***
Югем проходит через дворцовские ворота вместе с солнцем, резво взбирающимся на небо после короткого сна. Альфа, хоть и не сомкнул за ночь глаз, выглядит бодрым, на губах его сверкает неизменная игривая улыбка, обращенная ко всему на свете. Он вдыхает влажный утренний воздух, от которого по коже бегут приятные мурашки, краем уха ловит щебетание птичек, пьющих у фонтана воду. В прекрасном расположении духа, с предвкушением нового дня, будучи абсолютно доволен собой. Большая часть господ в это время все еще спит в тени своих покоев, но по двору уже мельтешит прислуга, принявшаяся за свои дела. Югем ловит на себе взгляд омеги, подметающего вымощенную камнем землю, и подмигивает ему. Тот улыбается и смущенно уводит взгляд. Компания слуг всегда нравилась альфе больше, чем все эти разодетые и надутые советники и визири. Простые люди со своими простыми жизнями и простыми проблемами – Югем среди таких вырос, да и сам когда-то таким был. И, хоть положение не позволяет разговаривать со слугами как к себе равными, он любит позаигрывать с молоденькими омежками из кухни, заставляя их нежные круглые щеки краснеть, или посидеть за разговором со стражниками или с конюхами. Эти люди ощущаются гораздо ближе. Перед тем как исчезнуть в проходе внутрь дворца, Югем озирает глазами окна и балконы, на мгновение остановившись у одного конкретного. Знает, что ничего не увидит, но все равно испытывает себя, питая бессмертную смешную надежду увидеть хотя бы его силуэт. Но прекрасные принцы в это время спят и видят свои прекрасные принцевские сны. Думать о Юнги невыносимо, но стоит увидеть его утром, как весь день проходит самым лучшим образом. Югем направляется в сторону императорских покоев. Его пропускают после разрешения самого Чонгука. Император уже одетый, сидит за накрытым столом, и самым что ни на есть мрачным взглядом наблюдает за дымящейся чашкой перед собой. В такие моменты Югем особенно радуется тому, что он не император и не имеет никакого отношения к правам на власть. – Обрадуй меня хорошими новостями, – прочищает тот горло и устало откидывается на спинку стула. Кажется, тоже всю ночь не спал. – Смотря, что для тебя хорошие новости, – Югем проходит внутрь и заваливается на второй стул. Сходу наливает себе чай в другую чашку, бесцеремонно хватает горячую, только что приготовленную лепешку и, в отличии от Чонгука, который привык по утрам еду только гипнотизировать, принимается ее жевать. – То, что один из твоих военачальников не предатель, или то, что появится причина отправить Ким Намджуна на виселицу и оставить его омегу вдовцом. – Попридержи свои шутки, пока не поздно. У меня нет желания выслушивать их с утра пораньше, – ворчит тот, скрестив перед собой руки. – Да что успело случиться за это время? Только не говори, если это снова касается твоего мужа. У тебя одного с ним проблемы. Ругаться и жаловаться на Юнги у Чонгука стало традицией. Если бы хоть кто-то знал, сколько Югему пришлось выслушать про него за последние несколько месяцев. И сколько усилий потребовалось приложить, чтобы сдержаться и не вывалить на императора все свои мысли по этому поводу. Ибо до того все еще не доходит, что принца ему следует носить на руках. – Он сводит меня с ума, понимаешь? – Югем понимает – Он говорит и нарывается каждый раз, когда стоило бы помолчать. И ни слова не скажет, когда нужно ответить. Невыносимый омега. Все время притягивает к себе неприятности… Что у тебя там? Выкладывай. Император выговаривается сам себе, по итогу так ничего и не рассказав, а потом резко меняет тему. Это повторяется каждый раз. Он говорит о Юнги все время, но никогда – ничего конкретного. Словно и сам не знает, из-за чего злится. – Я проследил за ним, как ты и хотел… Он доскакал до борделя на перекрестке у южного рынка, заплатил за двух шлюх и уединился с ними на втором этаже в комнатах для привилегированных посетителей. Через час он уехал, никого, кроме омег, с ним не было. Чонгук разочарованно выдыхает и зачесывает распущенные волосы назад. Отчаянно жаждет крови, но не может подступиться. – То есть ты ничего не нашел? – спрашивает он, не скрывая раздраженности. – Нет, – чеканит в ответ Югем. – Но я уверен, что он что-то замышляет… Этот бордель – там предоставляют лучших шлюх в городе. Включая то золотце, с которым я должен был кувыркаться этой ночью, но не смог из-за тебя. В общем, я хожу туда с тех пор, как стал жить в Агре. Но ни разу за последние месяцы Намджуна там не видел. Как и никто другой. Он был там впервые этой ночью. – Хочешь сказать, он остановился в этом борделе, чтобы отвести подозрения? – Ты же сам говорил, что он неглуп. Намджун мог догадаться, что за ним следят. Да и он бы не стал туда ходить. Это слишком известное место. Зачем рисковать репутацией?! Югем заканчивает говорить и выпивает весь уже подостывший чай за один глоток. В своих словах он уверен абсолютно. Подозрения Чонгука хоть и было основано только на желании обладать омегой, но дало свои плоды. Этот Намджун – скользкий тип, и только одному дьяволу известно, что у него на уме. – Сделай, что надо, но выясни все. Пусть следят за всеми его солдатами и всей прислугой, особенно за теми, кто приехал с ним из Джазана. – За его омегой тоже? – спрашивает Югем, хоть и чувствует, что сам себе роет яму. И тут же жалеет. Глаза императора сужаются до щелочек, прожигая злым взглядом дыры, а ладони до побеления сжимают край деревянного стола. Недовольство за секунду превращается в злость. – Если хоть кто-нибудь из твоих людей подойдет к нему, я сам лично отрублю голову всем по очереди, – произносит он сквозь зубы и даже встает на ноги, заставляя Югема на пару мгновений попятиться назад. Чонгук всегда был очень избирателен по отношению к омегам. Он собирал и коллекционировал их как драгоценные камни – только самых роскошных и притягательных, заменяя одного другим из раза в раз, и забирал себе любого, что бы ни приходилось ради этого сделать. Да ради всего святого, в его руках находится тот, кто своей красотой может затмить луну на небе, но ему все не то. Из всех доступных омег, он зарится на того единственного, кто ему недоступен. Был бы нужен ему этот Тэхен в обратном случае? Император перестает быть собой при одном его упоминании. Югем не очень хорош в любовных вопросах, но собственную голову готов поставить на то, что ничем хорошим происходящее не закончится. – Понял. Омегу не трогать. – выставляет Квон руки перед собой и несколько секунд обдумывает, перед тем как задать следующий вопрос, который точно задавать не стоит, но это входит в его обязанности главного советника и друга. А еще любопытство. Чонгук ему ничего не рассказывал. – Что вообще такого особенного в этом омеге? Зачем он тебе? Император сдержанно поджимает губы, борясь с собой, и, отвернувшись, шагает к окну. – Я уже говорил… я в долгу перед ним, – продолжает Чон неожиданно спокойней. – Я должен был позаботиться о нем, но отдал другому. Он должен был быть моим, понимаешь… Я серьезно, Югем, Тэхен ни в коем случае не должен пострадать. – Но он законный муж Намджуна. Если Намджун предатель, его это не может не коснуться. – Не коснется, – обрывает император, не терпя возражений. – Его больше ничего плохого не коснется, я все решу. Он уже настрадался. – Хорошо. Как скажешь. – смиренно выдыхает Югем, уже прикидывая у себя в голове дальнейшие действия. – У меня только один вопрос. Что делать с Намджуном?***
– Ваше Высочество, вас что-то тревожит? Вы ни разу не улыбнулись за утро. Вы попросили ванну, но так и не прикоснулись к ней – она уже остывает. Юнги сидит у бортика ванны, обхватив руками колени и вглядываясь в свое отражение в воде. Слова доходят до него с опозданием, как будто бы издалека – так сильно он погряз в мыслях. Закир, лежащий на животе прямо на мраморном полу, водит рукой по воде и ловит пальцами красные лепестки роз. Отвечать ему Юнги не хочет, но и не прогоняет. В одиночестве на душе еще паршивее. Принц выставил всех слуг, кроме Закира и Джина, чтобы те помогли ему искупаться, но в итоге они втроем так и сидят в тишине. Закир пытается расшевелить его, Джин безучастно листает книгу в углу на лежаке, а Юнги только и делает, что молчит. Мысли разъедают его изнутри кусочек за кусочком, он все ищет силы, чтобы собраться. – Я немного устал, – неожиданно заговаривает принц хриплым голосом. – В чем смысл всего, что мы делаем, если мы все время от этого устаем? – Не знаю, – так же лениво отвечает Закир, ныряя рукой в воду. – Может быть… я думаю… может, смысл в том, чтобы отдыхать, когда устаешь? Работаешь, отдыхаешь, работаешь, отдыхаешь… вот и весь смысл. Отдохните хорошенько, Ваше Высочество, и все пройдет. Юнги сидит еще немного молча, а потом резко поднимает себя с пола и развязывает пояс шелкового халата, чтобы сбросить его с плеч и шагнуть в ванну. Закир, подняв на него взгляд, тут же вспрыгивает на ноги и подносит ладони ко рту. Ни он, ни Джин еще не видели расцветающие синяки на теле принца после ночи с Чонгуком. Белоснежная кожа Юнги наливается синяком даже от случайных ударов, а потом очень уродливо, переходя от одного некрасивого цвета к другому, заживает. Сейчас следы рук императора на плечах, боках, бедрах пестрят красно-фиолетовыми отметинами. И болят они ровно настолько, насколько выглядят. – Ваше Высочество, почему вы молчали? – заикается Закир, не зная куда себя деть и что сказать – Я… давайте я позову лекаря, он сделает мазь… Ваше Высочество… как он мог? – выдыхает, снова опускается и садится рядом с бортиком. Джин в уголке тоже настораживается и, отложив книгу, подходит к ним. – Не надо… – холодно прерывает Закира Юнги, уже оказавшись в воде по грудь. – Не надо меня жалеть из-за этого. Мне не было больно. Все в порядке. Юнги не хочет чувствовать себя жертвой. Но глаза Закира уже наливаются слезами. Наверное, стоило и его прогнать с остальными. Чужая жалость совсем не помогает собраться и просто пережить этот переломный момент. Джин, будто чувствует, и сам выпроваживает младшего, нервно ворча: – Иди на кухню, помоги с приготовлением обеда, нечего тут прохлаждаться. Когда за Закиром закрывается дверь, Сокджин недовольно скрещивает перед собой руки и сжимает губы. Злиться в первую очередь на самого Юнги. Он не выглядит особо удивленным или просто сдерживает себя. Тревогу выдают только забегавшие по сторонам глаза и подрагивающие пальцы. – Не больно? – переспрашивает он с укором. – Ему тоже было больно. – Это не оправдание. – Знаю. Видеть его не хочу, – Юнги прикрывает глаза и опускается в воду по плечи. Раны на теле щиплют от взаимодействия с водой. Он проглатывает застрявший в горле ком и чувствует, как из глаз брызгают слезы, так упорно сдерживаемые все это время. – Нельзя позволять так поступать с собой. – Он мой муж. Если таковы его искренние чувства, то мне остается только принять их. Я в порядке, правда. Джин его ответом остается недоволен. Сокджин всегда видит его насквозь и всегда знает, что сказать или что сделать. Таких верных советников у Юнги еще не было. И кажется, во всей Агре Джин единственный человек, который действительно о нем беспокоится. Старший всегда чувствует, когда ему следует перестать напирать, и отстает. Только ворчит, положив руки на бока и отведя взгляд в сторону: – У альф нет чувств. Вместе сердца у них камень, а вместо мозгов – член. Даже у королей и императоров. Уверен, он еще пожалеет, но будет поздно. Так уж они устроены. – Хватит, ладно. Я не хочу об этом говорить. Я забуду эту ночь, как будто ее никогда и не было. – До тех пор, пока она не повторится? – Что ты хочешь от меня услышать? – Юнги пытается тыльной стороной ладоней вытереть щеки, но по итогу только размазывает мокрыми руками слезы по лицу. – Хоть я и принц, но перед ним я точно такой же слуга, как все остальные. Я даже не тот, кого он любит. Просто дай мне побыть одному. Джин опускает глаза вниз и еще несколько топчется на месте, очевидно борясь с невысказанными словами, прежде чем наконец послушаться. – Я сделаю мазь для вас, – полушепотом произносит он, закрывая за собой дверь. Джин зол, и Юнги даже понимает из-за чего. Принц сам в какой-то степени на себя злится. Он ведь мог найти силы и проявить сопротивление. Сколько раз ему уже приходилось не соглашаться с императором. Он ведь не из тех, кто молча подчиняется. Но прошлой ночью все было не как обычно. Чувства Чонгука были настолько очевидные и так сильно отличались от ожиданий Юнги, что не получилось даже задуматься о том, чтобы возразить. Скажи император ему выпрыгнуть из окна, он бы, наверное, и это сделал. Чонгук способен подавить его волю настолько, что от Мин Юнги ничего и не останется. А спорить, не соглашаться, поднимать глаза при нем он может, только пока альфа позволяет ему. Признавать это очень неприятно, но такова их связь. Равноправие царит лишь там, где обе стороны отдают что-то взамен. Оттого любовные узы и считаются священными, ведь в руках у обоих часть другого. Ты не можешь не слушать того, кого любишь. Когда любишь ты чувствуешь все, что чувствует и он. И поэтому не способен держать на него злость, не способен терпеть его боль и всегда находишь ему оправдание – потому что понимаешь его даже получше чем себя. Любовь справедлива только тогда, кога любят оба. Между Юнги и Чонгуком справедливости нет и не будет. В них один стоит на коленях перед другим: как перед правителем, как перед мужем и как перед тем, кому отдал свое сердце. После ванны Джин наносит на все синяки маслянистую, терпкую по запаху жижу и смешит принца, рассказывая шутки, которых наслушался у поваров на кухне. Юнги, соответствую своим же словам, подыгрывает и звонко смеется. А в какой-то момент ему и вправду становится весело. Они вдвоем уплетают целый грушевый пирог, а Ким, чтобы сбросить остатки волнения, даже выпивает кубок вина. Когда время близится к полудню в покои принца приходит послание через слугу о том, что вечером Его Величество будет принимать принца из соседнего с запада государства Серканта , и по этому поводу будет торжество. Разумеется, присутствие Юнги на этом празднике обязательно. В любой другой день принц обрадовался бы возможности поразвлечься, но не сегодня. – Давайте я передам, что вам не здоровится? К тому же это не так далеко от правды. Джин, разложив на кровать несколько нарядов, выбирает один на вечер, пока Юнги сидит прямо на полу посередине комнаты, разбирая сундук с подарками, которые ему прислала из Мурата семья. Он делает это каждый раз, когда ему становится печально. – Не надо. Я хочу там присутствовать. Принц из Серканта прибыл со своим супругом, Его Величество тоже должен быть со своим, – спокойно отвечает омега, перелистывая книгу со сказками, которую отправил брат. Ту, в которой есть послание на случай, если понадобится помощь. – Не жалеете вы себя, – приговаривает тот в своей родительской манере. Юнги проводит пальцами по твердой обложке книги. – Не ворчи, Джин. Я сильнее, чем тебе кажется, – подняв голову, он улыбается. – Да знаю я, что вы все можете.***
Принц из Серканта прибывает в Агру с политическим предложением, заранее не предупредив хозяев. Неожиданный свой визит он объясняет тем, что их король посчитал тему переговоров слишком важной, чтобы отправлять обычных послов, и в знак своего уважения и доверия прислал своего сына с его супругом. Утром срочно собирается императорский совет, в котором сторонам удается прийти к совместному решению, а потом гостей отправляют отдыхать в приготовленные для них покои и приглашают на вечернее торжество. Практически все дворцовские слуги занимаются приготовлениями к празднику, и во все части города отправляются посыльные за артистами. Какой бы устрашающей ни была империя Аккадцев, гостей она принимает всегда достойно, со всеми почестями. Юнги, проходя по украшенным коридорам, больше всего радуется, что ему не пришлось во всем этом участвовать. Хлопотать на кухне или при обустройстве залов ему не нравится больше всего. Коротко поклонившись в ответ принцу и его омеге, он занимает свое место по левую сторону от императора. Юнги весь в белом, что еще больше выделяет его среди ярко одетых людей – он чувствует, что внимание большинства обращено именно к нему, но не предает этому большого значения. Чонгук представляет всем собравшимся в тронном зале прибывших гостей, просит тех чувствовать себя как дома, после чего начинается празднование. Для господ играют на инструментах музыканты столицы, выступают танцоры, разливается вино и раскладываются закуски. Юнги ведет себя довольно отрешенно, как бы ни старался изобразить веселье – веселиться ему попросту не хочется. На императора он не смотрит ни разу, но все равно всей своей кожей ощущает его настроение – тот такой недовольный и хмурый, каким был ночью. Принц этому даже ехидно радуется. Не ему же одному страдать. Когда проходит большая часть представлений, омеги из господских семей тоже выходят потанцевать. Двигаются они очень скромно, но все равно веселятся, переговариваясь между собой и утаскивая в танец сопротивляющихся альф. Юнги находит глазами Тэхена – тот, как и можно было предположить, интересным это занятие для себя не находит, и со своего места не сдвигается, безучастно смотря в одну точку перед собой и совершенно не заботясь о том, что об этом подумают другие. У Юнги его преданность себе вызывает улыбку. – Не хочешь тоже потанцевать? – вдруг раздается со стороны. Чонгук пододвигается ближе к лицу Юнги, чтобы тот его услышал через музыку. Юнги сначала раздраженно поджимает губы, злясь от того, что альфа вообще решил с ним заговорить. Он поворачивается к нему, только чтобы демонстративно отвернуться обратно, ничего не ответив. И больше ни разу не смотрит на него до самого конца праздника. И это дается ему удивительно легко – как никогда раньше. Просидев достаточно, для того чтобы его уход не приняли за оскорбление, принц, кланяется на прощание сначала перед гостями, а после перед императором, покидает зал. Ему всегда нравились праздники. Те, что проводятся под открытым ночным небом, с ярко зажженными фонарями, с играми, танцами и искренним смехом его любимых людей. Когда прыгают через костры, кормят друг друга сладким рисом, рисуют на руках и лицах, совершают обряды. Кажется, в Мурате все праздники были такими. Братья один за другим хвалили его наряд, подсовывали ему сахарные шарики, а папа, положив ладони на его щеки, шептал благословения. И даже во время приемов, на которых собирались приглашенные министры и правители из других государств, всегда находились поводы для веселья. Сейчас Юнги видит только сборище людей, находящихся здесь только из-за долга и готовых сорваться отсюда при первой же возможности. И сам он в числе первых. Оказавших в своих покоях, он только и успевает со злостью снять с лица платок и с головы венец, когда в дверях появляется император, сразу сорвавшийся за ним следом. Омега несколько мгновений растерянно рассматривает его взволнованное и все еще хмурое лицо, а потом отворачивается к окну и делает пару шагов в сторону выхода на балкон. Чонгук тоже отчего-то теряется, будто забыв, почему пришел, а потом обращается к нему по имени: – Юнги… А тому даже имя свое из его уст слышать больно. Юнги зажмуривает глаза, борясь со слезами, и перебивает альфу, не дав ему продолжить фразу, что бы он там ни собирался сказать. – Не надо, – произносит омега твердо и громко, чтобы точно быть услышанным – Я не хочу сегодня с тобой разговаривать. Поэтому прошу, не надо. Просто уходи. Мне хочется остаться одному. Уходи, – повторяет еще раз для убедительности. Ждет, отсчитывая в тишине удары своего сердца, и поворачивается, когда остается один. Эмоции, слезы – сразу все отходит. Он уже давно начал подозревать, что, возможно, чувства иногда нужно выключать, а сегодня впервые применяет на практике. И еще столько раз будет. Юнги всегда казалось, что каждое мгновение жизни нужно именно жить, проживать, будь то всеобъемлющие радость и счастье или грусть и боль, но, как показал опыт, некоторые моменты лучше просто перетерпеть, сделать вид, что все это происходит не с тобой, сжать зубы и просто ждать, когда полегчает. Он никогда не мирился с тем, что ему не нравилось, всегда добивался своего, держал под контролем, но некоторые вещи не подвластны даже королям. Юнги садится к сундуку с подарками, который велел не трогать, вытаскивает из самого дна детскую книгу, где запрятано письмо от брата, перечитывает его еще раз и, достав чистый лист бумаги и смочив кончик пера в чернилах, принимается писать ответ.***
– Вы так долго не навещали меня, что мне пришлось перешагнуть через свою гордость и прийти самому, да еще и без приглашения. – Гордость? – Что вы так на меня смотрите? Даже у гаремных омег есть гордость, можете быть уверены. Чимин ленивой походкой от бедра проходит в императорские покои, отбирает кувшин у омеги, стоящем, наклонившись над Чонгуком, одним взмахом кисти велит ему уходить и сам подливает альфе вина. Император наблюдает за его действиями захмелевшими черными глазами, молчит, больше не возражает. – Раньше не проходило и трех дней, чтобы вы меня к себе не позвали, – омега убирает кувшин на пол, рядом с ножкой кровати, и подсаживается с краю, подняв ноги, обвитые тяжелыми золотыми браслетами. – А сейчас вас либо нет во дворце, либо вы с Его Высочеством. А гарем у вас точно лишь для украшения. Говорили, что супруг вас не заинтересовал, но все эти месяцы глаз с него не сводите. – Ты что пришел жаловаться? – раздраженно произносит тот в ответ, и по его голосу Чимин понимает, что выпил император совсем немало. – Отчасти поэтому, отчасти, потому что просто соскучился. Омеги в гареме давно истосковались по вам. Илис вчера весь вечер лил слезы. Парни боятся, что вы потеряли к ним интерес, что больше и не появитесь. Чонгук внимательно выслушивает его, а потом кривит губы в усмешке. – Полный дворец омег, и все мной недовольны. Легче завоевать континент, чем найти общий язык с омегой. – Омеги существа такие… – Чимин аккуратно распрямляет ноги и опускает голову на бедро альфы. И тут же чувствует чужие пальцы в своих волосах. – Даже самые сильные из нас… внутри каждого есть этот хрупкий стержень, как хрусталь – ничего не стоит разбить. Вы, альфы, должны носить нас на руках… Вот, к примеру, Ким Тэхен – супруг военачальника – с виду непробиваемая стена, близко не подобраться и слова не сказать, но на днях я случайно застал его плачущим одного… Чимин чувствует, как мужчина под ним сразу весь напрягается, даже несмотря на то, что до этого лежал расслабленный и пьяный. – Из-за чего?.. из-за чего он плакал? – переспрашивает, прочистив горло. – Я не осмелился спросить… мало ли что могла произойти, наверное, ничего серьезного, так ведь бывает, что… – принимается тараторить в ответ, Чимин, но его перебивают. – Забудь, – отрезает Чонгук. – Лучше выпей со мной. – Для этого я и пришел. Омега наливает себе во второй кубок, поднимает его перед собой, прежде чем опустошить до дна. Он поднимается повыше и сильнее жмется к императору, кладет голову уже ему на грудь, ластится. Он действительно соскучился. И не только по телу и теплу, но и по разговорам. По разговорам, возможно, даже больше. Раньше они могли проговорить ночь напролет. – Простите, что лезу не в свое дело, но почему вы решили напиться? Почему вы с не с Его Высочеством? – спрашивает так, словно это ему и особо не интересно. Водит указательным пальцем по груди императора, вырисовывая круги, выдыхает воздух рядом с его ухом. Но ничего из этого не работает. – Ты прав, это не твое дело, – грубо отвечает Чонгук, и больше они почти не говорят. Расположение императора тут же испаряется – он молчит и, глубоко задумавшись и помрачнев, смотрит куда-то перед собой, сам обновляет время от времени их кубки и продолжает гладить омегу по голове. Чимину остается только подстроиться – он оставляет попытки заговорить, а когда становится совсем скучно, просит принести для себя кальян. – А помнишь, как мы вместе были в Амере? – не выдерживает омега, тоже заметно охмелев – Это было такое хорошее время. – Помню, – коротко отвечает император. С тер пор прошло шесть или семь лет, но воспоминаний получше у Чимина вряд ли найдется. Чонгуку пришлось почти десять дней провести в столице присоединенного государства Амера, правители которого преклонились перед ним и остались наместниками – нужно было навести порядок, наладить отношения. И чтобы скрасить эти дни он взял с собой омегу, самого первого и тогда еще единственного из своего гарема. Чимина тогда одели как господина из знатного дома, Чонгук всем представлял его как друга, брал с собой на приемы и празднования, даже на охоту. Они все время были рядом, а по ночам – ближе некуда. Чимин танцевал для него, медленно раздеваясь, упиваясь своей властью, веселился от всей души и чувствовал, что весь мир лежит у его ног. И не подозревая о том, что это счастье окажется таким недолговечным. – Так скучаю по тем временам, – шепчет он, сильнее обвивая альфу вокруг торса. – Тогда все казалось намного легче. Они распивают еще по два кубка с вином, но оно не действует Чимину на руку. Император не прогоняет его, но от холода, который исходит от него, сердце покрывается ледяной корочкой. Впервые его попытки сблизиться с мужчиной заканчиваются неудачей. От равнодушия Чонгука в груди просыпаются тревога и страх. Чимин успокаивает себя тем, что император, хоть и не захотел заняться любовью, но разрешил разделить его грусть и тяжелое молчание. Это тоже многое значит. Между ними еще не все потеряно. И даже Мин Юнги не стереть того, через что они с императором уже прошли вместе. Они засыпают в обнимку. Чимин просыпается один и в ужасном расположении духа. Как только он возвращается в гарем, его тут же окружают другие омеги и накидываются с вопросами. – Вы провели ночь с императором, почему же вы такой хмурый? Я вот с Его Величеством уже больше трех месяцев не виделся. – кривит губы тот самый Илис. – Пошли все прочь из моих покоев! – рычит в ответ Чимин, взмахнув рукой. – Займитесь чем-нибудь, не знаю, почитайте книжку, может начнете думать сами! Вон отсюда! – Все настолько плохо? С Чимином остается лишь Хану. Хану – высокий, с черными длинными волосами омега, единственный из всего гарема, кому Пак в некоторой степени доверяет. Хану пришел в гарем третьим, их двоих когда-то связал и сблизил общий секрет, разоблачение которого могло стоить им головы, но они хорошо спелись. Хану в отличии от других не особо гонится за вниманием императора, он будет только рад, если альфа вообще никогда его к себе больше не позовет. Хану довольствуется роскошной жизнью во дворце, проводит дни по своему усмотрению, много читает, изучает и рисует. За искусство живописи Чонгуку он когда-то и пригляделся, тому всегда нравились омеги с особыми навыками. Не интересуется императором, имеет мозги в голове и умеет держать язык за зубами – не удивительно, что он понравился Чимину. – Ты всю ночь был с ним, я подумал, что это хороший знак… Уже стоит разыскивать себе другое жилье? – Хану обходит стол с завтраком Чимина и, взяв с вазы яблоко, с хрустом откусывает кусок. – А я говорил, что принц не так прост. Сначала он взял под контроль управление дворцом, скоро начнет вертеть императором, как ему захочется. Представь, что будет, когда он забеременеет? Когда родит? Нужно было разобраться с ним еще в начале, пока император не начал смотреть ему в рот. – Я же объяснял тебе, Хану, – Чимин устало хватается руками за волосы. – Мы не можем убить Юнги, пока он не родит наследника. Чонгуку, всей империи нужен наследник, и родить его может только законный супруг. Но даже это не самое страшное, что может случиться. – Не самое страшное? Омега, родившись наследника – самый могущественный человек в империи после императора. Что может быть страшнее? – Началом конца этого гарема, включая твою беззаботную жизнь, станет день, когда эти двое… полюбят друг друга. Чонгук не захочет видеть других омег, а Юнги не вытерпит нашего присутствия во дворце. – У Чонгука нет сердца, он не полюбит. – перебивает Чимина Хану. – У всех есть сердце. Ты не видел его этой ночью, он никогда таким не был. – И что ты тогда предлагаешь?! Как можно противостоять этому? Как можно противостоять любви? Что мы можем сделать? – Мы – ничего… – дрожащим голосом и еле слышно шепча отвечает Пак, обдумывая в голове идею, которая промелькнула в его голове вчера вечером во время разговора с императором. – Но, кажется, я знаю, кто может…***
«Здравствуй, мой любимый брат. Я очень ценю твое послание, оно растрогало меня до слез. Не передать никакими словами, как я скучаю по дому, по родителям, по братьям и особенно по тебе. Хотя мой дом теперь здесь. Поначалу было нелегко, но я быстро освоился в Агре. Я завел много новых друзей, меня здесь уважают и любят. Чонгук тоже любит меня. Носит на руках и ни в чем не отказывает. Иногда мы ссоримся, но это пустяки. Рядом с ним я чувствую себя в безопасности. Тебе не о чем волноваться. У меня все хорошо. Как складываются твои отношения с супругом? Напиши о нем немного, мне интересно. С нетерпением жду нашей встречи, твой ангел Юнги.»