***
Королевство Мурат
–Юнги! Юнги!!! Мин Юнги, где бы ты ни прятался, выходи!.. Боги, что мне делать с этим несносным омегой?.. Юнги! Звонкий голос Суена раздаётся по всему двору. Все во дворце, от прислуги до членов королевской семьи, давно привыкли к этому, поэтому не обращают никакого внимания, каждый занимаясь своими делами и не мешая ему искать своего единственного сына-омегу, который явно будет отчитан, как только найдётся. Суен завершил свой завтрак и пошёл проведать младшего ребёнка, но того в своих покоях не оказалось. В общем, к этому не привыкать. Иногда кажется, что омега никогда не повзрослеет. Юнги сидит под кустами у самых ворот, прислушивается к голосу разозленного родителя и пытается его выследить, чтобы незаметно пробраться к себе. Хотя его причитаний в любом случае не избежать. Он надеялся, что успеет все до пробуждения папы, но Май совсем не торопился на этот свет. –Ваше Высочество,– Юнги вздрагивает, услышав голос за своей спиной. К нему подкрался Рахим – его няня, присматривающий за ним с детства, управляющий всеми его слугами. Рахим – тот, кто весь свой день проводит либо рядом с младшим принцем, либо распоряжаясь о его приёмах пищи, купаниях, уроках и всем остальном. Он добрый и мудрый, в свои сорок три не имеет никого, кто ему был бы ближе Юнги – у него нет ни мужа, ни детей. Принц любит его не меньше. Рахим не просто слуга, он его самый настоящий друг. –Ваш папа вас разыс… –Тсс,– принц приставляет палец ко рту , а потом резко тянет старшего к себе за руку, заставив сесть на землю рядом с собой. – Его Высочество велел мне найти вас и привести к нему. Нам лучше… –Тише, Рахим, он не найдёт нас,– шепчет принц, вновь перебивая, и высовывает голову, чтобы посмотреть, где находится папа. После чего сразу садится обратно. Когда он нашёл родителя глазами, тот смотрел прямо на него. Теперь они действительно попались. –Юнги, я ищу тебя все утро,– ругается Суен, представший перед ними, положив руки себе на талию. Младший омега неосознанно смеётся и прикрывает рот руками, понимая, что перегибать не стоит. Что поделать, если краснеющий от злости папа выглядит так забавно? Его щеки словно лепестки красных роз, растущих в саду у дворца. –Тебе смешно, да? Я надрываю голос с утра, пытаясь тебя найти, а ты тут сидишь и смеёшься. А ты, Рахим? Ты должен был найти его,– продолжает возмущаться Суен. Ему в этом нет равных. – Рахим не виноват. Я его заставил,– оправдывает старшего Юнги, вылезая из-под кустов. Его белая туника перепачкалась в траве и земле, что не скрывается от зорких глаз Суена. На это он лишь громко фыркает. Рахим кланяется и уходит, понимая, что сейчас для него никакой работы нет. –Папа, не злитесь. Вы такой красивый сегодня. В таком виде нельзя хмуриться,– Юнги берет его за руку и снова ангельски улыбается, пытается задобрить комплиментом. Комплименты на Суена действуют всегда. –Ты где был? – папа сильнее перехватывает его ладонь и тащит за собой в сторону дворца – В такую рань! – Простите, но мы не можем управлять процессами природы. У Аксена были роды, я не мог это пропустить и не мог попросить малыша подождать,– рассказывает Юнги, шагая рядом с Суеном – Он и так припозднился. –Роды? – тот даже останавливается и непонимающе щурится – У какого Аксена? – Аксен, папа, я ведь рассказывал, что он ждёт ребёнка – лошадь из конюшни. Он папа моего Нура. Это его второй жеребенок. Я назвал его Майем. Май так не хотел родиться, что дяде Джисону пришлось вытягивать его за ноги. У одного из слуг тоже скоро роды, дядя будет их принимать, и он сказал, что я могу посмотреть, если захочу. Джисон – один из придворных лекарей и травников. Он постоянно занимается изучением новых способов врачевания, пишет книги и создает лекарства. Он, должно быть, один из самых умных (и болтливых) людей в Мурате – Юнги сам пожелал стать его учеником. Медицина – вещь невероятно интересная. –Я же говорил, что тебе не нужно учиться у него. Ты принц, а не лекарь! Какие еще роды, Юнги?! Это тебе не игры! – Я знаю! Дядя Джисон научит меня всему, что сам умеет. Я буду и принцем, и лекарем. Буду лечить себя, свою семью и подданных. –Принцы не лечат подданных! Принцы никого не лечат, Юнги. – Почему? Кто мне помешает? Суен мотает головой и устало выдыхает. С этим ребенком бесполезно спорить. –Мне сказали, ты не завтракал. Хочешь вылечить всех, а о себе не думаешь. –Хосок принёс мне ягод, я покушал. –Ты был с Хосоком. И без платка. Хосок уже взрослый альфа, ты должен перед ним носить платок,– список недовольств Суена не прекращается. Этому, наверное, никогда не будет конца. Иногда кажется, что ему в Юнги вообще ничего не нравится. –Хосок знает меня с детства, что мне от него скрываться?– ворчит в ответ Юнги. Правило покрывать лицо платком перед альфами ему никогда не нравилось. Оно же глупое. И несправедливое. –Тебе уже пятнадцать, Юнги, пора взросл… –Отец! Принц и ухом не ведёт на слова папы, а, увидев идущего в их сторону короля, вовсе срывается с нему, даже не дав Суену договорить. Салим ловит сына в объятия, прижимает к себе и гладит по спине. Юнги не видел отца почти сутки, то, как он соскучился, не описать никакими словами. Он закрывает глаза, чувствуя тепло больших рук альфы. Это его самое безопасное место. –Вы что снова ругаете моего сына? – спрашивает, широко улыбаясь, Салим у подошедшего к ним супруга. А Юнги кивает, поддакивая. Теперь то ему ничего не страшно. –Это вы во всем виноваты. Избаловали его, а мне теперь страдать! – жалуется Суен. – Конечно, я его избаловал. Он мой единственный омежка, я буду баловать его до тех пор, пока на то будет воля Великой Луны. Не ругайтесь на моего ангела! А Суен еще удивляется непослушности младшего сына. Чего ожидать, если сам Король лично готов помогать ему с проказами? Салим разрешит ему все что угодно и не подумает! –Что ты натворил, Юнги? Голос папы был слышен во всем городе,– произносит один из подошедших вместе с отцом старших братьев омеги. Юнги кланяется, соединив ладони у груди, перед каждым из молодых альф, чувствуя их прикосновения к своей макушке. Сначала перед Хисолем – старшим сыном своих родителей, потом перед Диларом, перед Чоненом, а последнему Дамиру показывает язык и сбегает снова в объятия отца. Дамир на год младше его, он сын старшего наследника государства и племянник Юнги; придет время, и престол Мурата будет принадлежать ему. Они с омегой все время поддразнивают друг друга и ссорятся по мелочам, но, на самом деле, очень даже близки. Все принцы, кроме одного, унаследовали белый цвет волос от отца, от каждого из династии Минов. У Чонена каштановые волосы папы. Юнги считает этого брата самым красивым. –У нас родился жеребенок! – омеге приходится пересказать все и остальным членам своей семьи.***
Утро младшего принца начинается с рассветом солнца. Слуги по приказу Рахима приносят ему воду и предметы для умывания, поднос с едой, а после помогают одеться, а Рахим расчесывает волосы. Сегодня Юнги сбежал, когда еще было темно, и пропустил все утренние процедуры. Поэтому вместо ласкового и доброго няни его волосы расчесывает сам Суен, который делает это не так нежно, совсем не боясь доставить Юнги боли. С принцем все обходятся так, будто он хрустальный: и отец, и братья, и тем более слуги, а папа же старается быть пожёстче – кто-то ведь должен его ограничивать. Юнги терпеливо сидит, подложив под себя ноги, на середине своей огромной кровати, на которой спокойно может уместиться человек десять, прислушивается к пению птиц, что сидят на дереве рядом с открытым окном. Юнги нравится вдыхать еще прохладный утренний воздух, сладковатый из-за аромата букетов роз и пионов, стоящих в вазах на столах и полках, и из-за сандаловых палочек, которые первым делом каждый день зажигает Рахим. Принц прикрывает глаза, чувствуя прикосновения пальцев родителя к своей голове. Он любит, когда папа расчесывает ему волосы или помогает одеться, или готовит для него, но такое бывает редко. Иногда, когда ему тоскливо, Юнги берет в руки гребень и сам идет к Суену, просит себя расчесать. Папу омега любит больше, чем кого-либо. Тот все еще недоволен его сегодняшней выходкой. –Ты уже приказал принести себе еду? –Да, я попросил лепёшку в мёде, хурму и финики. –Нельзя есть столько сладкого с утра,– ворчит Суен, а потом подзывает одного из стоящих у порога слуг – Пусть принцу принесут тушеных овощей и рис. Тот кланяется и уходит. –Папа, но я хочу лепёшку в мёде, – жалуется Юнги. Он мечтал об этом блюде еще вечером. –Съешь ее позже,– строго отрезает тот– Нужно питаться полезной едой. Ты же не хочешь растолстеть или покрыться сыпью? – спорить с ним не имеет смысла. Суен надевает на голову сына цепочку с подвеской в виде полумесяца, выполненную из белого золота, маленьких бриллиантовых камешков и голубого топаза. Подвеска закрепляется ровно посередине лба и представляет собой символ наследника Мурата, сына Короля – посланника Луны. Папа кладет ладони на лицо Юнги и любуется им, повторяет про себя молитву, просящую Богов защитить принца от дурного глаза, и целует в кончик носа. –Чем будешь заниматься сегодня? – спрашивает он, гладя сына по волосам, и тот опускает голову ему на плечо. –Сейчас у меня урок арабского языка, потом урок истории, – Юнги рассказывает, предвкушая предстоящий день, которой будет наполнен интересными делами – После полудня стрельба из лука и верховая езда. Вечером я буду помогать Хосоку учиться читать и писать. У него уже неплохо получается. –Хосоку? Учиться? – Суен звучит удивленным, но, на самом деле, он перестал удивляться Юнги уже давно – Ангел мой, Хосок – конюх, ему незачем умение читать и писать. –Но ему хочется уметь. Когда-нибудь это может ему помочь. И вообще, все должны учиться. Взамен Хосок учит меня ухаживать за Нуром. Чистить и кормить его. –Чистить коня? – это уже переходит все границы. Принц иногда словно с ума сходит – Ты не будешь чистить лошадь! Сколько можно говорить, Юнги? – он хватает сына за плечи и заставляет на себя посмотреть. Будто это чем-то поможет – Нельзя. Принцу нельзя чистить коней, принимать роды или учить слуг! – Это же мой конь, и я должен о нем заботиться. Как я могу доверить его другому? Почему все могут ухаживать за своими лошадьми, а принцам нельзя? –У принцев есть много других важных дел. – Каких? Рожать детей и воспитывать их? – Юнги всего на мгновение, сам того не замечая, повышает тон, но сразу берет себя в руки. Ему не нравится эта тема. Ничего, кроме возмущений, она у него не вызывает – Вам не кажется это несправедливым? Мой муж будет управлять целым государством, будет воевать и творить историю, а я – греть его постель и рожать наследников. Суен словами сына оскорбляется. –Ты хочешь сказать, что рожать и воспитывать детей – это легко? –Я не говорю так. Все омеги рожают. Посмотри на наших подданных: омеги наравне с альфами работают на полях, они шьют, лечат, создают вещи своими руками– каждый занят делом, при этом у них тоже есть и мужья, и дети. Я не хочу быть просто папой,– он всегда был чересчур прямолинейным. – Не сравнивайте себя с подданными,– на это Юнги снова фыркает и пытается перебить, но Суен не дает ему это сделать – Они будут растить подданных, а ты – правителя, человека, от которого будут зависеть их жизни. Дашь ему воспитание и определишь этим судьбы целых народов. Твой муж будет править, а ты станешь тем, кто будет даровать ему спокойствие и возьмёт за руку в трудные времена. Ты сохранишь в нем человечность и спасешь больше жизней, чем любой лекарь. Поэтому не смей никогда преуменьшать свое значение. –Я знаю. Я знаю, папа. Я просто подумал: разве, чтобы воспитать лучшего, не нужно самому быть лучшим? Он хочет сказать ещё что-то, но замолкает, когда в покои заходит слуга с подносом. Юнги ест в тишине, Суен лишь просит его не торопиться. Юнги еще ребенок. Он совершенно невинен, все его помыслы и представления о мире чисты и наивны. Он никогда не врёт, потому что уверен в правильности всего, что сделал, никогда не сделает ничего, что ему покажется плохим или нечестным. Он уверен, что и остальные расценят его действия точно так же. Юнги не знает, что значит притворяться искренним или врать ради блага и выгоды. Сегодня принц мог бы солгать и насчёт Хосока, и насчёт лекаря, но не стал. Он об этом даже не задумался. Они оберегали Юнги от всего плохого, показывая и рассказывая только лучшее, что знают, но рано или поздно его детство закончится, и он покинет дом и семью. Суен – единственный, кто старается быть с ним жёстче. Тот может подумать, что его папа несправедлив к нему или что любит его меньше, чем остальные, но он всего лишь хочет подготовить сына к другой жизни.***
–Им…пе…импе…ра…тор …импе…ратоор… –Император. Ударение на предпоследний слог. –Император,– повторяет Хосок – Император, точно,– недоумение на его лице сменяется улыбкой, а потом стеснением – Я знаю это слово, но почему мне его так трудно прочитать? Я очень долго учусь. Они сидят во дворе, в беседке. Юнги задержался на верховой езде – его бывает трудно оторвать от седла, так сильно он это любит – уже начало темнеть. Несколько факелов, от которых пахнет горючим маслом, освещают стол, на котором лежит принесенная омегой его детская книжка и несколько листов бумаги с чернилами. У Хосока ничего из этого нет, и он стеснялся пользоваться вещами принца, но тот настоял. Они занимаются в одно и то же время через день. Хосок – очень прилежный ученик, Юнги им гордится. – Нужно время, скоро это станет таким же привычным, как ходить или даже дышать. Ты уже выучил все буквы и умеешь их соединять, а это основное. Остальное наработается,– поощряет его омега, и видит, как у парня загораются глаза. Хосоку нравится получать похвалу. – Только не води пальцем под словами, когда читаешь,– добавляет Юнги. – Это плохо? – искренне спрашивает тот, и принц тихонько над ним смеётся. – Нет, но неудобно, и так никто не делает, разве что дети. Отучись от этого,– Юнги берет в свою руку ладонь альфы, лежащую на листе книги, чтобы сдвину в сторону, и замечает, что та у Хосока ледяная. – Тебе холодно? Почему ты отдал мне свою одежду, если тебе холодно? –Нет, мне не холодно. – Я же вижу, что холодно,– Юнги снимает с себя накидку Хосока и тянется, чтобы положить ее на плечи альфы, но тот выставляет перед собой руки, не позволяя это сделать. – Не надо, пожалуйста, оставьте себе. Вы так много делаете ради меня, я тоже хочу позаботиться о вас. Мне это в радость,– снова опускает глаза, смущается. Юнги выполняет его просьбу и надевает накидку обратно. – Ты научил меня чистить и кормить Нура, это равноценный обмен, – решает напомнить омега – Это тоже нелегко, у меня уже три дня болят руки, но я стараюсь. – Вы же знаете, что вам совсем не обязательно это делать. Ухаживать за лошадьми – моя обязанность. – Ухаживать за своим конем – моя обязанность, Хосок,– отрезает Юнги, давая понять, что больше не хочет ничего слышать на эту тему – Давай, я согрею тебе руки. Глаза альфы раскрываются в удивлении, он замирает на месте, не зная, что делать, будто Юнги предложил ему невесть что. Принц сам хватает его за ладони и, притянув к себе, обхватывает их пальцами, поглаживает. Действительно, совсем ледяные – так и заболеть недалеко. Принц бы мог и порадоваться появлению пациента, но самочувствие и здоровье Хосока превыше всего. Альфа его действиям не сопротивляется: смотрит украдкой, молчит, не двигается. Хосок – сын главного конюха при королевском дворе, он рано лишился папы и вырос здесь, рядом с отцом, среди прочих слуг. Он на год старше Юнги, перенял ремесло родителя и уже в одиночку может его заменять. С принцем они сдружились, когда омеге было всего три года. Играли, бегали, мешались под ногами – никто этому не был против. Сам король Салим не судит людей по чину и положению в обществе и подаёт этот пример всем своим детям. Когда они подросли, папа начал ворчать насчёт их дружбы, но Юнги уже никого не слушался. Хосок – самый близкий его ровесник, кроме него есть только Дамир, но тот скорее брат, чем друг. Хосок весёлый, умный, добрый и искренний, рядом с ним легко и спокойно, Юнги мог бы проводить с ним дни напролёт. Раньше они играли в прятки и догонялки, валялись на траве и лазили по деревьям, сейчас больше разговаривают, учатся, смотрят на звезды. Омега знает, что Хосок – тот, кто никогда ему не нагрубит и не обидит, и не потому, что Юнги – принц, а потому что ценит его чувства, потому что он сам по себе такой добрый и хороший. К тому же, очень красивый – высокий и отлично сложенный, как лицом, так и фигурой. Юнги иногда даже завидует его будущему мужу, но искренне желает им только самых высших благ. Хосок неимоверно верный и преданный, при необходимости он пойдет на все. Юнги тоже. Его дед, предыдущий правитель Мурата, говорил, что за настоящим другом можно следовать хоть на край света. Если понадобится, за этого альфу он готов обнажить меч и сражаться, и даже отдать жизнь в битве. Юнги любит его и будет считать своим близким другом до смерти. –Еще несколько месяцев, и ты будешь самым умным конюхом в стране,– произносит Юнги, продолжая согревать руки альфы. Они у него большие и огрубевшие, но все равно очень красивые. – Тогда я уже самый умный, конюхи не учатся. Не у всех есть такие учителя. – Как бы я хотел научить всех подданных. – Вы очень добрый. Хосок аккуратно заглядывает ему прямо в глаза, желая показать всю искренность своих слов. Юнги нравится смотреть в его глаза в ответ. Делиться нежностью. От этого становится тепло, если не жарко. Между ними устанавливается связь, и она такая приятная. Спокойствие окутывает с головы до ног, а все остальное на мгновение будто перестаёт существовать. Юнги внезапно хочет обнять альфу, положить голову ему на плечо и дотронуться до тёмных волос, и он, скорее всего, сделал бы это, если бы не голос папы. Принц опускает чужие руки и отодвигается. – Юнги,– тот появляется у входа в беседку. Как и всегда чем-то обеспокоен – Тебе пора готовиться ко сну. На сегодня хватит,– говорит, даже приказывает тоном, не терпящим возражений. Альфа встаёт и кланяется в девяносто градусов и обратно не садится. – До завтра,– кивает ему омега на прощание – Не забывай все повторять. Хосок смотрит под ноги, не смея поднимать взгляд при супруге короля, не двигается, ждёт, когда Его Высочество уйдёт, но тот стоит на месте. Альфа подозревает, из-за чего именно король не доволен, и очень не хочет, чтобы это оказалось правдой. Тот молчит, пока Юнги удалится с поля зрения, и потом заговаривает, властным тоном, что заставляет голову Хосоку уклониться еще сильнее. –Ты же прекрасно знаешь, что вам нельзя держатся за руки, разговаривать, подходить близко друг к другу?.. Вам нельзя даже видеться, даже издалека смотреть друг на друга. Я все ждал, когда ты уйдёшь сам, мне казалось, что ты умный парень. Не делай вид, будто не понимаешь! Я видел, как ты смотришь на него… Когда ты почувствовал?.. Отвечай! –Полгода назад. Эти два слова даются альфе так тяжело, как ничто и никогда раньше. Губы не размыкаются, горло сводит судорогой. Он так боялся этого момента. Так боялся, что прямо сейчас готов разрыдаться и умолять на коленях. Умолять не обрубать его только начавшуюся жизнь, не лишать смысла его существование. Но нет ничего, что могло бы ему помочь. Уже шесть месяцев он живет, зная свою судьбу. Шесть месяцев было на подготовку, так почему он так беспомощен и труслив сейчас? – И все эти полгода ты смел появляться перед ним? – голос короля тоже дрожит, но от ярости – Этому нет оправдания, а я даже не могу приказать отрубить тебе голову… – он делает глубокий вдох, успокаиваясь, и оглядывается по сторонам – Я знаю, что ты чувствуешь… боль, будто из тебя живого выдернули сердце и бросили на корм птицам… будто, переломав все кости, заставляют смотреть на тех, кто может бегать и прыгать… тебя будто убивают и оживляют по кругу, и этому нет конца. Вот, что ты чувствуешь. Хосок в удивлении раскрывает рот и, забывшись, смотрит на старшего, потому что тот словно прочёл каждое из его ощущений, залез в голову и увидел все своими глазами. –Мне жаль тебя, но я ни за что не допущу, чтобы это случилось с моим сыном. Ты ведь любишь его, значит, хочешь того же… – в какой-то момент говорить омеге становится тяжелее – Прошлого не изменить, но мы в силах избавить от страданий Юнги. Дай ему шанс на счастье… Впрочем, не тебе решать. На рассвете у ворот тебя будет ждать повозка. Тебе предоставят все необходимое и отвезут в Аджмер, там альф твоего возраста обучают военному искусству. Это и твой шанс, ты же хотел стать кем-то больше,– он замолкает и оглядывает лежащие на деревянном столе книги и листы с корявыми буквами. Печально улыбается, осознавая абсурдность всего, что произнес. Он отнимает у человека, ребёнка, самое дорогое и говорит про шансы – Если к утру ты не исчезнешь, тебя увезут насильно, и всю твою семью тоже. Ты должен понимать, что скорее вас обоих убьют, чем позволят быть вместе. И если ты действительно любишь Юнги, если ваши души связаны на небесах, то сейчас ты его оставишь. Ради него же. Суен уходит, мягко ступая по белому камню, словно не он только что лишил живого человека последней надежды. Хотя была ли у него эта надежда. Хосок остается один, поток из слов, режущих сильнее любого лезвия, заканчивается, но в груди у альфы с каждым моментом становится только тяжелее. Словно что-то в нем запустилось, и теперь это не остановить. Словно он заболел в одну секунду, и эта хворь выжмет из него все в ближайшее время. Он падает на колени, потеряв опору, не может говорить, не может вдохнуть – по щекам ровными линиями стекаются горящие слезы. Они не поддаются контролю. Кажется, что его сердце было хрустальным, и по нему ударили стальным прутом – рассыпали осколки по сторонам. Но на самом деле, эти осколки он тащит за собой уже шесть месяцев, держит в окровавленных руках, не знает, как склеить, как жить дальше, боится потерять хоть кусочек. Он сын обычного слуги, всю жизнь чистил лошадей, кормил и убирал за ними навоз – почему Луна решила, что ему по силам пройти через такое испытание? Какими деяниями он это заслужил? В тот день в его душе одновременно расцвели тысячи бутонов, белых, как его подобные шелку волосы. Все в нем заполнилось нежностью, которую можно потратить лишь на одного человека. Хосок понял, что был создан для него, что его сердце бьётся только ради него, что только его он может любить, только ему улыбаться, только с ним быть счастливым. Это казалось магией. Все эти полгода он не ходил, а парил над землёй, окрыленный и отуманенный. Сознание не хотело и не могло рисовать реальность, в которой они бы разлучились. Каждый взгляд омеги приносил неописуемое удовольствие. Это были шесть месяцев страха и хлипкой надежды. Это были шесть месяцев, когда его любовь имела право жить. Но срок подошёл к концу. Сегодня своего предназначенного Хосок видел в последний раз.***
Юнги стоит посередине больших покоев Чонена – младшего из своих братьев. Уже глубокая ночь, все жители дворца давно спят; темноту разбавляют лишь несколько ламп. Омега одет в белую тунику до колен, перевязанную на талии, такого же цвета штаны, а на голове у него завязан тюрбан, одним концом которого он покрыл и лицо. Его руки заведены назад, ноги собраны вместе. Он может видеть брата, лежащего посередине своей кровати, медленно поедающего виноград, и двух слуг за музыкальными инструментами. – Слава Богам, ты сегодня в одежде,– произносит Чонен, посмеиваясь – Я заинтригован, даже представить не могу. В прошлый раз были браслеты, до этого веера. Что на этот раз? Юнги еле сдерживается, чтобы не разулыбаться. Чонен должен оценить то, что он выучил. Он возвращает сосредоточенность и кивает музыкантам. Те бьют пальцами по инструменту вполсилы, задавая необходимый ритм – будить никого ни в коем случае нельзя. Днем они бы включили еще и струнные, и музыка звучала бы намного объемнее, но сейчас весь танец придётся передать через свое тело и эмоции. Омега выводит из-за спины меч и держит его вдоль задней стороны всей своей руки. Делает несколько мелких шагов, поворачиваясь, смотрит над приподнятой к глазам ладонью другой руки, а потом резко режет воздух перед собой. В первой части танца Юнги движется медленно и плавно, рисуя лезвием невесомые узоры, легко подпрыгивает, перемещается из одной стороны в другую, берет меч за оба конца, приподнимает над головой и снова опускает. Его белые одеяния развиваются вслед за ним – он летает, подобно доброму ангелу, не применяя оружие: просто играется или хвастается им. Но в один миг музыка меняется – становится напряжённой, ритм ускоряется, добавляются новые инструменты и звуки. Юнги размахивает мечом над головой и вонзает в невидимого врага, встав на носок одной ноги, вытянувшись всем телом в известном из учений положении. Дальше начинается борьба: омега плывёт по залу чёткими движениями: наступает, затихает, наблюдая и обхаживая вокруг, вновь наступает. Перемещает рукоять между пальцами одной руки, кружит мечом в воздухе, смотрит взглядом, будто действительно собирается убить. Этот танец – то же сражение, те же позы и движения, только под музыку, и чуть более грациозно, не направляя всю силу в оружие, а сосредотачиваясь на ощущении своего тела. Чонен – единственный человек, кто поддерживает его страсть к танцу. Все омеги учатся танцевать, но они делают это ради развлечения и веселья, для Юнги же это целое искусство. Он проводит, изучая музыку и придумывая движения, дни и ночи, вкладывает смысл в каждый взмах рукой, рассказывает через них истории и высвобождает этим свою душу. Он бы хотел танцевать перед всеми, поделиться своей страстью, как это делают художники, выставляя картины в залах, или поэты, рассказывающие стихи на торжествах, но омеге, желающему сохранить честь и достоинство, разрешено танцевать только перед другими омегами, ну и, конечно, перед своим мужем. Их немедленно подвергнут осуждению, если увидят, но они знают, что не совершают ничего плохого. Они честны с Богами и с самими собой, в их мыслях и стремлениях нет ничего, что запрещала бы ни одна из религий, а отказываться от чего-либо, только потому что кто-то это считает зазорным, никто не обязан. Однако, им все равно приходится остерегаться. В прошлый раз, около полумесяца назад, Юнги немного перешёл границу, представив брату танец в браслетах с колокольчиками на запястьях и лодыжках. Мало того, что ему запрещено носить украшения, так он еще был полуголым – открытый живот и плечи, разрезы на шароварах. Так танцуют гаремные омеги и танцоры, развлекающие альф на праздниках – Юнги наткнулся на такого, когда ходил раздавать милостыню на рынок. Помимо всего, эти танцы очень красивые. Таким привлекательным он себя еще никогда не чувствовал. У него тогда ушло много времени на разработку, даже пришлось вымогать сведения у слуг. Чонен его не ругал, но просил больше так не делать. Но Юнги не жалеет. Он очень многому научился. Нельзя слишком ограничивать себя, когда дело касается искусства – тогда ничего нового никогда не получится. Звуки инструментов угасают, под конец становясь еле различимыми – он опускается на одно колено и выставляет меч перед лицом, чтобы медленно провести большим пальцем по лезвию, а на момент, когда наступает полная тишина – взмахивает оружием вверх. Юнги набирает в лёгкие побольше воздуха, пытаясь надышаться, и выслеживает реакцию брата. Он всегда одинаково восхищается каждым его выступлением, но омеге кажется, что сегодняшнее поразит его больше. Принц кивает слугам, приказывая оставить их одних. Те встают и уходят, поклонившись. Это прислуга Чонена – люди, которые подчиняются в первую очередь ему и ни за что не произнесут лишнего слова. Такая есть у каждого члена королевской семьи. Юнги не ошибается. Старший аж присел поближе, когда он танцевал. Его глаза блестят от удовольствия. Брат не сразу подбирает слова. Юнги это смущает. – Это было невероятно! – восклицает альфа – Я думал, что перестал удивляться с твоих идей, но это… как ты додумался?! Никогда не видел, чтобы омега танцевал с мечом! Я тебя так бояться начну! Юнги хохочет, запрыгивая на кровать рядом с Чоненом. Тот целует его в лоб. – Правда, красиво? – омега ложится, положив голову на плечо старшего. – Это было бесподобно, ангел. Юнги снова смущённо хихикает. –Как там твой жеребенок? – Прекрасно, уже бегает. Он такой милый. –Ты скоро папу с ума сведешь,– они оба смеются. Чонен двигает в его сторону тарелку с виноградом. – У тебя как? Ты получил портрет? – вспоминает Юнги, что хотел спросить. Не то что хотел: он думал об этом весь день. –Получил. Еще утром. – Показывай! Чонен привстает и поднимает подушку, на которой лежал. Под ней небольшой свиток из бумаги. –Хранишь его под подушкой, неужели ты уже влюбился? – Он красивый,– тепло произносит Чонен, и Юнги гонит от себя внезапно уколовшее чувство ревности. Глупо ревновать брата к его будущему мужу. Около месяца назад Король объявил о скорой свадьбе младшего из своих сыновей-альф. Женихом выбрали принца государства севернее Мурата – Ваира. Правитель Ваира принял предложение – в этом не стоило и сомневаться. Чонен будущего супруга не видел и не мог увидеть до самого дня обряда, но не стерпел и попросил достать портрет. –Тут ничего кроме глаз и не видно,– озвучивает омега свою мысль. Как Чонен может считать его красивым, если не видит большую часть лица? На портрете омега с завязанным платком зелёного цвета и в такой же тунике. У него русые волнистые волосы и золотистая кожа. – Глаза необычные. Никогда таких не видел. Те у ваирского принца светло-голубые. –Тусклые какие-то,– фыркает младший, не скрывая своей обиды. Чонен всегда говорил, что Юнги – самый красивый омега на свете, с самыми прекрасными глазами, а тут взял и влюбился, всего лишь посмотрев на картинку. –Я волновался, что беру в мужья человека, о котором ничего не знаю, но теперь просто уверен, что он прекрасен как снаружи, так и изнутри. Поскорее бы уже встретиться. Юнги уводит взгляд в сторону, не может ничего поделать с собравшимся у горла комом обиды, словно маленький ребенок. Не получается улыбаться. – Ты совсем не рад за меня? – Чонен прослеживает его взгляд и, тоже расстроившись, тянет омегу за плечо в свою сторону, заставляет посмотреть на себя. –Конечно, я рад. Ты же знаешь, я каждый день молюсь о твоём счастье. Как я могу не радоваться?– Юнги не врет. Он готов пойти на все ради благополучия и любви членов своей семьи. – Тогда почему выглядишь так, будто сейчас расплачешься? Скажи мне. – Я не собираюсь плакать,– на самом деле, сдерживать слезы получается с большим трудом – Я просто думаю… после свадьбы, когда твой муж переедет к нам во дворец и ты полюбишь его больше чем кого-либо, все изменится… у тебя будет новая семья… я не смогу больше танцевать для тебя, ты не будешь рассказывать мне никаких историй… ты будешь проводить все свое время с ним,– он кивком указывает на портрет – В твоём сердце не останется места для меня. – Никто не сможет заменить тебя, Юнги. Как ты можешь сомневаться в этом? –Я знаю, я верю… но говорить, что все останется по-прежнему, ты тоже не можешь… Чонен несколько молчит, опустив взгляд вниз, не отрицает услышанное. Юнги начинает жалеть, что завёлся этот разговор, испортил брату хорошее настроение. Иногда ему невероятно трудно держать язык за зубами. – А что насчёт тебя? – внезапно начинает старший. Юнги не сразу понимает – После моей свадьбы наступит твоя очередь. Ты уже взрослый, мой жених младше тебя на год. Скоро это случится и с тобой. У тебя тоже появится новая семья. – Я не хочу другой семьи… ты никуда не уедешь, ни с кем не попрощаешься, будешь жить рядом с родными людьми, а там, куда поеду я, у меня никого не будет. –У тебя будет твой муж. Он взглянет на тебя один раз и потеряет рассудок. –А если нет, если он не полюбит меня? –Тебя нельзя не полюбить, Юнги,– Чонен приближает ладонь к лицу омеги и аккуратно убирает прядь его волос за ухо – Что с тобой? С каких пор Мин Юнги начал чего-либо бояться? Если он не будет тебя любить, я приеду и заберу тебя. Альфа убирает портрет в сторону и, поставив подушку обратно, ложится, притягивает младшего к себе. Юнги вздыхает, уткнувшись носом ему в грудь. – Если он не будет меня любить, я сбегу. Поселюсь в какой-нибудь деревне и буду лечить там больных. Это было бы прекрасно. Чонен гладит его по волосам, тихо смеется. – Это уже лучше звучит. Больше похоже на моего брата.***
После разговора с Хосоком у Суена сильно болит голова. Ему трудно дышать – в грудной клетке будто появились большие камни, и у него подрагивают руки, как при лихорадке. Мальчишка уйдёт – омега понял это по его глазам и выдохнул с облегчением, но не прошло много времени, и в нем поселилась тревога, страшное предчувствие, осознание всей ужасности совершенного. Он уверен, что заплатит за это: какова только будет цена? Боги ни за что его не простят. Но он не мог поступить иначе. Суен предостерёг сына от страшной участи, и, если понадобится, сделает это снова. Он проходит в покои своего мужа. Король сидит за столом, еще не переодевшийся ко сну, смотрит в одну точку, о чем-то думает. Выглядит усталым – на его лбу образовались глубокие складки, а глаза обеспокоены. Должно быть, у него тоже был нелёгкий день, для правителя это дело обычное. Суен подходит к нему сзади, кладёт руки на его плечи, пробует размять их. – О чем вы думаете? – спрашивает он мягко, продолжая надавливать пальцами на шею и лопатки. –Нам нужно поговорить кое о чем… ты тоже слышишь эти звуки, или я уже так стар, что слышу то, чего нет? – Салим останавливается, раздражённо смотря по сторонам, будто причина шума может находиться здесь, в покоях. Суен на тихие звуки таблы* обращает внимание только сейчас, видимо, он был слишком погружён в свои мысли все это время. –Должно быть, Юнги снова что-то придумал,– озвучивает он свою догадку, устало выдохнув. Этого ребёнка не исправить – Пойду, велю ему ложиться. – Не надо. Оставь его в покое, Суен, дай ему немного свободы,– внезапно, но спокойно останавливает омегу муж. –Вы слишком многое ему позволяете,– Суен подчиняется, но своего недовольства не скрывает. Он давно хотел высказаться насчёт этого Салиму – Из-за вас он никого не слушается! Воспитывать его теперь нет толку! Вскочил ни свет, ни заря, чтобы посмотреть на то, как рожает лошадь! Это что за выходка? Он принц или кто? Король сидит на месте, слушает супруга с таким же усталым выражением лица, никак не перебивает. Суен видит, что у него был тяжёлый день, но закрыть эту тему просто так он не собирается. Почему только он должен волноваться о будущем Юнги? Это их общий ребенок! – Его уже пора выдавать замуж, – омега расхаживает из одной стороны в другую, не может стоять на месте: то проверит цветы в вазе, то заглянет в свое отражение в зеркале. Кожа его сегодня серая, как у мертвеца, – Как он сможет жить в доме своего альфы, если здесь ему всегда все спускают с рук?.. Я люблю Юнги так же, как вы. Я всего лишь хочу подготовить его. Время идет, а он все не меняется!.. – Это и есть то, о чем я хотел поговорить,– произносит король, и Суен застывает не месте. По лицу мужа, который за мгновение стал еще более встревоженным, он понимает, что тот был обеспокоен именно по этому поводу. Омега садится на кровать, смотрит на короля внимательно, не упуская ни одной эмоции. – Сегодня к нам прибыли послы Империи Аккадцев. Император изъявил желание укрепить мир между нашими государствами, заключив союз. Он просит руки Юнги. Суен понимает все с первого слова. Кровь в его венах застывает от ужаса. –Вы отказали им? – он привстает с места, спрашивая. –Нет. Я собираюсь принять его предложение,– чеканит тот в ответ, словно это решение не имело для него никаких трудностей. –Что?.. мы же договорились подождать еще год. Вы вообще слышали, о чем я говорил? Еще рано! Король хмурится, по мере того как супруг повышает на него голос, и перебивает почти сразу: – Я уже принял решение, и рассказываю сейчас тебе, только чтобы ты узнал первым,– его тон не допускает никаких возражений. –Он еще ребенок, Салим. Он не созрел для брака ни умом, ни телом,– Суен не думает о том, что его крики могут не понравится королю. Решение, принятое правителем, не может быть оспорено. Омега никогда не противится его воле, принимая каждое слово как должное, но не сейчас, когда дело касается его ребёнка. –Это только ты так думаешь. То, что он не похож на других, не делает его беспомощным. Он умный. Юнги со всем справится… – Салим останавливается и, подумав, заговаривает вновь – Чон Чонгук – правитель огромной и богатой империи, он великий и мудрый воин, покоривший за последние десять лет немыслимое количество земель. Нам не найти кого-либо достойнее. Этот союз сделает Мурат еще более могущественным и непобедимым. –А он сделает нашего сына счастливым?.. Я прошу вас думать сейчас не как король, а как его отец. –Я всегда думаю, как его отец! – альфа повышает голос в ответ, от чего сердце Суена покрывается холодной дрожью. Правитель поднимается со стула и делает несколько шагов в сторону мужа – В Мурате Юнги был в безопасности, я хочу, чтобы ему никогда ничего не грозило и после замужества. Император Чонгук – тот, кто сможет обеспечить это. Тебе рассказать, что бывает с мужьями побежденных правителей? Конечно, Суен знает. Он слышал десятки таких историй, читал в книгах: как мужья убитых на войнах правителей пьют яд, отравляют своих детей – лишь бы не попасться в руки врагам. И это один из лучших исходов. Тех, кто не успел, ожидают вещи в тысячу раз хуже смерти. Омеги всегда зависят от своих альф – у них нет ни одной попытки даже на борьбу за свои жизни. Альфы принимают благородную смерть на поле битвы, умирают воинами, их мужья же на тот свет сбегают. Это самое страшное, что может случиться. Суен злиться на короля, только из-за того, что тот предположил такую судьбу для Юнги. Но Салим прав – он всего лишь пытается защитить их ребенка, как сам омега делал это сегодня. Родители Суена не волновались о таких вещах, когда выдавали его замуж. Хоть все и сложилось хорошо. К свадьбе Юнги он готовился чуть ли не с его рождения. Каждый раз мысли о ней доводили его до дрожи, его успокаивало лишь то, что до этого дня было много времени. Как он сможет отпустить своего маленького сына так далеко – тот за всю жизнь ни разу не разлучался с семьей и не покидал родной город. Только Богам известно, с чем Юнги столкнется в другой стране, в другом доме, какими людьми будет там окружен. У Суена так и не получилось как-либо его подготовить: на Юнги никогда не действовали его методы – его словно и нельзя было изменить. Он родился под счастливой звездой и с первого своего дня получал только любовь и заботу. Юнги создан, чтобы быть счастливым. Тело Суена слабеет, когда до него, наконец, доходит осознание – он садится на кровать, хватается руками за отяжелевшую голову. Он бы мог еще поспорить, покричать, поторговаться, но его сердце чувствует, что сказанное Салимом действительно случится. Нет ничего сильнее любви папы к своему ребенку, не бывает связи крепче. На свадьбах своих старших детей, Суен умывался слезами, хотя те оставались рядом, никуда не уходили. В день, когда Юнги покинет дворец, одна часть его души уйдет вместе с ним, а другая будет выть от боли.