Эхо войны

Петя проснулся, нет, скорее, подскочил. Ощущение, будто и не спал совсем, голова болела, тело тоже, как будто несколько часов в зале железки тягал. Лениво поднялся с кровати, тут же потянулся за пачкой своих Malboro Gold, вяло прикурил и полностью голый, шаркая босыми пятками, поплёлся на кухню. Олег стоял у плиты, ловко переворачивая блины на сковородке. Петю он проигнорировал, а тот чуть сигарету изо рта не выронил. — Ты что делаешь? — спросил Хазин, стоя, скрестив руки, в дверном проёме. — Трусы запретили новым федеральным законом? — не отвлекаясь от готовки, вопросом на вопрос ответил Олег. Петя матернулся себе под нос, но в комнату за штанами всё-таки вернулся. — Садись давай, мне пришлось на двоих делать, не рассчитал, — врёт, конечно, всё он рассчитал, не зря же в армии готовил на целое отделение. Петя молча сел напротив и потянулся к блинам с нарочно равнодушным видом. — Слушай, я понимаю, что сейчас, наверное, не самый подходящий момент, но моя просьба всё ещё актуальна. И прости, что я вчера бухой припёрся, полку починю. — Блять, Олег, полка? Ты серьёзно? Тебя это сейчас волнует? — как-то устало и разочарованно выдохнул Петя. — Нет, меня волнует поиск адвоката в первую очередь. — Я тебе помогу. Но учти, что если у следователя будут неопровержимые улики, максимум, что я смогу сделать, это постараться, чтоб тебе хотя бы не дали пожизненное. Если у тебя стоит психиатрический диагноз, это может помочь, присяжных всё равно не будет, это они обычно не любят «не таких». С другой стороны, если кто-то задался целью тебя посадить… — Петя притих, вспомнив о Разумовском. Он, конечно, не о работе поговорить хотел. Ещё это вязкое, противное чувство вины из-за вчерашнего. — Да, я всё понимаю и чуда не жду, просто за такое дело скорее всего никто не возьмётся… Ты всё равно не обязан соглашаться, Петь, — с беспокойством в голосе сказал. Он вдруг понял, что боится за Хазина, да ещё и почувствовал укол вины за то, что взвалил всё на его пусть и не очень хрупкие плечи, но на него одного. — Ты несколько раз сказал, что скорее всего только я могу тебе помочь. Пахнет манипуляцией жалостью, но я сделаю вид, что не заметил. Слушай, меня такой хуйнёй не напугаешь, я готов работать, к тому же мне пригодится опыт частной практики. — Я спорить не буду, но хочу, чтобы ты знал, что мне это решение тоже нелегко далось. Что по гонорару? — Поспешил сменить тему. Говорить о своих чувствах по этому поводу он не хотел, да и не мог, потому что совершенно не понимал их. Всё произошедшее за последнюю неделю сдавливало голову тисками. — Сдурел? У меня деньги есть, я за такое не возьму. Если б я мог тебе свободу пообещать, дело другое. — В тюрьме деньги не нужны, — мрачно отметил Олег. — Ладно, с этим потом разберёмся. Надо собрать данные, которые пока можем достать до возбуждения дела и окончания предварительного расследования. Подумаем, как в теории можно будет выстроить линию защиты, а потом будем ждать, что эти пидорасы скажут. На Петю вдруг снежной лавиной обрушилось осознание того, что с Олегом ему недолго осталось. Вероятность того, что он не попадёт в тюрьму, стремится к нулю. Математику в школе он прогуливал, но зато уголовный закон знал хорошо. Чёрт, опять тремор пробил пальцы. На Волкова он не смотрел, аппетит пропал, Петя вяло дожевал свой блинчик и тихо проговорил: — Спасибо. Очень вкусно. Давно не ел еду не из доставки. Олег улыбнулся уголками губ, принимая благодарность. Задумался, опустив взгляд в кружку с чёрным кофе. Повисла неудобная тишина. Он коротко постучал пальцами по столу, но лучше особо не стало. Тишина казалось какой-то неправильной, такой же неправильной, как и Олег с Петей, как и всё вокруг них. Волков перетасовывал в голове, словно карты, мысли о Сером, о том, что между ними было и на что он шёл ради рыжего. Сердце болезненно кольнуло, прервав мыслительный поток, но не окончательно вернув его в реальность. — Серёж… — начал было Олег, но тут же притих и ошарашенно напрягся, когда понял, что он сказал. Петя дёрнулся, как будто обжёгся об чашку с кофе, и замер — слова не находились. Он по старой привычке затушил дотлевающую сигарету об руку — в моменты сильных душевных переживаний справлялся так, смещая фокус на физическую боль. Поморщился, но ожидаемого эффекта самоповреждение не принесло. Обычно он тушил сигарету об колени и голени, чтоб не было видно, но сейчас мешали домашние штаны. — Блять, ты чего? Прости, прости, пожалуйста, я не… — испуганно пробормотал Олег, мотая головой. Он хотел было мягко взять Петю за руку, но тот соскользнул со стула, едва чужие пальцы коснулись запястья, и быстрым шагом направился к двери. — Забей, я пойду прогуляюсь. Ключи висят на крючке в коридоре, закроешь, когда будешь уходить. — Петю затрясло. Долбанный тремор. Он сморгнул проступившие слёзы, что-то тело сегодня совсем подводит. Наскоро натянул пальто, накинул на шею шарф, но с ботинками разобраться так быстро не получилось, трясущиеся пальцы не слушались и путались в шнурках. Блятьблятьблять. Он чувствовал как сосуд внутри него уже заполнился до краёв, и содержимое вот-вот норовит выхлестнуться наружу. В горле неприятно защипало. — Может хоть ожог дашь обработать? — тихо сказал Олег, оставаясь на безопасном расстоянии, боялся подойти ближе, опять сделать что-то не то. — Ты ведь это не в первый раз делаешь, да? — Какой ожог? — голову не поднимал, всё ещё пытаясь разобраться со шнурками. Рукав пальто задрался, обнажив свежий, ярко-красный с розовыми краями рубец, Хазин опомнился, — а, этот, да не, это в порядке вещей. — Второй вопрос он разумеется проигнорировал. Олегу ответ и не требовался, всё и так было понятно. — Петь, прости… Я беспокоюсь. Оправдываться не буду… — Петя его оборвал, сглотнув комок. — И не надо, я всё понимаю, тебе нужно время, я пойду. — Он прошмыгнул за дверь и, спотыкаясь, полетел по лестнице вниз, на улицу, к свежему воздуху. Зажмурился, чтобы не заплакать, содержимое внутреннего сосуда уже разливалось по груди. Как только он выскочил из подъездной двери, горячие слёзы буквально ручьём потекли по щекам, выжигая солью красные полосы на коже. Петя не мог понять, почему нечаянно пророненное Олегом слово так сильно его подкосило и оттого плакать хотелось только больше. Особенность его расстройства не позволяла ему обратить внимание на другие факты, в голове эхом пульсировало только «Серёж». Он плакал, потому что запутался в самом себе, потому что думал, что понимает, что чувствует Олег, но сейчас он потерял все ориентиры. Он сидел на асфальте за домом, прислонившись к стене, глотал слёзы. Ожог болел и сочился сукровицей. Он очень злился. Злился на Олега за то, что тот вот так вот вывалил на него все свои проблемы, хотя не хотел раньше говорить, злился на то, что он так и не отпустил то, что было с Разумовским. Но больше всего он, конечно же, злился на себя. За то, что не может оборвать это всё. За то, что он кажется начинает чувствовать. Петя вернулся в квартиру, хлюпая носом, засунул ключ в замочную скважину, провернуть до конца не получилось — не заперто. Олег забыл закрыть дверь? Двойка тебе, Петь, он и не уходил никуда. Олег, услышав шарканье за дверью, вскочил как солдат, привычка. — Зачем ты остался? — Помочь тебе хочу. — Да нахрен ты мне сдался, спасатель херов? Скажи честно, ты вчера, когда меня трахал, тоже рыжую башку представлял? — он не хотел кричать, очень старался не срываться. Но у Олега было такое дурацкое жалостливое выражение лица, что захотелось даже втащить. Петя своих мыслей испугался. — Нет. — Молчал. Хотел что-то добавить, как-то сгладить обстановку, но ничего лучше не придумал, — Петь, это сложно. — Не говори мне про сложности. Олег сделал короткий, но глубокий вдох и медленный выдох. — Послушай, тебе не стоит углубляться в мои отношения с Серым. Это в прошлом, но мне пока тяжело полностью от него избавиться. Я думаю, ты понимаешь, что это такое. Не отпускает окончательно. — Я понимаю, Олег, понимаю, только мне это всё ни к чему. Это не моя ответственность, окей? Я не хочу быть заменой, это… — не смог договорить, отвернулся. Слёзы предательски заклокотали внутри. Он задрожал, но сглотнул комок. Ему показалось, что они вот уже начали сближаться, но на деле каждый из них будто делал один шаг вперёд и два назад. Волков крепко зажмурился, на скулах проступили желваки. Петя и правда в чём-то был похож на Серёжу. Та же целеустремлённость, внутренний стержень. Бешеная самоотдача и смертельная хватка. Петя такой же гордый, замкнутый, у него такие же резкие и нервные движения. И волосы такие же мягкие и непослушные, правда цвета спелой ржи, а не огненно-рыжие. А ещё руки у него так же дрожат иногда и совсем не от холода. Но он не Серёжа. Он не устраивает истерик и мании величия тоже нет, а ещё губы у него кажется более мягкие, Серёжа всегда их обкусывал… Олег вдруг задумался. Они ведь по сути даже ни разу нормально не целовались, он не помнит, какие у Пети губы. На вид, конечно, и правда мягкие. — То есть ты уже поменял свой взгляд на то, что между нами? Раньше тебя мало интересовал твой статус — просто трахать тебя надо было, не заглядывая в глаза и руки особо не распуская. — Петя коснулся самого глубокого и самого болезненного, добрался до той глубинной тьмы, которой боялся и сам Олег, поэтому в ответ он впервые начал по-настоящему ругаться. Лаял как собака, на чью территорию ступили без спроса, а так ведь и получилось. — Петь, я не понимаю, что ты от меня хочешь. Вчера ты первый шаг сделал, не я, потом ты сам меня оттолкнул. Ты не даёшь даже прикоснуться к тебе нормально, в глаза никогда не смотришь. Я понимаю, что у нас обоих за душой много дерьма, но если про моё ты знаешь, то о своём ты не говоришь никогда. Что ты от меня хочешь? Что бы я ни делал, тебя всё не устраивает. — Его слова ледяной сталью резали пространство. — Я знаю, сейчас я жёстко проебался, но ты мне лучше скажи, почему тебя это так задело, если тебе вроде как плевать на чувства, тебя изначально интересовал только разовый перепихон? Хазин выслушал его, не дрогнув ни единой мышцей. Помолчал, ковыряя взглядом старое пятно на ковре в коридоре. Тишина зависла между ними, сдавливая грудь и мешая вздохнуть. Ну конечно, он не рассказывает ничего, потому что кому будет нужен бывший наркоман (а бывших наркоманов не бывает), который, будучи обдолбанным, подкинул свою наркоту парню-студенту, за что тот на семь лет загремел. Кто угодно будет для него слишком хорошим. Как можно строить нормальные отношения с другими, если у тебя с самим собой проблем и недопонимания по горло. Петя от других ждёт такого же отношения к себе, как у него с парнем в зеркале. А ведь он от него глаза обычно стыдливо отворачивает. До сих пор боится увидеть того Петю Хазина из прошлого. — Я не знаю, — честно признался, — я запутался. — Петя опустился на край дивана и отвернулся к окну. — Уйди, дядь, разберись со своими призраками прошлого, тогда и возвращайся, у меня нет сил на это. — А ты в себе разберись, Хазин, — сквозь сжатые зубы ответил Олег и постарался как можно быстрее уйти. Северный ветер чуть остудил его кипящую от мыслей и чувств голову, но ясности не принёс. В чём-то Петя был прав. Да почти во всём, но Олегу пока не хватало сил и смелости заглянуть так глубоко в себя и разбередить старые раны. Он не был готов снова столкнуться с тем, что ему пришлось пережить, не был готов проживать это заново. Он думал, что если закопает поглубже, заткнёт чем-то прореху, то никто не узнает, но его раскрыли слишком быстро.