***
Тэхен проходит в покои вслед за мужем, молча снимает с себя платок, верхнюю накидку, надеется незаметно проскользнуть в купальню. Не получается. – О чем вы говорили? Намджун расстегивает ножны на своем поясе, вытаскивает меч, зачем-то осматривает его, проводит пальцами по лезвию, а потом кладет на стол. Тэхен не оборачивается, но смотрит за его действиями из-за плеча. Голос альфы спокойный – он будто спрашивает между делом, но это не повод расслабиться – чтобы завестись ему всегда достаточно одного мгновения. – Как Его Величество и сказал – о былых временах. О том, как мы втроем дружили, когда были детьми. –О том, как мы втроем дружили, – повторяет за ним Намджун, растягивая слова – Или о том, как вы с ним дружили? Если это можно назвать дружбой. Вы так это называли? Тэхен, надеявшийся, что ему удастся избежать этого разговора, напряженно сжимает в руках подол своей туники и перестает дышать. – Чонгук всегда таким был. У него есть молодой супруг и целый гарем омег, но ему, конечно же, мало. Ему никогда не доставало того, что у него есть. Чего он хотел? – Намджун ходит из стороны в сторону, а потом повышает голос, прокричав последний вопрос. В пару шагов оказывается рядом с омегой и, схватив за руку, поворачивает к себе. Тэхен одергивает свою руку и пятится назад. – О чем ты говоришь? Как ты можешь думать обо мне в таком свете, Намджун? – омега изо всех сил пытается не повышать тон в ответ. Кусает изнутри щеки, сдерживает слезы, которыми наполняются глаза от обиды и унижения. Разве он давал повод сомневаться в себе и заслужил слышать такое? – Мы всего лишь обменялись несколькими словами. Он император, как я мог отказать ему в этом? Если ты не хотел видеть нас рядом, то не нужно было переезжать. Это было не мое решение. Омега вытирает скатившиеся до подбородка слезы и отходит назад еще немного, ожидая ответной агрессии. Но, как ни странно, Намджун смягчается. Он шагает вслед за ним, протягивает перед собой руку и пальцами ловит капли на щеках мужа. – Ты прав. Прости. Это было несправедливо – обвинять тебя. Ты ни в чем не виноват, – так же в одно мгновение его голос сменяется на нежный и успокаивающий. Тэхен выдыхает, расслабляясь. Альфа продолжает говорить – Просто, когда ты обладаешь чем-то настолько прекрасным, – его пальцы двигаются по омежьей коже, очерчивают скулы, проходятся по подрагивающим губам – Ты не можешь не беспокоиться. И не бояться потерять это. Иди ко мне. Омега слушается: подходит еще ближе, тут же оказываясь в объятиях, кладет голову на его плечо. – Ты знаешь, почему мы приехали. Возможно, это наш последний шанс стать родителями. Ты ведь слышал, что сказал лекарь. Это может помочь. Мы должны постараться, хорошо? Ради нашего будущего. Намджун отстраняется, поцеловав супруга в макушку. Снова отходит в противоположную сторону комнаты, продолжает раздеваться. Тэхен проводит его взглядом, а потом, отвернувшись, тоже принимается расстегивать на себе одежду.***
– Сегодня во дворце так пусто. Или мне кажется? Юнги копается палочками в рисе, отчего-то потеряв аппетит. Несмотря на то, что он все утро тренировался с Югемом, а потом еще поездил верхом, есть не хочется. Уже давно за окном Солнце, но он все еще мысленно лежит в объятиях императора, слышит его дыхание на своей шее и чувствует тепло его кожи. Когда он проснулся, Чонгука рядом уже не было, но на столе стоял букет белых пионов – Юнги их получает каждый день. Кажется, он никогда не был так счастлив с утра. Он валялся на красных простынях на постели мужа, обнимал его подушку и чувствовал себя самым настоящим взрослым омегой. Весь день принц улыбался как умалишенный, а на вопросы Джина о проведенной ночи, отмалчивался. Все, что между ними происходит, он хочет оставить в секрете. Это то, что должно принадлежать только им одним. – Сегодня ночью будет фестиваль Онам, Ваше Высочество. И многие слуги ушли домой, чтобы отправиться на празднование вместе с семьями. Джин на пару с молодым мальчишкой – тому, наверное, по большей мере четырнадцать, на нем одежда для слуг самого низшего положения – сидя на полу посередине покоев, собирают гирлянду из свежих цветов. Джин управляет процессом, командуя и шикая на младшего, каждый раз, когда ему что-то не нравится, а тот послушно все исправляет, не поднимая головы. – Фестиваль? – принц сразу оживляется. В Мурате он с братьями не пропускал ни одного праздника. – Да. Онам – праздник урожая. На главной площади разожгут костер, будут готовить и продавать еду. Артисты соберутся, игры, соревнования. И все в этом роде. У Юнги загораются глаза. Он подпрыгивает на ноги, бросив палочки, и подходит к сундуку, чтобы подобрать себе наряд. – Отлично! Это то, что надо! Я думал, что умру со скуки в этом дворце. Джин, почему ты не рассказал мне раньше? – Ваше Высочество, это празднование для бедняков. Люди из знати туда не ходят. Тем более кто-либо из дворца, – Джин тут же обрубает на корню весь его энтузиазм. – Но что плохого случится, если я схожу туда хотя бы на ненадолго? – Ваше появление привлечет очень много внимания, Ваше Высочество. Эти запреты уже поперек горла стоят. Став супругом императора, Юнги должен был получить большую власть, но пока что он сталкивается с одними ограничениями. Утреннее хорошее настроение испаряется, будто его не было. – Вы можете одеться, как простолюдин, тогда никто вас не заметит, – подает голос до этого молчавший мальчишка-слуга. – Думай, перед тем как сказать что-то! – тут же брыкается на него Джин – И вообще молчи, когда у тебя ничего не спрашивают! Ваше Высочество, не обращайте внимания, он глупый ребенок. Так и знал, что нужно было отправить его на кухню драить посуду! – Постой, Джин, пусть скажет, что думает, – Юнги кивает пареньку, приказывая продолжать. – Ваше Высочество, я всего лишь хотел сказать, что, если вы переоденетесь в одежду обычного человека, вас никто не узнает в толпе, – мальчик оказывается достаточно смелым, чтобы поднять голову. Юнги он нравится – Я бы мог провести вас в самые интересные места, если бы вы захотели. – Вы же понимаете, что это очень плохая идея? – своим родительским строгим голосом вмешивается Джин. – Это не плохая идея, но Его Величество ни за что не одобрит ее. Больше шансов на то, что он отпустит меня в своем настоящем обличии. Я поговорю с ним. За прошедшую ночь, они с императором стали ближе. Возможно, это подействует на него, и он смилуется. Юнги сделает все, что Чонгук скажет, если тот разрешит.***
– Нет. Даже не думай. Откуда это вообще пришло в твою голову? Как на зло, Чонгук возвращается в дворец не в самом хорошем расположении духа. Юнги, прождавший его полдня, теряет терпение и прерывает его от разговора с военачальником, попросив уделить себе немного времени. Возможно, ему следовало подождать еще чуть-чуть. – Но что в этом плохого? – размахивает руками принц. Сам не понимает, откуда в нем внезапно столько смелости, чтобы подойти поближе и смотреть прямо в глаза. – Во-первых, мой муж не может опускаться до того, чтобы бродить по ночным фестивалям, как беспризорный омега. Во-вторых, это небезопасно. Там могут быть враги империи. И ты хоть представляешь, какой шум поднимет твое появление? Чонгук не оставляет ни шанса на сопротивление. Его строгий непреклонный голос придавливает к полу, заставляет дрожать все нутро. Все естество омеги кричит о том, чтобы он бежал от опасности, но Юнги, он так сильно устал все время подчиняться. И да, возможно дело и в том, что он уже успел осознать, что нанести вред ему император не может. – Если бы ты сам захотел пойти на фестиваль, то нашел бы выход, – омега произносит с ноткой обиды и скрещивает перед собой руки. Не действует. – Юнги, есть определенные границы, через которые ты не можешь переходить, как бы тебе ни хотелось. У тебя немного обязанностей, одна из них – поддерживать мою репутацию. И еще одна – повиноваться мне, – альфа подходит поближе, смотрит на него сверху вниз, словно еще раз напоминая, что он намного больше и сильнее – во всех значениях. Юнги мысленно съеживается в крошечный комочек, а на деле расправляет плечи и сжимает губы, показывая напускную храбрость. А это было вдвойне обидно. Будто Юнги виноват в том, что у него немного обязанностей. Будто он сам выбрал целыми днями торчать в дурацком дворце и ничего не делать. – Я не хочу больше ничего слышать, – припечатывает император, смотря прямо в глаза омеги. Юнги его взгляд выдерживает, выражая этим все свое недовольство. Он не может что-либо сказать, но это не значит, что он согласен. Чонгук ждет еще немного, чтобы удостовериться в том, что все понятно донес, а потом уходит, оставив супруга одного. Еще утром Юнги чувствовал себя самым счастливым, находясь в покоях мужа, а сейчас крохотные расточки надежды – надежды на то, что его начнут хотя бы понимать и уважать – снова обрезаны под корень. Когда кто-то важен для человека, когда чьи-то чувства важны для него, он пойдет на уступку. Герои книг ради любимых совершают подвиги, нарушают законы и отказываются от всего мира. Разве Юнги попросил о чем-то невозможном?! Дома он всегда мог уговорить родителей и братьев. Дома его любили, дома он не был пустым местом. Здесь его желания и его радость не имеют значения. Разве что только для него самого.***
– Ваше Высочество, вы не поужинали. Давайте я прикажу принести вам ужин. – Я не хочу есть. Джин, стоящий позади принца, снова замолкает. Юнги сначала хотел прогнать его и побыть одному, но потом осознал, что от одиночества станет еще хуже. С балкона виден весь дворцовый двор: стражники с саблями в руках, стоящие попарно у каждого входа, садовник, ухаживающий за кустами роз, несколько слуг с ведрами и инструментами, помогающие ему. Принц смотрит на эту картину каждый день, он запомнил всех по лицам и по движениям, изучил каждое дерево, каждый столб с факелом. Он скользит безразличным взглядом слева направо, чтобы в очередной раз убедиться в том, что ничего не изменилось, останавливается на беседке, где на скамейке с разноцветными подушками в одиночестве сидит Тэхен, как и каждый день наблюдающий за небом. Луна еще не возродилась, поэтому он может видеть только звезды. Кто знает, что он там ищет. Юнги почему-то думал, что они смогут подружиться и скрасят скучные дни друг друга, но этого не произошло. Тэхен так и ни разу не подошел к нему, и сам принц не нашел причины пересечься. Юнги ничего не знает о нем. Вышел он за Намджуна по своей воле, или его тоже заставили. Любят ли они друг друга. Счастлив ли он. Юнги бы спросил его об этом, если б они сблизились. Он бы хотел этого. Он не может перестать восхищаться им, сам не понимая, за что именно. Тэхен – загадочный, равнодушный и временами вообще будто не живой, но он кажется таким сильным. Словно ему известно что-то, о чем другие и не подозревают. Он держится ото всех на расстоянии, но каждый осознанно или нет хочет быть ближе к нему. Дело в его невероятной красоте или в чем-то еще – сказать сложно. Прямо сейчас, наблюдая за ним с балкона, Юнги хочет знать о нем все, что только можно, настолько, что это даже пугает. Юнги прогоняет навязчивые мысли, резко уводит взгляд и даже отворачивается, когда его внимание привлекает раздавшийся внизу чей-то радостный, звонкий смех. На выход из двора шагают, весело переговариваясь, четыре омеги в окружении нескольких слуг и стражников. Принц узнает их в одно мгновение несмотря на то, что видел до этого всего один раз, когда заходил в гарем в самый первый день своего замужества. Их наряды таких же ярких цветов, но гораздо скромнее – длинные платья в пол, длинные рукава, закрытые лица. Их спокойно пропускают через внутренние ворота, а дальше они, должно быть, сядут в паланкины и отправятся на праздник. Юнги – супругу императора – разрешено намного меньше, чем каким-то безродным и бесчестным омегам. И он должен просто смириться с этим? – Найди того слугу. Пусть явится в мои покои. Сейчас же. – Ваше Высочество, вам не стоит этого делать, – Джин тоже видит все и тут же догадывается. Не изменяя себе, пытается переубедить. Но Юнги не хочет ничего слышать. – Пусть прихватит свою одежду.***
Не проходит много времени, приказ принца приводят в исполнение. Мальчик, который представляется по имени Закир, вручает ему сверток с одеждой и обувью, что носят слуги. Юнги отгоняет сомнения и старается не смотреть на Джина, который всем своим видом выражает несогласие и недовольство. – Этот фестиваль не стоит таких рисков! – Ким вскидывает руки вверх, не теряя надежды. Лицо его от волнения сначала становится бледным, а потом краснеет. Он, верно, считает, что Юнги сошел с ума. – Дело не в дурацком фестивале, Джин! Отнюдь не в фестивале. Он должен это сделать, чтобы не упасть в своих же глазах. Он и так практически никогда не выбирает самостоятельно – если у него отнимут и эти последние крупицы свободы, то что тогда останется от Мин Юнги? Юнги никогда не простит себя, если смирится с таким унижением, он никогда не сможет это проглотить. Он принц Мурата, его воспитывали короли и воины – его воля может принадлежать лишь ему одному. Никто не может решать за него, даже Чонгук. Он лучше рискнет получить наказание, но по своему решению, чем будет сидеть с опущенной головой, потому что так принято. – Хорошо, даже если вы переоденетесь в эти одежды, как вы пройдете мимо охраны? Ночью никого без разрешения не выпустят, – Джин скрещивает руки перед грудью и фыркает. – Есть один способ, – тихо произносит Закир, смотря в пол под собой. – Какой? – Юнги велит ему продолжать говорить. – Раньше, когда слугам запрещалось покидать дворец, некоторые осмеливались и ходили домой ночью. Есть один пост, где можно договориться со стражей, заплатив ему монетой или едой. Так делали те, у кого дом находится ближе ко дворцу – немногие. Главное, вернуться до рассвета. – И ты из числа этих людей? – Да, Ваше Высочество. – А если меня узнают? – Если прикроете лицо и волосы, вас не узнают. Джин давится воздухом от возмущения, но больше ничего не говорит. – Отлично, ты идешь со мной, – принц начинает расстегивать на себе тунику – Джин, иди и объяви всем слугам, что я никого не желаю видеть ни сейчас, ни утром. Никто не должен попасть в мои покои. Юнги смотрит на свое отражение в зеркале – его голову покрывает белый тюрбан, пряча под собой волосы, а лицо, оставляя открытыми только лоб и глаза, платок; одежда на нем темно-зеленого некрасивого цвета – удобная, завязанная на талии туника до колен из непонятного, грубоватого, но не тяжелого материала, и туфли из кожи. Он скрывает браслет с гербом императорской семьи под длинным рукавом, не решившись его снять. – Родной папа вас не узнает в таком виде, – довольно заключает Закир, помогавший ему одеваться. – Ваше Высочество, с вами не будет стражей, это очень опасно, одумайтесь. Вас некому будет защитить, – Джин предпринимает еще одну попытку. Его излишняя обеспокоенность начинает смешить. – Мне не нужна ничья защита, – Юнги шагает к сундуку, на котором лежит подаренный братом меч, берет его на руки. Закир подходит к нему, чтобы посмотреть на оружие изучающим взглядом и провести пальцами по золотой рукояти, украшенной камнями. Он неодобрительно машет головой: – Его попытаются украсть у вас, как только увидят. Безопаснее будет оставить. Принц тут же расстраивается, но делать нечего. На самом деле, он очень надеется, что защищаться ни от кого не придется. Чем дольче они собираются, тем страшнее ему становится. За пределами дворца его встретит мир, абсолютно незнакомый, и случиться там может все что угодно. Он вполне понимает, что может пожалеть об этом решении. Но все же не дает сомнениям за собой угнаться: – Хорошо. Не будем тянуть время. Пошли, – убирает меч и, бросив еще один взгляд на свое отражение, направляется к выходу, вслед за Закиром – Сокджин, ты можешь остаться. Я не буду тебя заставлять, - он останавливается, чтобы обратиться к двинувшемуся за ним старшему омеге. – Куда вы, туда и я, Ваше Высочество. Я не отпущу вас туда одного. Юнги на самую капельку, но становится спокойнее.***
Закир идет впереди, проверяя коридоры, чтобы они ни с кем не столкнулись. К счастью, в ночное время дворец пустует. Часть слуг уже на фестивале, а другие спят после тяжелого дня. Все, кроме тех, кто работает на кухне. Те и ночью трудятся в поте лица, чтобы господ к пробуждению ждал завтрак. – Ты что это не спишь, Закир? Как только они оказываются на кухне, их сразу же замечает омега – невысокий, коренастый – занятый, кажется, чисткой овощей. Он поднимает голову, чтобы кинуть на них взгляд, но потом сразу же принимается за дело. Кроме него здесь еще три-четыре человека, но те остаются абсолютно непричастными, не отвлекаясь. – Я схожу на фестиваль, – Закир отвечает прямо, ничего не скрывая, словно это обычное дело. Его словам не удивляются. – Сдался тебе он, лучше бы выспался, завтра весь день пахать. Чимин сегодня как с цепи сорвался. Пришлось отдуваться за всех, кто ушел домой... И ты, Сокджин, туда же. Не думал, что тебе нравятся такие праздники. – Разок в жизни можно и сходить. Я обещал сыну поесть сладостей вместе, – отвечает Джин сдержанно. Принц шагает за ним, смотря в пол, задержав дыхание – будто это сделает его менее заметным. – Аа, вот оно что. Дети – они быстро растут, глазом не моргнешь, а вот уже вылитый жених. Вот мой оболтус с отца вымахал, а я не видел, как он растет. У вас будет по-другому, да благословит Солнце Мин Юнги. Юнги, услышав свое имя пугается, из-за волнения не сразу поняв смысл сказанного. По той же причине что-либо почувствовать тоже не успевает. Он надеется, что, заболтавшись, омега его не заметит, но тот ничего не упускает. – А это кто с вами? – он останавливается и поднимает взгляд во второй раз – Новенький что ли? – Да, он прислуживает Его Высочеству. Нам пора, мы спешим, – Закир машет им, веля идти быстрее. Они проходят комнату, где расставлено множество мешков с продуктами – мукой, крупами, сахаром и всем остальным, и оттуда уже выходят во двор. Как раз к воротам, через которое доставляется продовольствие из города. Ворота, как и любой выход из императорского двора, охраняются. Двое стражей с копьями, один на посту, а другой стоит, прислонившись к стене, с закрытыми глазами. Кажется, спит. Закир, осторожно озираясь по сторонам, идет к ним, без слов вручает альфе несколько монет. – Вас слишком много, – строго произносит тот, оглядев стоящих чуть позади Юнги и Джина. – Ну сегодня же праздник, – восклицает Закир – Завтра я принесу сладостей для твоих детей. Нас не заметят. – Только чтоб вернулись до рассвета! – уговоры действуют. Стоит им они оказаться за воротами, Юнги чувствует, как его с разных сторон обдувает холодный ветер. Они шагают в сторону беспробудной темноты, от которой по коже бегут мурашки. Принц тут же теряется в пространстве, бездумно следует за Закиром, хорошо знающим каждый поворот, прижимается к Джину – тот находит руку Юнги и накрывает своей, даря этим молчаливую поддержку. Отдаленные людские голоса и лай собак, которые, кажется, бродят где-то рядом, сливаются со стуком гулко бьющегося в груди сердца. За время, что они идут по темным переулкам, они раза четыре встречаются с людьми – незнакомыми альфами и омегами, которые, не обращая на них внимания, проходят мимо. Принц каждый раз готовится бежать или защищаться, закрывает глаза и про себя повторяет молитвы, и несмотря на то, что все обходится без происшествий, он успевает пожалеть о том, на что решился. Он мог бы сейчас лежать в теплой постели в своих покоях, он даже мог бы находиться рядом с мужем. Мысли переносят во вчерашнюю ночь, туда, где он лежал в объятиях Чонгука, наверное, в самое безопасное место в мире. Туда, где он должен находиться. Однако именно Чонгук виноват в том, что прямо сейчас сердце омеги разрывается от страха быть обглоданным уличными псами, вой которых становится все отчетливее и отчетливее, забирается в самую душу. Император мог бы пойти навстречу, отправить его на фестиваль в паланкине с охраной, но он не захотел этого сделать и вместе с этим не оставил Юнги выбора. Они идут ужасно долго, ноги принца, не привыкшие к таким пешим прогулкам, устают и начинают ныть. Он почти впадает в отчаяние, прежде чем Закир сообщает, что осталось совсем немного. Перед ними один за другим появляются фонари с ярко-красно-желтым цветом, прогоняющим страх – все чаще и чаще. И также люди. На освещенной со всех сторон улице люди гуляют толпами. Веселые и полные сил, хоть на небе уже давно нет Солнца. Некоторые идут парами, держась за руки, молодые омеги – небольшим группами, дети убегают вперед от родителей, до тех пор, пока их не окликают, веля вернуться. Все шагают в одну сторону – к главной площади, в самый центр города, где раз в месяц открывается базар, собирающий торговцев со всего материка. Люди громко переговариваются, смеются, и абсолютно не замечают принца, идущего среди них. Закир был прав: влиться в толпу получилось запросто. Юнги, осознав это, становится смелее, поднимает взгляд и уже изучает окружение настойчивей. Сомнения улетучиваются сами со себе, он и не замечает этого. Холодный ветер перестает казаться таким невыносимым, боль в ногах больше не беспокоит. Страх перерастает в нечто неописуемое, в нечто, от чего спирает дыхание и хочется закричать что есть силы от радости. Великая Луна, он сделал это! Он действительно сделал это! Юнги нарушил кучу ненавистных правил, и до сих пор стоит живой, непойманный – земля не рухнула, звезды на небе не погасли. Перед ним абсолютно другой мир, и в этом новом мире – новый он. Принц остался во дворце, сейчас он просто омега, такой же, как сотни его окружающих. С новыми возможностями, не привязанный к фамилии и дому, не зависящий ни от кого. Кто этот омега, как его зовут, чего он хочет – для Юнги это такая же тайна, как и для всех остальных. Они следуют за толпой. Прямо перед ним, где-то в пяти шагах, идут омега с альфой – молодые, им, наверное, лет по двадцать. На омеге простенькое, но все равно очень красивое красное платье, ушитое обычными нитями, на руках его браслеты, на лице тонкий платок. Альфа весь в синем, лицо его загорелое, а длинные черные волосы собраны на макушке и свисают до лопаток – он идет задом наперед, что-то рассказывая своей паре, смущая его, заставляя смеяться. Они выглядят такими счастливыми. Смотрят друг на друга и никого больше не видят. Юнги, даже не моргая, наблюдает за ними всю дорогу до площади, пытается понять, о чем они говорят, но слышит только обрывками. Вначале его переполняют радость и трепет – за двух людей, обредших счастье друг в друге, но чем больше он смотрит, тем тяжелее становится ком в горле. Возможно, сам он никогда не почувствует того же. Когда ты любишь, а тебя любят в ответ. Разве это справедливо? У него не было даже шанса попробовать. Эти двое - еще одно доказательство того, что любовь существует, любовь везде, но он не может ее почувствовать. – Ваше Высочество, я знаю, куда нужно пойти в первую очередь, – шепчет принцу Закир, наклонившись к его уху. Вырывает из цепких мыслей – Это самые вкусные ладду во всем мире, вы не пожалеете. Нужно успеть, пока их не разберут – Я знаю, как туда пройти, его каждый год продают в одном месте. Они стоят в очереди за пятью людьми, наблюдая за тем, как сладости лепят прямо перед их глазами. Джин заметно волнуется, все время оглядываясь по сторонам, а Закир очень много говорит. Расплатившись тремя медными монетами, они получают ладду в руки – он сразу же начинает таять и липнет к пальцам. Юнги смотрит на сладость так, будто впервые видит еду и мысленно спрашивает «что, прямо здесь есть?». Закир подает пример, припустив один край платка, чтобы сделать первый кусок. Принц повторяет за ним, смущаясь, сам не зная, почему. Еще горячий, жирный и ужасно сладкий – не до конца расплавившийся сахар хрустит в зубах. – Папа убил бы меня за такой ужин, – произносит он, облизывая пальцы. – Такое во дворцах не готовят, Ваше Высочество. Закир смело хватает принца за руку и тащит дальше. Куда ни глянь – повсюду горят факела, а в центре площади – разожжен огромный костер, вокруг которого собрались артисты. С этой стороны танцуют, с другой – играют на инструментах, с третьей – поют. Юнги останавливается рядом с каждым, завороженно следя за их движениями, за их голосами и еле сдерживая себя. Он уже очень давно ни для кого не танцевал, с самого переезда ему ни разу даже не захотелось. А сейчас все нерастраченные силы словно рвутся наружу. Дольше всех они стоят рядом с омегами, танцующими в браслетах – те звенят при ударах друг о друга при каждом движении красивых рук и ног. Танцоры смотрят зрителям прямо в глаза, заигрывают и соблазняют, двигая бедрами. Сводят альф с ума. Со временем людей как будто только прибавляется. Стоит ужасная суматоха, непонятная путаница тел, и в этом беспорядке все успевают найти свое – кто-то отдыхает, наблюдая со стороны за играми и танцами, кто-то напивается, кто-то зарабатывает, продавая все, что только можно сделать и продать. – Императору это точно не понравилось бы, – вполголоса произносит Юнги, в оба глаза наблюдая за тем, как альфы, обнаженные по пояс, борются на мечах. Они посередине круга, образованного толпой, их много – человек десять, все разгоряченные, загорелые, с подтянутыми красивыми телами. Взгляд оторвать трудно. Принц не гордится тем, что думает об этом, но ничего не может с собой поделать. Император был так уверен в своих словах, когда говорил, что Юнги не пойдет на фестиваль. Но вот Юнги здесь. Он бы хотел посмотреть на лицо Чонгука, увидь тот его. Интересно, он бы заревновал? Скорее, пришел бы в ярость. Альфы не любят, когда их не слушают. А он и представить себе не может этого. Юнги знает, что не должен это чувствовать. Какой-то его части за эти чувства стыдно. Он поклялся повиноваться мужу до конца своих дней. Но и Чонгук поклялся уважать своего омегу. Поэтому вина вытесняется гордостью. «Омеги не должны быть гордыми». Однако гордости в омегах ровно столько же, что и у альф. Гордость прячется за платками, одеждами, стенами. «Я не принадлежу вам. Я имею право выбирать» - хотел бы сказать Юнги императору. Но не всем желаниями суждено сбыться. – Нет, нет, нет, это может быть опасно. К тому же там нет ни одной омеги среди участвующих. Омеги не делают этого, только альфы, – сетует Джин, когда принц останавливается рядом с участком, где соревнуется в стрельбе на луке. Если присмотреться, то можно увидеть, что там действительно одни альфы. – Как не делают, если я могу? Я хочу попробовать, – Юнги отмахивается от старшего и шагает ближе. «Двадцать серебряных тому, кто попадет по всем мишени за одну попытку» – громко объявляет мужчина, расхаживая из стороны в сторону, пока какой-то парень, попав один раз, во второй раз ошибается. Принц протягивают монету, но ее не спешат брать. – Шел бы ты отсюда, куколка. Это тебе не детские развлечения, – альфа усмехается. «Куколка» – за это выражение ему бы по меньшей мере отрубили голову. Но на Юнги сейчас нет короны, поэтому приходиться просто пронести мимо ушей. – Но какая разница, если я заплачу за попытку? – он не дает тому пройти дальше, перегородив путь – Или боишься, что куколка заберет твои деньги? Мужчина вскидывает бровь и обнажает зубы с деснами в очередной усмешке: – А ты упрямый, смотрю. Попытка будет всего одна несмотря на то, что ты омега, – он забирает монету, коснувшись кожи принца шершавыми ладонями. Вручает лук и всего одну стрелу, уверенный в том, что больше не понадобится – Смотри, не поранься. Юнги ничего не отвечает, сразу переходя к делу. Толпа вокруг затихает, ожидая представление. «Сидел бы ты лучше дома!» – прилетает со стороны чей-то недовольный крик. Руки принца трясутся то ли от волнения провалиться, то ли от злости. В ряд расставлено восемь мишеней, перед каждой отмечено расстояние, с которого нужно стрелять. Оно не такое далекое, если учитывать то, что стреляют, стоя на ногах. Должно быть, на фестивале действительно присутствуют только крестьяне, с воинами такая игра не принесла бы прибыли. Юнги становится на отметке, прочерченной по земле, и делает три шага назад под общие удивленные вздохи. Он тренируется попадать в цель, сидя на седле скачущего коня, а стрелять, стоя на ногах, научился еще лет в десять. В конце концов, его учителями были лучшие воины Мурата. Будь его братья здесь, то непременно назвали бы хвастуном. Но он должен поставить этого альфу на место. Юнги целится недолго, одним четким движением натянув тетиву – он привык стрелять из лука чуть меньшего размера, но это не страшно. Когда он попадает, кто-то кричит, кто-то небрежно и неверяще ругается. Омега протягивает правую руку, чтобы получить вторую стрелу. С восьмого попадания восторженные крики окружают его со всех сторон. Он смотрит тому альфе прямо в глаза, вручая оружие обратно. – Я хочу свою награду. – Кем бы ты ни был, тебе лучше убраться отсюда, пока цел, – цедит тот сквозь желтые зубы, видимо, не собираясь выполнять свою часть уговора. – Я уйду, как только получу награду. Не отдашь мне ее, все эти люди поймут, что ты их обманывал, – Юнги кивком указывает на толпу, внимательно следящую за их действиями. Внутри него все дрожит, однако на ногах он стоит крепко. – Тебе лучше сделать, как говорит этот прекрасный омега, – раздается третий голос прямо за спиной принца. Голос, от которого вся напускная стойкость рушится в одно мгновение, а сердце в груди чуть не останавливается, ведь Юнги прекрасно знает, кому он принадлежит. Это голос Квон Югема. – За всю жизнь я встречал только одного человека, кто поразил меня так же сильно. Не думал, что встречу второго, – произносит тот снова, когда первый альфа отходит, чтобы принести серебро. А принц замирает всем телом, уже успев представить, что сделает с ним Чонгук, если Квон ему сообщит. Он продумывает в голове все возможные выходы, перебирая их в истерике, и останавливается на том, который ему кажется лучшим. Резко срывается с места, пробираясь сквозь людей, что ему хорошо удается из-за своей компактности. Как и следовало ожидать, Югем кидается за ним. И догоняет, когда омега добегает до края площади. Хватает его за рукав, заставляет остановиться. Юнги сразу же одергивает руку, но больше сбежать не пытается – оглянувшись по сторонам, понимает, что даже не знает, где можно спрятаться. Деваться некуда. – Не бойся меня,– произносит Квон, тоже сквозь сбитое дыхание. А Юнги его и не боится. Определенно не его. Он поворачивается медленно, притупив глаза вниз. А потом поднимает взгляд, точно понимая, что его сразу узнают. – Ваше Высочество, – альфа от удивления даже отшагивает назад. Юнги прикладывает указательный палец к губам, прося быть потише.