Dualis

      Когда звуки внешнего мира остаются за дверью, мужчину оглушает собственный пульс: бегом, без передышки он проделал немалый путь и лишь теперь осознал, какому стрессу подверг организм. Опершись плечом о стену, он сползает вниз и валится навзничь. Мельком думает, что резкая остановка после нагрузки опасна вплоть до инфаркта, но продолжает лежать. Закрыв глаза, концентрируется на ощущениях в теле.       Быть человеком трудно. Быть человеком больно. Даже понарошку.       Когда пульс приходит в норму, он скидывает кроссовки, поддевая задники носками, нехотя встает, стаскивает толстовку и снимает плечевую кобуру, которая за время бега натерла ему кожу.       Пора возвращаться в реальность. Зегал. О нем так долго не было вестей — хотелось верить, что он каким-то чудом сгинул к чертовой матери! Мужчина невесело хмыкает, шаркает ногами в крошечную кухню и бУхает кобуру на стол. Берет из мойки стакан с присохшей апельсиновой мякотью, а из холодильника — стеклянную бутыль со стертой этикеткой. Наливает грамм сто, опрокидывает залпом и морщится. Чистый спирт — тоже хреново сочетается с нагрузками. К счастью, даже такому мелкому духу как он хватает энергии на ускоренную регенерацию — можно не думать, что вредно для тела, что нет. К слову…       Мужчина открывает кобуру, вынимает и крутит в руках компактный «глок 30». Стрелял он в панике, не целясь, попал в живот — скорее всего, задел печень. Для человека такая рана очень опасна, но Зегала из строя не выведет. Что будет, когда он залечится? Сразу откроет охоту или сперва закончит свои дела с этой Агнес? Не стоит ли залечь на дно? Уехать куда-нибудь на край света? А впрочем, какой смысл? Злопамятный аспид не оставит обидчика в покое — достанет рано или поздно.       Мужчина весь передергивается, и стакан, по-прежнему зажатый в его руке, разлетается по кафелю звенящими осколками. Усталый взгляд упирается в кровавую ладонь. Тяжелые капли падают на пол.       Все же с Зегалом что-то не так…

***

      Утро светит сквозь щель в незнакомых шторах. Простонав в подушку, я перекатываюсь с живота на спину и блуждаю мутным взглядом по своей временной комнате. Цвет зеленого чая — удачный выбор для стен, можно взять на заметку. Наверное, мама Лео любила зеленый — в дизайне кухни акцент также сделан на этом цвете. Не потому ли она вышла замуж за человека с фамилией «Грин»?.. Что за глупости лезут в голову спросонок?       Через двадцать минут я заставляю себя принять вертикальное положение, но сохраняю его не без усилий. Сон пришел ко мне под утро и спокойным не был. Голос безымянного демона вновь и вновь звучал в памяти: низкий, с хрипотцой и какой-то бесцветный — странным образом сочетающий апатию и раздраженность, бесконечную усталость и скрытую силу. Надеюсь, мне не придется услышать его вновь.       Но стоило одному голосу затихнуть, как вместо него звучал другой: «Я хочу, чтобы ты была со мной, готов растерзать любого, кто косо на тебя посмотрит, хочу вдыхать твой запах, видеть обожание в твоих глазах, заниматься умопомрачительным сексом!» — Стыдно признавать, но, несмотря на доводы здравого смысла, я тоже всего этого хочу. Как мне отвергать Зегала, живя с ним под одной крышей? Вопрос, кажется, риторический — наше сближение неминуемо, потому что рядом с ним я теряю контроль над чувствами…       Надев лифчик под одолженную у Лео футболку, я натягиваю джинсы и крадусь мимо гостиной. Диван, где я оставила раненого демона, пустует — заготовленное приветствие обращается в выдох. Пройдя дальше, я запираюсь в ванной, умываюсь и чищу зубы. С любопытством изучаю баночки и тюбики самых разных средств для волос, расставленные сбоку от раковины. Даже Мэг не может похвалиться такой коллекцией уходовой косметики! Впрочем, не вижу ничего смешного или странного: считается, что мужчинам сложнее отращивать волосы — те растут медленнее и «живут» меньше, чем у женщин, вот Лео и ухаживает за своей шевелюрой.       Закончив с утренней гигиеной, я иду в кухню, выпиваю воды из чайника и открываю холодильник — внутри поживиться особо нечем: три яйца, хлеб, немного сливочного масла, подсохший сыр, полпачки молока, майонез и кетчуп. Стараясь не шуметь, ведь комната Лео сообщается с кухней, заглядываю в шкафчики — нахожу пять картофелин, две луковицы, немного специй и целый ящик, забитый бич-пакетами. «Оп-па… Прямо-таки мечта голодного школьника. Это так Лео питается? Очень нездорОво. Впрочем… будет ли тот, кому не страшна сквозная дыра в животе, всерьез париться о возможной язве?»       Изучив расположение посуды и кухонных приборов, на завтрак я съедаю вареное яйцо и тост с маслом. Зевая, поглядываю на кофе-машину, но все же завариваю крепкий чай. Кофе мне, откровенно говоря, никогда не нравился.       Бездумно колупая ногтем знакомую скважинку в столешнице, я вздрагиваю, когда позади щелкает замок.       — Доброе утро… — шепчу, обернувшись.       — Утро добрым не бывает. — Растрепанный, бледный, по-прежнему перебинтованный Лео затворяет дверь и вперевалку проходит мимо, избегая смотреть на меня.       — Тебе завтрак сделать?       — А? Не… Не утруждайся, — хрипит он, исчезая в коридоре.       — Мне несложно, — кричу ему вдогонку. После паузы слышу:       — …Ладно. Спасибо.       Я отпиваю из кружки, достаю сковороду и режу заранее отваренную картошку. Обжарив ее на сливочном масле, добавляю нашинкованный лук и через пару минут разбиваю яйца. Пока блюдо доходит под крышкой, натираю сыр. Между делом допиваю первую порцию чая и тут же завариваю вторую.       Лео возвращается минут через пятнадцать — освеженный, волосы расчесаны и заплетены в косу, торс свободен от ненужных уже бинтов. Невольно проскользив глазами по его фигуре, я нахожу небольшую болячку, еще вчера бывшую пулевым ранением.       — Любуешься? — криво усмехается парень. Игнорируя не то подкат, не то подкол, я киваю на тарелку. Он хмыкает и кряхтя садится напротив. — Яичница по-испански?       — Ага. Мой папа такую любит.       — Мама тоже готовила. Сам-то я повар не очень.       — Я догадалась. Ну, пока я тут, питаться будешь по-людски. Только надо продуктами закупиться.       Он улыбается, кладет в рот кусочек и кивает сам себе.       — Оч вкусно. Спасибо.       Мы стихаем. Лео задумчиво жует, я тихонько хлюпаю чаем. Кажется, нам обоим неловко. Едва удержавшись от очевидной глупости вроде «ну, что, будем вместе жить?», спрашиваю:       — Как себя чувствуешь-то?       Он поднимает ироничный взгляд.       — Как человек, которого пулькой просквозили. Но могло быть хуже: основной «удар» Зи на себя принял, а я, как видишь, уже ничего. Того гляди, к ночи заживет. — Следующий кусок Лео глотает почти не жуя и торопится добавить: — Кстати, на будущее: ты не верь, когда Зегал из себя умирающего корчит, как вчера. Он, конечно, боль чувствует, но может значительно ее заглушать. Мудровка хитрожопая, — добавляет он себе под нос, случайно выплюнув кусочек картошки. Я растеряно заминаюсь:       — Ну, не сказала бы, что он «умирающего корчил»… Обычный человек на его месте страдал бы сильнее.       — Просто поверь на слово, — двигая вилкой, словно смычком, Лео изображает игру на виолончели, — Зегал изящно сымпровизировал на твоем чувстве вины, не теряя при этом достоинства. Рассчитывал, видать, на… этот… — он ежит лоб и щелкает пальцами, — синдром Фрэнсис… нет…       — Эффект Флоренс Найтингейл?       — Во! Принц твой за тебя пострадал — жалей его теперь! — Я ловлю себя на мысли, что не так уж удивлена. С легким раздражением думаю, что Лео раздувает слона из мухи, и пожимаю плечами. Он буравит меня взглядом и выдает с неожиданным упреком: — А ты и рада повестись, да? Забила на мои предостережения? «Я действительно влюблен в тебя, Агнес» — и все, растеклась красавица. А не пугает тебя эта его «любовь»?       Я столбенею, словно парализованная, — охреневаю, проще говоря. Какого черта это хмырь меня осуждает?! В душе вздымаются обида, возмущение, желание немедля послать его в унизительно-эротическое путешествие, но я одергиваю себя на вдохе и медленно выпускаю воздух. Мало дел я натворила под действием эмоций? И какой смысл пикироваться, если устами Лео как будто говорит мой внутренний голос? С самого начала, еще по записям в дневнике было ясно, что парень — прямолинейный, пусть и грубый правдоруб, и я вовсе не считаю это недостатком. К тому же у него найдется тысяча и одна причина выступать против Зегала.       Прокрутив все это в голове, я честно, даже почти спокойно отвечаю:       — Пугает. Сильно. Но, видать, недостаточно. Можешь меня упрекать, можешь считать наивной дурочкой (будешь прав, наверное), но Зегал… меня дико, неописуемо тянет к нему. То ли причина в сделке или его отношениях с Аннет, то ли он вообще на всех так действует — не знаю. Я хотела держаться в стороне, но сам видишь, как судьба распорядилась. — На глазах внезапно выступают слезы. — Наверняка я буду жалеть до конца своих дней, но оттолкнуть его не сумею. Пара красивых слов, мимолетное касание, обезоруживающий взгляд — и сама не замечу, как… — Я обрываю фразу, запоздало сообразив, что признаться в своей слабости Лео значит признаться и самому Зегалу. Прикусываю губу и промакиваю лицо воротом футболки. — В общем, тебе все равно не понять.       Слушая меня, Лео прекратил жевать, будто встал на паузу.       — Погоди-ка… — Он резко (насколько позволяет его состояние) встает, исчезает в комнате и тут же выходит. — Вот! Прочти. — Протягивает мне сложенный лист бумаги, подписанный «Для Агнес» и садится обратно за стол. Молча проводив его взглядом, я раскрываю письмо:       «Здравствуй, прелестница! Надеюсь, тебе спалось хорошо, хоть и понимаю, что вряд ли. Как обещал, я всю ночь размышлял над ситуацией, и у меня для тебя два важных известия.       Во-первых, я понимаю, что ты не доверяешь мне в полной мере и чувствуешь себя настороженно; чтобы наше внезапное сожительство тебя не стесняло, я решил предоставить тебе «оружие» против меня. Надеюсь, ты оценишь широту этого жеста.       Помимо заклинания завершения сделки, которое нам предстоит узнать, призывающий — помнишь? — сочиняет заклинание-приказ: произнеси его вслух, назови имя подвластного тебе духа и озвучь свое желание — дух подчинится сей же час. Аннет отдала мне приказ лишь однажды, но я помню его слово в слово: «Haz mi voluntad, Зегал! — сказала она, сморщив свой маленький носик. — Я запрещаю тебе порочить имя Грегори поведением, недостойным джентльмена!»       В те годы в Англии были модны испанские мотивы — Аннет неплохо знала язык и из него взяла слова для заклинания. «Haz mi voluntad» значит «исполни мою волю» — и прямолинейно, и красиво, и едва ли может случайно прозвучать в английской речи.       Надеюсь, это знание придаст тебе спокойствия и покажет, что мне важно твое доверие.       Во-вторых, у меня есть идея по поводу твоей драгоценной работы, но чем марать бумагу, проще изложить ее лично. Пока скажу одно: не хочешь увольняться — не надо.       До встречи поздним вечером!       P. S. Полагаю, это очевидно, но на всякий случай попрошу тебя не покидать сегодня квартиру.»       Прочитав письмо дважды, я бормочу себе под нос:       — Хэз ми вол… волюнтад? Так это произносится?       Лео отодвигает пустую тарелку и молча печатает в телефоне. Женский робоголос произносит фразу. Мы несколько раз переслушиваем — я пытаюсь повторять.       — Haz-mi-vo-lun-tad — похоже?       — Да, вроде. — Лео скрещивает руки на груди. — Получается, теперь ты можешь повелевать нашим Зи. Понимаешь, что это значит?       — Раз я не в силах устоять перед его подкатами, то могу… запретить ему подкатывать, — шепчу, рассматривая древесный узор столешницы.       — Именно так я и подумал! Сказать по правде, меня смущает этот его жест, я даж допускаю, что заклинание — фейк и нужно только для того, чтоб дать тебе иллюзию контроля… но нарушить фейковый приказ значит вывести самого себя на чистую воду, так что, наверное, его все равно можно использовать…       — Да. Верно. Хорошая мысль.       Значит, теперь у меня есть четкий выбор? Почему от этого грустно?.. Только что я верила, что близость с демоном неизбежна, и в этой неизбежности, пусть она и пугала, было странное фаталистическое спокойствие.       Вспоминается случай, когда три года назад мы с Мэг уехали за город кататься на тюбе : я забралась высоко по склону, сильно разогналась, подлетела на ледяной кочке как на трамплине и несколько раз перевернулась в воздухе, прежде чем покатиться кубарем и окунуться затылком в ручей. Тогда я испытала что-то похожее: осознание, что все пошло не так и может плохо кончится, но обратно не повернешь и надо просто принять ситуацию. Теперь оказалось, что повернуть еще не поздно, что все зависит от меня и что мне одной нести ответственность за решение и его последствия.       Тихий голос выманивает меня из раздумий:       — Агнес? — Я поднимаю голову и встречаю мягкий взгляд серых глаз. — Ты прости, если обидел. У меня язык впереди ног бежит, всегда так было. Я не считаю тебя наивной дурочкой — как раз наоборот. Мне кажется, ты умная, добрая и очень… — он заминается в поисках подходящего слова: — …светлая. По-моему, ты слишком хороша, чтобы Зегал тебя — того. — Комплименты Лео просты, но искренни — от них немного неловко, но в груди все равно теплеет. Накручивая на палец выпавшую из прически прядь, он продолжает: — В общем, я тебе не командир, но советую до вечера решить, чего ты там на самом деле хочешь. Потому что — зуб даю! — если рана заживет, ходить вокруг да около Зи не станет.       — Силой возьмет что ли?.. — нервно усмехаюсь я.       — Да не, что ты… Не в его это характере. Вспомни, как он впервые тебя поцеловал: наклонился и замер, чтобы ты шагнула навстречу — прям по методу Хитча. Точно так же он ведет себя в постели: добивается, чтоб девушка не удержалась и либо сама его оседлала, либо стала упрашивать. А с тобой-то это ваще дело чести. Подумай: Аннет пять лет изводила его своей выдержкой! Имхо, он принципиально хочет ее — то есть, твоей — «капитуляции».       Звучит неприятно, но похоже на правду. Переварив услышанное, я не могу удержаться от вопроса:       — А много у него было девушек?       Лео сохраняет невозмутимый вид, но принимает важную осанку — видно, что заложить «сожителя» ему только в радость:       — Я учет не веду, конечно... Вряд ли больше сотни. — Я непроизвольно сжимаю челюсти. — Понятно, что все одноразовые: снял, переспал — до свидания. Плюс немного гипноза по моей просьбе, чтоб они забыли, с кем именно кувыркались. Не то чтобы я сам никогда не трахался без обязательств, но репутация блядуна мне ни к чему.       Лео осторожно поднимается, убирает со стола и встает у мойки. Постукивая ногтями по полупустой кружке, ловлю себя на полной высокомерия мысли, что те девчонки мне не ровня — для Зегала, по крайней мере. Встряхиваю головой, чтоб ее отогнать — разноцветные искры пускаются в пляс перед глазами. Я понимаю, что ложная бодрость начинает выветриваться, залпом допиваю чай и отдаю кружку Лео.       — Я, наверно, искупаюсь и побуду у себя. Ты не против? Выглядит так, будто я сбегаю…       — Да нет, конечно. Тебе надо подумать — я понимаю. — Он глядит на меня сверху вниз, улыбается с печальной теплотой и возвращается к мытью. — Но я рядом, если чо. Захочешь поговорить, посмотреть кинч, еды заказать, в приставку, не знаю, рубануться — только дай знать. И вообще, не стесняйся, чувствуй себя как дома!       Я киваю и разворачиваюсь, сдержав желание примирительно положить руку Лео на предплечье. Мне о многом хотелось бы его расспросить, но не сегодня.       И все же один вопрос останавливает меня в дверях:       — Лео?       — М?       — Как думаешь, существует ли вероятность, что все это… что Зегал в сговоре с тем вторым демоном и подстроил эту ситуацию, чтоб я к нему… к вам переехала?       Лео замирает, склонив голову набок, выключает воду и поворачивается ко мне:       — Интересная мысль… Но как бы мне ни хотелось разоблачить какую-нибудь его подлость, все же, думаю, нет. Он действительно был на нервах — я чувствовал, но не знал, почему.       — Что ж, и на том спасибо, — тихо выдыхаю я.