***
– У вас очень хорошо получается. Юнги с мечом и в одежде для тренировок, подскакивает от заставшего его врасплох голоса. Он был настолько увлечён, что даже не заметил, как к нему подошли. Незнакомый голос заставляет насторожиться, но, повернувшись, он видит серкандского принца, стоящего к нему слишком близко. – Доброе утро, – здоровается альфа, отступив на шаг назад. Юнги кланяется, сложив ладони, в знак приветствия. – Мне не довелось представиться лично. Меня зовут Денил, – принц обольстительно улыбается и протягивает руку вперёд, чтобы Юнги вложил в неё свою. Как только омега это делает, альфа касается тыльной стороны ладони губами. В государствах севернее с омегами здороваться принято именно так. – Надеюсь, вы ни в чем не нуждаетесь. Если что-то нужно, только скажите, – Юнги подбирает свой самый вежливый тон. Этот человек – их гость. – Оу, даже не беспокойтесь, нам не на что жаловаться. Все как нельзя лучше. Агра – прекрасный город, раз в десять больше столицы Серканда. Вы ведь никогда не были у нас? – Не имел удовольствия, но очень хотел бы. Говорят, что Серканду нет равных в архитектуре. – Чистая права, Тамир – это красивейший город. Но даже он померкнет перед вашей красотой. Знаете, раньше мой отец, как и многие другие правители, был одержим мыслью, сделать моим супругом принца из Мурата. – И что же ему помешало? – Ваш отец. Он не согласился. По правде говоря, я и сам тогда не особо горел желанием жениться на человеке, которого ни разу не видел. Знал бы я, кого упускаю, то поборолся бы до последнего. Но, как говорят, на все воля судьбы. Теперь вы принадлежите императору Аккадцев. Король Салим сыграл прекрасную партию. – А что насчет вашего супруга? – Моего супруга? Юнги впивается ногтями себе в руку и прикусывает губу, отрезвляя самого себя. В числе правителей очень много людей, недостойных своего титула. Они перенимают власть от отцов, но у них нет ни ума, ни таланта к правлению. Только длинный язык и высокое мнение о себе. У всех правителей мнение о себе высокое, но не все из них имеют на это право. С этим нельзя ничего поделать, только смириться и попытаться использовать в своих целях. Особенно, если ты омега. Не зря у Юнги были отдельные занятия, где его учили почтительно разговаривать и опускать глаза. Он всегда думал, что легче ничего и быть не может. Кто же знал, что умение улыбаться, когда не хочется, окажется таким полезным. – Надеюсь, он хорошо себя чувствует после долгой дороги, – продолжает говорить Юнги. – Я бы очень хотел познакомиться поближе с ним тоже. Если вы не против, я хочу пригласить его на чай сегодня. Глаза альфы загораются, наслушавшись этой сладкой лжи: – Я буду только рад. Будь воля Юнги, он бы никогда даже не знакомился с этими людьми. Но он проводит в их компании весь день до самого вечера, общается, задает вопросы, дарит им подарки, осыпает комплиментами. Потому что именно эти люди будут окружать Чонгука в ходе грядущих войн.***
– Может не стоит, Ваше Высочество? – Сокджин смотрит умоляюще и с большим нескрываемым нежеланием передает Юнги его венец. – Ты предлагаешь мне больше никогда не разговаривать с мужем? – Я очень не хочу, чтобы вам причиняли боль. – Нам все время причиняют боль, – Юнги поправляет подвеску с Солнцем у себя на лбу, мало обращая внимание на его слова. – Особенно те, кого мы любим. Сокджин привык к тому, что с ним бесполезно спорить и что советы он просит только ради приличия. Услышав обреченный вздох Джина, принц почему-то принимается оправдываться. – Мы неделю не говорили, и я не чувствую себя целым без него. Мне одиноко без него здесь, понимаешь?.. Эти стены, эти люди… все это чужое, только он мой. Мне невыносимо думать о том, что ночью он снова не будет меня обнимать. Я не вынесу этот город без Чонгука… К тому же я тоже ему нужен. Я знаю это. В столице гости из другой страны, ему предстоит принять важные решения. Он не показывает этого, но ему нужна поддержка. Искренняя. Я не оставлю его одного из-за гордости… И себя одиноким тоже не оставлю. Юнги проговаривает это, смотря в зеркало, и уверенно кивает своему отражению. А потом подумав, добавляет чуть тише: – Между моими родителями чувства тоже возникли не сразу. Любовь не всегда рождается по щелчку пальцев… Он меня еще полюбит. Ведь нельзя не полюбить того, кто так сильно любит тебя. А Юнги любит так, что, кажется, уже начинает сходить с ума. Император находится в своих покоях перед столом, на котором расстелена большая карта, вся разрисованная пометками и значками. Он в верхней одежде, еще не готов ко сну и без привычного кубка с вином в руках. Это значит, что его размышления касаются очень важных вещей. Но, как ни странно, появление мужа не вызывает у него недовольства. Наоборот, лицо Чонгука смягчается, он кивком отвечает на приветствие и просит подойти. Они вдвоем еще некоторое время молча смотрят на карту. – Я собирался выйти на Серканд войной перед походом на север, добиться их капитуляции и сохранить правящую династию в качестве наместников, но они опередили меня и предлагают мир на более выгодных для себя условиях, – произносит альфа, указательным пальцем огладив границы маленькой страны к северу от империи. – Если согласишься, тебе не придется обременять себя еще одной войной. И ты получишь новых союзников перед предстоящими битвами. О том, что Чонгук мог и не ждать от него совета, Юнги задумывается только после. Он взволнованно выслеживает его реакцию – тот остается все таким же серьезным, еще больше задумывается, не спеша ответить. – Вопрос в том, насколько полезными союзниками они могут быть, – заговаривает альфа. – Не будет ли больше пользы от их ресурсов, чем от них самих? Что ты думаешь насчет Денила? – Он мне не понравился. Кажется, его мало волнует то, что о нем подумают. Он не видит границ дозволенного. Недопустимые качества для правителя. – Но Серкандом сейчас правит не Денил, а его отец. Чонгук обреченно стонет, бросив значок в виде красного флажка, который сжимал в руке, к кучке остальных в углу стола, и отодвигает стул, чтобы сесть. Уставший и измученный бременем собственной власти. Юнги – единственный во всем мире, кто видит его таким. Он подходит ближе, чтобы встать прямо напротив, протягивает руки, принимается расстегивать пуговицы на плотной верхней рубашке альфы, помогает снять ее. Распускает его собранные смоляные волосы, после чего Чонгук, не дав ему отодвинуться, хватает его за кисти и тянет на себя, прижимает, усаживает на своих коленях. Юнги чувствует его горячее дыхание у шеи, слышит, как он вбирает носом воздух, а потом целует в затылок. Когда дело касается благодарности или извинений – это большее, чего можно ожидать от императора. Но Юнги большего и не надо. – Война на севере будет нелегкой, – заговаривает в тишину омега. – Лучше поберечь перед ней силы. И не наживать новых врагов. У нас их и так достаточно. – Значит, решили, – тихо произносит в ответ Чонгук. Его большая ладонь скользит вверх по руке омеги, до плеча и обратно. – Завтра же объявлю о своем решении, и пусть проваливают из Агры. – Нам следует быть гостеприимнее. – Он мне тоже не нравится. Чем больше я его вижу, тем сильнее хочу отправить к стенам Серканда армию… – Чонгук усмехается над своими же словами, а потом, чуть подумав, добавляет. – Ты очень помог мне... Я…– он притягивает начинающего сползать Юнги, посильнее обхватывает за талию. – Я тебя не заслуживаю. Вряд ли есть хоть кто-то, кто заслуживает. – Ты император. Тебе не нужно заслуживать. – Я всегда был уверен в том, что моим мужем станет самый невыносимый омега, какого только представить можно. Как наказание за все, что я натворил еще в юности. Такой, на которого я бы и смотреть не мог. Но мне достался ты. И где справедливость? Я даже не знаю, когда и как буду расплачиваться за все, что получил. Юнги слушает и старается остаться хладнокровным, но глаза его тут же наполняются слезами. Ему кажется, что он задыхается и все внутри него дрожит от нехватки воздуха. Больно от каждого слова. Он вцепляется в пальцы императора на своем животе, хочет освободить себя и сбежать, но почему-то не сдвигается с места, хотя его и не принуждают. Юнги никогда не сможет оставить Чонгука. Никогда не сможет отказать, никогда не разлюбит. Он весь покрывается мурашками, когда чувствует первый мокрый поцелуй рядом с ухом. Чонгук целует его линию челюсти, целует в шею, хватает руками за бедра, сжимает так, словно хочет навсегда отпечатать на них следы своих пальцев. Юнги в который раз мысленно признает поражение, отпускает себя и поддается за считанные мгновения. Он всегда скучает по этим ощущениям, он хочет, чтобы это повторялось каждый день, хочет каждую ночь спать в одной кровати. Юнги поворачивается и ловит его губы своими, закидывает руки на его плечи и приподнимается, чтобы расставить ноги по обе стороны от него и прижаться еще ближе. С самого первого раза он стал целоваться намного лучше: теперь он напирает ничуть не меньше альфы, задействует язык, не боится углубиться. Стонет прямо в поцелуй, сильнее зажмурив глаза, когда Чонгук сквозь одежду кладет ладонь на его член и ласкает. Они не раздеваются. Шаровары Юнги оказываются стянутыми до колен, он поднимается и опускается до упора, пока император придерживает его за поясницу и мягко толкается навстречу. А когда Юнги выжимает из себя все силы, ему остается только довериться рукам альфы и, уткнувшись лицом Чонгуку в плечо, стонать рваными выдохами все чаще и чаще, пока их дыхания не сливаются в одно. После секса Юнги становится очень разнеженным – тело расслабляется, отпустив всякое напряжение, как и голова становится легкой и пустой, больше не тяготится никакими мыслями. Словно все его проблемы испарились в один момент. Он липнет к императору, обняв двумя руками, и начинает медленно засыпать. Чонгуку приходится самому справиться с завязками на одежде омеги, снять все то, что испачкалось, уложить его на кровать, прикрыть бархатным одеялом. Юнги лишь довольно мычит, когда император опускается рядом и пристраивается сзади, прижимая спиной к своей груди. – Я не хочу засыпать… – шепчет Юнги, пытаясь держать открытыми веки. – Ты уже почти спишь. – Не хочу засыпать. Не хочу, чтобы эта ночь заканчивалась. Не хочу, чтобы ты говорил с принцем Денилом, не хочу думать о друзьях и врагах, принимать решения. Не хочу отпускать тебя на войну. Почему мы не можем провести все свое оставшееся время вот так? Зачем искать что-то еще, если нам и так очень хорошо? – Ты знаешь почему, – Чонгук проводит носом по его шее, до плеча, целует коротко в лопатку. – Кто-то ведь должен это делать. Юнги отвечает ему сквозь сон, уже даже не открывая глаза и определенно не думая о том, что он говорит. – Я бы хотел, чтобы мы были обычными людьми. Самой обычной семьей. Все было бы гораздо легче. – А ты бы захотел стать моим мужем, не будь я императором? – Да. Я бы все равно тебя полюбил. Чонгук замирает в одном положении, не успев дотронуться до волос Юнги, которые собирался погладить и расчесать пальцами. Он ждет, скажет ли омега еще что-то, но тот лишь мирно дышит, окончательно заснув. Ему до сих пор удается заставать императора врасплох словами, осознанно или нет. Чонгук осторожно отодвигается от него и накрывает одеялом, а сам встает, чтобы плеснуть в кубок вина. Хоть в покоях тепло и даже немного жарко из-за духоты снаружи, его обдает возникший ниоткуда холод, заставляет съежиться и покрыться колючками. Середина ночи – самое темное и тихое время суток, лишь тени от ламп подрагивают на стенах. Он долго вглядывается в спящего мужа: в его блестящие белые волосы, худые плечи и тонкие пальцы, лежащие на одеяле. Юнги совершенно не вписывается сюда, хоть и прекрасно справляется со всем. Чонгук возвращается к карте, отмечает на ней Серканд, как возможного союзника, заполняет свиток с указом. Уснуть больше не получается. Если у Юнги есть хотя бы эта ночь, то у императора нет даже ее.***
Утром проходит совет, на котором император разглашает свое решение заключить мир. Сразу после чего принц Денил, собрав всю свою свиту, выезжает в обратную дорогу, чтобы скорее донести хорошую новость до отца. Большинство советников воспринимают решение с согласием. Хотя мнение большинства из них Чонгука волнует в самой меньшей мере. – Не могу поверить, что мне больше не придется видеть его надушенное лицо. Тебе следовало сделать это раньше. Как мало нужно, чтобы день стал лучше! В тронном зале перед Чонгуком остается только Югем. Квон без слов понимает, что ему нужно остаться для обсуждения вопросов куда более насущных и интересных. – Ты как-то слишком весел для того, кто до сих пор не выяснил ничего про Намджуна. – Мои люди следят за ним круглые сутки. Он не делает ничего, за что можно зацепиться… не знаю… если Намджун и вправду что-то скрывает, то стоит отдать ему должное, он самый умный из всех, кого я встречал. – Возможно, он понял, что его подозревают, и поэтому ведет себя тихо. – Рано или поздно он себя выдаст. Если, конечно, мы не ищем того, чего нет. – У меня много причин ему не доверять. – А если мы так ничего и не найдем? – Ты знаешь, что делать. Югем коротко кивает, отведя взгляд в сторону. Он может быть не согласен, может спорить и отстаивать свое мнение, но прямые приказы выполняет всегда. Именно поэтому Чонгук закрывает глаза на многие его вольности. Югем хмурится и немного мешкает, прежде чем произнести следующее предложение. – Его омега может что-то знать. Возможно, стоит допросить его, я… – Ты не подойдешь к нему! – перебивает его Чонгук, встав на ноги. – Выполняй только то, что велено. Распорядись, чтобы охрану дворца усилили. И покои Юнги, приставь побольше людей. Пусть не отпускают его в город, пока все не прояснится. – Только скажешь об этом ты сам, он со мной и без этого не разговаривает, – Югем поднимает руки перед лицом и отвечает несдержанно, как ни разу не делал, даже когда его посылали убивать. – Я думал, вы спелись с первого его дня в Агре. – Да, пока я не сдал его побег в город, на чертов фестиваль, после чего ты запер его в четырех стенах, как преступника. Чонгук хмурится. Ему не нравится, куда зашел этот разговор и раздраженный тон Югема, который так легко потерял свою хваленое хладнокровие. Чонгук смотрит ему прямо в глаза, потому что, как бы хорошо ни умел его друг врать, глаза его ложь выдают тут же. Тот опускает взгляд на пол. – Ты действительно за него так волнуешься? Чонгук подходит ближе и почти шепчет свой вопрос. В этот момент Югему трудно понять, кто перед ним стоит. И кому будет легче соврать: своему императору или другу. Он отвечает не сразу, слишком долго раздумывает, смотря под ноги и задержав дыхание, прежде чем взять себя в руки обратно и поднять глаза. – Я же сказал, что мы были друзьями. Чонгук смотрит на него еще несколько мгновений, сведя брови, пытаясь отыскать на его лице непонятно что, или, может, испытывая таким образом, но потом отходит, заметно расслабляясь и позволяя расслабиться Югему. – Не будь я уверен в тебе, не позволил бы даже близко приблизиться к нему. Однако так получилось, что ты единственный, кому я могу доверить его безопасность. Поэтому тебе лучше вернуть его предрасположение. – Я буду защищать его, даже если он меня ненавидит – он твой омега. Чонгук кивает с одобрением. – Это я и хотел услышать. Добравшись до своих покоев, Чонгук пишет короткое письмо и приказывает доставить его лично в руки Тэхену. Слова Югема небезосновательны. Омега проводит с Намджуном больше всего времени, он может что-то знать, а в противном случае, будет несправедливо скрыть от него то, что его мужа подозревают в измене. Чонгук не хочет вмешивать Тэхена, но решать его судьбу без него самого – он не может допустить эту ошибку снова. Он просит омегу только об одной встрече, пообещав, что больше не будет настаивать, если тот не захочет сам. Чонгук ждет его у пруда. У того самого, где они уже говорили один раз, куда сбегали чуть ли не каждую ночь в юности. Это место связано со многими воспоминаниями. И даже сейчас оно словно стирает границы времени и возвращает в ту пору, когда между ними было так много чувств, скрытых от других глаз, и абсолютное доверие. Чонгуку нужно, чтобы Тэхен был искренен сегодня, только тогда он сможет помочь. Император не знает, сколько он ждет, но теплый поздний вечер сменяется на ясную ночь, над прудом повисает почти полная луна, а звезды становятся все ярче и ярче. Чонгук смотрит на свое отражение на черной водной глади и сам над собой смеется. Чувствует себя мальчишкой, влюбленным и глупым, он знает, какого это, когда-то именно таким и был. И чем дольше он сидит, тем сильнее его сжирают вина и сожаления. Намджуна этой ночью во дворце нет, поэтому не прийти Тэхен мог, только если не захотел. Чонгук ждет его долго, а когда собирается уходить, видит силуэт – высокий и стройный – омега, облаченный в черную накидку, бежит в сторону пруда. Он не хотел идти до последнего, а потом спешил со всех ног, боясь, что опоздал. Чонгук предлагает поплавать на лодке, Тэхен со всем молча соглашается. Они сидят друг напротив друга, император орудует веслами, а омега смотрит на воду. Ночь достаточно светлая, чтобы они могли при желании разглядеть лица друг друга. – Зачем вы меня сюда позвали?.. если хотите поговорить о том, что вы увидели, то я уже сказал вам, что это только наше дело, – голос Тэхена тихий, но настроенный враждебно. Он изо всех сил пытается показаться сильным – перед своими глазами в первую очередь, но на самом деле, треснет и раскрошится, стоит только немного надавить. Чонгук вглядывается в него и видит того, кого когда-то считал самым близким из всех: его густые темные волосы, блестящая смуглая кожа, большие глаза, тонкие длинные пальцы. То, как он сидит, чуть сгорбившись, как заламывает брови при разговоре, как его низкий голос плавно растекается в ночной тишине и заполняет собой всю пустоту. Но все же это не тот Тэхен. Годы забрали того Тэхена, каждый, кто причинил ему боль, забрал понемногу, Намджун забирал день за днем. А Чонгук им всем это позволил. – Ты не обязан отчитываться. Однако я спрашиваю, только потому что волнуюсь. – Я уже говорил, что не нуждаюсь в этом… Ради чего вы позвали меня, Ваше Величество? – переспрашивает он еще раз, когда Чонгук не находит, что сказать. – Зачем вы переехали в Агру? Зачем Намджун принял это решение? Тэхен поднимает на него удивленный взгляд и, подумав всего несколько мгновений, возвращает незаинтересованный тон и отвечает: – Вам это уже известно. Мы понадеялись, что смена местности поможет нам зачать ребенка. – Ты уверен, что ничего кроме этого? Чонгук продолжает давить, и до омеги доходит вся суть вопроса. – Я… не знаю. А если бы и знал что-то, то не стал бы рассказывать. Он мой муж, мы с ним на одной стороне. Я буду верен ему в любом случае. – Он этого не стоит, Тэхен. – Знаю. Но если его признают изменником, я стану мужем изменника. Какая жизнь тогда ждет меня? – С тобой все будет хорошо. Тебе не нужно ничего бояться. Снова повисает тишина. Тэхен поднимает голову и показывает свои пустые глаза, которые начинают наполняться слезами. – Не бояться? Да что вам известно о страхе? Все эти десять лет каждый день я боялся его. Страх – это единственное, что я знал когда-либо. Вы можете презирать меня за это. Вам никогда не понять, какого это, когда на всем свете нет ни одного человека, которому на тебя не наплевать… – он поспешно утирает влагу с уголков глаз, начинает испуганно озираться по сторонам, словно пытаясь в полутьме разглядеть кого-то. – Вы так и не поняли ничего из того, что я говорил. Мне не стоило приходить, если хоть кто-то увидит нас здесь, у меня будут проблемы, мне не стоило приходить… – его быстро охватывает паника, а голос снова срывается и начинает дрожать. Я должен вернуться к себе, пока не поздно. Он вскакивает на ноги, раскачав лодку, и еле удерживается на ногах. Чонгук откладывает весла и тоже поднимается, чтобы взять его за руку и сильно сжать ее. – Никто не причинит тебе вреда, тебе не о чем волноваться, – произносит он, пытаясь поймать глаза Тэхена, но тот не поднимает головы. – Ты его не знаешь. – Тэхен, посмотри на меня… Он больше никогда не причинит тебе вреда. Чонгук протягивает руку и большим пальцем приподнимает подбородок омеги, заставив поднять взгляд. Но отчего-то тот начинает плакать еще сильнее. А потом делает шаг к нему и прижимается к его груди, кладет подбородок на плечо. Император лишь чувствует, как быстро бьется чужое сердце, и еще сильнее сжимает его ладонь в своей. Они стоят так долго, почти не двигаясь, вслушиваясь в дыхание друг друга на фоне пения ночных насекомых и птиц. Первым отодвигается Тэхен – он приподнимает голову, смотрит на альфу снизу вверх, сквозь слипшиеся густые ресницы, еле различимые в темноте. Их глаза сталкиваются на несколько мгновений, напуганные, полные сожаления, очарованные моментом. Чонгук стягивает с его лица платок, еще больше приближается и целует – медленно, нерешительно, пока не чувствует, как губы Тэхена начинают двигаться в ответ, а сам омега, до этого дрожавший, полностью не успокаивается. Что-то выключается в них обоих на это время, все, что было прожито, все годы, все войны и все люди – утекают, как песок сквозь пальцы, испаряются, оседая пеплом на коже. Точно по волшебству они забываются в друг друге. Они бы точно задумались о неправильности того, что делают, если бы вообще хоть о чем-то задумались. – Давай отплывем к берегу, – прервать тяжелое молчание после поцелуя решается Чонгук. Тэхен, снова на него не смотрящий, тут же соглашается, кивнув. – Зачем вообще мы полезли в эту лодку? – спрашивает омега, уже спокойно и даже со слабой улыбкой на губах. – Поговорить можно было и на берегу. – Мы раньше любили кататься. Я подумал, что это как-то поможет. – А поцеловались мы тоже поэтому? На это Чонгук не находит, что сказать. На самом деле, даже сам Тэхен не знает ответ. Было это мгновенной слабостью, ничего не значащей, или чем-то большим? Хотел ли хоть кто-то из них этого по-настоящему? Наверняка они знают только то, что этого не должно было случиться. А пока они плывут в лунной полутьме, с берега на них смотрит принц весь в белых одеждах. Ноги у него ободраны, потому что он пробирался сквозь колючую траву и кустарники, со сбившимся дыханием, потому что пришлось бежать от стражников, приставленных к его покоям, и с сердцем на ладонях – разбитым вдребезги.***
Проснувшись в покоях императора, Юнги помимо привычного букета белых пионов, находит письмо – сложенный надвое кусок бумаги. На нем простыми чернилами написано одно предложение. «Сегодня, когда Луна взойдет на небо, у озера». Это наше первое свидание – думает принц. День проходит долго. Юнги занимается проводами гостей из Серканда, постаравшись уделить внимание и проявить почтение каждому, принимает приглашенных учителей, чтобы выбрать тех, кто будет работать в его школе, подолгу беседует со всеми. И под вечер идет в храм, чтобы помолиться – немного раньше, чем обычно. Он полностью погружается в работу, пребывая в прекрасном настроении, и лишь во время перерывов на еду вспоминает о том, что ночь будет особенной, мечтает промотать время, сгорая от нетерпения, думает о том, что наденет… Первая загвоздка случается, когда ему совсем не нравится платье, подобранное Джином. Юнги чуть не воет от огорчения, глядя на свое отражение в зеркале – на слишком длинную юбку, на ужасный темно-синий цвет. Ворчит на старшего, в спешке переодеваясь в белое – ибо за окном уже начинает темнеть, очень быстро заводится, но тут же сам себя успокаивает. Это все мелочи. Сбитым с толку Юнги оказывается, когда у дверей из покоев перед ним возникают стражники и сообщают, что ему нельзя выходить в ночное время по приказу императора. Принц перебирает в голове, все что делал и что говорил, но не находит ничего, за что его могли бы наказать. – Кто вас послал? – злость, как по щелчку пальцев, разгорается внутри него вновь. – Ваше Высочество, по приказу Его Величества охрана по всему дворцу была усилена. Вам не стоит покидать покои ради безопасности, – отвечает один из стражей, смотря ровно перед собой. – Что происходит? – ему никто не отвечает. – Я хочу его видеть. Передайте, что я хочу его видеть. – Его Величество не во дворце. Чонгук не мог назначить встречу и запретить на нее приходить. Значит, что-то из этого сделал не он. И в любом случае, Юнги нужно попасть к пруду. – Вы дадите мне пройти. Конечно же, слова Юнги на них не действуют. Все, что он говорит, перестает иметь значение, если это противоречит Чонгуку. – Император назначил мне встречу… – снова тишина, – посмотрите сами, если хотите убедиться. Юнги идет за письмом и передает его в руки одному из альф, а когда они склоняются над ним, чтобы прочитать, он проскальзывает мимо них в коридор и бежит. Принц бежит, не оглядываясь, зная, что за ним погонятся, разгоняет всех, кого встречает по пути к выходу из дворца, почти сбивает с ног кого-то из слуг. Благо, все другие стражники не осмеливаются его останавливать, да и те двое, если даже поймают, не посмеют к нему прикоснуться. Юнги выходит из дворца, пробегает через двор, но не успевает дойти до ворот, как кто-то со спины перехватывает его под локтем. Омега давит в себе испуганный крик и оборачивается. Перед ним стоит Квон Югем. – Отпусти меня! – кричит Юнги, и от него сразу же убирают руки. – Где Чонгук? Почему я под стражей? – Вы не под стражей, просто под усиленной охраной. Так решил император. Вам лучше пройти обратно, утром никто не будет ограничивать вас в передвижении, – Югем остается невозмутимо хладнокровным. – Вы не запрете меня там во второй раз! Если он что-то решил, то пусть сам и скажет. Я… я иду к нему прямо сейчас. Юнги говорит так, хотя на самом деле, он даже не уверен, что найдёт императора у пруда. Но он лучше будет ночевать на улице, чем подчинится. – Император приказал обеспечить вашу безопасность, – с этими словами Югем следует за омегой, стоит тому сделать шаг. – Пожалуйста, позвольте проводить вас в ваши покои. Не нужно ходить туда. – Мне плевать на то, что он тебе приказал! – Юнги взрывается. Предчувствие того, что тяжесть всего мира вот-вот упадёт прямо на него, накаляет его изнутри. Он просто хочет увидеть Чонгука и спросить, что происходит. И узнать, почему в глазах Югема столько сожаления. – Можешь заставить меня, но сам я туда не вернусь. Юнги стоит на месте ещё немного и, убедившись, что мешать ему никто не будет, продолжает идти. Все быстрее и быстрее, сам того не замечая, потихоньку срывается на бег. А когда доходит, пробираясь через высокую колючую траву, абсолютно все становится таким прозрачным и очевидным. Он смотрит и видит, как все то, во что он верил и за что держался, ведя борьбу каждый день, трескается и разбивается на осколки. И смеётся над собой – как можно было быть насколько глупым и теплить какие-то надежды? Все, что связано с этим городом и их браком, изначально никаких надежд не имело. Все рушится. Внутри, там, где раньше теплились любовь и доверие, образуется огромная чёрная пустота – тяжелее всего на свете, и ему приходится тащить ее, шаг за шагом, как огромный валун на веревке, сдирая руки и стопы, скрипя зубами и чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота. Веки опускаются под тяжестью слез, особенно соленых, и обратно приходится идти наощупь – по уже протоптанной дорожке. Он идёт так же быстро, зная, что диалог ни с кем из них сейчас не вынесет. Юнги даже не сразу замечает, когда перед ним вырастает Югем, который решил пойти к пруду за ним. Он останавливает омегу, положив руку ему на плечо, мягко гладит по нему и еле слышно шепчет: – Мне так жаль. После чего Юнги может только зарыдать ещё сильнее и прижаться к груди альфы, комкая пальцами его одежду и заливая ее слезами.