***
–Такие красивые. Юнги перебирает в руках браслеты: их тут ровно четырнадцать штук – белые, синие, голубые. Он примеряет их на свои руки – великоваты, но ему все равно нравится. Они блестят и переливаются под солнечным светом и звенят, когда ударяются друг о друга. Рахим носит их по семь штук на каждую руку, подбирает цвета под одежду. Он снял их, чтобы не измазать маслом, которое втирает в волосы принца. –И вовсе не тяжёлые. И зачем мне нельзя их носить? Разве это справедливо? У всех так много прекрасных украшений, а у меня всего одно, – он кладет браслеты обратно и берет свой венец, очерчивает большим пальцем сияющий полумесяц. – Оно самое красивое. И самое особенное,– произносит своим мягким голосом Рахим, продолжая массировать голову принца. –И вовсе нет. Тоненький и незаметный. Сквозь волосы иногда и не разглядишь. –Тяжесть короны не в ее весе. Юнги поднимает взгляд на зеркало, перед которым сидит, ловит на нем тёплую улыбку старшего. И почему он всегда такой умиротворенный, всегда в хорошем духе, что бы ни случилось? Он вообще умеет грустить или злиться, или что-нибудь еще кроме этой доброй улыбки? – Скоро у меня будет другая корона. Думаешь, она будет красивее? – спрашивает принц у старшего, который уже закончил с делом и вытирает руки от масла. –Главное, что она будет значить. Для вас и для всех остальных,– Рахим опускает ладони на плечи Юнги, и через отражение в зеркале заглядывает ему в глаза. Все так же спокоен, как вода в безветренный день. Эта его безмятежность сегодня задевает. – Она будет означать конец самому счастливому времени в моей жизни,– озвучивает мысль принц, опустив взгляд на свои руки. –И почему вы в этом так уверены? –Это очевидно. Все, что я люблю, останется здесь. Там у меня не будет ничего из того, что делает меня счастливым здесь каждый день. Все это закончится. –А вы не думали о том, что приобретёте? Появятся новые вещи, которые будут приносить счастье. Новые родственники, новые друзья, новые места. Муж, который будет любить вас и оберегать,– Рахим поглаживает его волосы, зачесывая выбившиеся прядки за ухо. Юнги от его слов легче не становится. Он все еще не видит причин радоваться, как это делает старший, и все еще обижается. –Мне и здесь друзей хватает. Меня и здесь любят. –Ну знаете, есть любовь, которой омегу можем любить только его альфа. А еще он будет любить вас ночью… Принц его перебивает, закричав: –Хватит, Рахим, как тебе не стыдно говорить о таких вещах?!– он прикрывает лицо ладонями, его щеки заливает красным. Старший улыбается с такой реакции и ждёт, когда любопытство принца победит. С ним всегда так. Юнги убирает одну руку, открывая половину своего лица и совсем робко спрашивает: –Это вправду так хорошо? –Уверен, вам понравится. –Звучит так, будто ты только радуешься тому, что я уеду. –Вы мне, как сын, и то, что я принимаю веление судьбы с улыбкой на лице, не значит, что мое сердце не разрывается от боли. Мне так же больно, как вашим родителям. Но это не печальное событие. Это начало новой жизни,– Рахим наклоняется к нему, словно хочет, чтобы тот все хорошо расслышал – Все происходит по воле Луны, мы лишь можем принять это с благодарностью. Нет смысла противиться судьбе, Ваше Высочество. Она будет оберегать вас, всегда,– он заканчивает говорить и целует принца в макушку. Юнги поворачивает и обнимает его, обхватив руками за талию, кладёт голову на грудь и, наверняка, пачкает маслом его белое платье, но это не имеет значения. Кто знает, сколько раз ему осталось обнять Рахима. –Но я буду скучать по всем. Каждую секунду. Буду скучать по тебе. Почему ты не можешь поехать со мной? Рахим обнимает его в ответ: –Таковы правила. Там у вас будут новые слуги. Не нужно из-за этого так плакать, мы ведь еще увидимся. Обязательно увидимся. Но Юнги не может не плакать. Да, возможно, они действительно будут видится время от времени, но они больше никогда не будут играть вместе, обсуждать книги, часами разговаривать обо всем на свете. Рахим не будет искать его по всему дворцу, чтобы накормить, расчёсывать волосы, будить по утрам. Все эти моменты навсегда останутся в прошлом. И это сводит с ума. Юнги не показывает всех своих чувств папе, потому что не хочет ранить, потому что знает, что родителям отпускать его намного труднее, но у них нет выбора. Они все сделают, чтобы выполнить должное. Как и Юнги. Он не покажет слабости перед ними. А Рахим и без этого всегда видел его насквозь, Юнги не имел перед ним секретов. Тот предан принцу, как никому другому, никогда ничего не выдаст. Перед ним можно не притворяться. –Не хочу уезжать. Я хочу жить здесь до самого конца, Рахим,– он сильнее прижимается к старшему, одежда которого намокает из-за слез, бесконтрольно льющихся из глаз принца. –Ну же, перестаньте так убиваться,– мягкие руки старшего нежно стирают влагу с его щёк – Ничего в жизни не может стоять на месте. Трудные времена обязательно сменяются счастливыми, и в итоге каждый окажется на своем месте. Не нужно ничего бояться. Хоть вы теперь и будете находиться вдали от родного дома, все, кто вас любит, придут вам на помощь, если понадобится. Юнги слушает, прикрыв мокрые глаза. Он знает, он все знает. Он может справиться. Ко дню своей свадьбы он начал готовиться уже очень давно. Только новость все равно застала врасплох. К ней пришлось привыкать заново. Десять дней. Разве этого достаточно?.. Что можно успеть за десять дней? Столько ему дали, чтобы попрощаться с этой жизнью и принять то, что она так резко изменится. Пять из них ушли на осознание, на долгие объятия с папой, отцом и братьями, на танцы с браслетами на ногах. Он каждый день полностью обходил весь дворец, даже крыло для слуг, даже подвалы и склады, где любил лазить, будучи совсем маленьким. Попытался запомнить каждую мелочь, отложить все в своем сердце, как самое любимое и дорогое. Пять дней прошли быстро – в грустных раздумьях, в весёлых воспоминаниях. Следующие пять пройдут в подготовках – времени витать в облаках не будет. За эти пять дней Юнги придется спуститься на землю и встать крепко на ноги, чтобы потом никогда не падать.***
За три дня до свадьбы в Королевстве Мурат выполняется особая традиция. В этот день Юнги просыпается еще до рассвета. Ему не дают даже поесть: папа приходит, когда он умывается, и просит поторапливаться. А потом, взяв его за руку, быстрыми шагами ведет сначала во двор. Он выглядит очень взволнованным. Солнце только поднимается на небо, окрашенное в темно-синий, с редкими облачками – только начинает светать, и это делает обстановку еще более пугающей. В холодном воздухе витает головокружительный сладкий запах ночного жасмина, который цветет ночью и закрываются под утро, тишину разбавляет редкое пение ранних птичек. Ноги принца намокают от росы, когда они сокращают дорогу, пройдя через сад, он начинает мёрзнуть и съеживается, замедлив свои шаги, но папа продолжает его подгонять. К чему такая спешка? Будь воля Юнги, он бы и не просыпался на этот обряд. Эта традиция ему исключительно не нравится. Они обходят дворец и оказываются во внутренней части двора. Здесь все еще горят несколько факелов, позволяя разглядеть каждый уголочек – кроме них двоих тут только один человек. Юнги предпочитал бы никогда с ним не сталкиваться, а тем более – разговаривать. –Папа, ты же знаешь, как я к этому отношусь. Я не хочу ничего знать. Пошли обратно… я не верю в такое, это неправильно,– он терпел и молчал еще со вчерашнего вечера, когда ему сообщили о проведении этого обряда, держал язык за зубами, пока они шли сюда, уверял себя, что вытерпит ради папы, но сейчас понимает, что нет. Он не обязан, он не хочет. –Хватит вести себя как ребёнок,– шипит на него папа, все еще крепко сжимая его руку – Все через это проходят. –Но я не хочу ничего узнавать. Вы не можете меня заставить, это не справедливо! Гхатти– это колдун, про которого, наверное, знает, каждый в Мурате. Он живет высоко в горах, в старой хижине уже очень много лет, а на людях появляется крайне редко, если только посчитает, что очередное его видение должно быть донесено. Народ Мурата верит, что судьба человека творится вместе с течением его жизни, меняя свои углы и направления с его решениями, выборами. Люди считают, что любое несчастье можно предотвратить, если знать о нем заранее. Многие ходят к колдуну за помощью, однако он не всегда помогает – каким-то образом определяя, кому можно влиять на судьбу, а кому нельзя. По словам, все пророчества Гхатти сбываются с необычайной точностью. Традиция узнавать судьбу омеги, готовящегося к замужеству, заложилась чуть ли не образованием государства. Если предсказатель посчитает, что брак не принесёт благополучия, то семья имеет полное право разорвать помолвку. Пятнадцать лет назад Гхатти сам появился в доме жениха старшего принца Мурата и заявил, что молодожёнов ждёт долгая и счастливая жизнь, что у них родится альфа, а потом омега. Все так и случилось, причём в те же сроки. Перед свадьбой второго принца колдун предсказал, что его первенцы – близнецы умрут через день после рождения. Что через два года у них родится омега, и тот будет здоров. Оба предсказания сбылись. Вынашивать детей и знать, что им не суждено выжить – что может быть хуже? Это было ужасным испытанием для всей семьи. Юнги впервые видел слезы старшего брата. Каждый из них до последнего верил, что предсказание окажется ложным. Омега и до этого недолюбливал эту традицию, так после и вовсе возненавидел. Знать свое будущее – это не дар, а проклятие, которого не заслуживает ни один человек. Он бы многое отдал, чтобы прожить в неведении. Надежда – одно из немногих, что всегда остается с людьми, ее нельзя отбирать. Однако, так считает только он. –Я все равно не верю. То, что некоторые из его предсказаний сбылись, не значит, что он может увидеть все. Откуда ему знать, что для человека хорошо, а что плохо? – Юнги начинает выходить из себя, его глаза слезятся от обиды и гнева. Он не может, не может вытерпеть такой несправедливости. Тем более, терпеть молча. Папа его не слушает, крепко держа за руку, и от этого принц злится еще больше. Гхатти идет к ним медленно, прихрамывая, опираясь на деревянную палку. Сгорбленный, с отросшими седыми волосами, в старом сером платье – Юнги даже проникается жалостью, той жалостью, которую испытывают ко всем беззащитным и отчаявшимся. Когда старик подходит ближе, принц может разглядеть его лицо: смуглое, ужасно сморщенное, с тусклыми, заплывшими белыми глазами, кривым ртом, на котором застыла самоуверенная ухмылка, присущая всем старым людям. Взгляд у него таинственный и пугающий – от него по спине бежит мелкая дрожь. Принц прижимается ближе к родителю, на мгновение забыв, что именно тот его сюда и привёл. Забывает, что еще секунду назад хотел дать отпор и постоять за свое право. Его одолевает то ли страх, то ли какая-то другая неизвестная сила, справиться с которой получается далеко не сразу. Лицо колдуна постепенно омрачняется. Гневом – должно быть, он услышал слова принца. Юнги и заметить не успевает, как его ладонь оказывается в чужой – шершавой и грубой. Принц наблюдает за его лицом чуть ли не зачарованно, будто прямо сейчас произойдёт что-то необычайное, но секунды проходят, а он ничего не чувствует: Гхатти держит его ладонь и смотрит словно сквозь него. Юнги приходит в себя и одергивает руку, грубо освободившись от схватки. –Какое ты имеешь право вмешиваться в мое будущее? В мою жизнь? – он сразу переходит на крик, не обращая внимания на папу, что пытается остановить его, строго обратившись по имени – Кто ты вообще такой? С чего ты решил, что можешь знать то, что положено знать только Богам? Я не поверю ничему из того, что ты скажешь. И я не хочу ничего от тебя слышать. Я приказываю тебе молчать! – слова льются единым яростным потоком, у него не получается сдерживаться. Можно совладать со злостью, но никак со страхом. Он разворачивается, не дав папе схватить себя, но не успевает сделать и одного шага, как замирает на месте, услышав хриплый голос. Гхатти звучит спокойно, но отчётливо и громко, с едва заметной угрозой. –Неважно, кто ты: принц или слуга – каждый равен перед Луной. Она не делает различий, Мин Юнги, не думай, что, родившись ее любимцев, проживёшь без бед всю свою жизнь. Колдун замолкает на мгновение, и Юнги бы сбежать, пока не поздно, но его ноги словно прилипли к земле. Принц не оборачивается, когда тот начинает говорить, но и не уходит. Голос колдуна становится еще более грубым и устрашающим. А его слова вонзаются острыми стрелами прямо в душу: –Ты будешь плакать, покидая родной дом, и с этого момента каждый твой день будет наполнен глубокой печалью. Ты полюбишь своего мужа и родишь ему наследника, но сердце императора навсегда отдано другому. Ты никогда не получишь любви от своего мужа. Это твоя судьба. Юнги не вдумывается в услышанное. Его накрывает злость. Впервые кто-то осмелился не выполнить его приказ. Его просьбу. Сделал что-то против его воли. Первое, что приходит на ум – это дать отпор, защитить себя, поставить его на место. Когда принц поворачивается к колдуну, то видит на его лице наглую усмешку. Как будто он радуется, предсказывая все эти ужасные вещи. Сумасшедший. Опускаться до споров с ним принц Мурата точно не может. Поэтому Юнги поднимает повыше голову, посмотрев прямо в глаза своим самым осознанным взглядом, и холодно произносит: –Значит, мне всего лишь нужно сдержать свои слезы в день свадьбы, чтобы убедиться в том, что твои предсказания – не больше, чем жалкий обман. Юнги не ждёт ответной реакции: уходит, как только договаривает, не посмотрев даже на замершего рядом папу. Шагает быстро, почти бежит, смотря себе под ноги, чтобы не оступиться, не обращая внимания на ком собравшийся в горле. Суен провожает сына растерянным взглядом – у него не получается что-либо сказать , он и не пытается. В отличии от Юнги, его услышанное прибивает к земле, лишает последней капли воздуха в лёгких. Такое не может быть правдой. Только не с его сыном. Гхатти продолжает смеяться, забавляясь непонятно от чего, но Суен не находит слов, чтобы его остановить. Это сейчас не имеет никакого значения. -Этой свадьбы не будет,– шепчет он, твёрдо решив – Мы сегодня же ее отменим,– успокаивает сам себя, схватившись руками за виски, пытаясь остановить закружившееся сознание. Он прямо сейчас пойдет к мужу и сделает все, чтобы Юнги никогда не связал свою жизнь с императором Аккадцев. Он может это сделать. Салим его поддержит, для них обоих счастье сына важнее всего. –Эта свадьба должна состояться,– колдун перестаёт смеяться, за мгновение переменившись в лице. Теперь он выглядит так, будто собственные слова огорчают и его тоже. Но все же он остается предельно серьёзным. А Суен тем временем слышит, как под ногами разбивается его собственное сердце вместе с последней надеждой – Твой сын. Он ведь не должен был жить. Луна вздохнула в него жизнь, забрав из рук смерти в самое последнее мгновение. Но такое никогда не делается просто так,– Гхатти опирается на трость обеими руками, словно ему все тяжелее стоять, а столкнувшись с непониманием на лице Суена, принимается объяснять – Принц жив, потому что должен исполнить свое предназначение. Стать мужем Завоевателя Чонгука – это и есть оно. Это все больше походит на сон. В слова этого колдуна так легко и в то же время так трудно поверить. Юнги не должен был жить. Он не плакал, когда родился, его глаза были закрыты, когда его дали Суену в руки, казалось, что он и не дышит вовсе. О том, что новорождённый принц жив, говорило лишь замедленное, совсем тихое сердцебиение – которое смог уловить королевский лекарь. Его слова были неутешительны: он сообщил, что сердце ребёнка остановится в течение двух часов. Суен вместе с Салимом не отходили от малыша все это время, плача в объятиях друг друга, готовясь к похоронам ребенка, которого ждали девять месяцев, который был их первым омегой, который был еще жив. Глубокой ночью, когда за окном на безоблачном звёздном небе светила полная луна, душа Юнги должна была покинуть тело, оставив разбитых горем родителей, но вместо того, чтобы навсегда замолкнуть, его сердце начало биться сильнее. А потом они смогли увидеть, как его дыхание с каждой минутой становится все отчётливее – в их практически мёртвого младенца вселилась жизнь – они наблюдали за этим. В первое время было даже страшно держать ребёнка на руках – вдруг Суен, сам того не зная, навредит, вдруг его заберут обратно, вдруг им дали время только чтобы попрощаться. Лекари ознаменовали это чудом – великим Божьим даром и никак не могли объяснить. Они боялись, что у принца проявятся болезни, боялись за его рассудок и умственное развитие, но слава Луне, Юнги вырос абсолютно здоровым. Юнги должен был умереть сразу после рождения. Его жизнь – это бесценный подарок, за который они благодарили небеса каждый день. О цене, которую придётся заплатить за такое чудо, Суен задумался сейчас впервые. – Какое предназначение? – спрашивает он внезапно охрипшим голосом. Гулкие удары сердца отдаются в каждой части тела – от них закладываются уши, что он едва слышит, что ему говорят в ответ. – Этого не дано знать даже мне. Я уверен: его ждут великие дела. Его жизнь не будет похожа на жизнь ни одного другого омеги,– тот будто не ведает, что говорит. Звучит, как безумие, однако, кажется, Суен всегда боялся именно этого. –Почему он? –Потому что ему по силам. Я сам только что в этом убедился, а ты, ты всегда знал, что твой сын особенный,– колдун почему-то делает несколько шагов в его сторону, останавливается совсем близко и заглядывает, пронзительно, в глаза, из которых дорожками текут слезы – Ни один родитель не захочет такого для своего ребёнка. Но только такие, как он, могут менять мир. Испытания, через которые он пройдет, сделают его еще сильнее. Не нужно быть любимым, чтобы стать великим. Достаточно самому уметь любить.***
–Вы тоже думаете, что у каждого человека есть свой предназначенный? –Что за чушь, Юнги? Ты уже взрослый, чтобы верить в такое. –А Рахим говорит, что это правда. Истинную любовь можно почувствовать только к тому, кто предназначен тебе судьбой. –Рахим читает слишком много сказок. Юнги сидит на своей кровати и наблюдает за папой, придирчиво осматривающим свадебный наряд сына уже очень долго. –Но это очень красивая легенда. –Красота перестаёт иметь значение, когда дело касается таких серьёзных вещей, как брак,– Суен оставляет, наконец, настрадавшуюся тунику и переходит к следующей вещи – Мы с твоим отцом тоже ничего не чувствовали друг к другу, когда женились. Любовь приходит со временем. Ты не можешь не полюбить человека, который заботится о тебе, который подарит тебе ребёнка. К тому же, есть вещи намного важнее любви. Уважение. Понимание. Эти чувства обладают намного большей силой. –А что если я ему совсем не понравлюсь?.. Я не верю ни одному слову этого колдуна, но об этом я думаю с того дня, как мне сказали о свадьбе. Старший оставляет вещи и идет к сыну. Садится рядом, успокаивающе проводит ладонью по волосам, а потом берет руку Юнги в свои, тёплые и нежные. –Обязательно понравишься. Просто всегда будь на его стороне. Все альфы одинаково нуждаются в этом. Да и не только альфы. –Всегда быть на его стороне?– принц повторяет за папой – Даже если он будет неправ? – это кажется абсурдным. –Даже если он будет неправ. Тогда и он всегда будет выбирать твою сторону. В этом и есть смысл. Юнги задумывается над словами папы, но ничего не говорит. Тот обращается к нему еще раз: – Главное всегда помни, что ты принц Мурата и муж императора. Не давай никому об этом забывать.***
Путь от Агры* до столицы Мурата занимает четыре дня и три ночи. Чонгука сопровождает около тридцати воинов и двадцати слуг, несущих паланкины, провизию, дары для будущих родственников. На свадьбе должна присутствовать вся семья альфы, но из таковых у императора только дядя (младший брат покойного отца) вместе с мужем. И Югем – к его участию во всех важных событиях Чонгук уже привык. Тот чуть ли не единственный, кому император доверяет, самый близкий из всех людей – хоть изначально и стоял против, но был взволнован свадьбой даже больше, чем сам жених. К тому же, ехать, слушая его глупые шутки, намного веселее. На границе Мурата их со всеми почестями встречает принц Хисоль и сопровождает до столицы, чтобы обеспечить усиленную охрану. Равин – столица королевства – древнейший город с завораживающей глаза красотой. Его высокие стены были заложены тысячи лет назад, сотни мастеров со всего мира отстраивали и совершенствовали их на протяжении всей истории государства. Чонгук был в Равине еще совсем юным и видел эти широкие улицы с домами из белого камня, со цветущими деревьями на каждом шагу и водой, текущей по каналам и льющейся из фонтанов, но все равно не может не восторгаться. Мурат – это такое государство, каким он хочет видеть собственную империю в будущем. И это не только богатство, могущество и сила, а в первую очередь, преданность ее народа. О воинах Мурата слагают легенды: каждый альфа обучается борьбе на мечах с раннего детства и мечтает умереть на поле боя, защищая свою родину – для них это великая честь Один такой воин способен победить десять противников – он не ведает страха, не отступает назад, для него нет ничего важнее долга. Король Мурата, находящийся на престоле сейчас, отличается миролюбивотью и предпочитает стол переговоров войне, однако его предшественники, объединившие разные территории в единое государство и подчинившие многие народы своим законам, не могли не действовать жестоко и положили немало жизней. Безжалостность – обязательная черта любого воина, и город луны и звёзд, усеянный белоснежными храмами, тоже стоит на костях и крови. Чонгука перед отправлением в путь предупредили о том, что у народа Мурата очень много традиций и обрядов, которые проходят и альфа, и омега перед свадьбой. Первый обряд совершается сразу по прибытии в королевский дворец. У ворот их встречает толпа горожан – среди которых есть и дети, и старики в разноцветных одеждах – они выкрикивают приветствия, бросают на дорогу перед гостями лепестки цветов и преклоняют головы перед императором. Их встречает вся королевская семья, за исключением младшего сына – с ним Чонгук увидится только на свадебной церемонии. Король с супругом и еще трое принцев здороваются с ними, соединив ладони перед грудью. Первым же делом в глаза бросаются белого цвета волосы, как под копирку у всех, кроме одного. Император впервые задумывается о том, что, скорее всего, у его будущего мужа волосы тоже будут белыми. Супруг короля – невысокий омега в белых одеждах, с прикрытым за платком лицом и подносом на руках – проводит первый обряд. Он вращает перед лицом альфы этот поднос, на котором стоит зажженная лампа и желтые цветочные лепестки, Дилар подсказывает, что после завершения нужно положить ладони к пламени, а потом поднять их ко лбу. - Это ритуал благословения, Ваше Величество, Суен все утро молился в храме о вашем благополучном прибытии, - улыбается король – По нашим традициям за день до свадьбы проводится еще несколько обрядов. Мы будем счастливы, если вы согласитесь на них, если это не противоречит вашим убеждениям.***
Весь следующий день император участвует в обрядах незнакомой ему культуры. Приготовления уже давно завершены, и вся большая семья будущих родственников вовсю празднует. Чонгука, которого всю дорогу не отпускало ощущение, что они едут заключать важный договор с правителем другой страны, празднования застают врасплох. Будь жив его отец, то непременно отнесся бы к свадьбе единственного сына как к большому и значимому событию, но с его смерти в империи Аккадцев не праздновалось ничего, кроме побед в войнах. Сам Чонгук не придерживается религий и не молится по утрам, как это делал покойный Атгах – тот никогда не заставлял его, но говорил, что правитель обязан уважать чужую веру. Император, до этого думавший только о выгоде и преимуществах этого брака, впервые начинает рисовать у себя в голове образ будущего мужа. Он весь день наблюдает за семьей Юнги и представляет, каким тот может выглядеть, разговаривать, думать. И если тот хотя бы наполовину похож на своих братьев и племянников, то замужество у Чонгука обещает быть нескучным. Почти сразу после начала обрядов его окружает целая толпа ярко наряженных детишек. Один из них выбегает вперед и демонстрирует в своих руках совсем небольшие белые обшитые золотом туфли. -Ваше Величество, это свадебные туфли Юнги. Если не вернуть их ему обратно, он не сможет завтра стать вашим мужем. Если хотите, чтобы свадьба состоялась, вам придется купить их у нас, - произносит он звонким голосом, смело заглядывая правителю прямо в глаза. - И сколько же вы за них хотите? - Десять золотых монет,- чеканит тот в ответ со всей серьезностью. - И сладости! – заявляет другой мальчик из толпы. - И сладости, - повторяет за ним первый. Губы Чона трогает улыбка. - Вручите моим маленьким друзьям, что они хотят,- он обращается к дяде, сопровождающего его с самого начала обрядов. Тот, как единственный омега в императорской семье, отвечал за приготовление подарков, нарядов и всего подобного. - Теперь я могу забрать туфли моего будущего мужа? – спрашивает альфа, как только дети получают желаемую цену. Мальчик отдает туфли ему в руки, но не спешит уходить. - Ваше Величество, я хочу вас кое о чем предупредить,- вновь заговаривает он на удивление всех присутствующих. - О чем же ты хочешь меня предупредить? - Если вы будете плохо заботиться о моем дяде, мне придется с вами драться! Я хорошо владею мечом! – уверенно настолько, что даже начинает казаться, что целая армия не испугает этого семилетнего ребенка. Все остальные ахают и умиляются, а один из наследных принцев, тот, что с темными волосами, наблюдавший со стороны, вмешивается, наказав мальчику немедленно извиниться и уйти. - Он всего лишь ребенок и не думает, что говорит,- альфа обращается к императору и улыбается, правда, совсем не виновато. Чонгук ловит его взгляд и читает в нем, что тот согласен с каждым произнесенным словом мальчика. - В таком случае, мне придется очень постараться, - Чон обращается к младшему, потрепав за волосы. Тот не отвечает, пристыженно опустив голову, а после стрелой исчезает с поля зрения. Когда солнечный диск на небе начинает медленно опускаться, императору сообщают, что следующий обряд последний, но один из самых важных. Югем, просидевший рядом весь день (за исключением нескольких раз, когда он предательски уходил поглазеть на омег среди слуг и танцоров) тоже выдыхает с облегчением. Обряд выполняет молодой омега с мягким голосом и добрыми круглыми глазами, который представляется супругом наследного принца. Он ставит перед альфой поднос и объясняет, что все содержащееся на нем необходимо для нанесения узоров хной на руку, если, конечно, император даст разрешение. Чонгук не противится. Эти люди очень дорожат своими традициями, а еще больше – своим сыном и братом, которого отдают в другую семью. Если эти обряды принесут им утешенье, пусть проводят. Ему не трудно. - Я понимаю, что вы, должно быть, устали после долгого пути, поэтому выбрал совсем не большой узор. Понадобится некоторое время на это, но не беспокойтесь, он смоется. Тонкими пальцами он поудобнее обхватывает правую руку императора и под внимательным взором всех собравшихся аккуратно, но уверенно наносит темный рисунок. От него Чон узнает, что тот уже сделал такой же узор для Юнги, и что на другой половине дворца омега проходит почти через такие же ритуалы. И Чонгук снова задумывается о будущем муже. Его охватывает нетерпение: чем больше ему говорят о Юнги, тем больше хочется его увидеть. Он даже радуется, что не волновался об этом во время пятидневной дороги до Мурата – точно бы сошел с ума. А сейчас чувствует себя как мальчишка, ни разу не прикасавшийся к омеге. Хотя до этого думал, что именно сам омега интересует его меньше всего. -Юнги выглядел взволнованным, - отвлекают его от мыслей, и Чонгук, опустив взгляд, видит, что узор уже закончен – Помню, как перед моей свадьбой все вокруг пеклись о приготовлениях, а я не мог думать ни о чем, кроме жениха. Ночь перед свадьбой была самой длинной в моей жизни. Он кормит императора ладду из своих рук, которые перед этим предусмотрительно пробует Югем. Любая пища правителя проверяется должными людьми, сейчас их здесь нет, но Квон не любит нарушать правила. Муратцы же к его осторожности относятся с пониманием.***
-Не могу поверить, что этот день закончился! Как же много в этой семье людей! Да я за всю свою жизнь столько принцев не видел, как за сегодня! – Югем врывается в выделенные для Чонгука покои, стоит тому только снять с себя верхнюю одежду. В Мурате намного больше солнечного света и намного жарче, а воздух все время чем-то пахнет: снаружи это был запах цветов, а внутри – специй и сандала. И людей действительно много. По сравнению с этим дворец в Агре пустует. Все это кружит голову. Чон уже мечтает оказаться у себя дома или еще лучше – в поле верхом на коне рядом со своими воинами. Просиживать на праздниках ему никогда не нравилось. - Лучше бы дали посмотреть на принца. Я не понимаю, как можно брать замуж человека, которого ни разу не видел, - Югем осматривает всю комнату, оценивая, останавливается, чтобы принюхаться к благовониям – Вдруг он некрасивый?.. Что? Не все принцы бывают красивыми. Хотя тебе всегда везет. - Какая разница, как он выглядит? - Ну да. У тебя есть целый гарем красоты – ты всегда забираешь самое лучшее. И все равно: гаремных омег ты выбирал каждого сам, а единственный муж будет таким, каким попадется. Никогда бы не хотел стать императором,- кривит он лицо, будто ничего хуже быть не может. - Ты им и не станешь. Ты понимаешь, что мне придется отрубить тебе язык, если ты скажешь что-то подобное о Юнги еще раз после нашей свадьбы? – Чонгук итак целый день прометался в глупых мыслях, не хватало только слушать еще и трепню Югема. - Именно поэтому я говорю об этом сейчас,- он не придает значения раздраженному тону друга – А если наоборот? Если ты потеряешь голову по мужу? Ты хоть представляешь, насколько изменится твоя жизнь? - Ты же сам говоришь, у меня в гареме самые лучшие омеги. И ни один из них не свел меня с ума. С чего бы этот должен?.. ничего не изменится. Пройдет немного времени после свадьбы, и мы отправимся на север, как и хотели. А он будет молиться о моем скорейшем возвращении с победой. А теперь вон из моих покой. Я собираюсь лечь спать.***
Юнги уже целую вечность сидит перед зеркалом. Слуги во главе с папой и Рахимом колдуют над его внешностью, добиваясь, непонятно чего. Сначала возились над нарядом, который представляет собой белую шелковую тунику ниже колен, рукава и подол которой обшиты золотом, шаровары из такого же материала, туфли, украшенные жемчужинами и несколькими бриллиантовыми камнями – они нравятся принцу больше всего. Потом очень долго терзали волосы омеги. На свое отражение смотреть не хочется: почему-то сегодня Юнги стал находить в себе изъяны несмотря на то, что папа уже раз сто назвал его самым красивым женихом. К тому же в своих глазах он не может различить и толику радости. Кто вообще придумал называть свадьбы радостным событием? Это же такой абсурд. Поэтому Юнги смотрит на свою правую руку, где красуется аккуратный узор, и молчит, полностью доверив себя окружающим людям. Кожу на лице принца покрывают тонким слоем пудры, на губы наносят алый бальзам, а глаза еле заметно подводят, чтобы, как сказал папа «подчеркнуть их изящество». -Император дар речи потеряет, когда тебя увидит,- продолжает причитать папа – Но не смей так сутулиться хорошо? И не разглядывай его, пока церемония не закончится, у тебя еще будет на это время… Великая Луна, защити мое дитя от дурного глаза. Когда папа уходит проследить на подготовлением зала, говорить начинает Рахим: - Я слышал от некоторых слуг, что император – великолепный красавец. И еще он очень добр и щедр. С уважением отнесся ко всем нашим традициям и ритуалам. Думаю, он вам понравится, Ваше Высочество. Вероятно, Рахим говорил бы еще очень долго, если бы его не Чонен, появившийся в покоях принца. Чонен красиво наряжен и находится в хорошем расположении духа. Кажется, радуются все, кроме самого омеги. Интересно, что чувствует Чонгук. Юнги одним взглядом приказывает Рахиму оставить их одних. Брат внимательно его рассматривает, перед тем как заговорить: - Даже звезды на небе будут сгорать от зависти к твоей красоте. У Чона нет ни одного шанса, - честно, от этих комплиментов уже тошнит. Хотя, возможно, это от того, что принц второй день не может ничего есть – Я пришел, потому что почувствовал, что мой омежка печалится. Стоит ли удивляться тому, что я оказался прав? Тебе страшно, ангел? – он кладет ладонь на плечо омеги и медленно поглаживает, при этом через отражение в зеркале заглядывая прямо в прегрустные глаза. Юнги ни в коем случае нельзя плакать. Младший молча мотает головой в стороны. - Нет ничего стыдного в том, чтобы волноваться,- продолжает Чонен, не поверив в ложь – Уверен, даже Чонгук волнуется… Я буду с тобой, хорошо? Даже после того, как ты уедешь. Но ты должен быть смелым. Пообещай мне. Омега смотрит на брата в раздумьях, но все же чуть погодя кивает. Не произносит ни слова, потому что боится расплакаться. Слезы копятся внутри и прожигают горло. Сможет ли он сдержать это обещание? Никто не понимает, как трудно ему сейчас. -Пообещай, Юнги,- настаивает старший, нажимая на его плечо. -Я обещаю… быть смелым, - проглатывая ком в горле и опустив взгляд. - Я принес кое-что тебе. Чонен отходит назад и достает из-за спины ножны - красивые, разукрашенные золотом. А из них вытаскивает меч. Чуть меньше того, какой носит сам альфа, но все равно великолепный. Он протягивает его Юнги. - На них есть гравировка,- сообщает с довольной улыбкой. -Мой ангел,- читает омега на урду** рядом с рукоятью. Проводит кончиком пальца по острию, видит свое отражение на стали. Его глаза загораются, - Это что, мне? - Конечно, тебе. У тебя ведь скоро день рождения. Я сначала хотел отправить их с послом, а потом решил отдать самому в руки. Нравится? - Еще бы! – Юнги ставит оружие на стол перед собой и бросается брату в объятия. Утыкается лицом ему в плечо, перестав думать о сохранности внешнего вида – Он самый лучший! Спасибо, Чонена. - Заставить улыбаться Мин Юнги можно только одним способом, - смеется тот, поглаживая омегу по спине. - Ну все. Скоро за тобой придут, - Чонен кладет руки ему на плечи и целует в макушку – Мне нужно идти. Сердце Юнги разрывается от боли в этот момент, и оставившая его тоска возвращается, заполняя собой все внутри. Как бы он хотел остановить время и провести вот так в любимых объятиях вечность. - Чонена,- окликает он брата, и тот останавливается у порога – Ты не видел Хосока? - Нет, не видел, уже давно. - Папа говорил, что он уехал по важному поручению, я надеялся, что он успеет вернуться… Мы даже не попрощаемся… Когда он приедет, передай ему от меня, что я буду скучать по нему.***
В зал, сверху донизу украшенный цветочными гирляндами, принца ведут папа и Заир, который наносил им узоры на руки. Как только они входят, все разговоры прекращаются, взоры десятков находящихся здесь людей обращаются на него. Юнги шагает медленно, опустив голову, не убирая глаз с собственных туфель. Его лицо не прикрыто, дабы все могли оценить его красоту – понимание этого заставляет сердце принца биться в разы быстрее. Все тело предается дрожи и только благодаря тому, что его поддерживают с двух сторон, он не падает и не оступается по дороге. Они останавливаются у священного огня, рядом с которым сидят двое людей. Папа помогает ему сесть прямо напротив одного из них. И тотчас один из многих обращенный на него взглядов, становится ощутимо острее – прознает Юнги тысячами игл по всему телу. Он смотрит. Омега делает глубокий вдох перед тем, как поднять голову и посмотреть тоже. Папа говорил этого не делать, но Юнги решает не послушаться. Все глазеют на него, тогда почему он не может? Разве это справедливо? Их глаза почти сразу встречаются – Юнги прикладывает все силы, чтобы сохранить спокойствие и уверенность, которые видит на лице напротив. Черные, как смоль, волосы, зацепленные на затылке, красиво обрамляют его молодое лицо. Такие же черные глаза и густые сведенные брови, грозный взгляд, чуть сжатые губы. И вправду красивый. Юнги скользит по нему не с меньшим интересом. Его ханбок черно-красного цвета, вышит серебристыми нитями, на его шее тяжелое ожерелье в три ряда с большим золотым кулоном, посередине которого три рубиновых камня – омега останавливается, чтобы разглядеть его – вторым рядом ожерелье из жемчуга, на нем через каждый пять жемчужин идет такой же насыщенно-красный рубин. Юнги не останавливает свое наблюдение: без стеснения осматривает каждую деталь: и руки (на пальцах правой два кольца с изумрудами), и рукоять меча, покоящегося в ножнах, особенное внимание уделяет лицу, на котором царит полная безмятежность. Юнги смотрит даже на молодого альфу, сидящего чуть позади Чонгука, но увидев ответный заинтересованный взгляд, возвращает глаза на мужа. Будущего мужа. Тот усмехается уголком губ. Наверное, как и остальные, ожидал, что омега не поднимет головы, пока не дадут на то разрешение. Но Юнги совсем недавно пообещал, что будет смелым. Муратцы не нарушают своих обещаний. Это превращается в настоящую борьбу: они оба впиваются в друг друга глазами и ждут, когда другой отступит. И если императору это дается совсем легко, то Юнги приходится вкладывать все силы – чтобы не думать о последствиях, о словах папы, о своей ничтожности перед человеком напротив. Их прерывают слова сидящего рядом священника: - Благоприятное время наступило, пора начинать. - Да, начинайте,- отвечает ему Чонгук, не отводя взгляда, и Юнги впервые слышит его голос. Стальной, уверенный, такой может быть только у властного правителя. - Начинайте, - повторяет распоряжение отец омеги, который вместе с супругом сидит позади сына. Священник читает молитву на урду: просит разрешения у Богов на заключение этого брака и перечисляет имена усопших предков, чтобы и те были свидетелями. Первыми он называет имена родителей Чонгука – Юнги знал, что отца императора уже давно нет в живых, сейчас он понимает, что и папы тоже. Сердце омеги наполняется сожалением. Юнги бывал на свадьбах уже много раз, поэтому наизусть знает каждое слово, которое произносит священник. Мысли разлетаются в стороны, не удается ухватиться ни за одну. Принц пытается убедить себя в том, что вот он сейчас – тот самый момент, после которого все изменится, но сознание словно отказывается в это верить, убегает, цепляясь за всякие мелочи, вроде погоды за окном, птицы, ненароком залетевшей в палату, одежды на людях из чужого государства. Священник зачитывает выкуп, который отдает семья альфы за омегу. Золото, драгоценности, шелк, лошади, скот – безусловно, Юнги стоит дороже любой омеги в этой части света. После спрашивается согласие представителей женихов. Первым отвечает король Салим, а после – альфа со стороны Чонгука, скорее всего, его дядя. И наступает очередь их самих. Их просят протянуть вперед правые руки, на которых красуются узоры из хны. Император снимает кольца и передает их кому-то позади себя, перед тем как сделать это. - Юнги, положите руку поверх руки Чонгука,- диктует священник, и омега подчиняется. Своей ладонью чувствует грубоватую кожу альфы. Настает черед произносить клятвы. Первым это делает император. -Я, Чон Чонгук, сын покойного Чон Атгаха, беру в мужья Мин Юнги, сына Мин Салима, и клянусь: оберегать его и наш брак, как самое ценное, что есть в моей жизни; уважать его семью, как свою собственную, принять его любовь и покорность, как утешение, и любить его взамен, покуда бьется мое сердце. Отныне все, что у меня есть, принадлежит и ему. Отныне мое имя – это и его имя. Клянусь перед Богами и перед собравшимися свидетелями. С этого дня и покуда мое тело не предадут огню и не обратят в прах. Клятва Юнги звучит по-другому. -Я, Мин Юнги, сын Мина Салима, беру в мужья Чон Чонгука, сына покойного Чон Атгаха, и клянусь: любить его и преклоняться ему, как к своей единственной опоре на земле; покориться его воле и молиться о его процветании каждый день и каждую ночь; уважать его семью, как свою собственную. Отныне я, мое тело и мой дух, принадлежат ему. Отныне для меня нет ничего важнее слов, сказанных им. Клянусь перед Богами и перед собравшимися свидетелями. С этого дня и покуда мое тело не предадут огню и не обратят в прах. Омега смотрит насквозь, не видя перед собой ничего, и произносит заученные слова, не вдумываясь в их значение. Следит за тем, чтобы его голос не дрогнул, чтобы его услышали все. Священник обматывает их соединенные кисти шелковой тканью, и они по очереди с помощью свободных рук кормят друг друга сладким ладду. Юнги не смотрит на императора, когда подносит пальцы к его рту. У него не остается сил посмотреть на него хотя бы раз до конца церемонии. Чонгук снимает с запястья омеги семейный браслет с полумесяцем и застегивает новый с золотой подвеской в виде солнца. Юнги больше не принадлежит родному дому. Омега не оборачивается на родителей, дабы не показаться неуверенным или напуганным, но в толпе гостей он ловит взгляд брата. Смотрит на него, когда на его волосы надевают новый венец – он ведь теперь муж правителя огромной империи – Юнги не успевает разглядеть его, только понимает, что этот немного тяжелее прежнего. Чонен смотрит на него с гордостью, которая омеге непонятна. Эта корона – кусок золота, который позволит Юнги родить для императора наследника; она ничего ему не даст, только свяжет руки, лишит свободы. Он переедет в чужую страну, где проведет всю оставшуюся жизнь, но его никогда там не примут полностью, имея другие истоки, он никогда не будет принадлежать этой земле всей душой. Ему будут кланяться в пол и называть супругом императора, но никого другого в нем не увидят. Юнги не роняет ни одной слезы, прощаясь с семьей. Уверяет папу, глаза которого давно опухли от рыданий, что все будет хорошо, что он не боится, что будет писать письма и приезжать в гости. Он крепко обнимает отца и каждого из своих братьев, племянников, и каждому улыбается. Обманывает их всех, внутри уже смирившись с поражением. Он весь день убеждал себя, что справится, что стерпит и не будет плакать, как и обещал, но, стоя у ворот родного дворца, сразу осознает, что подписался на то, что ему не по силам. Юнги сквозь застилающую глаза влагу в последний раз кланяется перед собравшимися проводить его подданными, а оказавшись в паланкине, перестает себя сдерживать и плачет, плачет долго, до самой ночи, уткнувшись лицом в подушку, пугая сопровождающего его слугу. Тот понимающе молчит, смущается своего присутствия и мечтает испариться, лишь бы не слышать эти разрывающие сердце страдания. Есть ли в этом мире хоть кто-то по-настоящему счастливый? Если даже принцу, выросшему в любви и роскоше, так больно.