На столах, растянувшихся в центре Афдаля аккуратным рядом, длиной не меньше двадцати метров, цветными пятнами разбросаны ароматные фрукты и ягоды, печёные овощи и жареное мясо, живые цветы в небольших прозрачных вазочках, которые уже окучивали мелкие насекомые, похожие на пчёлок. Пространство наполнилось звуками и движениями не только людей — короткошёрстная дымчатая кошка ловко запрыгнула на столик и норовила своровать тонкую пластинку местной колбасы из общей тарелки.
— Шу! Шу отсюда! — вскрикнула и замахала рукой женщина, согнав дымку. Пушистая жалобно мяукнула, после чего женщина погладила её по мягкой холке и отдала выбранный кусочек мяса в когтистые лапки.
Лиод, перекинув сначала одну ногу, потом вторую, села на лакированную скамью, шатнув её, от чего едва ли не упали альвы, уже сидевшие на лавочке. Они испуганно посмотрели на кузнеца и сразу же вернулись к еде после её неловкой извиняющейся улыбки. Поначалу к великанше приклеивались косые недоверчивые взгляды ввиду того, что такие гости у них редкость, но по мере длительности её присутствия альвы всё меньше видели в ней скрытую угрозу.
Эти скамьи и столы совсем не вызывали брезгливости, в отличие от тех, что были в таверне в ночь первого сияния моих глаз. Я расположилась справа от повеселевшей великанши, что уже наполнила свою тарелку цветным овощным ассорти и большим куском хорошо зажаренного мяса с хрустящей корочкой, напротив сели Улль и Сагр, наряженные в хлопковые белые рубашки. Их волосы были ещё влажные и пахли они так же, как и мы с Лиод, как и почти все жители. Надо признать, в белых рубахах они были похожи на завидных женихов, а не на потасканных путешественников, которые всеми силами помогают человеку спастись. Я улыбнулась от своей мысли, глядя на них. За обедом болтают о чём-то бестревожно, передавая друг другу соль и прочие пряности, а несколько часов назад нас всех чуть было не зажарил Тор. Это словно не отпечаталось ни на ком, кроме меня.
Улль то и дело иногда роняет робкие секундные взгляды на меня, а нахмуренный Сагр в этом время успевает рдеть, всего на долю мига поймав васильковые глаза красавицы-хозяйки, что смущённо поправляет золотые пряди. Такие влюблённые.
Может в этом их секрет? Они вновь и вновь могут испытывать искреннюю любовь и радость, потому что с годами перестают зацикливаться на боли? Возможно.
Утопая в размышлениях, я забывала чувствовать вкус еды, которую усердно жевала. Или это тоска по рыжему богу делает ком во рту таким пресным? Тепля в груди надежду, я гуляла глазами по почти одинаковым домикам и счастливым лицам за столом, так и не найдя того, кого искала. Смеющиеся мужчины, красивые женщины, галдящие дети, таскающие еду со стола, но среди всех незапоминающихся улыбок нет той самой ухмылки, которая в одно мгновение зажигает во мне Солнце. Удивительно, как его отсутствие иглами обострило всё, что таилось у меня внутри, а я по уши погрязла в том, чего совсем недавно приказывала себе сторониться.
Я ощущаю себя лишней на этом празднике жизни. Слово ложка дёгтя в бочке всеобщего мёда, но как бы я не старалась стирать кислую мину с лица, она упрямо выползала наружу, игнорируя мои попытки.
Еда совсем уже стала невкусной, поэтому проглотив последний кусок и поелозив вилкой по тарелке с окантовкой, я опустила руки под стол, чтобы никто не стал свидетелем моих заламывающихся пальцев. Заныла в груди то ли гематома, то ли девичье сердце. Хорошо, что мне предоставили сарафан с достаточно высоким вырезом, иначе моё присутствие собирало бы ещё больше внимания фиолетовым пятном, однако, сейчас я выгляжу лишь уставшей с дороги путницей.
Вышла девочка с двумя длинными каштановыми косами и тальхарпой, игравшая до этого на крыльце. Она села на табурет, придержав розовую юбку до пят и откинув волосы на спину. Как только смычок коснулся струн, разлилась мелодия, нарастая и становясь всё веселее с каждым движением тонких пальчиков по струнам. Мотив разбавляли звон приборов о тарелки и стук опустившихся на стол кружек с мёдом. Звуки музыки и голосов альвов мешались вместе, но это даже делало общий гомон каким-то приятным для ушей, словно это слаженный оркестр. Вот, что значит творцы.
— Хватит унывать! Будешь? — Лиод подтолкнула меня плечом, пока я заморозила взгляд в одной из тарелок на столе, а голос её как всегда был выделяющимся из других. Кузнец держала в руке глиняный кувшин с вылепленными на нём колосьями.
— Мёд?
— Говорят здесь такой мёд, какой во всех девяти мирах не сыщешь, — женщина, приблизившись, проговорила это сочно, соблазняя меня попробовать, но ей даже не нужно было меня убеждать, я и без этого покорно кивнула, пододвинув свою кружку и устало подперев щёку рукой.
— Спасибо, Лиод.
Безразлично заглянув в кружку, я поднесла её к носу и втянула лёгкий цветочный аромат. Уже чуть более заинтересованно сделав глоток, не ощутила ожидаемой горечи или огня во рту. Мёд здесь действительно другой. Мягче и слаще, не похожий на любой из тех, что я пробовала. Отчего, делая глоток за глотком, я не замечала крепости напитка, пока не поняла, что уже подпеваю толпе, даже не зная слов.
Лавочки голосили и синхронно раскачивались, словно мы все оказались на живом концерте. Лоб покрылся испариной, внутренности разогрелись благодаря алкоголю, расслабились напряжённые мышцы от сковывающей замотанности. Скулы начало сводить из-за широкой улыбки и невнятного хорового пения. Лиод была так счастлива сейчас, крича слова чуть ли не громче всех присутствующих и не попадая в ноты.
— Налей еще вина, мой венценосный брат,
Смотри — восходит полная луна,
В бокале плещет влага хмельного серебра,
Один глоток — и нам пора
Я посмотрела на неё и мы громко рассмеялись. Сквозь смех кузнец запевала слова, схватив мои ладони и размахивая ими в воздухе, изображая танец. Алкоголь всегда делает так — стирает границы, грусть и усталость. Даёт взаймы. Не ныла спина, не болели ноги после долгого пути, молодые закатные лучи освещали этот поздний обед, плавно и незаметно перетекающий в ужин.
Три девочки разулись и кружили танец, скользя голыми ногами по мягкой траве и придерживая свои юбки. Одна из танцующих взяла на руки ту кошку и плясала с ней, вместо кавалера. Дымка была не против — она лапками словно обняла шею девочки и стала невольным участником пляски, с интересом оглядывая большое застолье с непривычной высоты. Отбивая пятками мотив, они юлили, запутывая взгляд.
Покрасневшие ладошки горели от ритмичных хлопков, пересохло в горле до горечи, голова уже постепенно начинала гудеть от галдежа. Испугавшись волны головной боли, я притормозила и, отдышавшись, налила себе прохладной воды из бочки, почти полной и стоявшей под столом. Приложившись к кружке, я случайно поймала осмелевший взгляд лучника напротив. Он продолжал тепло улыбаться и раскачиваться в общем ритме, но в этот раз не отводя взгляда. Я вытерла влажные губы тыльной стороной ладони и поставила кружку на стол, а он всё ещё детально изучал мои радужки, которые, кажется, уже давно выучил наизусть. Ты хочешь мне что-то сказать своими молчаливыми карими глазами, потому что робеешь сделать это голосом?
Улль, прости, прости, я не знаю, что тебе отдать взамен за то, что ты чувствуешь.
Думаю, он всё понимает. Или начинает понимать. Мне стало не по себе от этого и я потянулась к кузнецу, чтобы предупредить:
— Лиод, я пойду посплю.
На что кузнец закивала и быстро вернулась к общему гомону, делая очередной глоток. Придержав голубую юбку по колено, я перелезла через скамью и поплелась к нашему временному домику, сняв и неся в руке лёгкие сандалии, что так же мило были оставлены в моей комнате подле кровати. Блестящая на Солнце густая травка едва ощутимо щекотала пятки, идя вдоль ряда менялись тембры голосов и темы разговоров.
Проходя мимо очередного стола, одно слово зацепило мой слух и заставило замедлить ход, отчаянно вычленяя речь из прочих звуков:
— Да, в Муспелле!
Муспельхейм? Совсем недавно мы были там. Ещё с Локи.
— Говорят, товарищи-то Тора обгорели знатно! Ха-ха-ха! — заливистый смех охмелевшего альва. Кажется, здесь несильно почитают громовержца и его друзей. Да и Лиод перед самым столкновением язвила Тору о его компании. Кто же они, интересно.
Я старательно напрягала слух, отгоняя с головы дурман мёда и концентрируясь на вылетающих словах.
— Молва дошла, что дымились до самого Трудхейма!
Дымились? Обгорели? Локи?
— Так им и надо, варварам безмозглым, тьфу! — Палл, тот, что встречал нас, громко стукнул кружкой по столу, расплёскивая капли содержимого. — Рыжий утворил?
— Конечно, кто ж ещё... ик! такое умеет! — розовощёкий мужчина ответил, хохоча и пытаясь поймать собеседников опьяневшими полузакрытыми глазами.
Локи!
Я встрепенулась, как только мозг поразило осознание: лис торопливо подтолкнул меня в портал, а сам остался позади, в Муспельхейме, после чего из мерцающего стекла раздался глухой гром, а спустя минуту-две его племянник явился к нам. Значит ли это, что...
Локи взял Тора и его компанию на себя?
Теперь я уже не тормозила шаг, идя мимо застолья, а лишь ускоряла его, будто вместе с этим начнут скорее работать замутнённые извилины. Внутренности вмиг стянуло крепким узлом накатившее волнение от приближения к одной маленькой истине в моей большой истории.
Безумно полагать, что самая хитрая и самовлюбленная персона во всей вселенной будет делать что-то без собственной выгоды.
Он подпалил и надурил их, но Одинов сын пошёл не по запланированному рыжим плану и вышел на нас? Не понимаю. Тор оказался настолько глуп или же Локи в спешке придумал неидеальный сценарий?
Нет, нет, нет. Нескладно.
Каша из разносортных звуков и голосов размылась и отдалилась, я закусала нижнюю губу до крови, пытаясь понять. Но одно точно радует — Локи бросил нас не просто так и, судя по гуляющим слухам, очень даже жив. Сердце возбудилось пуще прежнего, почувствовав, что его на самом деле не предавали. Вроде бы. Но когда же он вернётся? И сделает ли он это вовсе?
Я зашла в наш с Лиод и ныне пустующий домик. Увалившись в одежде на мягкую перину, ещё с десяток минут задумчиво разглядывала потолок, свистящими пулями гоняя туда сюда различные теории, неподдающиеся пониманию. Одна его выходка стоит миллионов предположений и догадок, роящихся в моей голове. Если когда-нибудь меня спросят о самой сложной головоломке с которой я сталкивалась, я абсолютно точно отвечу — Локи. Нет ничего хуже додумывания за человеком, у которого в голове могут быть планы совершенно разнящиеся с твоими представлениями. За плутанием в домыслах, словно в непролазных дебрях, я терялась и ходила по кругу, не заметив, как провалилась в сон.
Густое и тягучее сновидение в этот раз было не об умершем на моих руках Локи, а о чём-то отдалённом и приятном. Я не запоминала растёртые картинки и текучие силуэты, не вникала в суть, а просто плыла по проложенному течению проекции своего воображения.
Это был шанс поспать без мучительных наваждений, на чистой постели и в тепле, что теперь я ценю, как редкую благодать. Блуждая по дорогам сознания и пока не в силах различать границы реальности и видения, я почувствовала жар, пробирающий медленно и осторожно каждую клеточку сердца. Он ложился невесомым шёлком и окутывал тяжёлым одеялом. Нарастающий, горячий, но не обжигающий до остановки органа, что наоборот трепетно ускорил своё биение. Достигнув пика, тепло плавно и покорно разлилось по телу, пальцы левой руки оплело что-то до боли родное, успокаивающее. Хотелось, чтобы это чувство длилось вечно, настолько оно было сладко. И пусть я бы не проснулась никогда и бесконечно скиталась в дрёме, как странник без цели, но если это тепло будет со мной — я согласна.
Совершенное умиротворение крупицами начало рассыпаться под натиском медленно наступающей, назойливой и колкой боли в туловище. Сначала иголочки поражали рассеянно, без определённой точки, но со временем сконцентрировались на груди, словно маленькие солдаты приняли неоспоримый приказ командира. Першение с болью одолели бронхи и трахею, туго стянули колючей проволокой, во рту начала скапливаться жидкость, затрудняющая дыхание. Я рьяно пыталась выбраться из вязкого сна, сопротивляясь. Пыталась, сжимая руками покрывало и, кажется, хрипя, но оковы сна так крепко въелись в уставшее сознание, что никак не хотели отпускать. Волшебное тепло утекло, сменяясь куда более привычным холодом. Обычным холодом моих рук, напоминающим прохладу камня у берега рассветной реки или же равнодушную стынь одинокой Луны в непроглядной ночи.
Крепкая рука проползла под моей спиной и подняла туловище, наконец вытолкнув из сна. Теперь я всё же смогла выплюнуть кровь со рта, к которому сразу же поднесли мягкий платок. Лёгкие кололо из-за недостатка кислорода, глаза горели и слезились, нос резал запах похожий на крепкую смесь нашатыря и водки. Хриплый желанный вдох.
— Наконец-то, милая, — в дёргающемся голоске я распознала Ванадис.
Я откинулась обратно на подушку, которую уже подтянули наверх, чтобы тело снова не оказалось в лежачем положении. В пляшущем от дыхания свете тающей свечи я разглядела Сагра, вооружённого двумя склянками и взволнованную хозяйку рядом на табурете, что едва ли обуздывала слёзы, удерживая подсвечник у моей кровати. Склонившаяся Ванадис тёплыми сухими пальцами заботливо убрала прилипшие волоски с моего лба.
— Как она? — из тьмы раздался низкий голос, прорубающий топором тишину — Лиод.
Я попыталась сказать, что жива, что в порядке, но как только напрягла голосовые связки, то сразу же закашляла до колючек в груди и придавила больное место ладонью, пытаясь утешить боль.
— Не напрягайся, милая, — Ванадис сразу же поднесла к моим губам ткань, свернув её пополам и скрыв в сгибах впитавшуюся до этого кровь.
— Не беспокойся о запахе, пришлось приводить тебя в ясное сознание жжёным лардином. Ты никак не могла проснуться, — Сагр, сидевший на изножье кровати, тяжко вздохнул, отчего свеча снова дрогнула, боясь погаснуть. — Постарайся выпить, полегчает, — он передал склянку.
Пальцы отказывались в точности выполнять приказы мозга, поэтому одна капля покатилась мимо рта и упала на грудь. Вязкое и горькое содержимое я протолкнула по изодранному горлу. Настойка успокоила царапины, словно щедро смазала скрипящие и ржавые шестерёнки моего умирающего тела. Все понимают, что это — временно, а вместе с красными пятнами на платке Ванадис иссыхаю и я сама. Каждый день может быть последним, а может быть одним из десятка таких же, и я сама не знаю, что хуже.
Тяжёлыми шагами по немым половицам подошла кузнец. Она присела по другую сторону моих ног, продавив постель.
— Мне… уже лучше, — осипшим голосом выдавила я, пока хозяйка вытирала кровь с моих белых щёк, уже другой тканью, прохладной и влажной от отвара ромашки.
— Твоя настойка, выпей обязательно перед сном, — ван положил на постель вторую склянку со знакомым содержимым — тот самый раствор, что я пью каждый вечер. Метался его напряжённый взгляд, но он не сказав ничего, лишь тихонько шлёпнул себя по бёдрам и поднялся, поправляя примятое покрывало.
— Спасибо Сагр. Вам всем спасибо, — я потёрла горящие веки, а Ванадис смахнула слезинку, когда дрогнул её подбородок.
Ван качнул головой в знак принятия благодарности и вышел, обозначив своё недавнее присутствие здесь лишь оставленной дорожкой смешанных ароматов трав.
— Выздоравливай, подруга, — Лиод тяжёлой рукой небрежно погладила мою щиколотку. — Я пойду к себе, а то засну прямо здесь и задавлю тебя, — она устало усмехнулась, — если что, знаете, где меня искать.
Я кивнула, пытаясь изобразить улыбку. Кузнец заключительно легко похлопала меня по ноге, едва заметно поджав губы, и ушла в свою комнатку напротив. Нет, Лиод небезразличны чужие проблемы, она лишь старается хотя бы смехом передать тебе свою силу и помочь протянуть организму ближайшие часы, потому что даже если она и выдавит слёзы сочувствия, это будет не она. В этом они с Локи даже похожи.
— Ванадис, уже глубокая ночь, а мне неловко отвлекать тебя от отдыха. Ты и так много сделала, приютив нас, — воск медленно таял, по капельке собираясь в подсвечнике, а хозяйка по-матерински гладила мою руку большим пальцем.
— Милая, я так запереживала, когда Локи внезапно разбудил
нас… — она осеклась, отведя неловкий взгляд. — Боюсь, уже не верну сон. Побуду здесь, пока не уснёшь. Так спокойнее всем будет.
Значит, он вернулся.
Это имя режет по сердцу и снова его же исцеляет. Я не могу объяснить это несравнимое ни с чем ощущение. Тем не менее, мне захотелось вскочить и выбежать на улицу, невзирая на боль и слабость, чтобы поймать два светящихся в ночи огня и уверовать, что он правда здесь. Вставшая в больной голове картина с его лукавой улыбкой в дуэте с непокорным взглядом будто действует лучше всех настоек вместе взятых.
— Локи? — я лишь тяжело сглотнула.
— Да, он ворвался совсем недавно, сказал, что тебе снова плохо. Сагр лишь сапоги натянул и рванул сюда, — её щеки порозовели, — а Локи, еле ноги переставляя, вернулся на ваше крыльцо.
Он приходил сюда ночью? Он на крыльце?
Не выдержав, я дёрнулась, чтобы встать, как боль крепко стукнула по вискам и меня остановила хозяйская ладошка, крепче сжавшая мою руку:
— Милая, он уже ушёл.
— Куда?
— Кто знает? Словно ветер, куда решит, туда и отправится, — Ванадис пожала плечами, а я обречённо плюхнулась обратно на подушку.
Немного помолчав, она натянула спавшую с её тонкого плеча сорочку и подвинула табурет, чтобы оказаться напротив моего лица, которое, кажется, выдавало всё с потрохами и уже не пыталось скрывать ноющие чувства.
— Без него тоскуешь, а с ним изводишься?
Я, глубоко вздохнув, медленно кивнула, понимая, что она попала точно в цель.
— Сагр рассказал?
— Нет, он не касался этого совсем. Мне достаточно глаза твои растерянные видеть и то, как ты рваться к нему готова, только завидев на горизонте. Сердце всё чувствует, — Ванадис подняла плечи и тут же их опустила, подобрав слова. — Лив, любовь — великое чудо, которое дано не всем. Оно прекрасно, способно творить с нами и миром невероятные вещи, только если не приносит боль. Думаю, ты знаешь, что говорят о его добром имени, но не слушай, если с ним ты счастлива.
Её слова успокаивают и одновременно ранят острым лезвием меж рёбер. В гуще упрёков и опасений к Локи со всех уст, лишь Ванадис позволяет говорить о счастье и рыжем в одном предложении. Но я пока даже не имею права замахиваться на мысль счастливых отношений, потому что это безумие. Всё что у нас есть — острые взгляды, красноречивые недомолвки, неловкие касания и один, лишь один поцелуй. Отношения, раз за разом обрывающиеся, так и не начавшись, сложно назвать счастливой любовью. И я, разумеется, сомневаюсь, что что-то может измениться до моего возвращения домой. Да и, нужно признать, всем будет лучше, если всё останется, как есть.
Пожаром вспыхнули воспоминания. Его запах в точности, что втягивала носом с шеи, так и не насытившись. Его крепкие руки, что несли меня несколько часов. Своеобразный флирт, прикрытый ядовитыми шутками.
Может ли он сбегать от меня, считая своей слабостью, как и я его? Если так, то разница лишь в том, что в эту слабость я бы нырнула с головой, не будь она вечным беженцем.
А если побег — его единственная защита сейчас?
— Почему ты так добра ко мне? — я вздёрнула на неё свои блёклые глаза, машинально ковыряя сухой заусенец и задаваясь вопросом, которым ранее не доводилось: почему эти слова я слышу впервые? Ни от матери, ни от подруг, а от малознакомой женщины, что сейчас тепло улыбнулась и изящно убрала прядь своих волос за ухо.
— Я добра почти ко всем, но когда увидела тебя за забором... с недобрым пятном во всю грудь, трясущимися руками и глазами, удивительно полными надежды внутри, почудилось, что я уже знаю тебя. Знала когда-то. Пришла мысль: "Чудна́я незнакомка", а когда коснулась твоей руки, то подумала, что я однажды уже держала эту руку в своей. И с первого же мгновения ты словно перестала быть чужой здесь.
Ванадис говорила это с придыханием, водя глазами по случайным точкам, словно перед ней стояла не полутёмная комната, а совершенно иная картина из её размытых воспоминаний.
— Что это? Дежавю?
— Не знаю, милая, но мне показалось очень интересным. Будешь горячий чай? Совсем недавно я собрала чудесные травы, словно чувствовала гостей. Они успокоят нервы, — она посмотрела на мои вечно занятые пальцы, — да и согреют в такую прохладную ночь, — Ванадис глянула в окошко и потёрла своё озябшее плечо.
Ночь действительно свежа сейчас, но закрыв окно я вовсе лишу себя свежего воздуха, который так помогает держаться в ясном сознании.
— Да, было бы здорово, — я устало потёрла лоб, едва улыбнувшись хозяйке. И снова я создаю хлопоты, но ничего не могу отдать взамен. Скорее бы закончилось моё паразитирующее существование, которое, судя по всему, приносит неудобств больше мне, нежели другим.
— Значит, когда я вернусь с горячими чашками, будь уже под одеялом, не то вдобавок ко всему простудишься, — она шутливо пригрозила пальчиком и бесшумно покинула комнату, оставив свечу на табурете.
Я опустила стопы на холодящие кожу половицы, они выпустили мелкие мурашки, волной нахлынувшие на ноги и рассеявшиеся ближе к бёдрам. Если бы ощущения были звуками, то мои затекшие коленные суставы точно проскрипели бы на всю избу. Я расшнуровала и без того свободный корсет. Сарафан, скользя по телу, упал на пол и последующий за этим звенящий звук привлёк моё внимание.
Оставшись в лёгкой сорочке, я съёжилась от влетевшего в окошко ночного ветра. Взяв свечу и присев на корточки, принялась исследовать плотно уложенные дощечки. Ничего не вижу, но что-то определённо брякнуло. Лишь бы Ванадис не застала меня в странной позе, рыскающей по полу, словно умалишённая. Чтобы удостовериться, я водила по половицам ладошкой, но кроме занозы не нашла ничего.
Уже собираясь разогнуться и вернуться в постель, огонёк дёрнулся, на миг обнажая блик под кроватью. Протянув руку, нащупала удивительно тёплый металл, видимо, выпавший с кармашка платья. Я поднесла к округлившимся глазам. Кольцо. Золотое, с красивой узорной резьбой по всему кругу.
Если его оставил и не Локи, то явно его засланный, но если уж он самолично был здесь, когда я спала, то смею предположить, что он оставил мне... подарок? извинения?
Удивительно недолго думая, я примерила необычную находку, которая как влитая аккуратно села на мой безымянный, пустив разряд, заревом вспыхнувший в сердце. Кольцо грело кожу мягко, ласково, пока я продолжала его разглядывать, наверное, надеясь увидеть в этом некое скрытое послание. Каждый раз, как я проводила по нему пальцем, оно подсвечивалось, скромно отвечая на невесомое касание.
Мне ужасно льстит, что он приходил ко мне и позвал на помощь, ужасно льстит, что подложил кольцо в карман и исчез в Муспельхейме не просто так. Эти звенья, собираясь воедино, превращаются в цепь на горле, перекрывающую дыхание и безжалостно душащую здравый смысл. И, боги, как же с этим бороться?
На острых коленях красными полосками отпечатались рядки половиц, складочками заломалась сорочка. Встав, я безуспешно попыталась разгладить ткань, что всё ещё мало согревала этой ночью, чтобы снова чем-то занять неспокойные пальцы, которые ко всему прочему обрели новый предмет внимания.
Зачем же ты оставил мне его?
Собрав сарафан и покрывало, я аккуратной стопкой сложила ткань на столик. Раздался тихий-тихий звон стекла за окном. Отодвинув шифон, я выглянула, ожидая увидеть хозяйку с горячим напитком, но в эту же секунду поймала два неподвижных огня, что парили в густой тьме над крышей домика напротив. Они не были враждебны, не были хитры, лишь выглядывали и не скрывались, будто специально предупреждали о своём присутствии, как и кольцо, которое сразу же обдало жаром палец, подсвечивая узоры. Страшно шелохнуться и спугнуть их, но как только желание выскочить босиком на улицу и встретиться с ночным хищником лицом к лицу стало нестерпимым, я едва успела сделать шаг в сторону и пламенные янтари задвигались. Пару раз мигнув, их обладатель ловко спрыгнул с крыши, тихо шелестнув травой, и скрылся.
— Вот и я, — я не слышала, как зашла Ванадис с отполированным серебряным подносом. Две чашки и фарфоровый небольшой чайник, из носика которого струился душистый пар.
Последний раз кинув прицельный взгляд в окно и не увидев ничего выразительного, я забралась на постель, укрыв ноги тяжёлым одеялом. Шершавая ткань приятно грела охладевшую кожу, хозяйка вернулась уже с сиреневым пуховым платком, что спал с её плеч.
Поднос она поставила на табурет рядом:
— Не возражаешь? — блондинка мягко кивнула на край кровати.
— Нет, конечно, садись, — я подтянула ноги к себе, освобождая место для приятной собеседницы.
Обжигающий чай действительно помог утихомирить нервы и бушующие мысли, то и дело заставляющие настырные глаза бегать в открытое окно, чтобы каждый раз окончательно убеждаться в том, что там никого нет.
В ряде интересующих Ванадис вопросов был один уже стандартный, о котором спрашивать обошёлся лишь Сагр — скучаю ли я по дому, по внезапно оставленной жизни. Нет, я не стала забывать Осло и в точности помню лица людей, с кем меня крепко сплетают события, пусть и не все приятные. Воспоминания... они стали отстранёнными от меня, словно там — актриса, совершенно точная внешняя копия Лив, но не я. Я сейчас, как зритель, наблюдаю за фильмом памяти, но проникаюсь эмоциями ровно настолько, насколько положено проникаться фильмами. Например, грустный эпизод вызывает печаль, но уже не так дёргает ниточки сердца, чтобы оно дрожало от боли. Наверное, когда я вернусь в Осло, так же будут вспоминаться события этого невероятного путешествия. Чётко будут они высечены на мемуарном надгробии, но всё, что я смогу сделать — провести пальцами по холодной мраморной плите, позволяя вспыхнуть сценам перед глазами.
***
Муспельхейм.
Удивительно, что тупоголовый племянник с молотом наперевес наконец нашёл меня, ещё и в не самый подходящий момент. Или наоборот?
Присутствие этой сомнительной шайки-лейки моё чутье ощутило аккурат перед погружением в портал на пути в Альфхейм и единственное, что я мог тогда сделать — поскорее вытолкнуть в стекло бедную Лив, которая снова еле дышала, но старательно это пыталась скрыть. Хорошо, кажись сильной, пока позволительно.
— Идём-идём, золотко, — поторопил я её, незаметно кинув взгляд на светлеющее пятно в сером задымленном небе. Кажется мне, сейчас будет весело.
Толкнув Лив в спину, я потёр горячие ладони. Ждать пришлось всего несколько десятков секунд, как разразился такой устрашающий до смеха гром, что я не смог сдержаться от колкой фразы появившимся приятелям. Первым явился Тор, разозлённый, что ещё чуть-чуть и пар повалил бы с его ушей, словно с вскипевшего чугунного чайника. Следом из пушистого облака, отвратительного пахнущего мятой, явилась Гудрун, пафосно поправляя чёрные волосы, и, конечно же, Олаф. Правая ручонка наследника. Слабенькая, но покорная на идиотские приказы.
— О, ваши шевелюры снова отрасли? Гудрун, надо признать, та залысина, — я невозмутимо указал на висок, — определённо лучше подчёркивала твоё обугленное ухо.
Не будь она такой самовлюблённой занозой, то, возможно, я бы даже провёл с ней пару ночей, но Гудрун оскалилась и резво шагнула вперёд. Тор выставил руку и преградил ей путь:
— Ты получишь сполна! — прорычал он, брызжа слюной, как бешеная псина и на сантиметр подкинул в ладони молот, по которому пробежалась электрическая паутинка, не скрывшаяся от моих глаз.
— Да, получишь! — едва ли не взвизгнул русоволосый Олаф, дёрнувшись всем телом, но не рискнув ринуться на меня.
А что если... попробовать прямо сейчас?
Я рискну их жизнями, но если получится, то мы приблизимся к истине на несколько широких шагов. Если то, что сказала вёльва — верно, то я обязан не упустить эту чудесную возможность.
***
— Здравствуй, Вендела, — я прошел в ее жилище, уже не удивляясь царящим здесь запахам.
— Что происходит с тобой, Бог?
— Это я, кстати, у тебя хотел спросить, — ответил я, развалившись на старинном продавленном диванчике.
Вендела присела на кресло напротив, не сводя стеклянных глаз с хитрым прищуром. Более контрастные из-за пляшущих огней свечей морщины на её лице скривились в загадочной и жуткой улыбке.
— Ты трепещешь и желаешь, незнание и новые чувства, чуждые тебе, пугают. Удивительно, что с тобой может сделать девочка лишь своим присутствием, — она, скрипя голосом, захохотала. Издеваешься, старуха? Я не для этого сюда пришёл.
— Скажи мне только, что это и как с этим бороться? — бросил я. Ненавижу чувствовать себя не самым умным и хитрым, а вёльва тыкает меня в это носом. Она, зная всё, будет ехидничать над тем, кто делает это над всеми остальными.
— А ты считаешь, с этим нужно бороться? — спросила она, смело смотря в мои глаза, которые уже успели вспылить, чуть сильнее освещая эту полутёмную комнату, но Вендела никогда не боялась меня. Она знала насквозь меня и любого другого, не говоря уж о наших судьбах, что ведомы ей были ещё до того, как овладел троном мой братец.
— Слабости — то, чем манипулируют, на что давят и в итоге одерживают победу. Так что да, считаю, нужно от этого побыстрее избавиться и ты можешь мне в этом помочь.
— Вдруг же это не слабость? — она костлявыми пальцами гладила мутный изумрудный кулон, свисающий на серебряной цепочке и выделяющийся на фоне чёрной мантии.
— Если меня это заставляет... делать непривычные вещи и чувствовать себя... странно, то что это может быть ещё? Ты ведь сама прекрасно всё знаешь, так зачем бесполезные вопросы?
Я запинался, мне крайне непривычно было говорить вслух о том, что совсем недавно возникло в моей жизни. Странные, новые ощущения. Но меня пугали не они, а то каким становлюсь я под их воздействием.
— А ты всё куда-то торопишься, Локи. Бежишь, бежишь всю жизнь, только пятки сверкают. Слабость может обернуться чистой силой, которую сейчас ты в страхе от себя отгоняешь. А может и нет, — она закурила чёрную трубку, что разошлась густым облаком дыма, скрывая её многозначительное выражение лица.
Какие к чёрту сильные слабости?
Я лишь шумно вытолкнул горячий воздух из лёгких и ударил ладонями по коленям, собираясь встать.
— Постой. Ты знаешь, что Лив здесь совсем не просто так, — я кивнул. — В ней хранится очень много и это отравляет её. Вы, вы оба всё вспомните, должно прийти время. У белокурой девы кое-что есть для Лив, — Вендела лениво выпустила кольца дыма. — А теперь, дитя, можешь идти.
В ней очень много? Чего? Либо энергии либо страха.
— Какое же я дитя? — я усмехнулся старухе, которая вечно не от мира сего.
— Внутри тебя боится дитя, которое поневоле с детства научилось защищаться.
— Так, — я выставил ладонь, пресекая. — И на этом спасибо, Вендела.
***
Чего же в тебе больше, маленькая Лив?
— Устал на своих двоих переваливаться? Не переживай так из-за своих козлов, уверен, лысыми крысами, бегающими по чертогу Одина, им живётся гораздо веселее, чем таскать твою тушу по мирам, — я беззаботно отмахнулся, но Тору не понравилась моя шалость с превращением животных. Ему вообще ни одна моя забава ещё не приглянулась. Он озлобился пуще прежнего и, насупившись, начал разгоняться на меня.
Я лишь чуть склонил голову набок и хлопнул ладонями перед самым его лицом, как он исчез, благополучно отправившись в небо над Альфхеймом.
Не подведите мои догадки
Гудрун, выпучив глаза, застыла.
— Что, не рассчитывала, что вот так просто ваш дружок может испариться?
Раньше я не упускал возможности побегать с племянником, пока он не перестанет видеть в этом смысл, но сейчас же планы пришлось изменить. От того ещё интереснее.
— Ах ты! — завопил Олаф с взъерошенными короткими волосами и побежал на меня со своим скромным топориком. Вслед за младшим братом ринулась Гудрун.
Они едва успели сделать четыре размашистых шага, как встретились с огненными сферами, которые я крайне успешно выпустил им в ноги, заставляя сгореть ботинки. В моих планах не было убивать этих бедных помощников, лишь потянуть время и вымотать их. Гудрун и Олаф прыгали на месте с одной дымящейся ноги на другую, шипя и постанывая, их брюки обгорели до колен, ткань всё ещё медленно тлела по краям красными искорками.
Всё происходящее далее было похоже на плохо исполненный вальс — они иногда не могли увернуться от моих пламенных снарядов, которые я запускал не слишком метко, давая им фору. Снова загорелись длинные чёрные волосы, которые богиня быстро затушила ладонью. Гудрун сделала резкий выпад и чуть было не порезала мой жилет своим красным мечом, но и от него я ускользнул, вызывая ещё большую раздражительность соперников. Олаф уже устал и задыхался, стал медлительнее сестры, неуклюже спотыкаясь.
— Размазня, — злобно бросила ему Гудрун.
Ладони горели, я едва ли сдерживался от вырывающихся сил, но утомившись скучной беготнёй с помощниками решил, что пора бы заканчивать, не то в чертог они не вернутся. Напоследок лизнув пламенем их кончики носов, брови и ресницы, я наконец хлопнул в ладоши и отправил их куда-то в Асгард. Надеюсь, Тор тоже уже там.
Несложно представить, как друзья в Альфхейме злы на меня, если Лив вовсе жива. Не хочется видеть её печальные глаза при следующей встрече, но у меня не было выбора. Меня передёрнуло от неудобных мыслишек. Где прежний Локи? Похоже, снова я остаюсь для всех предателем и эгоистом, впервые пытаясь сделать как лучше не только для себя.
В последнее время мои силы иссякают всё быстрее, но такого быть не должно. Я не настолько стар и не настолько был слаб изначально, чтобы после небольшой весёлой пробежки чувствовать энергетическую слабость. Надо найти их. Надо найти Лив.
Я нырнул в Альфхейм и боялся увидеть не тот исход, который ожидал. Вдохнув и открыв глаза, нашёл лишь следы побоища: вмятое дерево, обгоревшая и примятая трава, запахи порошков нашего скромного повелителя природы, от которых щекотно в носу. И запах... лёгкий, почти неуловимый лавандовый. Запах Лив.
Откуда это в тебе, повелитель хитрости?
Я мотнул головой в очередной попытке выгнать надоедливые мысли, которые удивительно почти полностью поглотили размышления о захвате Ётунхейма. Хм, а я ведь правда чуть было не забыл о нём в этой суматохе. Когда же я вернусь к прежней жизни, избавлюсь от этого наваждения?
Вёльва прямо дала понять, что у белокурой девы что-то есть для Лив, я знаю лишь одну такую поблизости. Вендела в этот раз оказалась чуть менее скрытной, чем обычно, но даже это не облегчило задачу. Если сначала мною двигал азарт и интерес к разгадке, то сейчас же к ним нагло прилипли внутреннее сопротивление и метание в разные стороны от причины наших путешествий, словно страшный огонь это она, а не я.
Я поплёлся в деревушку, не помня точного направления, но чувствуя, что дуэт преследователей уже идёт по пятам. Несколько раз ступив не на ту развилку, я всё таки добрался до Афдаля, когда начало вечереть. Расположившись на крайне неудобном большом камне в роще неподалёку, чтобы немного передохнуть, я уже чуть было не пожалел, что вернулся. За общим галдежом, что разносился по всей округе, я уловил её голос, а приглядевшись и вовсе нашёл её за одним из столов. Отсюда было удобно наблюдать — пир растянулся посреди поселения, не прикрываясь домами и заборами. Она подпевала вместе со всеми и я уверен, что даже не знала слов. Облегчённо выдохнул.
Хорошо, что все живы.
За спиной раздался шорох и хрустнуло пару веток под увесистыми лапами.
— О, вы пришли? — спросил я, даже не поворачиваясь.
Утробное рычание, запах псины, но они не сдвинулись с места, замерев после моего голоса.
— Я не буду вас жечь. В этот раз, — я выставил палец к небу, отметив последнее предложение, и встретился с их чёрными глазами. — Дорогой Гери, любимый Фреки, — шутливо откланялся с рукой на груди, — зачем пожаловали?
Волки наконец немного расслабились, передёрнули пепельными холками, оглянувшись друг на друга и убрав жуткий оскал. Их речь состояла из фырканья, рыка и скулежа. Довольно широкий словарный запас, не побоюсь этих слов.
И раз они не нападают первыми, значит пришли не по мою душу.
Сперва Фреки, тот у которого лысый шрам протянулся на морде через глаз, несколько раз протяжно рыкнул, а в конце красочной тирады даже дважды полаял.
— Потише! Жителей напугаешь, — шикнул я на него, на что волк очень даже по человечески кивнул мордой, и переступив с лапы на лапу, дал слово брату. Два огромных серых хищника, высотой полтора метра в холке, хоть и оббегают все миры, но обычно остаются незамеченными, и сейчас уж точно могут навести шуму своим внезапным появлением.
Гери продолжил речь брата и дополнил несколько важных комментариев, после чего ткнул мокрым прохладным носом в тыльную сторону моей ладони и мотнул мордой в сторону деревни.
— Я всё понял. Позже. А пока скройтесь из виду, чтобы своими тушами перед глазами не мелькать, — Фреки фыркнул, но, лениво развернувшись, всё же поплёлся за своим более примерным братом. Волки вскоре полностью скрылись в вечерних тенях, а у меня в голове творилась ещё бо́льшая неразбериха.
Дождавшись ночи, я бесшумно пробрался в Афдаль. Скудно дымил затушенный после ужина костёр, почти все избы мирно спали — в оконцах была лишь тьма, но я мог уловить любую мелочь выдающимся острым ночным зрением.
— Локи? — тихо раздался тонкий голосок откуда-то сбоку.
— Ванадис? Здравствуй-здравствуй, а я тут решил зайти.
Хозяйка вышла на крыльцо, плотно сложив руки на груди не от раздражённости, а дополнительно прикрывая от чужих глаз то, с чем, видимо, не до конца справлялась сорочка.
— Я знаю и думаю, сейчас ты не должен отчитываться.
— С каких пор ты такая проницательная? — я едва ухмыльнулся, отпустив обычную колкость.
— Просто чувствовала, что будет ночной гость, — она быстро пожала плечами. — А кто пришёл бы вслед за друзьями, если не ты? — Ванадис тихонько усмехнулась и, нахмурившись, глянула за мою спину, пока я ждал погонит ли она меня или же позволит остаться.
— Вспомнила! — она встрепенулась и тут же прикрыла рот ладошкой, но громкие звуки уже сорвались с её губ. Продолжила она уже шёпотом, сделав шаг ближе, — Я должна вернуть тебе обещанное. И да, спасибо, что тогда помог с Гудрун и её братом.
— Всегда пожалуйста, ты же знаешь к кому неизменно можно обратиться, — она закатила глаза и на носочках вернулась в избу.
Вовремя, однако, я зашёл. Обычно плату возвращаю всем я, а не мне, но оказывается второй вариант гораздо приятнее греет мою корыстную душу. Однажды над их поселением издевались подручные Тора — заваливались в Афдаль, испивали весь мёд, буянили. Племянник мой Ванадис бы не слушал, а посему она обратилась к самому могущественному богу всех миров. Ко мне. Я помогал ей не от великого уважения, а от желания использовать ещё один повод подпалить этих помощников, что порой Тору готовы его уставших козликов заменять. С тех пор жители терпеть не могут эту злосчастную троицу и, похоже, эта деревня — единственное место, где меня ненавидят чуть меньше, чем везде.
— Вот. Я узнала, что оно было у сестры короля в Хрустальном замке и она отдала его мне по старой дружбе за небольшую плату, — Ванадис передала мне колечко. Зачем оно мне было нужно, я уже и не вспомню. Это красивое золото — не более, чем приятный раритет, не обладающий ничем необыкновенным, если смотреть на него со стороны привычной магии.
— Я приказала подготовить избу, вон ту, четвёртая с конца. Она свободна, — хозяйка тыкнула пальцем в даль и прикрыла зевоту ладонью. Я лишь кивнул и проводил её взглядом, пока она не скрылась за дверью.
Что за ясновидческие таланты в ней проснулись на старости лет?
Усмехнувшись с этой мысли, представил, что если бы Ванадис слышала эту фразу, то обязательно бы надула губы, покраснела и замахнулась рукой, так и не достав до моей головы, чтобы вручить заслуженный подзатыльник. Она всегда очень забавно злилась с моих шуток.
Зачем-то я нашёл домик, где спала Лив и, ужасно признавать, скорее не потому, что видел примерно в какой из них она вошла, а по запаху. Всё по тому же, что сильно въелся в сознание. Наверное, хотел удостовериться, что с ней всё в порядке.
Я присел рядом с кроватью на корточки, не создавая ни звука, дабы не потревожить чуткий сон. Мягко вздымалась её грудь, едва дрожали длинные ресницы из-за бегающих во сне глаз, почти неслышное размеренное сопение. Мне так захотелось к ней прикоснуться. Так сильно, что казалось, будто меня ждёт Хель, если не почувствую её прямо сейчас. Медленно протянув руку к её холодным пальцам, я почти неосязаемо дотронулся до бледной кожи. И снова ледяной разряд стремительно разбежался по венам и вонзился прямо в горячее сердце, на миг сбив дыхание. Я оплёл её руку крепче, позволяя морозу заковать внутренности. Кажется, нашёлся тот, кому кольцо будет нужнее. Свободной рукой нырнув в карман, я достал золотой артефакт и переложил его в кармашек платья. Оно такого маленького размера, что должно подходить её тонким пальцам, а мне лишь его продать или обменять на какую-нибудь безделушку удастся. Лив тихо простонала и на несколько миллиметров натянула уголки сухих губ, сжав ладонь.
И как же это может быть силой, всезнающая Вендела?
Мне не хотелось уходить, мне не хотелось шевелиться, чтобы не спугнуть этот болезненный, но до ужаса желанный момент. Я не знаю, какого чёрта здесь со мной происходит, но я будто вечно готов смотреть на неё.
Поэтому я не хочу сближаться. Я не хочу быть зависимым, не хочу иметь тонкие места, которые легко ранить. Всю свою долгую жизнь защищаюсь от внешнего мира, выстраивая стену и укалывая других до того, как укололи меня, но сейчас же сам безумно вонзаю в себя острые лезвия.
Грудь Лив стала содрогаться, послышались хрипы, вернувшие меня в реальность. Её тело обдало мелкой дрожью. Я ничем не смогу сейчас помочь. Разорвав наши руки, она пальцами сжала покрывало.
Нужен Сагр.
Я помчался к Ванадис и сперва распахнул дверь, а уже после затарабанил по дереву, не стесняясь нарушить чужой покой. Показалась сонная хозяйка.
— Где обитает ван? — торопливо спросил я, на что она лишь поджала губы и несколько раз прокричала за спину его имя.
— А что случилось?
— Лив плохо, он нужен срочно, — только успел я произнести последнее слово, как показался Сагр, прыгая на одной ноге и натягивая сапог на другую.
— Ванадис, ещё лардин возьми! — отдал приказ ван, брынча стеклом склянок, которые он уже собирал впопыхах. Каждый раз поражаюсь, как даже почти в полной тьме они могут распознать лишь по запаху нужные лекарства.
Хозяйка округлив глаза, забежала в одну из комнат, прихватила дурно пахнущий сушёный куст и передала его Сагру, который тут же отправился к Лив.
— Поможешь? — Ванадис держала в трясущейся руке серебряный подсвечник. Я щёлкнул пальцами, чтобы поджечь чёрный фитиль, но даже это далось мне с некоторыми сложностями.
Блондинка засеменила вслед за Сагром, прикрывая огонёк рукой, чтобы его подло не задул ветер. Ещё несколько минут я просидел на крыльце домика Лив, но как только услышал, что ей помогли, скрылся, не желая тревожить её своим видом.
Я залез на крышу домика напротив, наблюдая за происходящим в открытое окно. Свеча озаряла их испуганные лица, только Лив пыталась улыбаться. Наверное, как всегда убеждала, что в порядке. Откашлялась кровью, но жива. Когда ван и Лиод ушли, она ещё беседовала с Ванадис, которая вполне возможно посвятила Лив в то, кто приходил к ней ночью. Когда хозяйка покинула их домик, золотко решила переодеться. У меня даже почти не родилось никаких непристойных мыслей, глядя на её тело в короткой сорочке. Думаю, я просто слишком слаб сейчас для этого, не стоит переживать.
А вот она, удивившись, наконец и колечко нашла, исследовав все половицы. Примерила и повертела ладошкой возле свечи. Рад, что понравилось. Она, словно чувствуя, выглянула в окно и, конечно, же быстро нашла во тьме мои глаза. Смотрела неподвижно, как и я не мог сдвинуться с места под прицелом её внимания.
Даже не думай выходить, я не знаю, что сказать тебе.
Она сделала шаг в сторону, намереваясь босой выскочить в холодную ночь и это был шанс наконец уйти, не мучая никого из нас. К ней вернулась Ванадис с подносом, а я спрыгнул с крыши и тихо ушёл к той роще, подле деревни, где меня уже ждали Гери и Фреки.
— Ну что, ведите. Где он?
Гери мотнул мордой в глубь чащи, а Фреки передёрнул меховыми ушами и оглянулся по сторонам, убедившись, что нам никто не помешает.
