Диалоги

Я не буду таким как ты, папа

      Слезы. Я плачу. Вот черт. Отец, как бы я хотел поговорить с тобой. Спросить, что же изменилось после моего рождения, если в утробе ты меня любил. А последующие восемнадцать лет?       Тони стоит за углом после встречи с Говардом. Трет глаза и пытается отдышаться, но он никуда не бежал. Инсульт? Сейчас самое время. Давай, сердце. Почему так тяжело дышать?       Папа. Я помню себя в пять лет, когда ты дал мне пощечину. Мне было больно и обидно, ведь ты должен был защищать меня, научить быть мужчиной.       Я не буду таким, как ты, папа. Я боялся тебя, но все равно любил, пытался получить твое одобрение. Ненавидел себя, когда ты говорил, что я идиот, кретин, тупоголовый. Я даже верил какое-то время. Мной не гордились.       Знал бы ты, папа, каково было семилетнему мальчику уезжать в интернат, не важно, что он был самый дорогой. Я чувствовал, что меня бросили. Мама плакала, провожая машину, а я до последнего смотрел в окно, пока фигура не скрылась за горизонтом. Я надеялся, что ты хотя бы проводишь меня.       Когда я собрал своего первого робота, ты не хвалил меня, лишь ткнул носом в ошибки. Ошибка. Тогда я подумал, что мое рождение — это ошибка. Тебе было бы проще без меня. Мама не пилила бы тебя из-за того, что ты мало уделяешь мне внимания. Ты мог бы сколько угодно пить и не извиняться каждый раз перед нами за свои выходки. Приступы ярости, когда разносил весь кабинет, любую комнату, в которой находился. Я боялся за маму, которая прикрывала меня собой. Защищала от родного отца. Помню, как ты однажды ворвался в мою комнату и смахнул мой конструктор со стола, сказав, что я занимаюсь фигней, когда должен учиться. Мне было шесть. Я вздрагивал каждый раз, когда видел тебя. Ты раз в год холодно спрашивал меня об учебе. Папа, ты ни разу не спросил меня, как я? Как мои дела. Как я себя чувствую. Я думал, что ты меня ненавидишь. Поэтому вдвойне больнее было слышать от тебя о любви. Черт. Почему, отец, ты не научился выражать свою любовь? Мама пыталась тебе помочь.       А еще она выгораживала тебя, говоря про срочные дела, связанные со спасением человечества. Но я уже не верил в эту чушь. Плевать, даже если бы это была правда.       Мне было тринадцать, ты снова не приехал на мой отчетный концерт. Знаешь, я читал стихи и дико волновался. А потом мне предложили косяк. Я согласился. Это был мой протест, способ обратить внимание. Я подсел. Было нереально хорошо и нереально плохо. Ты приехал только, когда случился первый передоз. Похмурил брови, дал денег на рехаб, сказал «позже поговорим» и уехал. Мне было уже плевать на все. Я торчал до восемнадцати лет. Пока не случилась авария. Когда мне сообщили, я был под кайфом. Знаешь, что? Мне не было жаль тебя. Совсем. Я выдохнул. Но мама…       Я долго не мог попасть ногой в штанину, чтобы поехать на опознание. Сел обдолбанный за руль. Если бы не Джарвис, выволокший меня из машины, могло случиться что-то страшное. В морге было холодно. И у меня были галлюцинации. Вспоминал тебя, детство. Там почти не было хорошего. Няни, интернат, наркотики. И после того дня я не употреблял.       Я не буду таким, как ты, папа. Я бросил пить, когда появилась Морган. Каждый день говорю, как люблю ее. И никому не позволю назвать ее тупой, даже если она не будет знать таблицу умножения в три года. Я знал, но все равно был тупым. Я буду ее защищать и никому не позволю поднять на нее руку. Я горжусь ей, просто потому, что она моя дочь.