***
sound: eyedress — cocaine sunday Вязкие мысли, подобные чернейшей нефти, хочется осесть, не понимая, что позже они затянут на дно. День рождения Чифую спокойный и размеренный. Утром просыпаюсь едва ли не на час раньше, чем он, помогая маме с поздравительным завтраком. Он выползает из комнаты как раз тогда, когда мы заканчиваем, попадая в наш назначенный тайминг с изумительной точностью. Сонный, с перепутанной копной светлых волос и в старой пижаме. Мама оставляет на его щеке лёгкий поцелуй после вручения подарка от неё — символичная сумма денег на разные потребности, и тут же убегает на работу. Я сижу напротив него, закидывая одну ногу на стул и укладываясь подбородком на сгиб колена. Чифую перебирает вилкой яичницу, запивая её кофе. Настроение у него не слишком подобающее имениннику, что вынуждает меня потянуться рукой к вчерашнему печенью и кинуть его прямо в лицо младшего брата, попадая чётко в лоб. Он вскидывает голову, смотря на меня так, будто единственным его желанием сейчас было засунуть всю пригоршню кондитерского изделия в мою глотку, вызывая удушье. — Если будешь таким напряжённым в свой день рождения, внизу ничего не вырастет. — его лицо вспыхивает алыми красками, а в мое летит всё тот же кусок печенья. Морщусь, когда он попадает в левый глаз, и потираю его пальцами. Цокаю, откидываясь на спинку стола, и цепляю чашку рукой. — Если ты думаешь, что я шучу, то… я не шучу. Думаю, мы можем провести этот разговор, раз тебе теперь шестнадцать. Когда я была в таком же возрасте, я… ладно, опустим этот момент. — Так говоришь, будто тебе не семнадцать, а сорок с хуем. Тебе напомнить, когда ты обоссалась в последний раз? — я смеюсь, давлюсь чаем и надрывно кашляю. Лицо точно напоминает помидор, но я не могу остановиться, ощущая покалывание в боку. — Да и мне это неинтересно, сначала надо разобраться с делом Такемичи, потом с учёбой, и только тогда можно говорить что-то о предполагаемом… партнёре. — Еблан. Ещё и зануда. Но как скажешь, не буду доставать тебя. По крайней мере, в этот день. У меня парочка подарков для тебя. — целую его в щёку, убегая в комнату и хватая пару коробок. На кухню возвращаюсь бодрым шагом и ставлю разноцветные упаковки на стол, садясь на стул рядом с Чифую. — Красный от госпожи Баджи, не будь залупой и позвони ей с благодарностью. Синий от меня и Риндо. Купленный на его деньги, если быть точнее. — Почему твой бойфренд позволяет тебе покупать мне подарок на его деньги? — я удивлённо вскидываю голову и поднимаю брови. Стал на год старше, но всё также остаётся дурачком. Чифую распаковывает подарок госпожи Баджи, получая от меня хлопок по лбу. — Говорить, что я звучу так, будто мне сорок, и употреблять слово «бойфренд» немного противоречиво. Походу вирус внезапного старения передаётся воздушно-капельным путём. Тогда я тебя заражу и съем. — приближаюсь к его лицу, намереваясь осыпать розовую щеку сотнями сестринских поцелуев и замучать до милого кряхтения, но маленький гадёныш отбивает мои руки, начиная бегать из одной комнаты в другую на протяжении нескольких минут, пока не ловит подножку от меня, с глухим звуком падая на паркет. — Ты ебанашка, в мои планы не входило разъебать нос из-за твоей культяпки. — Я присаживаюсь рядом с ним, собираясь осмотреть его кровоточащий нос, но получаю только по лбу. Он сам бредёт к аптечке и идёт в ванну, я же следую за ним чтобы помочь, но Чифую… делает всё сам. И смотреть на то, как он отвергает протянутую мной руку помощи, делая всё самостоятельно, как-то больно. Отрицать то, что он вырос, было невозможно. Он уже перегнал в росте, оставляя меня с моими ста шестидесятью сантиметрами барахтаться где-то на земле, беспомощно открывая рот, будто выброшенная на берег рыба. Грустно наблюдать, как растут дети. Особенно, когда ты только недавно был в том же возрасте, и даже, вроде бы, недалеко ушёл, но уже с лихвой глотнул дерьмища. Мне не хотелось такого же и для него. — Мне даже грустно, что ты теперь не мой маленький братик. Вроде, только недавно терпела твои крики, когда шампунь попадал в глаза, а сейчас ты сам промываешь себе нос. А что будет, когда тебе стукнет восемнадцать, ты закончишь школу и мы разъедемся. Будем ли мы вообще общаться? — я смотрю на льющийся из крана поток воды, смешавшийся с красными комками крови, как они стекают и исчезают в водостоке. Рука машинально тянется ко рту, а я даже не замечаю, как начинаю грызть ногти. — Если думаешь, что мы перестанем общаться после восемнадцатилетия, то ты точно ебанушка. — он не говорит больше ничего, но в руку, которая слегка сжала моё плечо, было вложено куда больше, чем он бы вложил в обычные слова. Уголки губ непроизвольно ползут вверх, рука проходится по его волосам. Я очень хотела, чтобы так и было. Происходящее далее проходит более, чем спокойно и ровно. Мне приходится терпеть грязь от ботинок едва ли не всей верхушки Свастонов, то и дело вымывая после них пол. Только когда остаётся один Такемичи, я расслабляюсь, откидываясь на спинку дивана. Эти посиделки втроём насильно возвращают меня в то время, когда также было с Баджи. Говорить, что Ханагаки заменил его было грубо и глупо, ведь никто бы не заменил его. Из-за этого пицца кажется пресной, а фильм скучным и нудным. Чифую, кажется, думает о том же. Закидываю ноги на него, подпирая голову рукой. — Ты не жалеешь, что предпочёл домашние посиделки какой-нибудь вечеринке с охуенными коктейлями и наркотиками? — Чифую смотрит на меня, как на дуру. Виновато поджимаю губы, замолкая и возвращаясь к экрану телевизора, но зацикливаясь только на своём дыхании. — Ты на таблетках, не забыла? — поворачиваюсь вновь на него, смотря невидящим взглядом. Вот я вздыхаю, а внутри моего тела воздух проходит через лёгкие. А где-то посередине груди сердце заставляет циркулировать кровь через вены и артерии. А где-то в животе желудочный сок растворяет тот кусок пиццы, напоминавший резину. Мотаю головой, пряди выбиваются из высокого пучка, падая на лицо. — Конечно. Как я могла забыть? — убираю пряди дрожащими пальцами. Как я могла забыть, что буду сидеть на них… сколько? Пару месяцев, год, всю жизнь? Или забыть, что кофе и чай снижают эффективность галоперидола, и в ближайшее время мне придётся пить одну лишь воду, изредка позволяя себе остальное. Хуета. Что эта ситуация, что та, которая случится через шесть дней.***
sound: the neighbourhood — alleyways — Спасибо, что приняли сегодня. Всё же, Рождество. — я улыбаюсь госпоже Одзаки, которую посещала раз в неделю, помимо психолога, господина Хагивары, сеансы с которым сначала казались мне долгими и мучительными, но в итоге я всё же позволила себе расслабиться. Диван в кабинете психотерапевта такой мягкий, откидываюсь на спинку, ощущая мурашки, ползущие по рукам. — Не стоит благодарностей, это моя работа. — конечно, с учётом той суммы, вложенной Риндо, который опять топчется в коридоре, она должна благодарить едва ли не на коленях. Она улыбается, а я вынужденно улыбаюсь ей в ответ. — Мы буддисты, я и мой муж. Никаких жалоб? Побочных эффектов? — Периодически я сильно концентрируюсь на своём дыхании, и, ну, забываю дышать? Иногда трясутся руки, но я практически не обращаю внимание на это. А ещё увеличилась грудь. Это нормально? — она записывает всё, перечисленное мной в блокнот, а мне даже становится немного стыдно за свои мысли ранее. Она вертит ручкой в руках, поправляя очки. — Угнетение дыхания, тремор и повышенная выработка пролактина. Последнее абсолютно нормально, из-за того, что галоперидол блокирует рецепторы гипоталамуса, это вызывает галакторею, а вот первые два… Думаю, стоит слегка снизить ежедневную дозировку, и постепенно придёшь в норму. Есть вопросы или всё понятно? — она смотрит на меня, я же от этого немного смущаюсь, начиная почёсывать левую руку. — Да, всё понятно. — нихуя не понятно, но говорить об этом я не хотела, чтобы госпожа Одзаки не подумала, что я тупая, будто пробка. Мы говорим ещё около двадцати минут перед тем, как я вырываюсь из душного кабинета к Хайтани, тут же притягивая его к себе за шею и обнимая. — Выглядишь, будто тебя сожрали и высрали. — Рану было не по нраву сидеть в свой день рождения дома, поэтому он вытащил меня в бар, а после куда-то уехал и оставил меня там. Меня вырубило, и бармен разбудил меня в пять утра. Ты бы не выглядела как дерьмо после такого? — он кладёт свои руки мне на талию, а я смеюсь, тут же замолкая после недовольного шипения девушки администратора. — Нет, я всегда красивая. А ты… — я не договариваю, разражаясь громким смехом, Рин целует меня, кусая за нижнюю губу в качестве наказания. Я морщусь, облизывая место укуса, и делаю с ним точно так же. Сбрасываю свои руки с его шеи, тянусь к ладони и тащу Хайтани к выходу. — А я всегда как дерьмо, я понял, спасибо, принцесса. — Я пожимаю плечами, не желая опровергать, сказанное им, толкаю дверь на улицу, втягивая ноздрями прохладный воздух. Снег, при небольшой минусовой температуре, всё равно лежал на тротуарах, не желая таять. Останавливаюсь перед машиной, уныло ковыряя ледяную корку носком ботинка. — Как насчёт завтрака? Я киваю, усаживаясь на переднее сиденье. Руки вновь трясутся, и я тру их друг об друга, делая вид, что это из-за холода, а не из-за передозировки нейролептиками. Не хотелось заставлять Риндо нервничать и переживать за меня, он и так сделал больше, чем нужно было. Если бы я провела длину своей ему благодарности, она бы перегнала Джомолунгму. Кафе в центре практически заполнено, но место нам всё же находят. Я с грустью смотрю, как Рин заказывает кофе, прошу бутылку минералки и бельгийские вафли. Хайтани чем-то занят в своём телефоне, а я не могу думать ни о чём, кроме вечера, где решится, изменит ли Такемичи будущее. — Я люблю тебя. — говорю, закусывая ноготь большого пальца, он удивлённо вскидывает голову и смотрит на меня, поправляя очки. Молчит долгие десятки секунд, вынуждая меня нервничать и думать, что я сказала что-то не то. Но разве я могла? Он так долго добивался этих слов, а теперь молчит, ничего не говоря в ответ. Отворачиваюсь к окну, сжимая ткань юбки. — Знаю. — просто «знаю»? Обычное слово из четырёх букв ощущается как самая тяжёлая пощечина в моей жизни, и я вновь забываю, как дышать. Спустя некоторое время возвращаю контроль над кислородом в лёгких обратно, нога выныривает из ботинка, и мне приходится чуть съехать вниз, чтобы дотянуться ею до его бедра. Прохожусь по внутренней стороне, подбираясь ближе к члену. Он вздрагивает, вновь смотрит на меня, ловя лёгкую улыбку. Услышать от него признание в ответ было сродни тому же воздуху. — Я тоже. — Что тоже? — нога в колготках гладкая и холодная, а ткань его брюк тонкая, поэтому найти наполовину вставший половой орган не составляет труда. Ощущаю его пальцы на своей лодыжке, и как они скользят по голени, и сейчас я сильно благодарна, что его руки не настолько длинные, чтобы достать выше колена. — Ты же можешь это сказать? — Я тоже тебя люблю. — Рин звучит как-то вымученно, но я успешно игнорирую это, не замечая ничего больше. Стопа скользит по члену вверх и вниз, вижу его раскрасневшееся лицо и желваки, играющие, когда он сжимает челюсть. Он резким движением отпихивает мою ногу, так, что я едва не падаю со стула, проезжаясь локтём по деревянной ручке. — Ты можешь, блять, не лезть, пока я работаю? Извини. — Не извиняйся. — я вздыхаю, смотреть на него не хочется от слова совсем, локоть горит, явно из-за содранной под толстовкой кожи. Засовываю ногу обратно в ботинок, благодарно улыбаясь официанту и принимаясь за вафли. Засовываю их в рот с невиданной скоростью, лишь бы не отвечать, если Риндо что-то спросит. Завтрак мы заканчиваем в такой же тишине, перебиваемой разговорами окружающих людей и звоном столовых приборов. Давать ему платить за себя сейчас стало как-то неловко, до жути некомфортно, как и вся последующая поездка до моего дома. Он тянется к моим губам, перед тем как я выхожу, но у меня было достаточно таких ситуаций, чтобы избежать этого и оставить лишь поцелуй на щеке. Натягиваю улыбку специально для него, будто некий эксклюзив, перед тем как покинуть машину и уйти, не оглядываясь. На пороге Чифую спрашивает, всё ли в порядке, но говорить о произошедшем не хочется. Он бы не понял. Факт был в том, что человек, требовавший ранее много внимания, сейчас отмахивался от него, словно от назойливой мухи. Это настораживало, заставляло заламывать руки в истерическом припадке. Я вздыхаю и всё же вываливаю всё на брата, не стесняясь в выражениях и подробностях, вновь пытаясь скрыть тремор рук. Не хотелось казаться беспомощной. — Он же был занят, разве нет? Думаю, ты просто накрутила себя и всё, так что просто успокойся. Окей? — он сидит на корточках передо мной, слегка сжимает мою руку и тепло улыбается. Смотря на эту улыбку, не получается сдержать такую же в ответ, что я и делаю. — Будь готова через пару часов, если не передумала. Я киваю, язык будто опух от всех сказанных слов. Может, я и правда погорячилась, накрутила себя, словно центрифугу. Точно. Паранойя. Опять и снова, выползающая в каждый удобный для неё момент. Жуткие игры больного разума, и не более. Таблетка ложится в руку, запиваю её парочкой глотков воды. Как я могла понизить дозу, если мозг подкидывал изощренные пытки в самых дурацких ситуациях? Вокруг всё кружится, тело устало опускается на кровать, а веки закрываются сами собой. Открываются только вечером, когда желтый свет фонаря попадает в комнату. Времени на сборы практически не остаётся, поэтому всё, что я делаю, это меняю юбку на штаны. Чифую, уже одетый в чёрную токкофуку, заходит в комнату, когда я пытаюсь надеть носки на опухшие стопы. sound: the marias — bop it up! — Извини, что не пошла вчера с вами. Хина позвонила Эмме, а Эмма мне, пришлось использовать подушки Сано как грушу для битья. — Пытаюсь вспомнить, куда я дела телескопку, бросаясь из одного угла комнаты в другой. — Думаю, это было зря. Видела бы ты лицо Такемичи, когда он приполз. — Я удивлённо вскидываю брови, ведь о том, что Ханагаки всё же получил, Хината не говорила. Она в принципе не говорила, только злостно пыхтела и била подушку, пока мы с Эммой обменивались многозначительными взглядами. — Он сам виноват. Пошли. — телескопка оказывается во внутреннем кармане, я бреду по лестнице вниз, к байку Чифую. Только пять, но уже начинает темнеть и значительно холодать. Чувствую себя будто выжатый лимон, пока мы не оказываемся в какой-то жопе Шибуи. Я молча наблюдаю, как Чифую передаёт Такемичи ленту главы отряда, после завязывая её на нём. Высокую шпалу и низкого долбоёба видно издалека из-за контраста чёрных токофукку и белого снега, я медленно плетусь за братом и его командиром. Оба смотрят на меня, как на пустое место и я пытаюсь отвечать им тем же. Их присутствие раздражало, хоть и было понятно, чем был вызван подобный союз. Церковь выглядит величественно, от того не менее пугающе. Такемичи ураганом рвётся вперёд, я же разворачиваюсь к Чифую, чтобы поцеловать в щеку и мягко улыбнуться. Оставлять его одного с двумя гиенами совершенно не хотелось, но выбора нет. Ставить меня против Тайджу было чистой воды самоубийство, отправить же на разговор с Хаккаем казалось логичным и обдуманным. Хаккай стоит прямо там у алтаря, разворачиваясь излишне резко, смотря на нас с Такемичи. Последний говорит слишком резко, я бью его по руке, призывая быть более осторожным. — Просто успокойся, Хаккай. Ты же знаешь, что убийство — не выход. Есть законные способы избежать всего этого, органы опеки или, блять, что угодно. Ты не защитить Юзуху так, ты же понимаешь. — Шиба, кажется, впервые смотрит на меня без смущения, как это было раньше. Хочется верить, что своими словами я, всё же, что-то поменяю. Слушать о том, что делал Тайджу больно и отвратительно. Я не могла представить, если бы на их месте были я и Чифую. Останавливала бы я его? А может, я бы сама решила что-то поменять. Догадка шевелится на краю сознания, но ускользает из раза в раз. — Разве Юзуха не будет страдать, если ты станешь убийцей?! — крик Такемичи разносится по помещению, глухо отбиваясь от стен. Так же отбивается от стен и звук шагов, разносящихся позади. Я надеялась, что это Чифую, молила, чтобы это был он. Но судьба никогда не была благосклонна ко мне. — Нам пиздец. — шепчу на ухо Ханагаки, медленно пятясь назад. Как бы не было стыдно, но стать первой жертвой Тайджу мне не хотелось. Хотелось сбежать отсюда и быстрее, но сначала найти Чифую и узнать, почему они ничего не сделали или сделали, но у них не вышло. Я вздрагиваю, страшась от этой мысли. Хаккай пробегает мимо меня, глаз замечает мимолётное поблёскивание лезвия, которое тут же оказывается откинутым. Тайджу с лёгкостью поднимает его над землёй, хватая его за горло. Я хватаю Такемичи за руку, быстро шепча, что найду Чифую, не спрашивая разрешения, бегу туда, где был Хаккай, молясь, чтобы тут был чёрный ход. Коридор всего один, а в его конце — чёрная дверь. Сзади разносится топот, гомон и имя Юзухи, но я заставляю себя не останавливаться, выскальзывая на улицу. Бегу ко входу, через который мы заходили, поскальзываясь и падая, но никого там не нахожу. Ощущаю, как тяжелее становится дышать, рассеянно кручусь на месте, закладывая выбившиеся из хвоста пряди волос за уши. Паника поднимается вверх с желудка, чувствую, что меня сейчас стошнит, когда слышу звук мотора. Неверяще разворачиваюсь в ту сторону и вновь бегу, чтобы кинуться Мицуе на шею. — Дыши, Мацуно, успокойся. Где Чифую и Такемичи? — я нервно лепечу, что Ханагаки внутри вместе с Хаккаем, а Чифую неизвестно где. Отстраняюсь от Такаши, считая про себя от одного до семи, размеренно вдыхая и выдыхая кислород. Пять подходов хватает, чтобы сердце успокоилось, а я кивнула в ответ на его вопрос о моём самочувствии. — Пошли, разъебем Тайджу и спасём остальных. sound: gorillaz — dirty harry Он улыбается мне, а я не могу сдержать ответной улыбки. Чифую находится в подсобном помещении, отделённом от здания церкви. Я кидаю к нему с вопросами, всё ли в порядке, Мицуя уходит, оставляя на меня задачу с освобождением. Брат кивает, говоря что всё хорошо, оставляя на моём лбу короткий поцелуй и хватаясь за протянутую мной руку, чтобы встать, и не отпускает её, пока мы не возвращаемся в главный зал. Мы заходим в тот момент, когда Тайджу пропускает удар Мицуи, получая по лицу. Я отпускаю руку Чифую, когда замечаю Юзуху. Её пшеничные волосы закрывают лицо, я падаю на колени перед скамейкой, садясь рядом с ней, осторожно убирая пряди и закладывая ей за ухо. Лицо в кровоподтёках и синяках, опухшее и бледное. Рука сама ползёт на её затылок, другой же я аккуратно поглаживаю её бедро. — Мне так жаль, детка, ты в порядке? — она кивает, подавляя в себе всхлип. Кладу руки на её щёки, поднимая лицо. От этих мелких слёз в уголках глаз мне самой хочется рыдать, но я вновь считаю от одного до семи. Медленно отпускает, я провожу пальцами по синякам, спрашивая где болит сильно, а где терпимо. — Что произошло, почему ты вообще оказалась здесь? — Я просто хотела избавиться от Тайджу и убить его, но проебалась, сама видишь. — она пытается быть оптимистичной, но я вижу все эмоции на её искалеченном лице, и она это знает. Юзуха всё тараторит, пытается объяснится, но я понимаю, как ей тяжело. Губы сами накрывают её, оставляя короткий поцелуй. Совершенно обычный и ничего не значащий. — Ты молодец, детка. Ты все сделала правильно, не переживай, хорошо? Отдохни и не лезь, пообещай, что не полезешь туда. — как только она открывает рот, я слышу крик Хаккая, а после глухой удар, видимо об пол. Встаю обратно на ноги, пытаясь узнать, что происходит, а вижу только лежащего Мицую и, стоящих подле Тайджу, Инуи и Коко. Крики Хаккая прекращаются только тогда, когда Мицуя подаёт признаки жизни, оказываясь рядом со мной и Юзухой. Я помогаю подруге лечь на скамью, осторожно осматривая раны Такаши, чтобы удостоверится, что он вдруг не решит отойти в мир иной. На лбу — большая рана, кровь из которой стремительно стекает вниз к подбородку. Влажными салфетками стираю алую жидкость с глаз, рта и носа, не решаясь трогать саму рану и оставлять там волокна, которые могут помешать заживлению. Орущий Такемичи только сбивает с толку, а желание влепить ему пару пощёчин достигает апогея. Оставляю Мицую, поднимаясь на ноги. Сейшу сверлит меня взглядом, а я вскидываю брови, мысленно спрашивая, чего он ожидал от меня. Инуи будто читает мои мысли, коротко усмехается и качает головой, вынуждая меня на секунду улыбнуться. — Будь осторожен, хорошо? — Чифую кивает, бросая напряжённые взгляды в сторону стоящей троицы. Тайджу просит поторопиться, но едва ли кого-то ебало то, что он говорит. — Даже не думай, что если что-то пойдёт не так, я не вмешаюсь. — Дура. — я подтверждаю его слова коротким смешком, оставаясь стоять там же, наблюдая за всем со стороны. С одной стороны Такемичи, вцепившийся в Коко, посередине Хаккай, не решающийся напасть на Тайджу, с другой Чифую, пытающийся увернуться от ударов Сейшу. Все идёт по пизде, когда Хаккай так ничего и не делает, а Мицуя пропускает этот момент, вновь получая по лицу. Краем глаза замечаю, как Чифую падает от особенно сильного удара, я же принимаю это как знак к действию. Пытаюсь обойти за спиной Инуи, рука тянется к внутреннему карману, телескопка удобно ложится в руку, взмахиваю ей, расправляя в полный размер. Перехожу с шага на бег, замахиваясь дубинкой и попадая прямо по голове. Удар вынуждает Сейшу упасть рядом с Чифую, удивлённо смотря на меня. — Не смей трогать моего брата, мразь. — аккуратно обхожу его, загораживая собой Чифую, в случае повторного нападения. Кончик телескопки упирается в его кадык, прямо как тогда, при первой встрече спустя пару лет. Инуи тяжело дышит, бросая взгляды то на меня, то на происходящее позади. Пара секунд. Крики Такемичи и Хаккая сзади не утихают, Сейшу встаёт, сверля меня взглядом. Его рука оказывается на голове и он ещё более удивлённо наблюдает за кровью, оставшейся на ней, которую, не раздумывая, вытирает о белую токкофуку. Пара секунд. Я слышу внезапный крик Чифую и требование быть осторожнее, но я не понимаю, о чём он говорит, а потому поворачиваю голову к нему. Пара секунд. Коко, с железной трубой наперевес, мчится прямо на меня. Удар приходится прямо в лицо, от сложения скорости и силы, меня откидывают на пол. Холодный бетон царапает кожу, я тяжело дышу, пытаясь сфокусироваться хоть на чём-нибудь. Правый глаз справляется отлично, я вижу взволнованное лицо Чифую, у Сейшу точно такое же, вижу Такемичи и Хаккая перед Тайджу, вижу всё предельно чётко, даже несмотря на неожиданно брызнувшие слёзы. Левым же не вижу ничего. Ни своих трясущихся рук, ни того, как меня тошнит от осознания серьезности ситуации прямо под ноги Инуи, абсолютно пустое и тупое «ничего». Пытаюсь вытереть глаз, внутри надеясь, что вытираю исключительно кровь из рассеченной брови, а не собственное глазное яблоко, выплывшее из глазницы. Чифую поднимает меня, усаживая на скамью, Сейшу широко раскрытыми глазами смотрит на меня, а меня пробивает на смех. Живой и истеричный, ситуация напоминает «Твин Пикс», со всем его сюрреализмом. — Как думаешь, Сейшу, мне пойдёт пиратская повязка? — я пытаюсь дышать, но смеюсь до коликов в боку, смеюсь даже когда Чифую сбивает Инуи с ног, занося кулак для удара. Самый настоящий, блядский, мать его, «Твин Пикс».