«Speak my friend, you look surprised. I thought you knew I'd come disguised On angel wings... in white. I can make your dreams come true, What a couple...me and you On journey through the night. I will show you everything no vividly… You can't deny me!»
Лишь когда песня взрывается припевом, я распахиваю глаза и принимаюсь шарить под подушкой в поисках телефона. — А… Алло! — Доброе утро, Зефирка! — Хрипловатый, милый сердцу голос. — Привет, папуль. — …Я тебя разбудил, что ли? — Ну да… а сколько времени? — Почти одиннадцать. Ты же всегда была ранней пташкой! Что, расслабляет самостоятельная жизнь? — Характерный смех, похожий на скрип несмазанных дверных петель. От него на душе становится по-домашнему тепло. — На выходных можно и поваляться, — отвечаю я, потягиваясь. — Вчера опять зарисовалась допоздна. — Спишь-то одна? «Ох, папа-папа… ты такой папа!» — Что ты, у меня полная комната любовников — не знаю, куда девать! Одного, особо неуемного, пришлось на ночь в шкафу закрыть. — Молчание по ту сторону вынуждает меня отбросить шутки в сторону. — Ну что за вопросы такие, папуль? Вздох. — Ты совсем взрослая стала. Школу закончила, работаешь помаленьку, живешь отдельно… — Ты меня знаешь: то, что я съехала, еще не значит, что я нырнула с головой в омут. У меня все чин чином и, вообще, скукота смертная. Таааак… — протягиваю я после небольшой паузы, — …ты что-то хотел? Или просто поболтать? — Вообще-то да, есть у меня к тебе просьба, — он заминается, очевидно, подбирая слова. — Дело такое: вчера встречался с Мэри (она была проездом из этого… из Галифакса!), и меня как на грех угораздило кашлянуть при ней больше трех раз. А ты знаешь, какая она мнительная — давай воздух сотрясать: ты, мол, безответственный, о здоровье не заботишься, головой не думаешь, тыры-ты-тыры… Взбудоражилась вся, подняла какие-то старые знакомства и организовала мне госпитализацию без очереди. — Госпитализацию?! — Я резко сажусь. — Просто медицинское обследование — не надо пугаться! — А вдруг это что-то серьезное? — Обострение хронического бронхита — я сам знаю, как лечить. Но Мэри… ей как вожжа под хвост попадет — лучше не спорить (сама знаешь). Да и я тут подумал: зря я, что ли, медицинскую страховку каждый месяц оплачиваю? Она покроет половину расходов, а вторую половину Мэри обещала взять на себя, лишь бы я согласился. Бесплатно пройти медобследование — шанс редкий, надо пользоваться. — Эх, папа… Зря ты говоришь о тете Мэри и ее заботе свысока! Ты действительно очень плохо следишь за собой и… — Зефирка, не начинай! Я за вчерашний день этого наелся — во! — Ладно, молчу… Ложишься на обследование, и то хорошо. — Встаю с кровати и прохаживаюсь по комнате, разминая спину и шею. — Так что за просьба? За Бертой присмотреть? — Ага. Я бы поручил ее соседу, мистеру Уокеру (помнишь такого?), но он в отпуске. — Ладно, не вопрос. Когда ложишься? — Завтра. Щас вот вещи собираю. Документы, справки за последние годы — такая маета, шо копец! Я вот как рассудил: тебе до клиники по-любому проще добраться, чем до меня, — я могу прихватить Берту и оставить в переноске охраннику, а ты заберешь ее после работы. — Ты хочешь принести кошку… в больницу? — Не боись: я специально звонил, уточнял — мне разрешили. Пост охраны на входе, технически Берта в саму клинику не попадет. — Тогда ладно. Скинь мне адрес, куда подъехать. Умеешь пересылать точку на карте? — …Это типа скриншот сделать? — Не совсем. Смотри… Хотя ладно, просто адрес напиши. Мы с папой болтаем еще минут двадцать. Я бросаю телефон на заправленную кровать Мэг, которая уехала с семьей на курорт. Раздергиваю занавески и открываю форточку, вдыхая запах после недавнего дождя. За минувшую неделю я ни разу не обмолвилась о том, что произошло на вечеринке — побоялась вызвать ураган «Мэгги», который сметет на своем пути все живое. Впрочем, не стану делать вид, что легко отошла от событий того вечера: все пять рабочих дней я вздрагивала от каждого посетителя — боялась, что Колин явится в «Заводь». Но, слава богу, на такое даже ему не хватило дерзости. Надеюсь, что, протрезвев, он сам понял, насколько далеко заплыл за буйки. Если мое отношение к Колину окончательно испортилось, то к Лео я все же потеплела душой. Несуразные эмоции, что мучили меня в тот вечер, постепенно улетучились, а память о галантности и заботе эффектного музыканта — осталась. Мысль о скором свидании окрасилась в теплые тона. «Уже послезавтра…» — думаю я, улыбаясь своему отражению. Лео не просил у меня никаких контактов (наверное, боялся показаться настырным), так что после вечеринки мы ни разу не общались. Может, оно и к лучшему: у меня было время самостоятельно разобраться в чувствах. Главное, он знает, где меня найти. Я подписалась на странички «Ianus Lacrimae» в интересующих меня соцсетях, но там оказалось до обидного мало информации: группа работает над первым альбомом и сулит больше актива после релиза. Листая посты пятилетней давности, я с удивлением узнала, что раньше Лео был барабанщиком. «До чего неожиданная перемена!» — подумала я, рассматривая фото, на котором нынешний виолончелист сидит за барабанной установкой — в драной футболке, весь в поту, с мальчишеской улыбкой и волосами до плеч. Я прокрутила ленту выше и наткнулась на такое сообщение: «Дорогие подписчики, с прискорбием сообщаем, что наш барабанщик и соавтор большинства песен Ржавый, в миру известный как Лео Грин, выходит из состава группы по личным причинам. За барабанную установку временно сядет наш общий друг, но мы очень надеемся, что Лео сможет найти в себе силы, чтобы вернуться в строй. Держись, бро, мы с тобой! ✊» «О как… Этому посту без малого четыре года. Значит, тогда у Лео случилось что-то плохое. Когда же он вернулся? — Я продолжила листать: — Нет… нет… нет… выступление на разогреве… новая песня… смешное фото басиста… не то… не то… Вот! "Дорогие друзья! Даже не знаю, как подобрать слова, чтобы выразить общую радость членов группы! Спустя два года тяжкого самокопания наш любимый барабанщик Лео Грин (для друзей просто Ржавый) изъявил желание вернуться в состав «Ianus Lacrimae»! Закавыка в том, что сидеть за барабанами наш друг больше не желает. Подробности позже, но у нас намечается небольшой ребрендинг. Следите да новостями! 😉" Хмм… Ребрендинг — это, видимо, о виолончели и викторианских костюмах. Что ж, любопытненько. Будет о чем поговорить с Лео при встрече».***
Как и обещала, в понедельник после работы я сажусь в автобус и проезжаю три остановки до клиники. Сперва незначительное, за полтора дня мое беспокойство возросло. «Вдруг у папы найдут что-то помимо бронхита? — думаю я, запахивая джинсовку. — Он может ворчать сколько угодно, но тетя Мэри права: он безалаберно относится к здоровью». Здание больницы устало выглядывает из-за угла — мой живот неприятно скручивается. Когда мне было десять, я провела тут самую долгую и унылую неделю в своей жизни! С чем я лежала? Помню кашель и высокую температуру. Грипп, наверное. Или пневмония. Да какая теперь разница? Худую, закутанную в плащик фигуру отца я примечаю издали — стоит недалеко от входа, выгуливает на поводке кошку. Последний десяток метров я пробегаю, распахнув объятия. — Привет, папуль! — Утыкаюсь носом в костлявое плечо, вдыхая запах мужского лосьона. — Привет, Зефирка! — Он похлопывает меня по спине свободной рукой. Мы отстраняемся, и папино лицо расцветает морщинками. «Все же он выглядит намного старше своих лет», — в очередной раз подмечаю я с легкой печалью. — Ты похудел. Так и знала, что без меня перестанешь нормально питаться! Он отмахивается и кашляет в кулак. — Подумаешь, потерял пару кило. В этом заведении так кормят, что я мигом подберу их обратно! Скоро ужин, кстати. — Намекаешь, что мне надо поскорее валить? — Усмехаюсь я. Папа глядит на меня с укоризной и поправляет кепи. — Единственное, почему я не хочу тебя задерживать, это Берта. — Он озабоченно косится на пеструю кошечку, которая вынюхивает что-то у тротуара, нервно дергая хвостом. — Эта изнеженная барышня не привыкла торчать на улице. Папа поднимает Берту на руки, вызвав самый жалобный «мяу», что я слышала, и сажает ее в переноску. — Ничего, милая, скоро будешь дома, в тепле… — Он нежно гладит свою любимицу, защелкивает замок и поднимает с земли потертую спортивную сумку. — Так, смотри, тут полпачки корма (вам как раз должно хватить), потом лоток, наполнитель (тоже где-то полпачки), лежанка, игрушки и вкусняшки (за раз много не давай!). Донесешь сама? Может, такси? — Не нужно. Четыре остановки на автобусе и пять минут пешком — не переломлюсь. — Я взвешиваю сумку в руке и ставлю ее обратно на асфальт. — Жаль, что из-за работы я не могу навещать тебя, пока ты тут лежишь. Мы ведь — сколько? — почти месяц не виделись? — Это нормально. — Скрипящий смешок превращается в кашель. — Сейчас людям сложно находить время даже для самых близких. Мне радостно уже оттого, что ты не забываешь звонить. Якобы утешительные слова ноющей болью отзываются в душе. — …Когда, ты говорил, тебя выписывают? — Если ничего не переменится, то в четверг утром. — Поступим так… — Я снимаю рюкзак, открываю его на весу и шарюсь во внутреннем кармане. — Возьми, это запасные ключи от нашей квартиры. Ты помнишь, где я живу? Как выпишешься, поезжай ко мне и отдыхай до половины шестого. Когда вернусь с работы, у нас будет целый вечер в распоряжении! В принципе, поскольку Мэг в отъезде, ты можешь у меня переночевать. Папа берет ключи — его глаза искрятся умилением. Он молча обнимает меня за плечо и целует в лоб. Лишь в этот момент я по-настоящему понимаю, насколько мне его не хватало! Поговорив еще несколько минут, мы прощаемся, и папа скрывается за больничной дверью. «Надеюсь, все будет хорошо…» — думаю, глядя ему вслед. Подхватив одной рукой сумку, второй — переноску, я разворачиваюсь и едва не сталкиваюсь с двумя медработниками, мужчиной и женщиной. Они подхватывают меня с двух сторон под локти — все мы неловко смеемся и расходимся.***
Несмотря на усталость и голод, придя домой я первым делом разбираю кошачьи вещи. Берта в новом месте ведет себя насторожено, но куда спокойнее, чем на улице. — Ты моя девочка! Красавица! У кого мягкие щечки? У тебя самые мягкие щечки на свете! — мурлыкаю я, тиская недовольное животное. Формально Берта мой питомец: папа подарил ее мне на день рождения, но так сильно к ней привязался, что я помыслить не смела о том, чтобы их разлучить. В компании старой подруги вечер проходит уютно. Впервые со дня переезда я чувствую себя как дома. «Мэгги тоже любит животных. Может, нам стоит завести котенка?» — думаю, со всех сторон фотографируя пушистый калачик. Однако паршивица очень быстро напоминает, что домашнее животное — это ответственность и подчас источник беспокойства. — Берта, стой! Взмах хвоста, и невесть чем взбудораженная кошка, которая секунду назад дремала в кресле, исчезает в темном проеме форточки. «Твоюматьтвоюматьтвоюмать!.. Как я только додумалась распахнуть настежь окно?!» — Работая над рисунком, я забылась и открыла проветрить, не сообразив, чем это может обернуться. Я не трачу время на раздумья и панику: хватаю куртку, пакетик влажного корма и выскакиваю в подъезд. Сбегаю один этаж по лестнице, перепрыгивая через ступеньки, и всем телом наваливаюсь на тяжелую дверь — меня окутывает сырая прохлада. На ходу надевая джинсовку, я обегаю дом и встаю под окном своей квартиры. — Берта! — Имя густым паром вылетает изо рта. — Берта, кис-кис-кис… Ее здесь нет. Вот теперь меня одолевает паника: «Что скажет папа, если я ее не найду?! Он мне не простит… А Берта? Что с ней-то будет?» — Арррррр!.. Где же ты, глупое животное?!