Dualis

      Всякий раз, как в темном коридоре скрипит половица, тишина исходит безобразными трещинами. Голос дома, некогда родной и привычный, бередит страх, что дремлет у меня под сердцем, заставляя ступать на носочках и оглядываться через плечо. С самого дня, как здесь поселился нечистый, дом стал словно чужим — кажется, он соглядает из каждой тени и доносит о каждом моем вздохе! Глупости, конечно… недреманным очам демона не нужна помощь в слежке за несчастной душой, что лежит перед ним открыто. Обнаженно. Ожидая, когда он возьмет ее.       Я вздрагиваю и возношу руку, чтобы перекреститься, но застываю. До сих пор не уверена, вправе ли я молить Небеса о защите, коли сама пустила зло в свою жизнь… Трепещущей рукой я все же совершаю знамение. Свернув по коридору, захожу в свою комнату, спешно запираю дверь и прислоняюсь лбом к прохладному дереву косяка. Лишь теперь я замечаю, как сильно бьется сердце. Отчего? Оттого, что боялась встретить Зегала? Глупо… Я должна укрепить свой дух: покуда срок не выйдет, он всегда будет поблизости. И он ничего со мной не сделает, если я сама не дам позволение.       Привычным движением я тянусь к настенному рожку и зажигаю бледный огонек. Оборачиваюсь, шагая к умывальнику, и вздрагиваю всем естеством, не выпуская, впрочем, вздувшийся под горлом крик. Подперев рукой темнокудрую голову, Зегал полулежит на софе сбоку от кровати и смеется, не скрывая радости от моего испуга. В очередной раз поражаюсь тому, как непохож этот звучный, переливистый смех на неловкий, но милый смех Грегори…       Раздраженная весельем демона и тем, что он застал меня врасплох, я беру себя в руки и говорю как можно строже:       — Я запретила тебе приходить в эту комнату! Ты что здесь забыл?       — Запретила? — Зегал расплывается в кошачьей улыбке. — Если б ты действительно хотела что-то запретить, то прибегла бы к заклинанию. Как в тот день, когда наказала мне вести пресную жизнь без кутежа и разврата. — Знакомые искры, что так пугали меня поначалу, мерцают в темно-карих глазах. Оправляя воротник белоснежной рубахи, демон поднимается на ноги неестественно плавным, беспрерывным движением, будто невидимая сила толкнула его в спину. Я напрягаюсь как струна и холодно гляжу на него снизу вверх. Природа наградила меня до смешного маленьким ростом (чуть меньше пяти футов!) — Грегори всегда возвышался надо мной, словно башня, но никогда не выглядел так угрожающе.       Зегал поддевает мой подбородок указательным пальцем и договаривает, перейдя на вкрадчивый шепот:       — Так может, ты все же не хочешь держать меня на расстоянии? — Он склоняется, замирая в дюйме от моего лица. Я не отторгаюсь, потому что знаю: сам он никогда не преодолеет этот дюйм. Не в его природе брать желаемое силой — он лишь провоцирует, ожидая, что я подамся навстречу. Но я отталкиваю его руку и отвожу взгляд, заминая ткань платья потными пальцами.       Зегал не ждет ответа — заливаясь смехом, он целует мою макушку:       — Сладких снов, Аннет, — и покидает комнату.       Когда вновь щелкает замок, я чувствую облегчение, но вместе с ним странное, щемящее одиночество. Едва сдерживая всхлипы, преклоняю колена перед распятием, что висит над резным изголовьем кровати:       — Царю Небесный, утешителю!.. Да святится имя твое, да… Нет, не так… Царю… Небесный… Боже, я все перепутала!..       Как ни стараюсь, слова молитв рассыпаются, сбиваются в кучу или меняются местами. Сцепленные у груди ладони начинают подрагивать, смех демона все громче звучит в памяти, но вместо отчаяния призывает лишь злость! «Думаешь сломать меня, паршивая нечисть? Думаешь, я слабая? Нет уж! Я утру тебе нос и докажу, что это не так! Ты не получишь от меня ничего сверх обещанного! Сделка завершится, Грегори вернется, а тебя я забуду, как лихорадочный кошмар! Обещаю…»