым образом вдруг остался должным чуть ли не половине планетарных воротил. Пусть и планета была весьма отстойной.       Батарианка нарочно громко чавкала едой — массивным сэндвичем, который чуть ли не вываливался из немощных пальцев. От неё несло потом и блевотиной, но Гайра упорно решила не обращать внимания на Тевкридена. Хотя заглушить его голос не могла, и внутри это доводило её до белого каления. Вот только желудок проголосовал за то, чтобы отринуть сомнения и впиться острыми зубами в еду. Торопливо отхваченные куски она запивала найденным тут же энергетиком, которого нашлась целая упаковка, уже распечатанная.       «Ёбаный предусмотрительный мудак».       Его голос продолжал мерно гудеть. Сейчас он казался самым отвратительным звуком во Вселенной.       — ... поэтому я решил проверить подозрения и выбрал несколько известных событий, которые могли произойти неумышленно. Однако повлечь за собой груз вины. И размотал с помощью Бада каждое из них до конца. Во всяком случае, так считает он, я не вполне уверен.       — Иди нахер. Я не буду тебя слушать.       — Можешь в любой момент подняться и уйти, как только почувствуешь себя способной на это, — спокойно ответил Малис.       Он издевается?!       Хотя... да нет, не может он быть настолько твердолобым. Турианцы все в определенной степени такие, но этот побил все рекорды.       — В общем, — его жвала слегка дернулась, что могло означать как ироничную скользкую усмешку, так и раздражение, — как только доберусь до сути, подай мне знак какой-нибудь, яростный вопль хотя бы.       Батарианка упорно хранила молчание. Она взяла второй сэндвич, однако те были действительно гигантскими. Кажется, одного хватило. Или? Отщипнула небольшой кусочек, прислушиваясь к себе, но внутри организма весь оркестр играл невпопад.       — Гибель группы в горах... не увлекалась альпинизмом? Ладно, не знаю, насколько это похоже на тебя, а вот досье прямо кричит, что вряд ли. Тогда... авария на каре из проката?       — На кой хер тебе нужно докапываться до всего и выяснять? — процедила она. Малис кивнул:       — Значит, это. Ты странно себя вела, когда мы заходили в прокат на Омеге. Складываем три и три — получается, как ни странно, всегда шесть. Застарелая травма.       — Заткнись. Психолог ебучий.       — А знаешь, что самое странное?       — Заткнись-заткнись-заткнись.       — Что я примерно даже понимаю обстоятельства. И почему ты больше не пьешь. Хотя не последнюю роль, конечно, играет несовместимость рюхвенкса с алкалоидами, однако бросила ты наверняка раньше.       — Блядь, — она затравленно посмотрела на него, — тебе обязательно это делать?       — Видишь ли, какое дело... — после длительной паузы произнёс турианец, она зарычала и прикрыла голову руками, — в современном мире настолько много информации заносится в компьютеры, что просто удивительно, как многие их игнорируют. Можно узнать всё, что творилось на другом конце галактики, особенно если обладать определенными навыками во взломе. Или иметь гета-помощника. И регистрационный номер транспортного средства, хоть и снятого на подставное имя, и технические логи с бортового компьютера. И подробности инцидента, и количество жертв. И даже фотографии полуразрушенных апартаментов в высотном здании.       Батарианка тихо заскулила и попыталась заткнуть уши. Малис безжалостно повысил голос:       — Вот только моё внимание привлек ещё один факт. За последующие пару лет произошло не менее двадцати семи подобных случаев именно с этой моделью кара — потеря управления и несрабатывающий ограничитель автопилота, и двадцать пять исков были удовлетворены в пользу истца. Что заставляет думать, что в произошедшем твоей вины не было... или, по крайней мере, она не только твоя.       Он встал, выпрямившись во весь огромный рост, и подошёл к ней, бросив планшет на соседнюю кровать. Плоские ноздри уловили неприятный кисловатый запах, скорее, смесь запахов, заставив турианца хмыкнуть. Её место для сна выглядело не лучшим образом. Гайра молчала, силясь переварить то, что ей только что сказали. Не было никакого озарения, камень — если он там имелся — не упал с души. Но в монолитной глыбе презрения к себе, которую она сама возвела, появилась трещина. И это было лучше, чем ничего.       Малис допустил ещё одну секундную паузу, замешкавшись, затем присел на край ложа и произнёс:       — У тебя есть такое. Черта характера, наверное. Винить во всём себя и страдать от этого годами, семь лет назад я был ещё сопляком, но всё равно понял: ты укоряла себя за то, что до войны оставила Кхаршан.       — Малис, блядь... — отняла она руки от ушей и со слезами и одновременно вызовом в черных глазах уставилась на него. Тевкриден вытянул палец и стукнул её по лбу, сказав со странной интонацией:       — А теперь приведи, пожалуйста, в порядок свою гребаную умную голову и давай работать. Каждый из нас троих делает то, что от него требуется, мы распутываем всю эту херню с похищением и кладём прожитое в копилку хороших воспоминаний.       — Почему? — зачем-то спросила она. Турианец развел жвалы:       — Потому что у нас нет ничего, кроме собственного опыта. И я не раз убеждался, насколько он может быть разрушительным.       Гайра посмотрела в сторону, сглатывая ком в горле:       — Ты всё это придумал... с делами и прочим. Какое-то, блядь, волшебное совпадение. Чтобы получить хоть какую-то пользу от меня, чтобы я не висела балластом.       — Второе отчасти верно, — заметил Малис, — но данные по искам к производителю все здесь, на планшете. И большая часть верифицирована — не только статейки в СМИ, но и судебные записи, суммы денежных трансферов и так далее. А ещё на тебе висит груз прошлого, не давая действовать.       — А ещё... — попыталась было сказать она, но её бесцеремонно перебили:       — А ещё тебе нужно помыться. Очень.       — Вот же сука турианская, — разбито прошептала Билеах. Она уже прикидывала, как будет подниматься на ноги, однако до претворения данных планов в жизнь, судя по состоянию внутренностей, было ещё несколько световых лет.       К счастью, его «доброты» хватило, чтобы помочь ей подняться.