I want you to burn I want you to steal I want you to bleed And see how it feels Nick Lachey, I Do It For You
1997 год, август. Вернувшись в свой дом и обнаружив, что грязнокровка исчезла, Беллатрикс почувствовала комбинацию страха, сожаления и облегчения. Она была напугана, потому что когда Тёмный Лорд узнает об исчезновении, ей придётся столкнуться с его гневом. Сразу после этого осознания ей стало жаль, что она приняла такое абсурдное решение, но это сопровождалось облегчением, что больше не придётся бороться с эмоциями, бушующими внутри каждый день. Грязнокровка может вернуться в свою жизнь со своими жалкими маленькими друзьями, и Беллатрикс будет иметь с ней дело только в том случае, если они столкнутся в битве. И даже если это случится, она планировала смотреть в другую сторону. Избегание — единственное решение. За всю жизнь на Беллатрикс никто не смог повлиять так, как грязнокровка. Дошло до того, что она стала думать о ней, как о Грейнджер, а потом как о Гермионе. Когда она начала видеть в ней человека, а не просто собственность, Беллатрикс поняла, что у неё проблемы. Это не имело ни малейшего смысла, но чем больше она пыталась поддерживать своё обычное поведение с девушкой, тем меньше походила на себя. Ситуацию усугубляло то, что её все меньше интересовал служение Господину, чем обычно, и она забеспокоилась, что отсутствие интереса будет замечено. Нарцисса бросала на неё странные взгляды последние несколько дней, но ничего не говорила. Позволить грязнокровке сбежать из её дома был глупой идей. Теперь Беллатрикс знала об этом. Если бы она не торопилась добраться до Тёмного Лорда, то у неё бы было времени подумать, но в тот момент она просто хотела забыть о девушке. Держать её в плену было нелепо, когда она так отвлекала, а один взгляд в её глаза заставлял понять, что если бы Беллатрикс кинула в неё Аваду Кедавру, то в словах не было достаточно смысла и силы, чтобы убить девушку. Теперь, столкнувшись с Тёмным Лордом, Беллатрикс должна была заблокировать все мысли, связанные с Грейнджер, и сосредоточиться на том, чтобы быть преданной слугой, которой она и была долгие годы. Она была почти уверена, что достаточно продвинулась в Окклюменции, чтобы держать мысли подальше от Тёмного Лорда. Если она не даст ему повода проникнуть в разум, то навыки позволят сохранить всё в безопасности. Стоило просто быть настороже и не делать ничего глупого. — Ты хотела меня видеть, Беллатрикс? — сказал Волдеморт, сцепив руки перед собой. На его лице было заинтригованное выражение, Беллатрикс уже знала, что он чувствует, что новости будут плохие. — Да, милорд, — сказала она, сумев сохранить ровный голос. — У меня печальные новости. Волдеморт поднял брови, но лицо осталось спокойным. Единственным признаком гнева была яркая вспышка в глазах. — Да? — Похоже, сегодня утром, когда вы попросили присутствовать, грязнокровка Грейнджер сбежала из моего поместья. — Беллатрикс остановилась, давая Тёмному Лорду несколько секунд, чтобы обработать новости. — Я должна извиниться, милорд, я… — Тишина! — прошипел Волдеморт, прерывая её. Теперь, когда он узнал о нежелательных новостях, то был готов выразить своё неодобрение без притворства. — Меня не интересуют твои извинения. Как ты позволила этому случиться? Беллатрикс нервно сглотнула, чувствуя в какой ярости был её Повелитель. — Я не знаю, как она сбежала, милорд. Она забрала свою палочку и мою метлу, и она была заперта в камере, когда я уходила, — солгала она, сохраняя сознание пустым, на случай если на разум будет атака. Волдеморт стоял, возвышаясь над ней. — Звучит так, Беллатрикс, как будто у неё был помощь извне. Я предполагаю, что в её камере было заклинание дезаппарации? — Да, — тихо ответила Беллатрикс. — Что ж, могу предположить, что Поттер и друзья спасли её, — резкий тон Повелителя убедил Беллатрикс, что тот был в безумной ярости. — Да, — ответила женщина с сожалением. — Пожалуйста, милорд… Прежде чем она успела закончить предложение, Волдеморт поднял палочку и отбросил женщину назад к дальней стене. Она вскрикнула в агонии, потрясённая. Никогда прежде Повелитель не нападал таким образом; он всегда наказывал её, давая более сложные задания, никогда не причиняя физической боли. Зачем ему это делать? Испуганная, как никогда раньше, Беллатрикс заставила себя остаться на месте и не тянуться к палочке, зная, что это только ухудшит ситуацию. — Ты подвела меня, как я не мог себе представить, — сказал Волдеморт, и голос его эхом отозвался от стен. Он поднял палочку снова и произнёс заклинание. — Ты меня разочаровала. Беллатрикс не слышала проклятия Круцио, но её охватила сильная агония, кипящая изнутри. Казалось, она сойдёт с ума от чистой пульсации, которая билась в каждой клетке тела, захлёстывая способами, которые невозможно представить. Это всегда так? Беллатрикс и раньше сталкивалась с проклятиями, но никогда так жестоко и неуверенно, что заставляло бояться собственной реакции, криков, которые вырывались из горла, как она не пыталась их остановить. Гермиона себя так чувствовала? С большим трудом она смогла вернуть свой разум к нынешней пытке, зная, что здесь, в этом состоянии она намного более уязвима, чем прежде. Окклюменция теперь стала жизненно необходима, даже несмотря на волны и вихри страданий, которые угрожали утопить её, задушить изнутри. Казалось, она истекает кровью, а разум словно горит. Вдобавок было почти невозможно остановить всплески образов, проходящих в мыслях, и если это будет продолжаться дольше, она станет, как Лонгботтомы. Сумасшедшей. Безумнее, чем уже есть. Через несколько часов Волдеморт убрал палочку. Он спокойно сел, глядя, как Беллатрикс корчится на полу, с улыбкой на лице. — Что ты чувствуешь, Беллатрикс? Каково испытывать те же пытки, которым ты так легко подвергаешь магглов и грязнокровок? Беллатрикс захныкала. Она никогда не умела справляться с болью. Люциус принял на себя основную тяжесть наказания после фиаско в Министерстве, и, к счастью, Беллатрикс осталась безнаказанной, скорее всего, потому что Тёмный Лорд владел её телом на момент большей части схватки. Тёмный Лорд угрожал болью, но не ранил её, а удовлетворился ужасающей реакцией. Беллатрикс потакала боли в Битве ради своего Лорда или ради странного пореза на запястье, когда рядом никого не было, кто мог бы вылечить её ярость, но как только адреналин прошёл, и она осталась одна, наступило разочарование. Это было то, что она хорошо знала с юных лет, но предпочитала игнорировать, никогда не задумываясь о последствиях того, что бьёт проклятиями, как бланджером на квиддичном поле. Тёмный Лорд знал о её непереносимости боли. — Но, конечно, ты считаешь себя выше такого банального обращения, — продолжил Волдеморт. — Я прекрасно понимаю, что раньше никогда не наказывал тебя подобным образом, но я чувствовал, что время пришло. Я должен прояснить, что годы преданности абсолютно ничего не значат, если ты не будешь продолжать работать на высшем уровне, как я ожидаю. Дальнейшие ошибки приведут к гораздо больше наказанию, чем это. — Да, милорд, — хрипло сказала Беллатрикс. — Я понимаю. — Будем надеяться, — отозвался он, ужасно улыбаясь ей. — Ты можешь идти. Поднявшись, Беллатрикс почти сбежала из комнаты, отчаянно пытаясь вернуться в собственный дом, где она могла бы упасть в кровать, чтобы выздороветь. Теперь, когда единственными обитателями дома были она и её эльф, беспокоиться было не о чем. Более того, в данный момент у неё даже не было сил связано мыслить. Она спасла свою грязнокровку, и её наказали. Беллатрикс очень надеялась, что больше ей не придётся думать о милой несчастной девушке.***
Воодушевлённая своим визитом к Беллатрикс, Гермиона почувствовала себя лучше. Она всё ещё мечтала о Беллатрикс и скучала, но тот факт, что они расстались и планировали встретиться, снова играл свою роль, она больше не погружалась в депрессивное состояние. Вполне возможно, что из-за произошедших событий, они не смогут встретиться, но Гермиона решила довериться Беллатрикс. Она была достаточно опытной в окклюменции, чтобы справиться с Волдемортом, и пока тот ни о чём не подозревал, женщины в безопасности. Однако со временем Гермиона начала чувствовать себя подавленной, потому что Беллатрикс не связывалась с ней. Она постоянно проверяла монету, беспокоясь о том, что монета не нагревается или не работает должным образом, но снова и снова исследуя галеон, она была вынуждена признать, что с ним всё в порядке. С самого первого осознания Гермиона испытывала буквально физическую боль в груди, из-за которой было почти невозможно полностью выбросить Беллатрикс из головы. Она знала, что следует перестать хандрить и сосредоточиться на поиски крестражей. Рон пытался утешить, думая, что девушка расстроена отсутствием прогресса. Если бы Гермиона никогда не встречалась с Беллатрикс, то, возможно, была бы полностью довольна Роном, но с тех пор, как она часами проводила время с черноволосой красавицей, становилась невозможным позволить парню прикоснуться к ней. Гермиона всегда была тактильной, она любила танцевать, обниматься, целоваться, держаться за руки, но, зная, что Рон хочет сделать всё это и многое другое, не могла справиться с собой. Они решили навестить Ксенофилиуса Лавгуда, чтобы узнать больше о символе, который видели на свадьбе Билла и Флёр, но визит оказался тщётным и чуть не привёл к тому, что их поймали Пожиратели Смерти. Честно говоря, Гермиона не собиралась повторять опыт в ближайшее время, поэтому продолжала собственное исследование, не вовлекая других людей. Гарри это расстроило, но Рон смирился с большой лёгкостью, хотя не прекращал болтаться с ней. Ей хотелось, чтобы всё вернулось к тому состоянию, в котором они были тремя лучшими друзьями, но становление взрослыми в волшебном мире принесло гораздо больше, чем Гермиона рассчитывала. Волан-де-Морт. Одно слово заставило съёжиться изнутри. Она знала, что это глупо, всего лишь имя, но имя ассоциировалось со страхом, смертью и отвращением. Волан-де Морт ненавидел всё, чем была Гермиона, всё, что она отстаивала, и как будто этого было недостаточно, он старался привлечь на свою сторону других. Ему удалось привлечь огромное количество последователей. Реалистичная сторона Гермионы знала, что это произошло потому, что многие боялись, но ситуация не улучшалась. Если бы больше ведьм и волшебников готовы были встать и сразиться, возможно, Волдеморт не стал бы таким сильным, невежественное отношение способствовало его стремлению к власти и господству. Табу на его имя стало последней каплей. Было так приятно слушать знакомые голоса по радио, что Гермиона почти не думала о Беллатрикс и вступила в спор с Гарри. Она была поглощена, поэтому не заметила гнев Гарри, его неспособность ясно мыслить, когда тот возбуждался. Именно по этой причине, когда Гарри наполовину назвал имя Волан-де-Морта, Гермиона поняла, что поздно. Не было никакой защиты от похитителей. Девушка сделала единственное, что пришло в голову, — наложила Жалящее заклинание на Гарри. Это должно было позволить выиграть время в ситуации, чтобы кто-то смог придумать достойный план. Во время допроса Гермиона ни на что не обращала внимания. Гермионе пришлось иметь дело с болезненными, отвратительными комментариями от того, кого она знала, как Фенрира Грейбека, разум отключился, защищаясь. Как гриффиндорка она должна быть храброй, но последнее время девушка так часто проявляла храбрость, что не знала, сколько ещё сможет выдержать. И только когда они специально обратились к ней, чтобы выяснить, кто она такая, она заставила себя уделить этому больше внимания. Как только всё закончиться их собирались замучить и убить. На этот раз выхода не было, Гермиона знала. К сожалению, однажды они заметили её фотографию в Пророке. Игра окончена. Собственная ложь казалась неубедительной. Сразу же в голове Гермиона начала планировать, что они могут сделать, как только прибудут в Министерство. Может быть, выбраться на свободу до того, как войдут в здание, а затем исчезнуть в маггловском Лондоне? «Тебя поместили в Гриффиндор неспроста», — напомнила она себе. — «Сражайся на смерть, Гермиона!» За исключением того, что Гермиона узнала, что их собирались отвезти в Поместье Малфоев. Вполне возможно, Беллатрикс будет там или хотя бы её сестра Нарцисса. Гермионе было интересно, что Нарцисса знает о ней и Беллатрикс, это не имело значения, но возможно, если попытаться с ней поговорить. Это бы сработало на пользу, если Беллатрикс спасёт её, либо женщина отреагирует резко на глазах других и начнёт пытки. Было трудно понять, что делать. Другая возможность была бы, если бы присутствовал Драко, потому что, несмотря на все мерзости, которые он отстаивал, Гермиона не думала, что он может пытать и убивать. Если они будут умолять, возможно, он отвлечёт остальных. Гермиона хваталась за любую соломинку. Только их трио знало о крестражах. Они активно искали крестражи. Так что, если их убьют, то кто победит Волдеморта? Люди будут пытаться, но он будет возвращаться снова и снова, пока все крестражи не уничтожат. Часть её теперь жалела, что не послушала Гарри. Всё это принесло очередное чрезвычайно важное осознание. Если они хотели, чтобы Волан-де-Морт был побеждён, им нужно остаться в живых. Другого выхода нет.***
1996 год, апрель. Пребывание в Азкабане изменило Беллатрикс. Какое-то время после побега она была немного более сумасшедшей, а затем более любознательной. Мир сильно изменился за те годы, что она была заперта, и внезапно стать свободной означало, что нужно узнать всё, что происходило во время заключения. Обычно от Нарциссы, потому что никто другой не мог позволить себе её непрерывные расспросы. Люциуса раздражало её незнание абсолютно всего, начиная Министерством Магии, заканчивая обнаружением Тёмных объектов, хотя большинство других пожирателей Смерти не могли даже составить одно простое предложение. Родольфус не хотел проводить с ней время, а Драко был крайне напуган. Беллатрикс никогда не делала ему ничего плохого. Нарцисса убила бы её, если бы женщина причинила боль её драгоценному сыну. Любовь Нарциссы к Драко была тем, о чём Беллатрикс часто задумывалась. Это было совершенно безоговорочно. Нарцисса заботилась о сыне. Она практически безропотно ждала его, делая всё, что от неё требуется. Поражённая, Беллатрикс с жадным увлечением наблюдала каждый раз, когда сестра без вопросов выполняла для сына простую задачу. В конце концов Нарцисса послала в Беллатрикс свой неумолимый и настойчивый взгляд. — Что тебе так нравится в моих разговорах с Драко? Беллатрикс нахмурилась. — Это не ваши разговоры, а то, что ты всё делаешь для него. Тебе не скучно? Нарцисса закатила глаза. — Нет, Беллатрикс, Драко — мой сын, и моя работа, как его матери обеспечивать его и следить, чтобы он был в безопасности, счастлив и здоров. — Но почему? Мать не делала этого для нас? — спросила Беллатрикс в замешательстве. Она совсем этого не понимала. Пока не понимала. Что в Драко так сильно волновало Нарциссу? Да, он был её сыном, но это не означало автоматически, что она должна уйти в рабство, когда тот вполне способен заправить свою грязную постель или сделать самостоятельно чёртов напиток. Нарцисса наморщила нос. — Наша мать не была такой уж фантастической матерью. Я знаю, у неё были некоторые приятные черты, но по большей части она была бесполезной. Я люблю Драко. Он весь мой мир, я сделаю всё для сына, без него моя жизнь была бы не такой радостной. Беллатрикс молчала, размышляя об этом. Она не знала, что ответить, но, к счастью, Нарцисса спалась её от разговора. — Это заставляет меня задаться вопросом, ну, как родители могли изгнать Андромеду, — призналась Нарцисса. — Ух, — выплюнула Беллатрикс, — они подвергли её остракизму, потому что Андромеда решила, что лучше сбежит с грязнокровкой. Она заслужила всё, что получила, и даже больше. — Я хочу сказать, что если Драко когда-либо это сделает, я уверена, что это не произойдёт, но… Я никогда не смогу его бросить, — тихо проговорила Нарцисса. — Ты не можешь быть серьёзной, Цисси? — ответила Беллатрикс, разинув рот. Неужто сестра преувеличивала? Грязнокровки неприемлемы для Блэков, Лестрейнджей, Малфоев и любых других респектабельных чистокровных семей. — Я не могу контролировать свою любовь к нему. Он мой единственный сын, я бы умерла за него. Ты не понимаешь, каково это, потому что ты не любишь. Беллатрикс закатила глаза. — Конечно, люблю, Цисси. Я люблю тебя, просто я не слишком ласковая и считаю любовь бесполезной. — Но ты бы всё равно бросила меня, если бы я предала нашего Господина, — заявила Нарцисса. — Это честно, любовь моя Белла. Тот тип любви, который я испытываю к Драко, и тот тип любви, который, очевидно, Андромеда испытывает к своему мужу, — вот истинное определение любви. Ради этого человека ты рискнёшь всем, потому что он так много значит для тебя. Беллатрикс усмехнулась. — Если ты так думаешь, то почему не вмешалась, когда Андромеда убежала? Тогда я не видела, как ты её поддерживала! — Я была молода и глупа, — честно ответила Нарцисса. — Мне жаль, что я не была достаточно сильной, чтобы рассказать родителям своё мнение или просто поговорить с Андромедой. Я скучаю по ней, Белла, так же, как я скучала по тебе, когда ты была в Азкабане. Когда ты ушла… я была совершенно одна, и это ужасное чувство. Я даже не могу объяснить тебе это. Беллатрикс подумала об этом, прежде чем вспылить. Она понимала, откуда это взялось: потерять двух сестёр — невыносимо. Андромеда сделала свой выбор в то время, да, это было больно. В отличие от Тёмного Лорда, Беллатрикс всё ещё была человеком. И хоть она не понимала, что значит любить кого-то безоговорочно, она могла оценить, насколько глубока любовь внутри её сестры, просто посмотрев ей в глаза и услышав, как та говорила об Андромеде и Драко. Вместо того, чтобы спорить, Беллатрикс задала Нарциссе ещё один вопрос: — Как ты думаешь, любовь — тоже самое, что и влюблённость? — Я не совсем понимаю, что ты имеешь в виду, — сказала Нарцисса с недоумением. — Ну, ты можешь любить, кого угодно: мать, отца, сестру, бла-бла. Но влюблённость, желание кого-то. Влечение или что-то подобное… такое же сильное чувство? — Я думаю, что существует много видов любви, и некоторые сильнее других. Но я полагаю, это зависит от человека. Что ты думаешь? — Я думаю, что любовь — пустая трата моего времени. Я даже не знаю, зачем мы ведём этот разговор, если честно, Цисси. Нарцисса уставилась на сестру. Казалось, она видела Беллатрикс изнутри без легилименции. Беллатрикс почувствовала неловкость и встала, чтобы выйти из комнаты. Она не хотела продолжать говорить об этом, пробуждать воспоминания об Андромеде, она отказалась от них спустя шесть месяцев после того, как Андромеда сбежала со своей маггловской мерзостью. Сестра была мертва для Беллатрикс. Андромеда, которая существовала сейчас, была абсолютно ничем, чтобы ни говорила Нарцисса. — Если ты когда-нибудь влюбишься, ты точно поймёшь, что я говорю, Белла, — многозначительно сказала Нарцисса. — Я только надеюсь, что ты влюбишься в кого-то подходящего, а не в грязнокровку, потому что разрываться перед выбором — это худшее решение, которое тебе придётся принять. — Я никогда не смогу полюбить грязнокровку, — выплюнула Беллатрикс. — Никогда!