***
Утренний сон Юнги тревожит пробивающееся в покои через решетчатое окно солнце. Он жмурится, подносит ладонь к лицу, все еще не разлепляя глаза, поворачивается на спину, притягивая в себе поближе подушку и борясь до последнего. И все же сдается – никогда не умел спать при свете. Но, стоит ему только приподняться, яркие лучи сменяются приятной полутьмой, справа, со стороны окон, доносится приглушенное копошение и шаги. – Прости, я не привык к тому, что в моей постели кто-то спит в это время, – полушепотом произносит Чонгук, обходя ложе. Уже одетый и собранный. Юнги тут же смущается. Он обнимает себя руками и осознает, что сидит в одной нижней одежде. Глаза натыкаются на тунику, что, вся скомканная, лежит на полу – ночью стало жарко, и он разделся, пока спал. Принц накрывается одеялом по самое горло, испытывая еще больший стыд. – Обычно я не сплю так долго, – оправдывается чуть охрипшим после сна голосом – Меня Джин будит по утрам, – и только потом понимает, как по-детски это звучит. Сам себя вгоняет в неловкость, Чонгуку даже делать ничего не надо. – Ты можешь спать, сколько хочешь. Я как раз ухожу, – подтверждая свои слова, альфа хватает со стола ножны с мечом. И, будто все чувствуя, на Мина совсем не смотрит. Юнги такой расклад не устраивает. Он, придерживая одеяло на себе, вскакивает на ноги прямо на кровати, будто собирается побежать за ним вслед: – Я не хочу спать. Позавтракай в своих покоях. Мы можем позавтракать вместе, – под конец его голос стихает от неуверенности. У императора определенно есть куча более важных дел. Юнги, когда ты перестанешь быть таким глупым и начнешь думать перед тем, как сказать что-то?! Но Чонгук не отказывается. Он останавливается и смотрит на мужа несколько секунд, а потом кивает. Сердце принца в этот момент чуть не вылетает из груди от радости. Юнги принимает самую быструю ванну в своей жизни – буквально только окунается в теплую воду, а потом все поторапливает слуг, одевающих и расчесывающих его. Он как раз успевает к тому моменту, когда в покои вносят подносы с едой. Они садятся на полу друг против друга, на подушках, за стол, который тоже принесла прислуга. Принц собирает под собой ноги, не может смотреть на альфу – ему вдруг кажется, что завтракать вместе – это даже боле интимно и смущающе, чем спать в одной кровати. Его лицо, все еще слегка опухшее после сна, волосы не успели высохнуть, он не надел венец. Таким он может предстать только перед Чонгуком. Парень из слуг наливает им чай и оставляет наедине. Юнги провожает его завистливым взглядом, так как ему снова становится не по себе. Он чувствует, что оказался загнанным в собственную ловушку, но понемногу берет себя в руки. Потому что это именно то, чего он так хотел. Император ест рис и мясо, Юнги не понимает, как можно этим завтракать и хрустит поджаренным хлебом, который намазал медом. Игнорирует все остальные сладости, пьет чай и по одному таскает виноград, придвинув чашу к себе. Когда он был маленьким, часто ел с родителями и наблюдал за тем, как папа кормил отца из своих рук: фруктами или ладду. Ему вдруг так сильно хочется проделать то же самое с Чонгуком, но он не осмеливается, не уверенный в том, что альфа это оценит. Корит себя за трусость, но бездействует, оправдываясь тем, что на сегодня ему хватит потрясений. – Ты сегодня ворочался во сне. Видел кошмар? – вдруг заговаривает император, отложив палочки. – Это иногда происходит со мной, когда я сплю не в своих покоях, – Юнги смущенно потирает шею. Со стороны это звучит так, словно он часто спит не у себя. Хотя дома, в Мурате, он любил вечерами заваливаться к родителям, к братьям или к Рахиму, а потом там же засыпал. – Я потревожил тебя? – Конечно, нет. Хватит все время спрашивать об этом. Альфу никогда не потревожит его омега, уж точно не в постели. Щеки Юнги вспыхивают, и он тут же переводит тему. – Чем будешь занят сегодня? Ты снова уедешь из дворца на весь день? – Да, мне нужно проведать лагерь. – Мы готовимся к войне? Отец и братья Юнги днями и ночами пропадали на обходах и встречах с военачальниками за пределами дворца, перед тем как отправиться в поход. Юнги говорит «мы», потому что, когда государство вступает в войну, это касается всего населения, даже тех, кто останется дома и не возьмет в руки оружие. – Сейчас еще не время об этом говорить, но да, мы готовимся идти на север. Тебе не нужно об этом думать, – Чонгук отвечает спокойно, не упрекает за интерес. Но Юнги улавливает, что не стоит говорить об этом больше. – Сегодня начнется новая фаза Луны, в этот день проводят ритуал Чандра*. Но я проспал сегодня, а ты уезжаешь, поэтому на этот раз не получится. Но ничего страшного, ведь Луна возродится снова, и у нас еще будет много возможностей. Он поджимает губы и улыбается, чтобы скрыть то, что расстроился, хотя сам же начал об этом говорить, чтобы поделиться грустью. Принц не знает почему, но именно Чонгуку ему хочется рассказывать все свои мысли и тревоги – будто тот может разобраться со всеми ними разом. Хотя конкретно в этой ситуации альфа – точно не тот человек, который может его понять. Но император удивляет. В который раз за утро: – Думаю, мы можем немного задержаться, если ты поторопишься, – так просто пожимает плечами. Решает все проблемы. Потому что он может все. В глазах Юнги это выглядит именно так. – Правда? – омега вскакивает на ноги, чуть не сбив локтем чашку с чаем. Он кланяется, скрестив руки перед грудью, и, в спешке нацепив платок, выбегает из покоев. Слышит только за своей спиной негромкое: – Не споткнись.***
Времени на подготовку требуется, на самом деле, не так много. Дольше всего Юнги готовит сладкий рисовый пудинг, оставив всех поваров без слов своим появлением на кухне. Он правда старается, вспоминая все, чему его когда-то учил папа, но по итогу все равно получается так, что большую часть работы делает Джин. Юнги всегда был не очень хорош в готовке. Но это не мешает ему нести свой пудинг на подносе с такой гордостью, будто он наготовил стрепни для всей армии Чонгука. У себя император не находится, принц направляется во двор, рассудив, что тот дожидается его там. И видит его, беседующего с супругом главного военачальника. Тэхен. Юнги видел его в последний раз еще перед своим наказанием и успел позабыть о его пребывании в этом дворце. Тэхен – друг детства его мужа и самый красивый омега их всех, что Юнги знает. Принц замирает, разглядывая Кима. Есть в нем что-то, что заставляет испытывать глухое чувство зависти. Его невероятная внешность, то, как он говорит, держит себя, его глаза, такие понимающие и преисполненные какой-то неуловимой мудростью, его возраст и опыт. Все в нем кричит об этом невидимом величестве и о возвышенности над остальными. Юнги носит браслет с императорским гербом, но поставить себя рядом с ним все равно не может. А то, как Чонгук смотрит на него. Совсем не так, как на Юнги. Юнги в его глазах – несмышленый ребенок, который все время натыкается на проблемы, несвязно говорит и не знает, как показывать свои чувства. Юнги – неловкий, смешной и пугливый, Чонгук его никогда не выбирал, им пришлось стать парой. В то время как Тэхен – друг детства. Даже поглядев на них со стороны, можно увидеть, насколько они близки, как сильно доверяют и комфортно чувствует себя рядом с друг другом. Император говорит с Тэхеном, как к себе равным, и восхищается им ровно так же, как это делает Юнги. Здесь не может быть места для ревности. У Тэхена красивый и влиятельный муж, глупо к нему ревновать, абсолютно глупо. Но Юнги ревнует. А ревновать – всегда больно. Юнги больно, когда Чонгук восхищается кем-то другим. Настолько, что ему не хватает духу вмешаться – он решает просто подождать, когда те закончат говорить. Уходит мыслями в себя. Уходить в себя в любое время и в любом месте – одна из его привычек с самого детства. Как же сильно это не нравилось папе, аж до белого каления. Но Юнги никогда не мог это контролировать. Собственное сознание уносит его из этого мира как по щелчку пальцев. Когда чужая большая ладонь ложится на его плечо, принц вздрагивает и чуть не роняет поднос себе под ноги. Он сразу же представляет, насколько глупо выглядел все это время со стороны и краснеет. В который раз за утро. – Приветствую, Ваше Величество, – произносит совсем тихо и кланяется. Во дворе ходят слуги и охрана, поэтому говорить Юнги должен формально. – О чем задумался? – интересуется император. Рассказать о настоящей причине своих волнений принц не может, поэтому придумывает на ходу. Хотя даже не придумывает: он действительно уже очень давно хочет спросить кое о чем, но никак не может найти подходящий момент. У главного входа во внутреннюю часть императорского двора стоят две небольшие, ростом с человека, статуи слонов с поднятыми вверх хоботами. Юнги обратил на них внимание еще в день своего первого приезда, но был тогда слишком взволнован, чтобы задуматься. Эти слоны показались странными, потому что аккадцы их особо не разводят. Потом появилась догадка, которая никак не давала ему покоя. – Обращенные друг на друга боевые слоны – это герб Мандора **. Вы завоевали Мандор три года назад. Почему эти слоны стоят здесь? Никаких других гербов завоеванных вами стран я не заметил. Почему именно они? – Тебя вправду это интересует? Чонгук выслушивает его с серьезным выражением лица, а потом улыбается. Возможно, он снова нашел слова Юнги смешными, но принц вдруг ловит себя на мысли, что ему плевать на это, пока тот улыбается для него. Омега кивает. Император забирает у него поднос, что очень кстати, ибо руки Юнги уже давно начали затекать, и передает его одному из слуг, подозвав того к себе. А потом шагает в сторону тех самых ворот, негласно веля идти за собой. – Мы сражались за Мандор почти полгода. Маленькая территория, не самые богатые земли, но я пошел на них, потому что самонадеянно предполагал, что они сдадутся без боя. Правителей Мандора уважают на всем Юго-Востоке: это стало бы огромным показателем для всех остальных, кто был на очереди, – черные глаза альфы впиваются в статую, словно видят ее впервые. – Но они не сдались, – догадывается принц. – Да. Это было очень глупо с их стороны. Но совсем неудивительно. За упрямство и гордость их и уважают. Некоторые из моих военачальников предложили не тратить силы на битву, а просто взять их в осаду и вынудить сдаться. Но мне захотелось сразиться уже из принципа. Каждый, кто не сложил оружие, должен был умереть. К тому же Мандор заслуживал честный бой. Чонгук говорит с легкой полуулыбкой на лице, серьезно и увлеченно – он получает удовольствие от собственного рассказа, а его зрачки загораются страстью, такой, какую Юнги никогда в нем еще не видел. Омега слушает с открытым ртом и умирает от нетерпения каждое мгновение, пока тот молчит. Правила приличия не позволяют его поторапливать. Омега впервые по-настоящему осознает, кем является его муж, хоть и до этого ночами думал о войнах, которые Чонгук вел, и странах, которые завоевал. Император приоткрывает для него эту дверцу. – Я снова наивно предположил, что война не займет много времени… – продолжает альфа – Они сражались почти четыре месяца. Хруст костей и вопли солдат, которых топтали разъяренные слоны – я до сих пор слышу это у себя в голове. Враг сражался славно, я предвкушал, какое наслаждение почувствую в день победы, но гордость этих людей вместо того, чтобы усмириться, только росла… Нам оставалось взять столицу. Ее огромные стены могли выдержать несколько месяцев осады, но несколько сотен оставшихся в живых альф вышли, пожелав умереть в бою. Мы перебили их до заката, но войти в город все равно не смогли… Ночное небо окрасилось огнем. Все, кто оставался внутри стен – они сожгли город и сгорели в нем сами. Все, кто там был: омеги, дети, старики, от знати до рабов. Моим воинам было нечего грабить, – Чонгук восторженно выдыхает и проводит рукой по высеченному из белого камня седлу – В толще пепла на нас глядели только расставленные повсюду статуи слонов. Юнги застывает с открытым ртом, не в состоянии поверить в услышанное. Уголки глаз тут же начинают пощипывать, как бывает у детей, когда им рассказывают страшилки. – Это ужасно, – произносит полушепотом – Но зачем? Зачем они это сделали? – Они предпочли смерть жизни в подчинении. Это был их выбор, и он достоин уважения. – Вы привезли их из Мандора? Это те самые слоны? – омега, сам того не осознавая, отшатывается назад. – Нет, – Чонгук посмеивается над его впечатлительностью – Это работа мастеров Агры. Эти слоны достойны восхищения, как и преданность мандорцев своим принципам. Юнги не находит, что сказать. Его восхищение сменяется смятением. Одно противоречит другому. Он понимает, что значит быть верным себе и своему народу, он тоже готов пожертвовать жизнью, отстаивая свои принципы, но, когда речь идет о жизнях чужих… сколько из жителей сгоревшего города выбрали бы жизнь, если бы у них действительно был выбор? – Ты собирался провести ритуал? Или уже передумал? Теперь, когда ты услышал это, скажи мне, Юнги, как ты думаешь, такой, как я, достоин поклоняться твоему Богу? – Если вы недостойны, то и я такой же, – почти шепчет в ответ омега – Вся кровь на ваших руках в день нашей свадьбы стала моей тоже. И если Луна накажет вас за ваши грехи, то я разделю их с вами поровну… Здесь у вас считают, что брак длится до конца жизни, но в моей религии – супруги остаются связанными и после смерти. Каждый принимает на себя деяния другого,– он рассказывает, опустив голову вниз, спокойным и уверенным тоном. Со стороны может показаться, что его это расстраивает, но нет, он всегда знал, что его муж будет воином. Это участь каждого правителя: и отца Юнги, и братьев, и мужа, и всех связанных с ними омег тоже. – Тогда, может быть, Боги проявят ко мне милосердие за все хорошее, что сделал и еще сделаешь ты, – Чонгук шутит, не воспринимает всерьез. Он и не обязан. – Мне сложно представить, сколько хорошего тогда мне придется сотворить, Ваше Величество. В день возрождения Луны омега проводит чандру с мужем и со всеми остальными членами семьи. Считается, что обряды выполнять могут только омеги, потому что только тот, кто дает жизнь, расплачиваясь за это многим, может просить о чем-то. – Теперь я должен покормить вас пудингом, – Юнги передает поднос слуге, взяв в руки чашечку и ложку. Он немного смущается, но в то же время ликует внутри, не увидев на лице напротив ни капли сопротивления. Юнги жалеет, что они делают это во дворе. Он чувствует себя немного глупо, его сердце в груди бьется так сильно, и ему приходится сосредоточиться, чтобы совладать собственными руками – так как каждый, кто проходит мимо, смотрит на них. Он встает на носочки, несмотря на то что Чонгук наклоняется к нему, и мысленно проклинает свой маленький рост. – Вы должны съесть все, – подносит ко рту альфы еще одну ложку. Принц растягивает для себя эти последние на весь день их совместные мгновения – печаль от того, что они в лучшем случае увидятся только вечером, застает врасплох даже его самого. Хочется закрыть глаза на все приличия и попросить его не уходить. Постоять вот так еще немного. Но Чонгук – император в первую очередь, а только потом муж, друг, любовник. Он никогда не будет принадлежать Юнги полностью, омеге остается только молиться о его возвращении и ждать. Сегодня ожидание продлится недолго, когда начнется война, оно растянется на мучительные месяцы. Юнги привык волноваться за близких себе альф, но резко возникший страх за мужа выбивает из его легких весь воздух. От отчаяния ему хочется завыть в голос, но он прячет волнение за легкой полуулыбкой, кланяется на прощание и желает хорошего дня. Быть омегой правителя – значит быть таким же сильным, как он. Смириться и с достоинством принять свою участь. Юнги никогда не сомневался в том, что справится, в конце концов, его готовили к этой роли с самого рождения, но сейчас от одной мысли, что жизнь Чонгука практически все время находится в опасности, у него покрывается ознобом все нутро. Альфа так спокойно поведал ему историю о том, как целый город сгорел дотла из-за войны, которую он начал, даже понятия не имея, как напугал этим принца. Но испугался Юнги не воплей горящих заживо людей – что ожили в его голове, и даже не холода в голосе мужа, когда тот говорил о тысячах смертей, что принес его клинок, до дрожи его довело осознание того, как много у Чонгука врагов, как много тех, кто каждый день просит Богов о его смерти. Принц провожает взглядом Чонгука, который верхом на коне вместе с Югемом и в окружении воинов покидает двор, и еще долго стоит, замерев на месте, смотря на поднос в своих руках и пытаясь смахнуть так внезапно сошедшее наваждение. Он правда не хочет портить такое прекрасное с самого утра настроение, но судя по тому, что Джин несколько раз пристает с допросами о причине его хмурого лица, получается не особо. Юнги проводит ритуал с дядей Джису, с Джином, которого очень трогает оказанная честь, со смущающимся Закиром и даже с Тэхеном – последнее удивляет как Кима, так и самого принца. В Мурате у папы уходил целый день на то, чтобы обойти каждого из членов их огромной семьи, принц же управляется еще до полудня. Но он все равно выматывается: из-за пекущего солнца и духоты его начинает слегка мутить и голова раскалывается так, будто кто-то у самых ушей бьет в большие барабаны. Но запланированный поход в храм Юнги все равно решает не отменять. Пьет холодный чай с мятой, берет к себе в паланкин Джина и выдвигается. В Агре нет храмов, где поклонялись бы Луне, но Юнги довольствуется теми, что есть. Кого бы там ни почитали, какие бы росписи ни украшали стены, какие бы молитвы ни произносились, любой храм – это место, где собираются те, кому вера придает сил, и те, кому нужна помощь. Нуждающиеся, отчаявшиеся, сломленные – в храме всегда полно сирот, стариков, больных, бездомных. Юнги, за которым как тени следуют альфы из императорской стражи, раздает серебряные монеты беднякам, которые выстраиваются в очередь от территории храма до самого базара, а слуги во главе с Джином раздают миски с супом и рисовые пудинги. Сам на свое удивление принц больше не реагирует так эмоционально при виде босоногих детей и иссохших из-за возраста пожилых людей. Просто благодарит за возможность помочь и задумывается о том, что было бы неплохо обустроить по городу несколько постоянных мест, предоставляющих кров и еду для тех, кому по разным причинам не удается себя обеспечивать. Вряд ли Чонгук будет против выделить на это немного денег из казны. – Ваше Высочество, вы должно быть устали, возможно, вам стоит отправиться во в дворец и отдохнуть, – сетует Джин, когда они, закончив с делами, гуляют вдоль торговых рядов. Продавцы несмотря на жару бодрыми голосами привлекают покупателей, предлагая парчу, украшения, сухофрукты, орехи, специи... Юнги и вправду чувствует себя не лучшим образом – раскаленный воздух, пропитавшийся пряным запахом, выворачивает сознание наизнанку, но он держится, потому что как-то пообещал себе, что встретится с сыном своего единственного друга в Агре и угостит его сладостями. – Брось, Джин, я знаю, что ты тоже очень хочешь его увидеть. Мальчик десяти лет – альфа, боязливо выглядывает из-за прилавка, несколько смотрит, не решаясь подойти, и походит, только когда Сокджин подзывает его, веля не бояться. У мальчика выгоревшая под лучами солнца смуглая кожа, густые черные волосы, совсем как у папы, и такие же большие красивые глаза. Он долго кланяется перед принцем, а потом оказывается в объятиях родителя. – Ну папа! – сопротивляется тот словесно, при этом не предпринимая никаких попыток вырваться. – Я соскучился, Джихен-а, – Джин смеется и, положив ладонь на голову сына, прижимает к своей груди. Потом целует в макушку и, наконец, выпускает. Осматривает всего с ног до головы, сузив глаза, опирается обеими руками на поясницу и укоризненно качает головой – Ты почему весь грязный? Что с твоей одеждой? – Яяя… – тот уводит взгляд в сторону и поджимает губы. – Ты снова ходил на эту несчастную стройку? – не дает ему сказать Джин. Он подхватывает мальчика за руку и подталкивает его шагать вперед, потому вокруг них уже начинают собираться люди, остановившиеся, чтобы посмотреть на супруга императора. – Совсем ненадолго. Все мальчики с нашей улицы там подрабатывают, – оправдывается тот. – Мне все равно на других мальчиков, – старший продолжает ругаться полушепотом – Я же говорил, что ты должен оставаться дома и помогать дедушке. И не спорь со мной хотя бы при Его Высочестве. Юнги от их разговора только улыбается. Ему это напоминает свои собственные перепалки с папой, а оттого, с какой огромной любовью Джин смотрит на сына, на душе разливается тепло. – Ты дочитал книгу, которую я тебе приносил в прошлый раз? – Джин старается звучать строго, но принц слышит лишь нежность, которую никто ни за что не сумеет подделать. – Да, уже через несколько дней. – Хорошо, я попробую достать еще. Юнги порывается вмешаться и спросить, ходит ли Джихен в школу, но вовремя себя останавливает, поняв, что спрашивать об этом очень глупо. Школа – роскошь, доступная только для детей знати. Считается, что слугам и ремесленникам незачем учиться. Так было в Мурате, и здесь вряд ли по-другому. – Хочешь, я передам тебе свои любимые книги? – вместо этого спрашивает принц, повернувшись к мальчику. Тот пугается то ли от неожиданности, то ли самого Юнги, и, прижавшись к папе, только неуверенно кивает. – Поблагодари Его Высочество, – строго наказывает Джин, после чего Джихен кланяется чуть ли не до самой земли. Они гуляют еще немного, рассматривая товары на прилавках: Юнги пытается разговорить робеющего перед ним ребенка и, как и обещал, набирает тому целую корзину самых разных угощений. Он украдкой следит за милым взаимодействием родителя и сына и совсем немного завидует последнему, осознав, что отдал бы все, чтобы хоть несколько мгновений полежать на коленях папы и ощутить его пальцы на своих волосах. Надолго Юнги не хватает – почувствовав озноб по всему телу, он посылает одного из стражников за паланкином и отправляется по дворец, прежде чем совсем выбиться из сил. Во дворце он отказывается от лекаря, на котором настаивает Джин со словами «Его Величество лишит меня головы», убедив его в том, что хочет просто поспать. Но дойти до своих покоев без приключений как на зло не удается. Принц чуть не падает, сбитый с ног выбежавшим словно из ниоткуда Закиром, который тут же бросается перед ним на колени и кладет руки на его лодыжки. Юнги не на шутку пугается, от неожиданности отшатывается назад и даже не сразу замечает, что тело у его ног содрогается в рыданиях. Вслед за Закиром прибегают еще двое слуг и, опустив головы, останавливаются перед императорским супругом. – Ваше Высочество, прошу помогите мне, – всхлипывая и истошно завывая, произносит Закир и только усиливает хватку на ногах Юнги. Руки его трясутся в истерике, как и голос, так, что принц и сам замирает на месте, испугавшись и не зная, как реагировать. – Что здесь происходит? – на помощь приходит стоявший за спиной Юнги Джин – Зачем вы за ним бежали? – переспрашивает, не теряясь ни на мгновение. – Я ни в чем не виноват, Ваше Высочество, я ни в чем не виноват, – продолжает повторять Закир, захлебывается и уже задыхается в истерике. – В его вещах нашли украденный браслет. В наказание ему положено пятьдесят ударов плетьми, – отвечает один из прибежавших слуг, невысокий коренастый омега с синей повязкой на лбу. – Кто вынес это наказание? – наконец, берет себя в руки Юнги. – Господин Пак Чимин. Закир заливается слезами по новой. – Успокойся, вставай, – обращается к нему принц, а потом, взяв его за плечи, помогает подняться. Парень сразу же прячется за его спиной. – Передайте Пак Чимину, что я хочу его видеть, – бросает коротко слугам. Юнги дожидается Чимина в тронном зале. В отсутствии императора зал пустует, только на входе стоят двое стражников. В абсолютной тишине шаги омеги по каменному полу отражаются от стен. Джин с Закиром останавливаются у самого входа: старший успокаивает младшего, поглаживая по волосам, пока принц проходит внутрь и осматривается. Он бывал здесь: сидел слева от трона Чонгука и однажды на самом троне – в свой день рождения, но ему еще не удалось свободно походить тут и поизучать все. Он обходит каждую из шести мраморных колон, проводит по граненной поверхности ладонью, любуется – широкие колонны тянутся от пола до самого потолка, который из-за стоящей в зале полутьмы не получается разглядеть; идет дальше, останавливается у обшитых бархатом и обставленных мягкими подушками кресел – их ровно пять пар друг напротив друга, на них сидят члены императорского совета во время собраний, судов или торжеств. Омега ступает на ковровую дорожку посередине зала, делает пару шагов в сторону трона, пойти дальше не осмеливается – он вообще не уверен в том, что Чонгуку понравилось бы его пребывание здесь, поэтому довольствуется видом издалека, долго осматривает нарисованное на всю стену позади трона Солнце, такое же, что и в покоях императора. – Ваше Высочество, умоляю вас, не отдавайте меня им, – Закир, который, казалось бы, только успокоился, вновь бросается к ногам принца. Поднимает на него заплаканные глаза, смотрит так затравленно, что у Юнги душа сжимается в маленькую точку, словно ее иголкой протыкают – Я не крал этот браслет. Я и не мог его украсть, я всегда либо работаю на кухне, либо прислуживаю вам. Я ничего не крал! Я не вор, Ваше Высочество! – Но почему тогда его нашли в твоих вещах? – принц хватается пальцами за раскалывающуюся голову. Его все еще мутит и пошатывает на месте так, что хочется согнуться пополам прямо здесь же, но он огрызается на собственную слабость и приказывает себе собраться. Непрекращающиеся всхлипы Закира отрезвляют – впервые он так сильно нужен кому-то. – Я не знаю, – рыдает младший, все еще опираясь ладонями об пол – О пропаже браслета было известно еще вчера, они предупреждали, что будут проверять вещи слуг, но я и предположить не мог, что все так обернется. Я не знаю, как он мог оказаться у меня, не знаю… – У тебя есть враги во дворце? – спрашивает Юнги. Закир тут же мотает головой по сторонам: – Я работаю не так долго. – Но друзей у тебя среди прислуги тоже нет, – неожиданно вмешивается Джин. Старший омега старается выглядеть холодным и серьезным, но глаза выдают его беспокойство – Возможно, тот, кто украл браслет, решил воспользоваться тем, что тебя никто не станет выгораживать… Перестань плакать, это сейчас не поможет, – недовольно шикает на младшего – Возьми себя в руки. Тебе повезло, что мы подоспели. Чимин не любит откладывать наказания. На моей памяти еще ни один его приговор не оставался неисполненным. Тебе бы никто не поверил. – Пожалуйста, скажите, скажите, что вы верите мне, – Закир на полу весь подбирается. Дорожки от слез на его щеках высохли, но плечи продолжают подрагивать. Юнги ему верит. Вспоминает, как парень отказывался от платья и других подарков – тот, кто падок на чужое, ни за что бы не упустил такую возможность. Тот, кто всегда искренне, ничего не скрывая, делится всеми своими мыслями, тот, кто, не боясь вызвать гнев, поправляет самого супруга императора, не может быть вором – только не он. Закир – он немного по-детски уверен в себе, но в то же время не по годам мудр, он смел и честен и именно поэтому несмотря на то, что является слугой, смог стать другом для Юнги. Принц представляет, что было бы с младшим, если бы он не успел, видит его бездыханное тело и окровавленную спину, видит несостоявшуюся свадьбу и убитых горем родителей и злится. Злится до дрожи в кистях, чувствует, как его сосуды наполняются этой злостью, как огнем пропитывается воздух, которым он дышит. Он готов смириться с многим и способен понять многое, но не тех, кто приносит боль его близким людям. Врагов своих друзей и родных Юнги ненавидит даже больше своих врагов. Не успей он сегодня, то никогда не смог бы простить себя в первую очередь. Чимин не заставляет себя долго ждать. Он приходит один, учтиво кланяется, приветствуя, сохраняет на лице уверенную полуулыбку. Закир с Джином держатся позади Юнги, затихают. – Чем могу послужить вам, Ваше Высочество? – спрашивает Пак, посмотрев на принца. Юнги незаметно сжимает кулаки. И как бы ни старался, не может выдавить из себя ни слова. И дело даже не в Закире и его наказании. Дело в самом Чимине и во всем, что с ним только может быть связано. Юнги предпочел бы никогда с ним не пересекаться. Не думать о нем, забыть о его пребывании в этом дворце, забыть о его существовании. Он и так ночами гонит его из своей головы, стараясь убедить себя в том, что они никак друг с другом не связаны. Он прекрасно знал, что почувствует, когда столкнется с ним, но даже представить не мог, что эта ненависть будет такой ядовитой и всепоглощающей. Юнги смотрит на него, и почти что всем телом ощущает, как кусочек за кусочком эта отвратительная черная ненависть сжирает все, что есть у него внутри, разъедает кожу и горячей кровью затапливает всего с головы до ног. Он пытается с ней бороться, напоминает себе о том, что тот ни в чем не виноват, что Чимин – всего лишь один из многих других омег Чонгука, но все тщетно. Так, как Юнги ревнует мужа к Паку, он не ревнует его ко всем остальным омегам вместе взятым. Начало ненависти к Чимину было положено еще в тот день, когда Джин сказал, что тот у императора «в особом положении», а сегодня эта ненависть достигла своего апогея. Юнги не может контролировать свои мысли и радуется, что под рукой у него нет меча, ведь перед глазами стоит картина: как он приставляет острие к красивой тонкой шее Пака и заставляет его встать перед собой на колени. Принц больше всего хочет, чтобы Чимин покинул дворец и исчез из их жизней, но при этом даже заикнуться об этом не может. – Я смею предположить, что вы вызвали меня из-за слуги, что украл браслет, – Чимин вновь первым подает голос, так и не дождавшись ничего от застывшего в своей бурлящей злости Юнги. – Он его не крал, – тут же реагирует принц, забыв о собственном решении подойти к вопросу издалека – Закир утверждает, что не делал этого. Как ты можешь доказать его вину? – Браслет нашли в его вещах, Ваше Высочество. Я не думаю, что нужны еще какие-то доказательства. – Его могли подкинуть. Я желаю лично разобраться в этом случае, и, пока не предъявят никаких других весомых доказательств, с Закира снимут обвинение, — озвучивает свое последнее слово Юнги, будучи уверенным в том, что изъясняется крайне понятно. Он даже собирается развернуться и уйти, не желая находиться в компании Пака ни мгновение больше, но тот решает не согласиться. И, надо отдать ему должное, даже удивляет этим принца. – Я не думаю, что найдутся еще какие-либо доказательства, Ваше Высочество, – он ни разу не теряет уважительный тон и маску благочестия с лица – И не думаю, что найдется другой вор. А преступление не может остаться безнаказанным. Все слуги дворца решат, что им теперь можно нарушать законы. А Наим… этот браслет был дорог его сердцу – это был подарок от Его Величества, Наим заслуживает справедливости. Юнги из-за упоминания Чонгука сжимает зубы, весь будто натягивается в одну напряженную струну, и может поклясться, что слышит, как понемногу, стежок за стежком, что-то внутри него лопается и разрывается. – Справедливость будет достигнута тогда, когда накажут настоящего вора, – коротко отвечает он, стараясь удержать себя – Я не позволю пострадать невин… Чимин перебивает его: – Ваше милосердие и доброта правда восхищают меня, но я занимаюсь этим уже не один года и знаю, как ведут себя воры и как… Юнги тоже в свою очередь не дает ему договорить. Луна тому свидетель: он пытался сделать все по-хорошему. Он делает шаг в сторону Пака, выпускает весь собравшийся яд через взгляд, больше не скрывает ни ярости, ни презрения: – Я знаю о твоем положении во дворце, можешь не напоминать мне – я прекрасно все помню, – его вмиг ставший холодным и суровым голос эхом отражается по всему залу – Из нас двоих забываешься только ты. Я Мин Юнги, принц Мурата и законный супруг императора Чон Чонгука, как ты смеешься перебивать меня?.. – останавливается, чтобы надышаться и вдоволь насладиться видом вжавшегося в пол омеги – Ты прав, я милосерден, – усмехается – И потому ты не будешь сегодня наказан за неоказание почтения. Но если ты еще раз поднимешь при мне глаза, я лично привяжу тебя к столбу перед всем двором. И пусть только кто-нибудь из твоих людей попробует приблизиться к Закиру. Ты навсегда разубедишься в моем милосердии. Чимин медленно опускает свою голову и с опаской затаивает дыхание – так, словно в любой момент ожидает получить удар. Пережидает несколько и принимается говорить что-то, то ли прося о прощении, то ли пытаясь оправдаться, но Юнги его не хочет слушать. Принц взмахом руки приказывает ему заткнуться и, развернувшись, идет прочь из зала. Шагает быстрее, чем нужно, слышит, как гулкими ударами где-то в ушах отражается собственное сердцебиение. Он сжимает руки у груди, чтобы не дрожали, и ничего перед собой не видит. Буквально волочит за собой свое тело, которое по ощущениям согнется пополам даже от дуновения слабого утреннего ветерка. Он словно проглотил слишком большой кусок: вначале был так уверен и полон решимости, а теперь чувствует, что потратил на него все имевшиеся силы. Оказавшись в своих покоях, Юнги сразу же валится на кровать, стаскивает с лица платок и выдыхает, откинув голову на подушку. Слышит, как Джин прогоняет плачущего и не перестающего повторять благодарности Закира. – Впервые я увидел его лицо без этой наглой ухмылки. Вы поставили его на место, – произносит Ким, закрывая окна занавесками. А потом он подходит к кровати, и на его глазах тут же отражается беспокойство – Ваше Высочество, я схожу за лекарем. Мне кажется, у вас солнечный удар. Джин вмиг становится предельно серьезным, не спрашивает, не предлагает, просто ставит перед условием и уже двигается в сторону двери, но Юнги его окликает. – Я просто переволновался, – уверяет он и даже привстает, опираясь об руки, для убедительности –Хочу просто отдохнуть в спокойствии. Если к вечеру не станет лучше, пойдешь за своим лекарем. А сейчас просто принеси мне холодной воды. Старший нехотя соглашается и уходит за водой. Но Юнги засыпает еще до того, как тот приходит. Его глаза закрываются сами по себе, стоит ему только положить голову на подушку – не получается даже разок переиграть в голове разговор с Чимином, даже подумать об этом не получается. Когда Юнги просыпается, за окном еще не успевает полностью стемнеть, хоть его тело и ломит так, будто он проспал несколько дней к ряду. Он сразу понимает, что полностью пропотел: волосы взмокли, рубашка неприятно липнет к телу. Признает, что все-таки заболел, и жалеет о том, что отказался от лекаря. Услышав его копошение, к нему подходит Закир, что сидел на полу, что-то вышивая – Юнги сквозь слипшиеся ресницы узнает его, только когда тот оказывается совсем рядом перед лицом. Принц прочищает охрипшее горло, чтобы попросить позвать Джина, но лишь испуганно вскрикивает, коснувшись ладонями насквозь мокрых простыней под собой. Он тут же сбрасывает с себя одеяло, дотрагивается ладонями до своих бедер между ног – осознает, что лежит в луже собственных выделений. Сам не знает почему, так сильно пугается и чуть не вскакивает с места. В чувства его приводят мягко опустившиеся на его плечи руки Закира. – Тише, тише, все хорошо, Ваше Высочество, – шепчет тот и успокаивающе поглаживает – Все в порядке. Это просто течка. У вас началась течка.***
Дни Тэхена просто до отвращения похожи один на другой. Он это серое равномерное полотно ненавидит, и в то же время остается за него благодарным. Так могут только те, кто пережил случаи, когда спокойствие и скука кажутся раем. И пусть он с абсолютной точностью может сказать, что будет делать после пробуждения, после полудня или после ужина, что будет есть, что будет говорить или о чем думать – это определенно не самый худший исход. Он к такой жизни привык, смирился с ней за десять лет, как смирился и к выжженной пустоте внутри себя. Тэхен искренне радуется, увидев во дворе Юнги уже на следующий день после разговора с Чонгуком. Облегченно выдыхает за него и очень удивляется, когда выслеживает в его глазах улыбку. Юнги улыбается так, словно не было никакого наказания длиною почти в месяц. С утра бегает, проводя свои ритуалы, долго разговаривает с мужем, смотрит на него, как на Божество, растаявшим и влюбленным взглядом. Влюбленным. Может все дело в любви? Тэхен удивляется, потому что сравнивает принца с собой. В самый первый раз, когда он по глупости разозлил Намджуна, альфа так же запер его в покоях на долгие дни. Но ему после завершения наказания совсем не хотелось улыбаться. Он просто притих и перестал нарываться дабы избежать повторения – урок Намджуна удался. Тэхен тогда сразу осознал свое положение и свои возможности, поумнел и опустился на землю. То было началом конца всей имевшейся в его сердце надежды. А Юнги словно не понимает. Либо понимает, но продолжает бороться. Только закончится это точно так же. Рано или поздно муратский принц тоже к этому придет. Ведь таким, как они, другого знать не дано. После обряда, который проводит Юнги, Тэхен выдвигается на базар – к мастеру, который шьет для него одежду. Обычно готовые наряды привозят прямо во дворец, но в прошлый раз ему кое-какие детали не понравились, поэтому он решает сходить и указать на них самому. Мастер – альфа, волосы на голове которого только начали покрываться сединой – принимает его у себя дома со всеми почестями, прекрасно зная о высоком положении Ким Намджуна, долго извиняется за все неудобства, знакомит со своим омегой и детьми и даже уговаривает остаться на чашку чая. Тэхен пристально выбирает ткани и вышивку, осматривает все возможные варианты, чтобы на этот раз остаться довольным, не жалеет времени. Хотя, возможно, ему просто не хочет возвращаться. Его паланкин трогается в обратную дорогу, когда небо уже начинает окрашиваться яркими лучами заката, и он всю дорогу думает над тем, как будет оправдываться перед супругом. Правда, оправдываться не приходится. Тэхен бесшумно проходит через порог комнаты и так же бесшумно застывает. Увиденное застает его врасплох неожиданностью. Намджун полуголый, прижимающий всем телом какого-то паренька к постели, к их постели. Вот так вот просто и открыто: он даже не потрудился поехать куда-нибудь за пределы дворца, даже не постарался как-то скрыть. Впервые Тэхен поймал своего мужа на измене уже через полгода после свадьбы. То был мальчик из прислуги: омега определил это по браслету, который нашел под простынями – тот его выронил, а потом ходил с одним недостающим. После мальчики все время менялись, Тэхен лишь наблюдал со стороны. Намджун сразу дал понять, что ничьи чувства его не волнуют, он делает вид, что это совершенно нормально – хотя, возможно, и вправду так считает. Чужая боль для него неинтересна. На самом деле, Тэхену никогда и не было больно. Измены Намджуна оскорбляли и унижали его, заставляли стыдливо опускать голову перед слугами, но больно не делали. Тэхен ничего не терпел, почти сразу смирившись. Как однажды сказал ему папа: неважно с кем он спит, главное, что ты его законный муж, ты делишь с ним его титул, ты хозяин его дома. Плевать, что за этими привилегиями ничего не стоит и что, по сути, его руки все время связаны и без разрешения мужа он и рта не откроет. Даже если Намджун прямо перед ним отымеет по очереди всех шлюх Агры, Тэхен ничего не сможет сделать. Зато у него есть титул. Он несколько мгновений равнодушными глазами наблюдает за тем, как извивается под его мужем смугленький молодой парень – тому лет восемнадцать по большей мере, у него длинные стройные ноги и кудрявые волосы – и такой же незаметной тенью выскальзывает из покоев. Приходится думать над тем, где он проведет вечер, и лучшим выбором в теплое весеннее летнее время может быть только одно место. Искусственный пруд совсем недалеко от дворца – в детстве Тэхен сбегал туда каждый раз, когда кто-то портил ему настроение, но после переезда так ни разу и не решился сходить. Сегодняшний день кажется идеальным, чтобы это исправить. Он быстро добирается – стража у ворот ни о чем не спрашивает, никто другой его не замещает – он, в принципе, ни с кем во дворце не поддерживает общение. Все на него всегда смотрят, изучают его, улыбаются ему, но никогда не подходят. Тэхен этому только рад. Друзья ему не нужны, ему вообще никто в этом городе не нужен. Пруд, принадлежащий императорской семье, окружен забором со всех сторон и охраняется. По рассказам его построил отец Чонгука, как подарок своему супругу, когда тот забеременел. Тэхен и сам помнит, как покойный Атгах ходил туда время от времени по вечерам. Простым смертным сюда вход воспрещен, будучи ребенком Тэхен пробирался через пробоину в заборе, но сейчас его пропускают по фамильному браслету семьи советника императора. Чуть ли не бежавший сюда весь путь от дворца, омега выдыхает и расслабляется, только увидев сквозь наступающую темноту синюю гладь воды. Идет прямо к пруду, даже не потрудившись встать на проложенную из камня тропинку – топчет выгоревшую на солнце траву, не замечает, как колючки царапают кожу его лодыжек и прилипают к одежде, шагает без остановки, пока не доходит до деревянной лавочки прямо у берега. Оглянувшись вокруг, Тэхен понимает, что это место не изменилось даже на самую капельку. За десять лет в Агре все приняло другой вид – начиная от улиц и домов и заканчивая людьми, но круглое и широкое зеркало под небесным сводом как стояло тогда, так и стоит. Все та же чистая вода, те же редкие цветущие кувшинки, те же белые камни, расставленные при постройке и очищаемые слугами раз в месяц, тот же песок, те же звезды, которые отражаются в воде, как бесконечные белые факелы, и которые кажутся такими большими именно здесь. Такой же запах, такие же звуки – от стрекочущих везде невидимых насекомых. Разве что несколько деревьев, растущих по краям, стали выше и гуще. Скорее всего, это место специально сохраняли в исходном виде. Как память об усопших родителях императора. Тэхен присаживается, вытянув перед собой ноги, усмехается, наконец, без попытки это скрыть. Зато ему не пришлось придумывать тысячу причин, чтобы оправдать свой поздний приход перед Намджуном. Альфа закончит с развлечениями и уснет, а Тэхен с утра сделает вид, что ничего не было. Вроде бы все легко, просто, по знакомому сценарию, но под грудиной все равно противно скрежет. Конечно, он не думал, что Намджун изменится после переезда и резко станет олицетворением верности, но ему почему-то казалось, что тот не будет мешать его с грязью так открыто. Что захочет поддержать миф об их семейной идиллии перед советом, перед столичной знатью, перед Чонгуком, которому Тэхен так много и убедительно врал о любви и о счастье. Но Намджун, как всегда, все разрушил у основания своей несдержанностью – испортил репутацию, которую сам же создавал в течение последних месяцев благородными речами и фальшивыми улыбками. Пара бокалов вина из одного из самых умных мужчин империи за считанные мгновения делают последнего болвана – Намджун, когда он пьян, теряет почву под ногами и перестает различать черное от белого. Но это только его проблемы. Тэхен к косым взглядам в свою сторону давно привык. Омега вдыхает свежий вечерний воздух и, не моргая, наблюдает за спокойной водной поверхностью – после знойного дня к ночи на землю опускается сухая прохлада, и отсутствует какой-либо ветер. Он снова усмехается, в который раз осознавая, что внутри у него такой же штиль. И этот штиль там уже давно. Тэхен все думал, что ему так повезло, что это всепоглощающее равнодушие дано ему в подарок самой судьбой, но прямо сейчас понимает, что предпочел бы жить в боли и страданиях. За них хотя бы можно зацепиться: они напоминали бы ему о том, что он все еще живой, и он бы не чувствовал себя пустым, выброшенным в воду сосудом, который швыряют от одного берега на другой волны, но который никак не утонет. Пустота и холод появились в нем, чтобы спасти, но Тэхен так сильно себя за них ненавидит. Настолько, что ему хочется собственными руками ободрать себе горло, самого себя вскрыть и посмотреть – куда же все подевалось, куда попряталось. Да, жалость к себе стала еще одной привычкой. Но за это Ким себя не ругает – у него мало интересных занятий. Выбрать наряд или блюда для ужина, проехаться верхом и поворчать немного на слуг для разнообразия – все, к чему сводится его обычный день. Все, кто назовет такую жизнь хорошей, просто никогда не пробовали ее прожить. У него даже детей нет. В самом начале их супружеской жизни Тэхен всем своим тогда еще живым сердцем ненавидел Намджуна и молил Богов, в которых не верил, не посылать им детей. Года через три он понял, что ребенок мог бы стать его новым смыслом, его отрадой, но забеременеть так и не получилось. Видимо, кто-то да услышал его молитвы. Тэхен сидит, свесив голову набок, натягивает рукава на кисти и не обращает внимание на пощипывающий кожу холод, слушая пение птицы, которая откуда-то прилетела и устроилась на ветке дерева. Он сидит до тех пор, пока не решает, что Намджун уже должен уснуть, и собирается в обратную дорогу. Но не проходит и двух шагов, как замирает на месте, испугавшись от неожиданности, а, придя в себя, поспешно кланяется: – Приветствую, Ваше Величество. *Чандра – луна на хинди. Я видела такой ритуал в одном фильме, но ничего не нашла про него в интернете. Скорее всего, его не существует. **Мандор – столица раджпутского княжества Марвар, существовавшего 15-16 веках. Раджпуты действительно были именно такими, как их описывает здесь Чонгук. И история сражения, которую рассказывает Чонгук, тоже основана на реальных событиях, правда то было другое раджпутское княжество.