Бэдтрип

Может, несколько минут назад окружающее пространство и казалось Элизе ощетинившимся и враждебным, а незнакомка — голодным и чуждым существом, однако теперь наваждение стало отступать. Маяк оказался обычным заброшенным зданием и больше не был декорацией к грядущему жертвоприношению, голос незнакомки по-прежнему был полынно сух, но теперь уже стало понятно, что в этом виноваты сорванные связки. Элиза с облегчением приняла эти изменения восприятия, порадовавшись, что паника наконец оставила её, и позволила увести себя в находившуюся рядом пристройку, серым монолитом торчащую из высокой травы неподалеку от искусственного озерца, изрядно покрывшегося тиной. Пристройку сложно было рассмотреть из-за окружающих её зеленых раскидистых деревьев и густой сетки дикого вьюна. В тинистой глади озерца и глянцевитой темной листве мерцала далекая иллюминация, заливающая небо зеленым, ясно очерчивал контуры лунный свет. Зеленые и бледные отсветы прыгали по серебристо-серым волосам незнакомки, срезанным на уровне подбородка, пока та не скрылась в темноте за заметно изъеденной жуками дверью. Элиза, стараясь не отставать, поспешила за ней и оказалась в довольно просторном квадратном зале. Скудный свет едва проникал сюда из-за оплетенных зеленью окон. В угол были сдвинуты четыре стола, возможно, находившиеся раньше у стен, а в дальнем углу высился шаткой конструкцией манекен, обтянутый линялой серой тканью. - Столы сдвинула я, - пояснила незнакомка, хотя Элиза её даже не спрашивала, - чтобы удобнее было спать. - Спать? Хоть Элиза и перестала бояться, однако по-прежнему плохо соображала. - Конечно. Не пойдем ведь мы ночью в город. Ты помнишь, как тебя зовут? - Элиза, - только и выдавила она, по привычке протянув руку, однако незнакомка даже не смотрела на неё. - Я помню, что меня зовут Агата, этим всё, в общем-то, и ограничивается. Ты, наверное, тоже помнишь только имя. - Да, так и есть, - вяло, совсем без удивления ответила Элиза. - Прекрасно. Элизе это совсем не казалось прекрасным, но она решила лишний раз не возражать, а только наблюдала, как Агата, вытащив из ящика стола небольшую сумку, выкладывает её содержимое на тускло освещенный стол. - Что из этого тебе знакомо? Элизе не было знакомо совсем ничего — ни фотография, ни ключ, ни карта города, однако это всё же наводило на некоторые мысли. На совместном фото — а это было именно совместное фото — Агата улыбалась, демонстрируя все зубы, и изображала пальцами сердце, а Элиза исподлобья глядела в камеру, сложив руки на груди. Глухой свитер закрывал шею Элизы, на светлой коже Агаты краснел лиф платья, а за их спинами синело побережье. - Мы отдыхаем здесь, - Агата сунула ей в руки карту и ключ, - и мы явно не родственницы. Последнее она сказала, рассматривая явно азиатские миндалевидные глаза Элизы. Элиза рассматривала её в ответ, не произнося ничего, так и застыв с картой в руках. Она совсем не могла представить, какие причины привели их в этот город, что заставило их дружить и как они вообще познакомились. Агата была слишком деловитой и наверняка любила мероприятия, где можно повеселиться, пообщаться с как можно большим количеством людей и, конечно, выпить. По крайней мере, Элиза могла представить её в такой обстановке. Себя она на месте Агаты представить не могла. Глухо кашлянув в кулак, Элиза поднесла ключ ближе к лицу, предварительно поправив очки. Ключ тускло блестел дешевой позолотой, на брелоке чернело жирное «423» и закавыченное «Красная птица». - Пятое Плато, - Агата ткнула пальцем в заголовок карты, - город, в котором мы сейчас, называется Пятое Плато. - Глупое название, - буркнула Элиза. Агата пожала плечами и ничего не сказала. Снаружи громко взвыл ветер, загрохотала дверь: хоть её и можно было запереть на засов, однако она всё же была сорвана с верхней петли. Агата, ничуть не обеспокоенная этим, прошла к одному из окон, которое единственное не было оплетено вьюном. Упираясь руками в подоконник, она посмотрела прямо перед собой и уверенно сказала: - Завтра пойдем в гостиницу. По карте можно разобраться, где она находится. Элиза нерешительно подошла к ней и тоже выглянула наружу. Слева высилась стена из красного кирпича, справа блестела черная, медленно движущаяся пленка реки, а на другом берегу стремились вверх многоэтажные, подсвеченные зеленым здания. - Туда мы и пойдем? - Больше некуда, - скупо, но так же уверенно, как и прежде, ответила Агата. Элиза снова кашлянула в кулак, потому что не знала, как реагировать. Ей казалось, что всё это происходит не с ней, мир вокруг был будто картонный, неестественный, лишенный жизни. Кем бы ни была Элиза, её прошлое было потеряно, скрыто от её глаз. - Я не знаю, кто я такая, - сказала она, не рассчитывая услышать ответ, да и вообще ни на что не рассчитывая. Однако ответ последовал — Агата определенно хотела поговорить: - Мы вспомним. Люди рано или поздно вспоминают, кто они. - Не хочу, чтобы это случилось в конце жизни. - Справедливости ради, - ухмыльнулась Агата, - в конце жизни люди обычно это забывают. Элиза мрачно посмотрела ей в глаза: - А если он случится в молодости? Конец жизни? Агата продолжала улыбаться. Элиза настойчиво задавала вопросы: - А если человек сам хочет закончить свою жизнь в молодости? - Всё зависит от точки зрения. Однако точку зрения можно сдвинуть, и иногда человеку даже не требуется помощь со стороны. В любом случае, я считаю, что из ощущений жизни можно извлечь толк. Решив, что сказано достаточно, Агата пошла туда, где были сдвинуты вместе столы, поведя Элизу за собой. - Ложись спать. Элиза не стала отказываться и, забравшись на стол, легла поудобнее на бок, насколько это было возможно сделать в таких условиях. Лакированная поверхность холодила щеку, но Элиза не могла положить под неё ладонь — та затекала и будто переставала существовать. Перед глазами Элизы зеленел квадрат окна, занавешенный снаружи ветками, которые, словно черные жилы, виднелись среди густой, дергающейся под порывами ветра листвы. Цветы вьюна — крупные синие раструбы — тоже трепало ветром, их сминало и било о запылившиеся стекла. Элиза не заметила, как начался сон и как эта шевелящаяся зеленая масса исчезла из поля её зрения, она обнаружила себя на высушенной земле, возле плотной стены колючей проволоки. Обернувшись на сильный гомон вдалеке, Элиза увидела ряд людей, которых что-то неведомое резало, выкручивало, секло. И это даже не было самым ужасным. Самым ужасным было то, что Элиза должна была быть среди них, но каким-то чудом осталась в стороне. Надеясь, что её не заметят, она запустила руки в рыхлую землю, пахнущую сырым мясом, которая тут же затянула её и выплюнула туда, где всё было другим. Другая колючая проволока, другие люди — всё стало иным, но это не принесло облегчения. Под ногами Элизы теперь был песок, он упрямо сыпался обратно, не позволяя вырыть хотя бы небольшой подкоп. Он сыпался с шипением, и это не могло не привлечь внимания неведомого. Элиза ощутила резкую боль во всем теле, будто её кинули в яму с битым стеклом, но в самый последний момент, до того, как неведомое выпило её досуха, она успела провалиться в нору. В нору, которая выбросила её, как мешок потрохов, в то же место, где её уже ждала боль гораздо сильнее прежнего. Неведомое выкручивало Элизе конечности, било её об землю и росло, катаясь колесом по оцепленной территории, оставляя в кипучем песке быстро затягивающиеся рытвины. Элиза цеплялась пальцами за песок, медленно просачиваясь вниз, в пустоту, но это была не та пустота. Это было черное, жадное, клокочущее ничто, катающееся колесом, повторяющееся раз за разом, высасывающее последние силы, и был лишь один способ это остановить. Кто-то взмахнул рукой, и по ковру покатилась голова Мисимы — хохоча, исчезая в вечности, оставляя кровавый след. Оставляя кровавый след, по ковру безостановочно и вечно катилась голова Элизы, её собственная голова.