Вошла.
Здесь как всегда пахнет больничной чистотой и какой-то правильностью, домработница убирается на славу. Вся мебель и отделка дома Эвена в бело-серых тонах. Везде строгий порядок, даже немного неестественный, а из гостиной донесся знакомый бархатный голос
— Милая, это ты?
"Ну, конечно же, кто еще? Сколько можно спрашивать это каждый божий день!?"
— сокрушаюсь я мысленно.
Стала замечать, что меня начало раздражать в Эвене буквально всё. Чем ближе придвигался видимый мне конец отношений, тем меньше я стала себя обманывать и принуждать симпатизировать. В конце концов, я тоже могу не выдержать играть в этот до одури странный спектакль.
— Да, Эвен, это я, — крикнула я в ответ из прихожей, стягивая свое клетчатое пальто. В голосе ни капли язвительности и раздражительности не проскользнуло, я даже старалась прозвучать достаточно доброжелательно, чтобы не сбить как обычно хороший настрой Эвена.
Медленно прохожу в гостиную, готовясь морально к предстоящему, он как всегда в том же сером глубоком кресле, в той же позе, разве что книгу другую в руках держит.
Шелест перелистываемых шершавых страниц, книга с хлопком закрылась. Это сигнал, что пора воплощать задуманное.
"Эвен, прости, придется отвлечь тебя от Байрона" — подумала я про себя со слабой и нерадостной ухмылкой.
У всех есть хорошие моменты и у нас они были. Раньше, вначале, он читал вслух мне свои любимые романы и это было нашей скромной традицией. Меня это убаюкивало, что очень часто я засыпала то прямо в кресле, то на его коленях, удобно устроившись. Тоскливым ударом в закованной в камень груди отдались воспоминания.
Я присела на край дивана цвета мокрого асфальта с бархатной обшивкой, провалившись. Материал был ласков к похолодевшим напряжённым пальцам, которыми проскользила по мягкой поверхности.
Будущий муж чуть потянулся вперёд и чмокнул меня сухими губами с еле ощущаемым напором.
— Как дела у тебя? Как на работе? — спросил Эвен, отложив книгу и натянув уголки тонких губ. Впрочем, каждый день одни и те же вопросы. Что-то проницательно искал он во мне, изучая выражение лица и отведённый взгляд своими глазами-бусинками.
— Все отлично, сегодня вообще день как-то даже слишком быстро пролетел. А у тебя? — надеюсь, я не выгляжу слишком отрешённо от беседы. Я подняла глаза, встретившись с тёмно-карими радужками.
Ты что-то понял? Ты знаешь, что что-то не так?
Не отводя взгляд, я ходила по по острию и ожидала, произнесёт ли он вслух возникшие догадки или будет ждать моих откровений.
Он, выискивая, чуть склонил голову набок и поправил каштановые волосы.
— Все как всегда прекрасно, — Эвен скривил губы и сверкнул довольной улыбкой.
Мужчина говорил размеренно, уместно выдерживая все паузы.
— Сегодня на совещании огласили, что если покажу такие же результаты в следующем месяце, то меня выдвинут на повышение,— гордо протянул он, явно ожидая от меня похвалы. Очень он любит это.
Я собрала пальцы в замок. Стояло навязчивое чувство, что мы оба вслух произносили не то, что клубилось мыслями в наших головах.
— Ух ты, Эвен, я очень рада за тебя! Уверена, у тебя все получится! — попыталась выдавить максимально натурально и естественно. И не потому что я ненавидела его. Я действительно частью своей радовалась его успехам, но другую же часть поглотила мысль о разделении наших дорог.
— Кстати, по поводу свадьбы, — начал он свою излюбленную тему.
На две секунды лёгкие сжались в комочки, остановив дыхание. Меня еле заметно передёрнуло.
Новости о подготовке преподносил почти каждый день, мне не по душе была вся суматоха, поэтому я оставила её за спиной, оправдываясь большим объёмом работы.
— Нам осталось окончательно согласовать количество гостей, забронировать ресторан, обсудить детали оформления, помнишь я предлагал лилии? Так вот, их можно… — он потянулся за глянцевым журналом, который лежал на стеклянном круглом столике.
— Стой, я хотела кое о чем с тобой поговорить, — я прервала его, подняв ладошку. Эвен замер с протянутой рукой и, кажется, понял, что его думы оказываются правы.
В мгновение в комнате похолодало, но это не помешало вспотеть ладоням. Еще чуть-чуть и будто выпал бы снег. А лучше бы появился густой туман, чтобы не видеть его лица и скрыть своё.
Дрожь, появившаяся в коленях, с потрохами выдавала мое внезапно разбушевавшееся волнение. До этого я старалась держаться, но как только увидела озадаченно-хмурое лицо Эвена с медленно ползущими к переносице тонкими бровями, начала сдавать позиции.
Я точно уверена в своём решении?
Сомнения иголочками начали пронзать мою былую решительность. Он ведь буквально спас меня, вытащил из ямы и помог встать на ноги...
А может это он мне внушил?
Да. Да. Нет пути назад.
Лив, ты уже тысячу раз в голове прокрутила свою участь, если не остановишь свадьбу. Пообещай себе, что не передумаешь. Лучше сейчас, чем через год-два-два, чтобы не усугублять ситуацию.
— Понимаешь, я просто не чувствую себя живой, такой, какой должна чувствовать, — как невовремя предательски начал дрожать мой голос. Я виновато опустила глаза, разглядывая длинные ворсинки бежевого ковра.
— Я... я не испытываю счастья и радости, возвращаясь после работы в твой дом. Я, кажется, не готова к этому всему, Эвен, — заламывая пальцы, я не могла найти сил заглянуть в его глаза, чтобы понять эмоции.
Звенящая тишина закладывала уши и был слышен лишь шум собственной ледяной крови в ушах.
— Постой, Лив, ты в бреду? То есть, у нас свадьба, к которой готово почти всё, через два месяца и ты сейчас решаешь заявить такую новость? — он развалился в кресле, давя на меня взглядом, который уже стал отчётливо злобным. Эвен всё еще оставался довольно холодным на эмоции, но чуйка и знание его характера мне подсказывает, что вот-вот перельётся его терпение за края.
У него почти всегда один и тот же паттерн поведения: мнимое спокойствие, нарастающая злость, гнев и иногда физическое насилие, помимо того, что в каждом конфликте он давит на эмоции.
Я не могла расслабиться и откинуться на спинку дивана, всё тело было напряжено, словно мышцы стали металлическими. По привычке я неосознанно сжималась, хотелось врасти в мебель, чтобы не участвовать в этом неприятном мероприятии.
Жаль, что меня не научили смело отстаивать границы. Жаль, что не научили смело выбирать то, что хочется.
Но в этом лишь моя вина. Я ответственна за свою жизнь и не имею права винить кого-либо ещё за свой неудачный выбор. Все совершают ошибки.
Но ошибки это прекрасный опыт, который позволит не наступать на те же грабли.
— Эвен, я не хочу расставаться на негативной ноте, мы... мы все-таки не чужие люди и я очень надеюсь, что ты отнесешься с пониманием к... моему решению... — я лепетала, бегая глазами по комнате и избегая Эвена.
— Я тебя понял. Задам только пару вопросов, — холодный стальной голос послал мурашки. Сглотнула, но ком так и остался на месте, распирая глотку.
Возьми себя в руки, хотя бы попытайся, Лив
Я сфокусировалась на нём и, с трудом оживив мышцы шеи, кивнула. Эвен пальцами сжимал мягкие подлокотники.
— То есть, ты действительно хочешь уйти? Ты хоть понимаешь, что больше никому будешь не нужна? — он подался вперёд, говоря с каждым словом всё громче и твёрже.
— Я...
— Что ты будешь делать? Всю жизнь работать на кафедре и снимать квартирку на окраине? Замуж по залёту?
Он махнул рукой, усмехнувшись куда-то в сторону.
— Лив, ты ведь всё понимаешь. От тебя отказались даже собственные родители.
В носу защипало от обиды, глаза заблестели. Зацепил.
Эвен смотрел и говорил так, будто я главный предатель и враг.
— А знаешь, ты так ничему и не научилась, хотя я всё тебе дал для хорошей жизни. Ты обязана мне всем, что сейчас имеешь.
Он не принимал свои промахи и проигрыши. Допущенные ошибки заставляли его злиться на себя и делать всё идеально из раза в раз. Наверное, в этом сильнее всего проявлялась его нелюбовь к себе, привитая таким же отцом с детства.
Как можно по-настоящему полюбить кого-то чистыми чувствами, если ты не любишь себя?
Мне было бы несостоявшегося мужа даже жалко, если бы он не издевался надо мной.
— Эвен, прекрати. Просто остановись. Я тоже имею право на выбор и я пытаюсь его сделать, — все старания, чтобы не вывести его из себя, были брошены в эту фразу. Этот мужчина может быть страшен в гневе.
Я только успела произнести последнее слово, как его фигура выросла предо мной.
— Ты ничтожна и глупа, если принимаешь такое решение, — он с отвращением процедил слова сквозь зубы, вцепился пальцами в моё плечо и тряхнул с кресла на пол, словно куклу.
Благо, хоть на ковёр, который чуть смягчил падение. Две солёные слезинки вырвались наружу.
Обида, злость, внутренняя боль — всё это варилось тревожной и странной кашей внутри.
Я старалась не провоцировать. Поэтому мы ругались гораздо реже, чем оно могло бы быть.
Однажды он ударил меня из-за какой-то дурацкой вазы и теперь как только вроде близкий мужчина начинает причинять боль, будь то словами неприятными, будь то действиями, то я впадаю в ступор и бездействую, не в силах защитить себя. Будто становлюсь безвольной, скованной крепким страхом с ног до головы.
Эвен навис надо мной, было слышно, как он начинает закипать.
Под его шумное тяжёлое дыхание я начала медленно подниматься, молча роняя неконтролируемые слёзы.
— Ты безродная неблагодарная шавка! Я поверить не могу, что ты решила такое! Ты никому не будешь нужна, хоть это ты понимаешь? — он тыкнул пальцем мне в грудь так сильно, будто хотел продырявить насквозь.
Эвен был зол и обижен. Зол, потому что проигрывает. Обижен, потому что я, жалкая и безродная, не оценила все его старания и помощь.
Я поднялась напротив него, смотря в глаза и гордо подняв подбородок. Смело всхлипывая, я впервые не побоялась встать с ним на один уровень.
— Себе н-нужна, — выдавила я, протолкнув ком и небрежно вытерев мокрую щёку.
Он театрально приложил ладонь к уху, чтобы лучше услышать меня.
— Что? Что ты там бормочешь? — мужчина схватил меня за плечи, и с силой надавив, усадил обратно на кресло. Снова хочет быть выше?
Я отважно старалась не отводить глаза, не сдаваться хотя бы в этом зрительном противостоянии.
Он хочет уколоть, сделать больно в ответ на его треснутое от моего отказа эго.
Эвен склонился надо мной, упершись в подлокотники по обе стороны.
— Скажи мне, кто? Кто решил принять такую обузу? — ядовитый оскал, злобные сверлящие глаза стали еще чернее.
Я молча глядела на него, пытаясь понять, действительно ли он думает, что изменяла или просто бьёт наугад?
— Ну давай же, маленькая Лив. С кем ты трахалась, пока я устраивал нашу жизнь?
Как ты смеешь?
Звонкий шлепок.
Я выдала ему пощёчину, в которую вложила всё, что так и норовило вырваться наружу за несколько лет. Ладонь горела, думаю, не меньше, чем его покрасневшая щека.
Я испугалась. Я не думала, что смогу.
Заиграли его желваки, на виске вздулась венка. Моё сердце заколотилось, будто я пробежала марафон, и в то же время хотело остановиться прямо сейчас.
Он до треска сжал обивку, в которую вцепился пальцами, словно хотел разодрать её на клочья, вместо меня. Я поджала губы и натянулась тугой струной, готовая принять ответный удар.
Но его не последовало.
Солёные слёзы сдержать было невозможно. Они сами по себе лениво сочились одна за одной, капая с подбородка и оставляя пятнышки на рубашке.
Эвен резко отпрянул и, отпустив последний презренный взгляд, развернулся. Он пошёл на кухню, злобно усмехаясь и что-то говоря в слух. Донеслись оторванные куски: "тварь", "не могу поверить".
Я выдохнула, когда он пропал из поля зрения. Взглянула на руки — они тряслись, как после хорошей тренировки. Я чувствовала пульсацию в висках и намокший лоб.
Расслабила спину и бегала глазами по комнате, решая, что делать дальше. Мысли спутаны морскими узлами вместе с эмоциями.
Как мантру читаю про себя: "Успокойся, Лив".
С кухни раздался звон стекла и громкий хлопок дверцы. Звуки льющейся жидкости.
Наверное, это его любимый виски, который всегда утешает и заполняет душевные пустоты.
Шаги.
В проёме появился он. Злобные глаза, напряжённая походка. Вцепился в бокал, где плавно качается тёмно-золотой напиток.
Эвен ещё раз оглядел меня и сказал:
— Проваливай отсюда. Если не заберешь какие-то вещи, то завтра же их уничтожу. Не хочу видеть лица твоего и слышать о тебе. Больше ты для меня никто и звать тебя никак, — на последних словах едва ли не лопнуло стекло в его руке.
Поёжилась.
Он разрезал этими словами ленту, что связывала нас.
Какой же резкий контраст вырисовывается между Эвеном примерным семьянином и Эвеном настоящим, который сидит у него внутри и вырывается, словно оборотень в полнолуние.
Ещё раз одарив меня самым отвращённым выражением лица, мужчина медленно развернулся и отправился обратно, обронив негромкое: "Ты ещё пожалеешь"
Лив, только покинь этот дом, пока он не передумал отпустить просто так.
Шустро на трясущихся ногах проскользнула мимо кухни на второй этаж, в спальню. Краем глаза увидела, как он сидел за барной стойкой, перекатывая стакан по тёмной столешнице и вглядываясь в янтарный виски.
Обогнув кровать, я распахнула большой шкаф. Меня обдало запахом лаванды из саше, что я повесила между вешалок.
Все свои вещи я без разбора свалила горой в чемодан.
Надо сделать всё быстрее, пока он совсем не напился.
Откинув мешающую прядь с лица, я смела всю косметику с белого туалетного столика в сумку, что-то разбилось.
Взгляд упал на шикарное красное платье, еще в чехле, это был подарок Эвена. Я так и не успела надеть его на очередной поход в ресторан с его коллегами. И слава Богам. Такие совместные вылазки со знакомыми Эвена — настоящий парад лицемерия.
Оставлю это платье на память ему.
А куда мне ехать?
Мари? Не хочу ей приносить неудобства.
Я думала об этом, попутно собирая нижнее белье, мелкие вещи и документы, шурша в выдвижных ящиках.
Родители? Не очень хочется тревожить их спокойную и размеренную жизнь, они еще и наверняка буду засыпать расспросами.
Я узнала, что приемная за несколько дней до четырнадцатилетия.
Родители посчитали, что и я и они уже готовы и довольно корректно огласили мне эту новость. Я была ошарашена. Они хорошие люди, растили меня с самого младенчества и я правда считаю их своими родителями.
Но, что странно
или нет?, я с самого своего разумного существования ощущала, что что-то в нашей семье не так.
Лёгкая, едва ощутимая вуаль ложилась на мои отношения с родителями и все прояснилось, когда они рассказали, что мы не родные.
***
Одним осенним ранним утром, 23 года назад, воспитатель детского дома в Осло услышала приглушённый плач. В попытках найти источник звука, Кристин, воспитатель, наконец поняла, что он за входной двустворчатой дверью.
Распахнув её, она увидела смеющуюся одинокую малышку в люльке.
Выглянула и огляделась в попытках увидеть того, кто бросил дитя, но не было рядом ни души.
Тогда Кристин подумала: "Так она смеется, а не плачет".
— От чего смеешься? Солнце щёки щекочет?
Скорее поднимая ее на руки, воспитатель занесла малышку внутрь и показала всем находку. Родителей и родственников не нашли.
Назвали дитя "Лив", что от скандинавского значит "Защита" и "Жизнь".
***
Я решила снять квартиру, а родителям о произошедшем сообщить позже, когда всё устаканится и я до конца осознаю, что произошло.
Последний раз присев на мягкую постель и залезла в телефон.
Судорожно ищу объявление с арендой. Не то, не то, не то.
Чёрт!
Вот, вот оно, подходит! Позвонила владелице. Объяснила, что мне нужно
очень срочно. Она согласилась подписать бумаги и сдать квартиру в ближайшие часы.
— Спасибо, спасибо вам! — проговорила я и, вызвав такси, сунула телефон в карман.
Почти на цыпочках я спускала чемодан и сумку по лестнице вниз.
Лишь бы не привлечь лишнее внимание
Он всё еще на кухне. Кажется, незаметно улизнула от его глаз.
Уже наполовину переступив порог дома, за спиной раздался опьяневший выкрик Эвена:
— Какая же ты мразь! — и уже через полсекунды разбивается на мелкие осколки бокал с недопитым виски о косяк в десяти сантиметрах от лица.
Дыхание перехватило.
Один массивный осколок падает прямо на мою левую напряженную кисть, держащую тяжелую сумку.
— Ай! — я успеваю вскрикнуть и, не оборачиваясь, стараюсь как можно быстрее сбежать из этого ада в подъехавшее такси.
Водитель, заметивший меня, поспешно вышел и открыл багажник, куда помог быстро запихнуть вещи.
Села, выдохнула, упершись взглядом в изголовье переднего сиденья.
Замечаю, как струится кровь из рассеченной осколком раны с тыльной стороны ладони.
Ах ты, урод, оставил-таки мне на прощанье метку
Теперь каждый раз смотря на этот шрам, буду вспоминать о нем.
Дрожь. Когда же она кончится?
Прижала к ране рукав кофты, которую успела накинуть на плечи перед побегом.
— У вас всё в порядке? — я поймала встревоженный взгляд водителя в зеркале заднего вида.
— Д-да... теперь да, — устало улыбнулась я, пряча подальше кисть с промокшей тканью.
Мимо мелькали размытые силуэты машин и людей, я ощущала некую отстранённость от окружающего мира. Будто я не здесь, я не я, и всё это было не со мной.
Психика пытается блокировать.
Бросало то в жар, то в холод, тремор понемногу отступал. Снова собирался разъедающий рой мыслей в голове:
А вдруг ты пожалеешь?
А правильно ли ты поступила?
А можем с ним всё-таки лучше, чем без него?
Я затрясла головой, разгоняя эти пакости.
Я уже приняла решение и не буду сожалеть о случившемся. Надо радоваться, что это закончилось сейчас, а не затянулось до рождения детей.
Такси изредка подпрыгивает на кочках, подкидывая меня на черном сиденье.
Дорога, длившаяся около полутора часа, пролетела будто за минуту, пока я утопала в собственных мыслях.
Автомобиль остановился, припарковавшись около пятиэтажного дома. Водитель помог достать чемодан и сумку.
Свобода?
И вот стою я, в паре шагов от новой жизни, с окровавленной рукой, боясь шагнуть дальше. Радуюсь, что смогла это сделать, но одновременно страшусь.
Лив - это защита и жизнь. И я наконец смогла себя защитить и подарила себе новую жизнь.
но я, кажется, разучилась жить по-другому
