Хираэт. Крылья и когти

Средь бела дня, когда вовсю жарило Доброе Око, небо вдруг затянулось облаками, и Арисс с удовольствием объявил, что начался сезон дождей. С тех пор вода лилась с неба непрерывно, окончательно покончив с последними очагами пожара. Жара не спадала, но помимо нее теперь в воздухе витал влажный, утомляющий чад. Дождь был только декорацией на фоне разворачивающихся в Толране событий. В первую очередь Арисс распорядился похоронить тех, кто погиб во время последней битвы. Церемония прошла на берегу Селадона, где сара одержали победу на вихернами. Каждая страна хоронила умерших по своим обычаям. Как и Колодцы Эльдоры, это место теперь будет священным для сара. Орвис держал за руку Кайри, наблюдая, как тело бывшего генерала Вержака несут к общему погребальному костру, огороженному вкопанными в землю пластинами таким образом, чтобы ни при каких обстоятельствах его огонь не смог перекинуться на деревья. Разминая в кашу примятую траву и мокрую грязь, рипербахцы шли вдоль широких настилов и поджигали тела павших, и вскоре пламя раззадорилось так, что теплый тропический дождь не был ему помехой. Как и сотни других воинов, Вержак погиб, защищая Толран, и заслужил быть похороненным по традициям Рипербаха. На том месте, где должен был лежать Дерен, одиноко светлела деревянная табличка с его именем и годами жизни: военачальник погиб, не дожив всего лишь пять дней до своего двадцатипятилетия. — Рипербах потерял обоих генералов, — услышал Орвис голос Фархама. Королевский убийца мрачно глядел из-под своего капюшона, с которого стекала вода. Орвис не стал отвечать, и какое-то время они молча смотрели за процессией. Ливельцы стояли на другом конце поляны над стройными рядами курганов, украшенных тропическими цветами и яркими вьюнами, закрывавшими свежую землю. Чуть ниже по реке, где Селадон напитывался лесными речушками и становился глубже, островитяне развеивали прах своих умерших. Обгоревший лес осуждающе восстал над ними, словно черные скелеты-гиганты, за спинами которых мерцала серая мгла. Молодой священник-наавин читал молитвы по усопшим: — Мы отдаем тебе, Вандора, твоих павших воинов, и пусть их смелые души озарятся светом твоим. Мы отдаем тебе, Ванеда, твоих павших мудрецов, и пусть знания их сияют в темных чертогах твоих. Мы отдаем тебе, Чандра, павших невинных детей и нежных матерей твоих, и пусть их мирные души дадут покой пресным и соленым водам твоим… Эта была новая молитва, их общая. Обряды погребения еще разнились, но молитва объединяла все верования и все королевства в единую скорбь. Кто-то плакал открыто, другие стояли с каменными лицами. Дождь не мог изгнать из воздуха тяжелый дух утраты. «Я оставлю свет включенным», — крохотная надежда на то, что есть мир после смерти, где он вновь увидит брата, грела Орвиса. Ради этого он готов был даже забыть про свой скептицизм и поверить, что такое место существует. Там брат будет счастлив и наконец-то получит признание, которое всегда заслуживал. — Мне не хватает Дерена, — тихо произнес Фархам. Орвис бросил на него взгляд и заметил в его глазах боль, которую даже королевский убийца не мог скрыть. Есть ситуации, в которых просто невозможно оставаться беспристрастным. — Мне тоже. — Он оставил тебе кое-что, — после некоторого молчания сказал соларемец. — И тебе, Кайри. Он передал им два черных одинаковых мешочка, стянутых шнурками. Рука Орвиса дрогнула, когда он взял его в руки, а пальцы не слушались, развязывая узел. Он и не думал, что Дерен мог что-то ему оставить. — Зашел к нему в комнату, когда… Осторожней, там… Договорить он не успел: Орвис проворно вынул руку из мешка, поморщившись от боли: внутри лежал осколок фарфора, острый край которого уколол палец. На коже, будто слезинка, выступила капелька крови. Орвис аккуратно вынул черепок и с трудом сдержал стон: он без труда узнал кусочек белоснежной вазы, которую разбил, играя в догонялки с Дереном. День, когда он так желал защитить брата от насилия отца, что у него пробудились когти. Неужели Дерен набрался смелости, вернулся на место преступления и подобрал осколок? И зачем? Чтобы запомнить момент, когда он впервые решился на храбрый поступок, когда бросил вызов судьбе бастарда, чтобы стать кем-то важным? Фархам и Кайри не догадывались, насколько важен для Орвиса этот хрупкий предмет. Он бережно упаковал его обратно в мешок и благодарно кивнул Фархаму. Боль ланцетом врезалась в сердце, когда он понял, что Дерен хранил этот осколок в ожидании дня, когда помирится с братом и отдаст его Орвису, но этого так и не случилось. Кайри отвернулась, закрывая от мужчин свой подарок. На дне ее мешочка лежала пробка из светлого дерева с тисненной буквой «Д» на боку. Медленно девушка поднесла ее к носу и вдохнула. Дерево еще хранило приятный аромат дарара, который невозможно было не узнать: именно его Кайри и Дерен пили на их первом и единственном свидании. Дерен тогда хотел показать ей, потерянной в этом чужом мире, красоту Аддона. Тогда капитан был таким обворожительным и романтичным, что она ему поверила. Он сохранил для нее единственное, что мог: ведь Кайри так и не отдала ему свое сердце, а порой жалела даже дружеской руки. Только теперь она осознала, насколько на самом деле Дерен сильно ее любил. Идти на жертвы, быть мужественным, самоотверженным гораздо легче, когда тебе отвечают взаимностью. Но спасти того, кто от тебя отрекся — это истинная любовь. «Потому что теперь ты — часть моего мира». Дерен заслуживал счастья, он должен был жить и встретить кого-то, кто по-настоящему полюбил бы его. Все, что с ним случилось, было несправедливо, нелогично и неправильно. Кайри сжала пробку в кулаке так, словно она вот-вот могла исчезнуть. — А что он оставил тебе? — спросил Орвис, чтобы хоть как-то отвлечься от холодной пустоты в том уголке сердца, где раньше был Дерен. — Должность капитана Соларема, — скривился Фархам, словно не очень был этому рад. — Он звал меня в Соларем, — вспомнил Орвис. Ему казалось, что он выдумал тот разговор. Это был сон, в котором они с Дереном мирились и прощали друг друга. Дальнейшие слова Фархама доказали, что все было реально. — Я знаю. Он давно наблюдал, как ты выкладываешься. Поскольку мы с тобой работали вместе, он попросил меня написать тебе рекомендацию. У Орвиса сжалось сердце. Получается, что Дерен задолго до примирения позаботился о нем. — Ты написал? — Да, но она не нужна. Теперь Соларем возглавляю я, а я знаю тебя без всяких рекомендаций. Тебе будут рады в наших рядах. — Спасибо, — кивнул Орвис, а затем положил руку Фархаму на плечо и слегка сжал. Стоявшая рядом Кайри понимающе кивнула. — Он был твоим другом. — Мы ведь познакомились из-за него, — заметил Фархам. — Я, бездомный оборванец, не знал, кто он такой, и пытался ограбить, а вы с Тонвеном за него заступились. А потом ты спас меня от смерти. Ты, Дерен, Гаарод, Тонвен и Рэми с тех пор были самыми близкими мне людьми. Теперь остался только ты — мой единственный друг. Я не хочу потерять еще и тебя, Орвис. Фархам крепко стиснул зубы, подавляя слезы, но глаза у него все равно заблестели. Орвис отвернулся, чтобы с ним не произошло то же самое. Ему хотелось сказать что-нибудь ободряющее, что все будет хорошо, но он не мог обещать то, в чем не был уверен. После церемонии прощания с погибшими Айвена пригласила Кайри прогуляться, благо тропический дождь унялся, давая блестящим от капель растениям понежиться на солнце. В последнее время им не удавалось пообщаться, потому что обе были заняты делами Альянса Трех. В день траура никто не работал, поэтому они просто бродили по отдаленным тропинкам графского сада, любуясь цветами, которые в это время года расцветали особенной красотой. Алика вприпрыжку скакала впереди, беспечно собирая цветы самых разнообразных оттенков и рассказывая самой себе какие-то детские истории. Девочка пережила много страшных вещей в этом году, но оставалась ребенком, словно какой-то заслон защищал ее. Кайри полагала, что этим заслоном была ее мать. Айвена собрала рыжие волосы в строгий пучок, на ней было слишком закрытое для такой жары черное платье. Кайри видела ее на церемонии погребения: Королева искренне плакала, стоя в первом ряду рядом со своим генералом. Потом Сотто обнимал ее и нежно смахивал с ее лица горькие слезы, пряча от любопытных глаз в тени огромного дерева. — Мне кажется, я постарела на несколько лет, — вдруг призналась Айвена. — Я рано выросла — ведь после смерти отца мне пришлось сесть на трон, но сегодня я ощутила себя старухой, которая пережила всех этих молодых ребят. — Я тоже так себя ощущаю, — согласилась Кайри, невольно потирая загрубевшие пальцы. На церемонии она заставила себя найти таблички с именами пилотов манта, которым фактически приказала умереть. У их знакомых она узнала о них все: возраст, их привычки и любимые блюда. Запомнила все и о третьем пилоте: мальчишке, который первым понял, как победить таранную машину вихернов. И поклялась никогда не забывать. Нельзя забывать ни одной мелочи о тех, кого ты попросил умереть за тебя. Это древняя традиция сара. — Иногда я задаю себе вопрос, зачем мы все это делали? Столько смертей, потерь и разрушений, ради чего? — Кайри взяла в ладони крупный цветок, похожий на звезду. Его перламутровые лепестки были покрыты шрамами от насекомых, которые пытались его съесть, но не смогли уничтожить. Некриска не стала срывать бутон: такой борец заслуживает жить. — Ты действительно не понимаешь? — Айвена посмотрела на нее с такой мудростью во взгляде, что Кайри показалось, будто подруга старшее ее на много лет. — Я знаю, что это все ради свободы, но я не вижу свободу. Я вижу только поле вечного сражения. — возразила она. — После всего, что я сделала, во мне столько тьмы, что мне уже не нужно то, за что мы сражались. Я просто этого не заслуживаю. Если сара уже узнали о смерти Дарвелла, с Кайри об этом никто не говорил. Она была уверена, что наказания не будет: даже спустя десятилетия после отмены рабства, сара не вписали права наавин в свои законы, а сами они никогда не отважились бы требовать справедливости. Только когда гнев утих, Кайри осознала, насколько она была жестока, словно ребенок, без всякой причины отрывающий бабочке крылья. Она не знала, кого ненавидеть за это сильнее: войну, которая изменила ее, или себя, потому что позволила этому случиться. Алика радостно взвизгнула, найдя особенно красивый цветок. Он был удивительно прекрасен: на темно-синих округлых лепестках словно блестели серебряные звезды. Зеленые глаза девочки сияли: она обожала растения. — Это звездосвет! Мама, он такой редкий! — Алика нежно провела пальчиком по бархатному лепестку. — Не буду его срывать — пусть растет. — Кайри, это не ради свободы, — улыбнулась Айвена, когда Алика отбежала от них в поисках новых цветов. В ее глазах была огромная любовь к дочери — только родители могут так смотреть. — В нашу первую встречу я сказала тебе, за что я сражаюсь, и это не изменилась. Все эти жертвы были ради одной цели: чтобы наши потомки жили. Да, война сломала нас, и мы уже не станем прежними. Краем глаза мы всегда будем видеть поле боя, но они, наши дети, будут видеть цветы. — Цветы на поле боя? — Со временем все зарастет травой и цветами, и будущие поколения не будут знать, что там проливалась кровь. Жизнь продолжится, однако, мы будем помнить, что именно мы подарили им этот мир. И оно того стоило. — Стоило ли? — Когда у тебя будут свои дети, ты удивишься, что ты готова потерять ради их счастья, потому что оно будет дороже всего, что у тебя есть. И пусть тебя будет душить боль — ты ни на минуту не пожалеешь ни об одной жертве. После похорон Альянс принял решение начать разведывательные операции. Разведчики первым делом были посланы в Чайн-Си, так как до него было ближе всего. Они доложили, что город стоит пустой и разграбленный. Границы Ливела уже не охранялись вихернами, и пограничные города Навлак и Нарат-Си снова возобновили оборону. Наблюдатели за небом отправились в Ренок, чтобы подтвердить слухи о том, что город пуст. Вихерны как сквозь землю провалились: от них остались разбросанная военная техника и несколько передвижных башен, которые сара оставили себе в качестве трофеев. Поиски пропавших без вести продолжались, и все время кого-то удавалось найти и вернуть родным. Вихерны на Гидровых Островах оказали серьезное сопротивление, и тогда Жессаро собрал всех атари и улетел отбивать свою родину. В середине лета он вернулся и заявил, что жители Гидровых Островов могут отправиться домой. Хорошие новости из Рипербаха тоже не заставили себя долго ждать. Разведка, которая теперь передвигалась быстро, благодаря манта, сообщила, что вихерны покинули его, ослабленные действиями партизанских отрядов. Информация поступала разная, но один факт подтверждался из раза в раз: вихерны отступают в Игномис, и сара снова начинают чувствовать себя хозяевами на своей земле. Последним знаком стали вести об отступлении вражеских войск из Дравока. В Альянсе Трех осталось всего лишь трое представителей Рипербаха. Фархам, Кайри и Орвис приняли единогласное решение: пора возвращаться домой. В утро отъезда Орвис пригласил Кайри в последний раз съездить к Колодцам Эльдоры. Пока Кайри выводила спокойного Нерби, Орвис остановился у клетки с Фиасом. Огромный хищник смотрел на него немигающим взглядом, шерсть на его загривке стояла дыбом. Орвис, не отводя взгляд, открыл замок и оказался лицом к лицу с раджигаром. У того из груди донесся глубинный рык. — Дерен заботился о Енаре, пока меня не было. А я позабочусь о тебе, — чеканя слова, проговорил сара. — Теперь я — твой хозяин. Фиас сделал широкий шаг, и Орвис детально разглядел каждый его белоснежный зуб. Раджигар шумно втянул носом воздух, в глазах читались одиночество и боль. Он прекрасно знал, что Дерен никогда не вернется. — Фиас, я — твой хозяин, — упрямо повторил Орвис. — Я тебя не оставлю. Игра в гляделки длилась не меньше минуты, но постепенно грозное рычание в груди Фиаса стихало. Раджигар первым отвел взгляд, прижимая уши к голове. Он склонил голову в немом согласии и повернулся к Орвису боком, признавая в нем хозяина. Позаботиться о том, что было дорого Дерену — это меньшее, что Орвис мог сделать для брата. Пока Нерби и Фиас точили клыки об огромную ветку дерева, к которому их привязали, Кайри и Орвис сидели на холме над спокойной водой Селадона и наблюдали за мирным течением жизни. Им было хорошо здесь, и они позволили себе забыть о боли и страхе, не думать о войне, не вспоминать о проблемах. Орвис наблюдал, как солнечные лучи путаются в волосах Кайри, пока она смотрит на водную гладь. Она выглядела беспечной, но сталь в глазах таила пережитые ужасы войны. Орвис в который раз осознал, что больше не увидит ту заплаканную девчонку, которую надо защищать. — Ты изменилась, — заметил он. — Я стала высыпаться. Никаких больше кошмаров, — кивнула Кайри, вытянув босые ноги. Орвис говорил не о кошмарах, но понял, что Кайри не хочет думать о других изменениях. Вряд ли она вообще захочет говорить о войне добровольно. — Хорошо, что мы сюда снова пришли. Мне хотелось увидеть это место, прежде чем мы уедем домой. — Год назад я возвращался в Рипербах в наручниках, — усмехнулся Орвис. — Сейчас я возвращаюсь героем. Удивительно, как все изменилось. «Побудешь героем еще немного, раз тебе это так нравится», — вспомнил он слова Дерена. — Год назад я дрожала при виде Шеры, а сейчас у меня в рюкзаке ее корона, — подхватила Кайри. — И я решаю, что будет с Рипербахом. — Но по-прежнему не знаешь, как правильно держать меч, — беззлобно поддел Орвис. — Эй, нельзя во всем быть идеалом, — она толкнула его локтем, но он поймал ее руку, подмял под себя и начал щекотать. Девушка заливалась смехом и вырывалась, пока не закончились силы. Тяжело дыша, она растянулась на траве, а он играл с ее волосами, наматывая на пальцы ее каштановые прядки и наслаждаясь ее улыбкой. — Давай уедем, журавлик, — вдруг проговорил Орвис. — Когда все закончится. — Куда? — улыбнулась она, ее серые глаза отражали летнее небо Лунуса. — Не знаю. Куда-нибудь подальше. Поженимся, заведем семью. Знаешь, а ведь у нас были бы красивые дети, — заметил, откидываясь рядом с ней на траву. Леса вокруг Колодев Эльдоры не тронули ни пожар, ни война. Огромные кроны над их головами не смыкались друг с другом, снизу напоминая ячейки огромного, зеленого черепашьего панциря. Орвис старался, чтобы его слова звучали как шутка, скрывая истинную серьезность. Кайри приподнялась на локтях и удивленно на него посмотрела, словно никогда не слышала подобных разговоров. — Это странно, Орвис, — нахмурилась она. — Только не говори, что не знакома с такими противными парочками, которые только и трещат о том, как поженятся и заполнят свой дом армией орущих карапузов. — Не знакома. — На Некриссе вообще не заводят семей? — Заводят, но редко, поздно и навсегда. — Почему так? — Разводиться дорого. Все хотят знать, что партнер генетически выгоден, обладает туго набитой финансовой подушкой и не будет мешать карьере. Свадьбы некрисов считаются не праздником любви, а взаимовыгодной сделкой. — Брак твоих родителей тоже был таким? — Отчасти. Поженились они рано, по меркам некрисов. Как ты помнишь, мой отец легко выбрал карьеру, а не семью. На Некриссе это нормально. Орвис вспомнил, как Кайри напряженно рассказывала ему об уходе отца. Тогда он пообещал никогда ее не бросать и намерен был держать слово. — Знаю одного парня, у него королевские гены, намечается карьера в Солареме, и он собирается любить тебя всегда. По-моему, он подходит под критерии некрисов. — Это предложение? — осторожно предположила Кайри, он провел кончиками пальцев по острой косточке на ее запястье. — Это — разведка боем. Но когда закончится война, я точно позову тебя замуж. Я мог бы прямо сейчас, но с тобой мне хочется все сделать правильно. По традициям. Возможно, солнце напекло ему голову, раз он решился на такой разговор, но правда была в том, что он думал об этом с тех пор, как увидел Кайри, сидящую с босыми ногами в постели и уплетающую спелые фрукты в лучах солнца. Раньше он не делился с ней этими мечтами, потому не мог дать ей ничего, кроме своей любви, но Дерен позаботился и об этом, дав ему возможность получить хорошую и почетную должность. Удивительно, что он сделал это, будучи главным конкурентом Орвиса в борьбе за сердце некриски. Кайри на секунду замерла, перестав улыбаться, а потом повернулась к нему. Глаза ее блестели, ветер играл прядями ее каштановых волос, которые она так редко распускала. Сегодня они ливнем спадали с ее плеч. — А какие традиции бракосочетания у сара? — полюбопытствовала она, нежно погладив кончик его уха. — Наши свадьбы — это очень романтично. Ты была бы в красном или желтом — цветах Вандоры. Хотя, если учитывать, что богов не существует, то подойдет любой цвет. Найдем красивое место, которое еще не разрушили, да хотя бы здесь. А еще надо будет разыграть перед гостями день нашей первой встречи, но учитывая обстоятельства нашего знакомства… — Акванги из дружественного племени могли бы подыграть, — к его удивлению, Кайри включилась в эту глупую игру двух влюбленных с большим энтузиазмом. Но потом он вспомнил, что должно быть дальше, и погрустнел. — Потом нам бы пришлось пройти испытания от родителей, которых у нас нет, и выслушать напутствия от друзей, которых тоже уже нет… Если так подумать, то не такой уж и романтичный будет праздник. Кайри стиснула его руку, поджав губы, и Орвис разозлился на себя на то, что не смог вовремя остановиться. Неужели до конца жизни война будет превращать все хорошее в пепел? — А там есть та часть, где мы говорим друг другу клятвы? — Да. В самом конце. У Кайри для Орвиса был особый взгляд, который она дарила очень редко и только ему. Никто и никогда не смотрел на него с такой любовью, как она сейчас. — Тогда в самом конце этой странной свадьбы, которую никак нельзя назвать традиционной хотя бы потому, что на ней будут присутствовать акванги, я бы сказала, как сильно я люблю тебя, — тихо пообещала она. — Я бы не стала давать клятвы о вечном, потому что эта планета способна убить при помощи насморка, поэтому я бы сказала лишь то, в чем уверена. А я уверена только в том, что наша с тобой связь — это больше, чем любовь. Это больше нас самих, и это не изменится, даже если жизнь раскидает нас по разным сторонам. Мы всегда будем находить путь друг к другу. Это было самое важное, что Кайри когда-либо ему говорила, и сердце Орвиса пропустило удар, когда он понял это. Он смотрел в эти серые глаза и понимал, что из пепла войны могут расти цветы. — Это значит, ты бы согласилась? — Это было бы честью для меня, — мягко отозвалась она, и Орвис обнял ее и поцеловал. Кайри выглядела такой счастливой сейчас, но в глазах таилась грусть, которую он не мог прогнать, но она была сейчас безумно красива, а ему так хотелось ее любви. Она притягивала его, и каждый изгиб ее тела был для него огромным искушением. Она была для него как запредельные миры, только еще более недоступна, и ему доставляло наслаждение знать, что она все же с ним и любит его так, как он не заслуживает. — Я никого не любил так, как тебя, Кайри, — шепнул он ей в ухо, притягивая к себе. Его взгляд придавал ей сил, она тонула в его темных, мрачных глазах. Цветы, выросшие на пепелище, крепче и сильнее остальных. Они многое пережили и способны противостоять любым невзгодам. Но они потеряли огромную часть себя на пути к солнцу. Кайри и Орвис выжили, они делали это лучше многих, но, как и цветы в пепле, они пережили слишком многое и не были уверены, что пройдя через все это, остались собой.