Голод

      1 февраля, 1994г.       — Торопитесь!       Гермиона наблюдает за мальчиками, тяжело дыша от холода. Лёгкие саднит, а мышцы ног горят, когда она нажимает на педали, ускоряясь.       — Ну же, — Гарри задыхается, лихорадочно осматриваясь по сторонам. — Заезжайте, давайте!       Гермиона испускает последний воздух, прежде чем они заворачивают в старый парк. Ворота, будто призывая, приоткрыты, а ветви голых деревьев мерно покачиваются. Ветер свистит в ушах.       Гермиона кашляет, когда они резко останавливаются возле полуразрушенной статуи Архангела Михаила. Она опускает велосипед на траву и опирается руками о коленки, тяжело дыша. Её глаза прикованы к увековеченному Ангелу, что, приподняв одну руку к небу, отвечает ей. Сердце пропускает удар.       — Гарри...       — Там были полицейские, — хрипит Поттер. — Мой отец запретил ходить сюда, но... Я не знал, что они будут проезжать мимо.       — Ну, — Гермиона поднимает на него глаза. — Я, наверное, не удивлена. И всё-таки...       Гарри ловит её взгляд на себе, однако не отвечает. Что-то не так — Гермиона поняла это с тех пор, как он выдернул их из дома, ничего толком не объяснив. Если бы отец не работал, он вряд-ли бы отпустил её зимним вечером бог знает куда на велосипеде.       — Что это за место? — спрашивает Рон.       Гермиона зажмуривает слезящиеся глаза, прежде чем поворачивается к нему. Он пошатывается, опускаясь на траву, покрытую грязным снегом. Здесь кто-то был — она видит следы обуви, которые легко проследить по всему периметру, где они находятся. Это были либо подростки, как они, либо люди, которым нечем заняться. Она хмурится.       Сомневаюсь, что Гарри привёл нас сюда только для того, чтобы прогуляться, — думает Гермиона, обнимая себя руками. Ей так хочется уйти от холода, бьющего в самую грудь.       — Заброшенный парк.       Гарри бросает свой велосипед рядом с её и замирает в нескольких дюймах. Он смотрит на землю, рассеянно проводя грязной рукой по волосам. За полчаса до этого они угодили под дождь.       Рон фыркает.       — Я вижу, — его бормотание заглушает ветер. Он хмурится. — Не часто я это делаю, но согласен с Гермионой. Какого чёрта мы сюда приехали? Ты типа прячешься от них или что?       — Зачем ты нас сюда привёл? — спрашивает Гермиона, проводя рукой по замёрзшему носу.       Её пальцы околели от холода, и она едва удерживает себя от того, чтобы не отобрать у Рона перчатки. Она с завистью смотрит на то, как он опускает руки в карманы и поднимает взгляд на пасмурное небо. Ночь постепенно опускается на город.       — Две недели назад... или около того здесь видели Блэка. Я не...       Коленки Гермионы подкашиваются, когда слова о преступнике срываются с уст Гарри. Она чувствует, как её глаза невольно округляются, а сердце учащает свой ритм.       — Что? — Рон резко опускает голову, впиваясь взглядом в Гарри. Постепенно румянец на его лице начинает терять свой прежний окрас, становясь с каждым мгновением бледнее. — Какого... Ты шутишь, Поттер? Какого чёрта ты при...       — Это было очень давно, ладно? — Гарри резко прерывает его, оказываясь в поле зрения Гермионы. — Всё это время здесь дежурили патрульные — на случай, если он живёт в этом парке или что-то в этом плане. Я подслушал разговор отца и матери... Пока что здесь безопасно.       Он подходит к Рону, который вскакивает с травы — ему некомфортно находиться здесь. И Гермионе тоже. Она ёжится на месте и невольно ловит взглядом свой грязный велосипед, прикидывая в голове, за сколько минут они смогут убраться отсюда до наступления темноты. Теперь я понимаю, чьи это следы...       — Пока что? — Рон замолкает на полуслове. Она оборачивается, чтобы увидеть, как Гарри касается руками его плеч, безмолвно успокаивая. — Он может быть здесь! Скрываться где угодно! Здесь полно старых магазинов и... Больше нет полицейских.       — Не бойся. Отец знает, что говорит.       Голос Гарри спокойный и ровный, и Гермиона обещает себе, что попытается довериться ему. Вновь поднявшийся ветер треплет их за одежду и волосы, пробуждая в ней, вопреки всему, более сильный испуг. Это место пахнет смертью и страданиями.       Она морщится.       — Кто-то из жителей заметил Блэка возле входа в парк, — Гарри запинается, бросая взгляд на старую сцену посреди парка. Отсюда их практически не видно — он закрыл за ними калитку. — Полицейские узнали об этом поздно, но... папа сказал, что здесь всё чисто. Он уверен в этом.       — Именно поэтому запретил тебе ходить сюда? — тихо спрашивает Рон, отбрасывая чёлку со лба.       Гарри замирает, а затем медленно опускает руки с его плеч, отходя назад. Он проводит рукой по волосам.       — Ну... он волнуется. Боится, что я приду сюда и...       — Мы уже здесь, — Гермиона невесело смеётся, делая несколько шагов в сторону, подальше от статуи.       Гарри слабо улыбается.       — И что ты хочешь? — спрашивает Рон.       — Осмотреться.       — Это глупо, Гарри, — Гермиона скрещивает руки на груди, хмуро глядя на него. — Полицейские уже проверили здесь всё, а подвергать себя опасности просто так...       Он закатывает глаза.       — Именно поэтому я думал над тем, звать тебя в этот парк или нет, — он вздыхает и разворачивается, вставая к ним с Роном спиной. — Мы будем здесь недолго — может, двадцать или тридцать минут.       — Недолго, — ворчит Рон, проводя дрожащей рукой по лицу.       Гермиона сжимает губы. Ей жаль его не менее самой себя, потому что она не может утверждать, встретит сегодня убийцу или ей повезёт. Она вновь бросает взгляд на Рона, когда они начинают идти по широкой асфальтированной дороге, и касается его руки своими пальцами. Если он удивлён, то не показывает этого, сразу же крепко взяв её ладонь в свою.       Гермиона немного расслабляется и даже пытается улыбнуться, однако улыбка получается кривой, уродливой. Она глубоко вздыхает. Ей нужно перебороть этот страх внутри себя, иначе убийцей будет не Сириус Блэк, а Гермиона Грейнджер.

×××

      Всё в этом парке выглядит безжизненно серым: деревья и кусты, за которыми давно не ухаживали люди, грязные дорожки и порванные тканевые палатки, где раньше продавали сувениры и мороженное. Она рассматривает каждую вывеску, что сохранилась под гнётом лет и суровой Лондонской погоды, мысленно читает и анализирует. У каждой из них есть своя история, даже если она изорвана в клочья.       Они идут по дороге уже около десяти минут. Вечер становится с каждым их шагом всё темнее, и этого достаточно, чтобы тревога у Гермионы и ребят возросла почти вдвое. Гарри присоединяется к ним и хватает Гермиону за руку, намертво удерживая её ладонь в своей. Страх поглощает их заживо.       — Долго нам ещё идти? — шепчет Рон, прерывисто дыша.       — Я... не знаю, — она слышит, как Гарри сглатывает, прежде чем начинает мотать головой в разные стороны с целью охватить как можно больше местности взглядом. Они повторяют за ним. — Честно, я сейчас задумался над тем, что эта идея довольно... провальная.       — Ужасно глупа, — шепчет Гермиона, осматривая деревья.       У них нет фонарика. Как?       — Ну простите, — шипение Гарри наполнено раздражением и стыдом. — Я хотел как можно быстрее попасть сюда и... может, что-нибудь найти. Хотя бы походить по этому парку.       — Но здесь ни черта нет. Ни единой детали, за которую можно зацепиться...       — Как ты вообще собрался что-то искать без источника света? — не выдерживает Гермиона. Она стреляет в профиль Гарри глазами, уже не замечая ни холода, ни звука шагов впереди. — Я думаю, можно догадаться...       — Тихо! — Рон резко прерывает её и замирает, вынуждая их остановиться.       Он прижимает её руку к своей груди, и она невольно встаёт ближе, потянув за собой Гарри. Они встают вплотную друг к другу, от страха не в силах промолвить ни слова. Их взгляды направлены на мрак впереди, где должен находиться лес. Он маленький, в основном сделанный для пеших прогулок и пробежек, но... Гермиона сама не замечает, как понижается температура тела от внезапно охватившего её ледяного страха. Ужаса.       — Что там?       Она вздрагивает от шёпота Гарри, которого едва слышно. Отсюда ей слышно, как стучат его зубы. Ему страшно.       — Я слышал... Я слышал шаги, — Рон сглатывает, и они синхронно отступают назад. В парке тихо, но ожидание чего-то неизбежного поселяется внутри каждого из них. — Может, пойдём отсюда?       Гермиона кивает, едва шевеля головой. Ей так больно. Она жмурится, вспоминая, что велосипеды до сих пор лежат у калитки, и думает о том, какие они идиоты. Боже правый...       — Домой, — неуверенно говорит Гарри. — Ну же!       Его шипение звенит в ушах.       Они отпускают руки Гермионы, оказываясь впереди, а она замерзает от страха и холода. Голова туманна, поэтому лишь спустя несколько секунд она осознаёт, что бежит рядом с Гарри и Роном, слыша лишь своё дыхание и топот ног. Она готова сорваться на крик в любую секунду, чтобы дать знать о своём отчаянии, но держится. Её губы горят от боли, как и лёгкие.       Гермиона пропускает момент, когда они подбегают к брошенным велосипедам. На улице темно, как той новогодней ночью дома, и она глотает панику. Её руки цепляются за транспорт, из последних сил потянув его на себя, прежде чем она садится. Рон открывает ворота, почти полностью закрывшиеся из-за ветра, и Гермиона решает обернуться назад.       Архангел зловеще смотрит в ответ, пожирая их всех взглядом. У неё едва есть силы, чтобы отвернуться, и она нажимает на педали, выезжая из этого парка.       3 февраля, 1994г.       Она вся на нервах.       Недавно прошёл третий урок, и сейчас у них ланч. Гермиона потирает мокрые ладошки, следуя на задний двор за Гарри. Зимой ученики редко выходят есть на улицу, однако им нужно меньше любопытных ушей и глаз.       — Гарри...       — Не сейчас, Гермиона. Дождёмся Рона.       У неё нет сил противостоять ему. Гермиона пожимает плечами и молча соглашается, перекидывая ногу через деревянную лавку. Гарри кусает внутреннюю сторону щеки, садясь напротив, и смотрит вдаль. Его взгляд совершенно пуст.       Проходит пару долгих минут молчания, прежде чем приходит Рональд. После урока фотографии его задержала профессор Трелони, чтобы поговорить о чём-то — так сказал ей Гарри, когда они оба оказались в школьном коридоре и пошли одни на улицу. Гермиона проводит рукой по холодной щеке, не сводя взгляда с улыбающегося друга.       — Меня утвердили на конкурс, — произносит он, осматривая каждого из них.       Гермиона замечает, что Гарри закрывает рот, будто хотел что-то сказать. Он слабо улыбается ему в ответ и хлопает по плечу. Рон сияет.       — Я так рад, на самом деле. Я несколько раз подавал заявку, но мне постоянно отказывали, а тут...       — Поздравляю, Рон, — выдавливает из себя Гермиона единственное, что может сказать в такой атмосфере. — Это правда замечательно.       Гарри бормочет что-то похожее на её слова, однако тут же мрачнеет. Она не понимает, где прежний Поттер. Он будто пропал — тот мальчик, который постоянно веселился и смеялся, сбегал с уроков и прятался от полицейских.       Гермиона тяжело вздыхает, понимая, что так они лишь оттягивают неизбежное. Кто-то из них должен нарушить это драгоценное молчание.       — Нам надо поговорить, — Рон хмурится и скрещивает руки на груди. — Я знаю, что ты именно за этим позвал меня сюда, Гарри. Всех нас. И не отвечал вчера на звонки...       — Я не отвечал, потому что весь день провёл в доме у дяди Вернона и тёти Петуньи, — резко говорит он, повышая голос. — Эти идиоты не позволяли мне подходить даже близко к телефону!       — Ладно-ладно.       Рон сдаётся и поднимает руки, показывая, что понял его. Гермиона опускает глаза и смотрит на свои бледные руки, не сводя глаз с царапины на большом пальце и думая о доме. Мальчики всё равно заняты собой.       Ни позавчера, ни вчера отца не было дома. Мать говорит, что он опять уехал в командировку, но Гермиона сомневается. Там, где работает Томас, они не нужны. Она думает, что он просто изменяет маме или что-то вроде того. Иначе зачем ему не появляться дома по несколько месяцев подряд?       Возможно, ему просто надоела компания Гермионы и её матери. Возможно, они вызывают у него отвращение. Возможно, ему не хочется находиться в доме, где раньше жил Том... Или же он пытается спрятаться от своего собственного сына.       Мысли о Томе вызывают глубоко в ней давно укоренившуюся тошноту. Она сглатывает, чувствуя, что пальцы начинают мелко дрожать, и переводит дыхание. Она так до сих пор и не спросила о нём у отца. Хотела в субботу, но, когда приехала домой, его там не оказалось. Теперь даже Джорджии неизвестно, когда Томас вновь посетит их скромное жилище.       Голос Гарри возвращает её к жизни.       — Думаю, нам надо обсудить субботу.       — И мы все здесь, чтобы это сделать, — вздыхает Рон, а затем задумчиво смотрит на стол. — Давай начистоту, Гарри: это было странно. И глупо. Всё, что мы делали тогда, — бесцельно ходили по дороге, пока я не услышал какие-то звуки...       — Что ты слышал? — перебивает его Гермиона, отчаянно пытаясь зацепиться за этот момент.       После того, как они сбежали из парка, ей стало гораздо более тревожно, нежели раньше. Теперь Гермиона часто просыпается посреди ночи с чувством, будто кто-то наблюдает за ней или дышит в затылок. Тот вечер, видимо, слишком сильно повлиял на неё.       — Ну... шаги, — Рон неуверенно смотрит на неё, будто надеясь найти на её лице подтверждение своих слов. — Вы не слышали?       Они качают головой, и Рон округляет глаза.       — Никто? Блин... теперь я чувствую себя идиотом.       — Погоди, нет, — говорит Гарри. — Ты правильно сделал. Я, конечно, сомневаюсь, что это был Блэк, но нам действительно нужно было убраться оттуда.       — Мы могли бы вообще не ходить в этот парк, Гарри, — Гермиона скрещивает руки на груди. — Тогда у нас не было бы проблем с тем, кто находился там вместе с нами.       Он закатывает глаза и качает головой, выглядя ещё более раздраженным после её слов. Но это правда — Гермиона права, и он это знает, однако принять это чаще всего бывает почти невозможным.       — Кстати, — говорит Рон спустя несколько секунд молчания, — почему ты думаешь, что это был кто-то другой?       Гермиона вздрагивает. Она поднимает на него глаза, смотря исподлобья.       На самом деле, ей тоже в это с трудом верится. Гермиона ещё не определилась со своим отношением к полиции, но она доверяет мистеру Поттеру, и сейчас этого достаточно.       Но... есть то, что сидит у неё под кожей, словно зуд, который хочется расчесать за неимением ранее такой возможности. Это Том. Но даже несмотря на то, что эта мысль — чистый бред, ей трудно отделаться от ощущения его присутствия.       А возможно, он просто настолько плотно засел внутри неё, пустил корни в её жизнь, что у неё началась паранойя.       — Потому что отец сказал, что там чисто, — категоричность в голосе Гарри её поражает. Гермиона ёрзает на своём месте, когда поднимается холодный ветер. — Я думаю, это был бродяга или кто-нибудь другой. Например, простой житель, который решил прогуляться... Знаю, очень странно, но мы сделали точно так же.       — Не совсем, — поправляет его Гермиона, однако Гарри только отмахивается.       — Какая разница? Больше всего меня сейчас волнует то, что со всем этим делать, — он опускает взгляд на свои руки, и только сейчас она замечает, как сильно они дрожат. Она сглатывает. — Я знаю, что... правильным решением будет рассказать отцу, что там кто-то ходит, но... Я не хочу, чтобы он потом свернул мне шею. А папа это обязательно сделает.       — Мне жалко мистера Поттера, — заключает Рон.       Гарри поднимает на него глаза, налившиеся кровью.       — Ты так думаешь?       Рон открывает рот, однако колеблется некоторое время, рассуждая над словами Гарри. Гермиона молчит.       — Просто... Я помню, ты рассказывал несколько лет назад, что они были друзьями... и... ну, это больно — искать того, с кем когда-то был близок. Просто никогда не хочу оказаться на его месте, — он смеётся, несмотря на то, что атмосфера грусти над ними только усиливается. — Вы же не будете такими, как Сириус Блэк? Я, по крайней мере, очень на это надеюсь.       Гермиона чешет руку, пытаясь унять зуд. На глаза накатывают слёзы, и она закрывает их, но даже за опущенными веками предстаёт образ брата. Может, вот он — знак, кто Том на самом деле?       — Я тоже.       Почему же он всплывает в её памяти только в тот момент, когда речь заходит об этом грёбаном преступнике?       — Нам пора уходить, ребята. Погода портится.       Её слова на вкус как вата.       Они встают с лавки, кутаясь в свои пиджаки, что сейчас бессильны перед тем, чтобы их согреть. Гермиона качает головой и стирает слёзы с глаз, направляясь в школу.

×××

      — Как дела, милая?       Гермиона поворачивается к маме, опуская вилку с курицей в рот. Она улыбается ей поверх бокала, прежде чем делает глоток вина. На мгновение её глаза жмурятся. Джорджия не любит алкоголь, однако пьёт, когда папа уезжает.       Гермиона прожёвывает и пожимает плечами.       — Не очень. Мне кажется, я завалила тест по математике.       Джорджия вскидывает брови, явно не ожидая таких слов.       — Моя дочь? Завалила тест по математике? Что за бред, — она качает головой и заливисто смеётся, будто это какая-нибудь шутка. — Тебе просто кажется, Гермиона. Ты можешь справиться с любыми вещами, даже если не осознаёшь этого.       Гермиона вновь пожимает плечами.       — Мне как-то невесело.       Мама опускает бокал на стол и задумчиво смотрит на скатерть, стуча ногтями по поверхности. Гермиона закрывает глаза от усталости.       — Не переживай, — говорит она. — Это всего лишь очередной пустяк в твоей жизни. Он забудется, как и этот чёртов тест по математике.       — Обычно ты сразу начинала говорить о Томе, — шепчет Гермиона, сжимая кулаки на коленях.       — Я пьяна, — она вытирает рот салфеткой, а затем мычит, будто что-то вспомнила. — Кстати, о Томе. Завтра я в последний раз поеду к нему в качестве посетителя. Не хочешь со мной? Потом начнётся судебный процесс и попасть в лечебницу будет немного сложнее.       Гермиона открывает глаза, когда слова матери прошибают её будто током. Она дёргается на стуле.       — К Тому?       — Да, — мать закатывает глаза и кивает. — Я жду только положительный ответ... Это так, к сведению.       Гермиона сжимает губы. Что-то внутри неё съёживается от одной лишь мысли о том, чтобы вновь приехать к Тому, вновь увидеть стены его жуткой лечебницы и доктора Дамблдора, однако... Она хмурится. Гермиона могла бы вновь попробовать его разговорить. Это глупо — так рассуждать, но её любопытство уже разгорелось ледяным пламенем внутри неё и с этих пор его не остановить.       Возможно, ей действительно стоит поехать туда. В последний раз.       — Я... — она вновь сжимает руки в кулаки, когда они начинают холодеть. — Наверное...       — Отлично, — мама улыбается, будто Гермиона совершила нечто правильное, и вновь делает глоток. Край бокала в розовой помаде.       Они снова приступают к ужину, и Гермиона понимает, что никогда не чувствовала себя настолько опустошённой.