Вязь

      Утро началось со звонком будильника. Верона не выспалась. Не могла сомкнуть глаз после произошедшего и все гадала, правильны ли были ее поступки. Шахрур едва ли оказался желанным гостем, а вот проказником стал. Это ведьма поняла особенно явственно, когда услышала, как кто-то грызет ее дверь.       «Совсем, что ли, обезумел от заточения…» — подумала Верона, но поспешила подняться. А там все оказалось до банального просто, словно у нее проводил ночи семиклассник: джинн выпустил грызунов. Пушистые комочки свободно гуляли по коридору, кухне и ванной. Кто-то вальяжно восседал прямо на столе и плетеной скатерти, кто-то корректировал красоту обоев, кто-то с удовольствием завтракал комнатными растениями. Верона тяжело вздохнула и отправилась к джинну с дурным настроением.       — Зачем? — шипела ведьма, а у самой от гнева, казалось, волосы шевелились. Того и гляди зашибет статическим электричеством кого-нибудь из крыс. А Шахрур веселился! Впервые за эти дни невольник хохотал почти в открытую, гоняя ладонью по дивану одного из грызунов.       — Может, чтобы ты сказала «Шахрур, я желаю, чтобы ты навел порядок!»? Я ужасный сожитель, госпожа. Тебе будет спокойнее, если ты отпустишь меня поскорее, — сладко улыбнулся он, хитро щуря черные глаза. Верона выдохнула. Внезапно ее руки взметнулись, слова сами сплелись в лихую вязь, прося выжечь черного с ведьминской земли. И действительно жгло. Джинн взвыл, вцепился пальцами в ворот, залез под футболку. Грудь негодяю жег староверский крест, что все еще висел на нем, как напоминание о случившимся с Исмаилом.       — Maaras! Elif air ab dinich! — ругался Шахрур, срывая с себя ведьмин подарок, что в ту же секунду полетел ей под ноги. — Yaleinkum. Ты хочешь моей смерти, женщина. В следующий раз я тоже буду бить тебя по больным местам, если захочу досадить!       — А ты и бьешь, нечисть неблагодарная, — фыркнула Верона. — Вы потому и черные, ибо душу испачкали. Обижаешься, что у меня нет желаний? Так не придумала я еще. Придумаю. Это быстро не делается для человека, у кого в крови не желать большего. Что оставила тебя здесь, это обидно? Так тебя ищут, дурья твоя башка! Вот и оставила. Ты тут в безопасности. Ты не сможешь обеспечить себя в человечьем мире. Ешь мою еду, спишь в моей кровати, тепло тебе, не сыро, так еще и гадишь. Попробуй что-нибудь со мной сделать. Я посмотрю, что с тобой твое же кровавое обещание сотворит, Лихо.       Верона сплюнула джинну под ноги и не дала ответить. Сразу отвернулась, зашептала что-то, и скоро все грызуны сбежались к ней. Осталось только рассадить их и закрыть клетки. К счастью Шахрура, каждый из любимцев оказался цел.       Лишь на кухне ведьма пришла в себя. Гремела с досады кастрюлями, едва ли глядя в сторону джинна, что стал теперь ее мрачной тенью. Он бродил за Вероной по дому нахохлившись и молча сверлил взглядом, так ни за что и не ответив, не извинившись. Еще и правда, небось, завтрака ждал.       — Ты бы хоть по имени меня звала, женщина, — рыкнул Шахрур наконец вполголоса, скрестив руки на груди. — Я тебе предложение сделал — такое, в котором мне никакой свободы нет, — это для тебя лучше, чем дружба! А ты меня все — черный, черный. Я тебе не какой-то там бес подколодный.       — Ты скот. Как себя ведешь, так зваться и будешь, — зло ответила Верона, не глядя на джинна. Она уже пожалела о своем решении, а только утро наступило. — Я сниму заговор перед работой и катись на все четыре стороны. Не забудь свои пожитки несчастные отмыть, а то босиком осенью несладко. И желательно не в моей ванной. Ты ж у нас самодостаточная нечисть.       «Это тебе не лампа», — застряло у ведьмы в горле, но так и не было высказано. Потонуло в кипящей воде вместе с гречкой, которую готовила Верона. Не могла она Шахруру приносить лишней боли, а от этого самой только хуже стало. «Слабая. Вот черный бы не жалел», — кусала губы ведьма. А он и не жалел.       — Ну вот видишь, как можно было, — ядовито бросил Шахрур. — Аж на душе полегчало.       Ведьма стрельнула взглядом, выключила плиту и швырнула в джинна горячий половник. Тот увернулся и зашипел, мешая брань со звоном упавшей стальной посудины.       — Язык у тебя отсохнет, черный. Земную жизнь уважать надо и не пачкать, бессовестное отродье.       Верона никогда так быстро не собиралась на работу. Даже краситься не стала, пошла как есть.       Весь день ведьма провела как на сковородке. Дела не клеились, а она работала экономистом. Должность серьезная, требующая внимания и сосредоточенности, но не из-за счета. Выдержка необходима была для борьбы с неприятным коллективом. Цифры в формулы даже к концу рабочего дня не сложились, а потом о себе напомнила коллега. Мол, Верона обещала ее младенца посмотреть: у сына женщины часто случались истерики. Ведьма и правда обещала, только вот вести пациентов домой не хотелось. Что там могло ее ждать? Саранча? Нападение жаб? Пожар? Стрелка часов остановилась на семи, казалось, с оглушительным треском. Ведьма домой плелась с той скоростью, какой позавидовала бы себе в детстве с грузом двойки в портфеле.       Веры Шахруру не было, но в этот раз дом встретил хозяйку спокойным и нетронутым. На минуту Верона даже подумала, что джинн, возможно, и правда ушел, но обувь и куртка Исмаила нашлись в прежнем виде и на том же месте, где ведьма оставила их. Дурной гость добился, чего хотел, но своей победой так и не воспользовался!       — Здравствуй, — приветствовал Верону Шахрур, когда она заглянула в его комнату. Джинн сидел на полу, привалившись спиной к дивану, рядом со стопкой книг. Каждую из них ведьма узнала — это была ее библиотека. Ботанические справочники, мифы и легенды, художественная литература, история — никакой системы в выборе джинна не нашлось. А может, и не должно было найтись. Удивительно другое — Верону не встретили ни язва, ни издевка, ни злоба или обида. Шахрур казался лишь задумчивым и утомленным, не более.       — Что ты делаешь? — хмурилась ведьма, складывая руки на груди. — Зачем тебе мои книги?       — Я читал. Изучал твою землю, ваши взгляды и быт, ваш язык, — тем же серым тоном ответил Шахрур. — Обращался аккуратно. Поставлю на место.       Верона напряженно застыла, бегая взглядом по джинну. Хотелось высмотреть в нем подвох, но ничего не намекало на обман или подлость. Только на вездесущую обиду Шахрура на мир. Верона осторожно спросила:       — На улицу ходил?       — Нет. Ты права, пока что я не могу этого сделать даже без твоих заклятий... Душа Исмаила все еще здесь. А пока она здесь, тело принадлежит ему. Его узнают.       Джинн вздохнул и потер лоб, а затем собрал все книги в стопку и, придержав ее двумя руками, донес до шкафа. С тихим шорохом пожившие тома возвращались на свои законные места. Верона сверлила спину Шахрура, думая о том, что упрямее осла она в своей жизни еще не встречала.       — Мы можем его отпустить к предкам? — сдалась ведьма через пару мгновений.       — На самом деле немного толку мне будет от его души… Поэтому — можем, хотя его проводы и будут в высшей степени неправедными. Я фа́сик, как и он. Как и он, я отверг веру в Аллаха, но если Исмаила еще можно считать лишь заблудшим, то отпевать его будет фа́джир, которому уже нет прощения, если кто-то наверху волен прощать.       Джинн фыркнул и, отряхнув руки от книжной пыли, встал. Он приблизился к Вероне почти вплотную, внимательно глядя ей в глаза, будто там хотел найти окончательный ответ — верно ли его намерение.       — Мне нужен текст Корана, — добавил Шахрур. — Как ты понимаешь, проклят я уже настолько, что не помню Писания.       — У славян это называется склероз.       Верона, пока джинн не передумал, притащила тому ноутбук с запущенным браузером. По запросу поисковая система выдала Писание, а ведьма ломала руки в нетерпении. Неужели он действительно отпустит несчастную душу? Не издевается ли опять? Но Шахрур, пробормотав под нос «спасибо», уселся на ковре по-турецки и начал читать. Он тихо ругался, когда не выходило с первого раза совладать с ноутбуком, но удивительно быстро добивался сноровки и в этом. Неизвестное не пугало джинна, и иногда он даже позволял себе отвлекаться, с любопытством пробуя на ходу какую-то новую функцию; а спустя некоторое время не без восхищения выпалил:       — Кто бы мог подумать, что за два столетия ваш глиняный народ освоит такие технологии… Вы не одарены природной магией, но явно умеете творить ее разумом.       — Это еще что. Это старенький ноут, совсем не вершина технологического прогресса. Знал бы ты, что уже существует… Хотя и на нем можно развлечься.       «Сладкоголосый умеет кого-то хвалить, удивительно…» — смеялась про себя Верона, отмечая, правда, и то, что похвалы джинна были чуть приятнее ругательств.       — И как же развлекается госпожа в свободное время? — Шахрур отнял взгляд от экрана и обернулся к ведьме. Та нахмурилась.       — Ты искал Писание, черный. Вот и разбирайся с ним, не отвлекайся.       — Я приберегу этот вопрос на потом, — промурлыкал джинн.       Ведьма решила оставить Шахрура в его поисках. Она верила: необходимый обряд можно было найти гораздо быстрее, но, вероятно, джинн не ограничивал себя в поиске лишь того, что отпустит Исмаила. Свою цель он, тем не менее, выполнил и в конце концов явился к Вероне с несколькими исписанными листами.       — Я решил, что правильнее будет, если сначала я покаюсь. Мне нужно совершить омовение. И после этого — чистая одежда. Или чистая простыня... Все остальное я сделаю сам. Ты можешь присутствовать, когда я буду читать аяты — я тебя позову. И поминать его имя на том языке и теми молитвами, какими захочешь, на третий, седьмой и сороковой день.       — Хорошо. Спасибо тебе, Шахрур. Это много стоит.       Верона подготовила все, что просил джинн. После этого он ушел — сначала в ванную, а затем назад в комнату. Несколько минут за закрытой дверью царила полная тишина — даже животные в доме притихли, будто стали соучастниками обряда. А затем ведьма смогла слушать и смотреть, как Шахрур, повернувшись лицом и телом к углу комнаты, неторопливо вполголоса читает погребальные молитвы на родном наречии. Наконец оно не звучало, как звериный рык или варварская ругань, а походило больше на песню причудливой птицы или взволнованное дыхание. Джинн держал руки на животе, и мышцы на его спине вздрагивали от внутреннего напряжения на каждом новом аяте, неизменно начинавшемся с «Аллаху Акбар!» А затем слова смолкли, Шахрур повернул голову сперва в правую сторону, в левую — и в ту же секунду колени у него подогнулись. С тихим стоном черный упал, опершись на дрожащие руки, с хрипом рывками втянул воздух — будто задыхался. Верона даже дернулась в его сторону, но вовремя себя остановила. Конечно, обряд нельзя прерывать непрошенной помощью. Тишина в последний раз забрала все. Шахрур, встрепенувшись, поднялся, отряхнулся, подвигал руками и размял шею; задумчиво посмотрел в потолок, вслушался:       — Ушел. Его больше здесь нет.       Ведьма согласилась. Исмаила действительно больше не было; тени по углам дома казались обыкновенными, не загадочными, не скрывающими в себе страданий. Не отягощала больше истерзанная душа жилище ведьмы, светлее стала энергетика. И даже домовой облегченно зашевелился на антресолях, сняв со своих плеч тяготы горя.       — А сразу так можно было? — ухмыльнулась ведьма, надышавшись очищенным воздухом. Шахрур ответил ей усмешкой и прищуром.       — Возможно. Если верить Корану, теперь ему придется пройти через могильные муки. Но если верить ему же, это лучше, чем Ад. А может, все будет гораздо проще и ему сделают скидку за то, чего он натерпелся в конце своей жизни… Во всяком случае, он свободен от меня, а я от него. Осталось нам расплатиться с тобой, женщина.       — Я надеюсь, с ним все будет ладно. И с нами тоже… Ты голоден?       Джинн тихо рассмеялся:       — То есть теперь накормишь меня мясом?       В семье у ведьмы было все просто. Гостеприимство — это когда ты даруешь свою энергию другому человеку. Через еду, подарки или напитки, — неважно. Главное, обмен и сохранение баланса во всем. Верона решила, что раз Шахрур встал на мирную дорожку, стоило его и в этих первых шагах поддержать. Тот, расслабившись и успокоившись, вовсю наслаждался хозяйкиной щедростью. А с аппетитом проснулось и любопытство.       — Так как ты развлекаешься, о, милостивая? — прожевав очередной кусок, вернулся к своему прежнему вопросу Шахрур.       Верона выключила отчаянно засвистевший чайник, после залив кипятком чай в заварнике.       — Как все, наверное. Смотрю фильмы, читаю книги, гуляю… Играю в игры. Я чаще провожу время в одиночестве, люди меня утомляют. Я слышу их беды и боль. Поэтому и вкусы в развлечениях у меня такие, чтобы самого себя развлечь.       — Живешь, как подобает мудрецам. К плотским утехам, значит, тоже не стремишься? — томно выгнул брови джинн.       — Ну, я люблю готовить и кормить, а не есть, — напряженно сообщила Верона, дожидаясь чая. Шахрур на минуту замолчал, скрестив руки на груди и задумчиво окинув ведьму взглядом с ног до головы. Масленая улыбка расплылась на его заметно посвежевшем лице.       — Мы говорим об одних и тех же плотских утехах или ты уходишь от ответа, скромная госпожа? Я клоню к тому, что ты красивая молодая женщина — и хотя я понял причины твоего одиночества, мне сложно уложить в уме его полноту.       Верона нахмурилась и даже скрутила в руках полотенце, приготовившись отхлестать джинна за неуместные вопросы.       — Плотские утехи — потребности тела. Я не знаю, какие именно ты имеешь в виду. У-у-у-у-у, бесовская натура твоя! Ел бы молча, а не о дуростях спрашивал. Тоже мне, развлечение нашел...       — Я много лет провел взаперти! У меня там ни разговоров, ни плотских утех, ничего и никого. Я соскучился даже по боли! — рассмеялся Шахрур, очевидно, всегда крайне довольный, когда удавалось вывести ведьму на эмоцию. — Не сердись, хозяйка, поговори со мной, раз у нас мир.       — Не называй меня «госпожой», — добавила Верона, едва ли услышав слова про мир. — Почему не по имени?       — О, твое имя для моего уха звучит… Непристойно, госпожа, — джинн хмыкнул, кусая губы. — Не хочу соблазнять себя неуместными мыслями и невольно издеваться над тобой. Мне нужно привыкнуть.       — Непристойно? — Верона удивилась. — Почему? Я слышала только хорошие интерпретации…       — Потому что там, откуда родом я… Ох, арабы могут быть очень злословны, хозяйка, — вздохнул Шахрур и возвел глаза к небу, потирая запястья. — Это всего лишь глупая разница языков, похоже звучащие слова, — но тот, кто скажет «варааника» — можно сказать, предложит… не совсем традиционную форму сексуального соития.       Шахрур коротко кашлянул, прикрыв рукой секундный смешок. Верона сдавленно выдохнула, скрывая за подготовкой к чаепитию смущение. Скоро перед джинном оказалась полная чашка, сладости и надломленная в своем спокойствии ведьма.       — Ладно, называй как хочешь, — смирилась она, пряча нос в чашке. — У меня уже ощущение, что у вас все связано либо с кровью, либо с сексом, либо с соблазнами… Кошмар какой-то…       — Нет, у нас многое связано с красотой, сдержанностью, терпением, смирением и так далее. Мой народ, как и ваш народ, из тех, кто верят — они очень… Очень правильные. Слишком правильные, — закатил глаза джинн. — Но у тебя в гостях — проклятие рода моего, и если красоту я уважаю, то в преступлении остального привык себе не отказывать. А уж когда удается вселиться в молодое тело из плоти и крови!.. Все несдержанные мысли сами собой в голову лезут. Свобода пьянит.       Невинно взмахнув черными ресницами, Шахрур водрузил локти на стол и с удовольствием вдохнул запах угощения. Потчевала Верона ватрушками, и джинн сперва с любопытством разглядывал невиданное лакомство, а затем, отломив кусочек, решился попробовать. Последние отголоски дерзости как волной смыло.       — Вкусно.       — Наверное, тебе непривычна моя еда, — вздохнула ведьма, стараясь избавиться от сковывающих ее тем. — Ты можешь мне рассказать, что тебе нравится, я буду готовить.       — Я могу не только рассказать, — Шахрур подпер щеку рукой, — а научить. Могу и сам приготовить, если покажешь, как обращаться с твоей утварью. Но вообще я ем все. Главное, что вкусно. У тебя вкусно. А еще я хорошо торгуюсь, поэтому если возьмешь меня на рынок…       Верона усмехнулась, расслабляясь. Стало легче.       — Ого, я бы с радостью попробовала… А на рынок я не хочу, все в супермаркете покупаю. Там торговаться нельзя, к сожалению.       — Ну, это ты меня туда не отводила еще! Я умею творить чудеса… Нужно же мне как-то отработать свою новую одежду? Парикмахера? Исмаилу было не до ухода за собой, а я люблю выглядеть хорошо… — уже вовсю планировал Шахрур, набивая щеки. Верона только отмахивалась. Ел джинн жадно, будто пытался утолить голод за каждый год из проведенных в заточении, а потому совсем скоро большая часть ведьминых трудов упала ему в желудок. Закончив, Шахрур откинулся на спинку стула и сложил руки на животе.       — Доволен? Вкусно? — улыбнулась ведьма.       — Лучший день в моей жизни за долгие годы.       — Ко мне скоро придет знакомая. Ты будешь вести себя тихо? Если интересно, можешь наблюдать, но старайся не пугать человека.       — Да, буду тихим, как немой монах. Если пожелаешь, могу даже не выходить.       — Как хочешь.       Поздним вечером к Вероне действительно заявилась подруга. Невысокая девушка с младенцем на руках уже на входе лепетала сначала благодарности, потом нервно шутила неуместные шутки, но стоило ей раздеться — были слезы. Самая безутешная боль — боль человека, который не в силах помочь родной душе. Оксана сжимала сына, когда они уже сидели с Вероной на кухне, и глотала со слезами слова. Медленно поднимался пар над чашкой чая. Шуршал на антресолях хором с дегу и крысами домовой. Ныло, маялось сердце вместе с октябрьским ветром за окном.       — Мама говорит, что Господь не посылает испытаний больше, чем можешь вынести…       Верона резко опустила взгляд в пол, как делала всякий раз, когда не соглашалась с чем-то. ДЦП у дитя, к сожалению, не редкость даже в прогрессивном мире. Сколько таких детей было и будет произведено на свет? Но Оксана жила несчастно задолго до того, как у нее появился Кирюша. Ее судьба была сложна и неказиста, будто поросший бурьяном сад: куда не ступишь — либо колючка, либо грабли, либо штырь из земли торчит. Безотцовщина, лишенная злополучной бабьей доли с самого рождения, бывшая одноклассница никогда не жаловалась на злой рок, проклятие или сглаз — и только с появлением сына начала рыдать. Выла белугой, оправдываясь за каждый свой шаг перед Вероной, словно та могла бы рассудить, найти причину бед. Ведь отыщись явственная точка, булавка, зацепка в полотне судьбы, с которой началось самое страшное горе, Оксана могла бы все исправить — так ей казалось.       — Может, не в любви я его родила… Ну да, изнасиловали, но я же оставила…       Верона накапала в чай из бутылочки успокоительного отвара, которым поила еще Исмаила. Она молчала. Так водится, что перенасыщенной душе можно только давать выговориться. Секрет церквей прост — туда никогда не идут в хорошее время. Молитвы придуманы с горя. Каждая молитва — чья-то кровь. Вот тебе и справедливый Всевышний, что тысячами лет не слышит детей своих.       — Может, я неправильно питалась…       Верона выдохнула, подталкивая к Оксане чай. Ведьма сразу увидела, что ребенок будет с дефектом, и предлагала сделать аборт. И никакие витаминки, диеты и курсы для беременных не помогли бы. Тогда подруга страшно обиделась и не разговаривала с Вероной целый год, пока в три месяца не обнаружили первые нарушения двигательной функции. Но женщина не хотела лишиться ребенка, потому что мужчин после не одного предательства боялась до холодного пота. Знала, что больше не сможет отдаться. А разума на альтернативные методы зачатия не хватило. Темная была… И глубоко православная, как ее абсолютно честный, критически гордый, справедливый и безгранично уважаемый всеми алкашами на районе отец.       — Сил никаких нет… Не могу я вынести эти испытания. И сдаться не могу, потому что на кого он останется… Молюсь каждый день. Вон, свечки во здравие ставила…       — Не верю я в эти ваши, — выплюнула Верона, морщась. — Если бы у мира был один хозяин, не было бы столько хаоса.       — Какая уже разница…       Верона занималась с Кирюшей почти с самого его рождения. Разработала руки и ноги, врачевала, но ведьминой магии не хватало, чтобы исправить серьезные функциональные нарушения. Она могла увидеть будущее, могла очистить, успокоить, избавить от пролежней, решить какие-то несерьезные болячки, но перед злым роком ведьма была все так же беспомощна. Белые не умеют ничего, кроме исцеления чужой души. Они вольны окунуться в человека, достать до самых глубоких струн сознания, ускорить выздоровление, направить на путь истинный, особенно если это восстановит равновесие. Но и все.       — За что? — задавала Оксана каждый раз один и тот же вопрос, но Вероне нечего было на него ответить. Христианство велит предаваться смирению. Язычники ищут разгневанного Бога. Ведуньи верят в путь, законы которого непостижимы для человека. Но ни одно из этих оправданий не принесет больному горем разуму облегчения. Только соль на рану сыпать, расписываясь в чужом приговоре. «Обречен, терпи, смирись».       В глубине квартиры под писк грызунов хлопнула дверь, а затем по коридору в сторону кухни двинулись шаги. Это Шахрур торопливо метнулся в ванную, но поняв, что его заметила не только Верона, но и гостья, на миг остановился, мазнул черным взглядом по ребенку на руках и бросил короткое «Здравствуйте». Оксана вытянулась струной, уставившись на Верону.       — Ты мне не говорила..!       — Что?       — Что у тебя есть парень.       Верона выдохнула, продолжая аккуратно разминать скрюченные руки и ноги.       — Так это и не парень. Это мой друг. У него сейчас проблемы с жильем. Потерял… потерял квартиру, и вот…       — Хорошенький, — шепотом одобрила Оксана, словно не услышала никаких объяснений. Ведьма только закатила глаза. Ох уж эти любопытные люди.       Зашумела вода, а еще спустя миг джинн вывалился обратно в коридор. От ладоней его поднимался пар. Оглянувшись через плечо, Шахрур было вознамерился уйти к себе, но Оксана того окликнула:       — Может быть, вы хотите чаю? Лишнюю кружку найдем.       Пришлось черному выйти на свет. Он медленно вышел на порог кухни, сдержанно улыбнулся и скрестил руки на груди, сутулясь.       — Ну, — сказал, — если уж приглашаете… Не откажусь.       И тут Верона заметила, что взгляд джинна стал горячечно-обеспокоенным. Шахрур смотрел прямо в глаза Оксане, а та — на него. Ведьма поправила Кирюшу на коленях и хотела было прервать гнетущую тишину, да не успела.       — Я вас где-то как будто видела… — напряглась подруга.       — Очень вряд ли. Я буквально пару дней в городе, — поспешил разулыбаться джинн и тут же сорвался с места. Он присел на корточки и медленно повернулся к ребенку, при этом явно не намереваясь слишком приближаться — и тем более дотрагиваться. Руки прятал, а сам нашептывал: — А кто это тут у нас?.. Как зовут? А маму?       — Это Кирюша. А я Оксана.       — Я Ис… — запнулся джинн. Очевидно, хотел назваться именем своей жертвы, но быстро передумал: — Я Шахрур. Можно просто Шах...       Верона видела, с каким интересом разглядывает подруга Шахрура. Тот и правда был диковиной среди людей славянской внешности. Джинну досталось столь удачное смешение кровей, что Вероне теперь льстили его комплименты.       Ведьма поправила на руках сползающего Кирюшу. Его было тяжело держать: он не ходил и не ползал, только лежал. Даже конечностями почти не двигал.       — У нас ДЦП, — с грустью сообщила Оксана.       Шахрур сморщил брови и перевел растерянный взгляд на Верону, шевельнул губами. В едва слышном шепоте удалось разобрать: «Что это?»       — Это заболевание, — поспешила пояснить Верона. — Ему уже два года, а он может только лежать.       — Я просто не все понимаю по-русски, — оправдал заминку перед Оксаной джинн. — Соболезную.       С этого момента он стал еще более нервозным. Сложно было сказать, притворялся ли Шахрур, отчего-то боялся за себя — или же правда сожалел? Во всяком случае, Верона еще ни разу не видела черного таким взволнованным.       — Да ничего. Вы не переживайте, садитесь пить чай, — вымученно улыбнулась Оксана. Скоро и Верона закончила свои занятия, настолько утомив Кирюшу, что тот уснул прямо в люльке. Когда ведьма вернулась, Оксана вовсю заваливала Шаха вопросами:       — А вы к нам откуда? Чем занимаетесь? Как вам у Вероны гостится?       — Я военнослужащий. Был. Служил на Ближнем Востоке, там и прожил долгое время, собственно. Вот… уволился из армии, травма, думал, перееду сюда, тут родственники, — скороговоркой отчеканил джинн и криво улыбнулся, запив вранье чаем. — Бывает так, понимаете: возвращаешься на землю строить жизнь, а на самом пороге что-то да происходит. Хозяйка помогла, приютила пока. Буду сейчас новое жилье и работу искать.       И снова на Верону — глядь. Словно сверялся. Ведьма улыбнулась, да только Оксана уже с интересом сверкнула глазами.       — Так вы еще и военный… Внешность у вас любопытная. Метис? — женщина беззлобно рассмеялась. — Жгучий брюнет. Кем работать хотите?       — В торговле, — также безапелляционно ответил Шахрур и разулыбался сладко. — Я с людьми неплохо работаю. Семья восточная — дядя вот в Ливане свое винное производство держал. Но я больше так — продать что-нибудь кому-нибудь, клиента найти, с конкурентом договориться… Потерял времени, конечно, пока с автоматом бегал! — вздохнул он. — Но что уж тут…       — Ого! Какие планы. Желаю вам только удачи, Шах. Я думаю, что вам очень повезет. Вы выглядите счастливчиком, — Оксана живо улыбнулась. Общение с джинном словно придало ей новых сил, а вместе с тем, как водится, и дурости немало. Женщина чуть наклонилась вперед и заговорщически прошептала: — А вы про таланты Вероны-то знаете?       — Оксана!       — Что? Мне интересно! Мужчины обычно против таких вещей!       — Это какие такие таланты? — Шахрур округлил глаза. — То, что она ведьма, что ль?       — Да, именно, — закивала Оксана. — Она у нас всех тут лечит. У нас, вон, в больницу сходишь — больным вернешься.       — Это точно, — джинн зацокал языком и так закачал головой, словно сам в последний раз именно оттуда и именно в таком состоянии возвращался. — Ну вот она меня подлатала. Говорю ж, из-за травмы уволился! А последствия-то несладкие… Голову мне вот лечила.       На этих словах Шахрур снова повернулся к Вероне и растянул губы в хитрой улыбке. Ну вот, опять издевался! Ведьма даже пальцами зашевелила, желая еще раз пришкварить джинна, да запоздало вспомнила, что крестик уже на собственной шее. Пришлось только кулаки сжать.       — Да, Верона волшебница. И просто человек хороший… Ладно, пойду. Приятно было с вами поболтать, да надо малого успеть оттащить домой до темноты. А то никто не поможет коляску поднять. Шах, — Оксана сладко улыбнулась. — А не поможете спустить? Вы выглядите сильным.       — Ну почему ж не помочь хорошему человеку…       В тот вечер Верона поняла, что Шахрур похож не иначе как на кота-подлизу, который на хозяйку шипит и когти выпускает, а при гостях ужом вьется и хвост пушит. Галантный был настолько, насколько отвратительно вел себя до этого — и комплиментов Оксане отвесил, и что с Кирюшей все наладится — пообещал, а в связи с этим Верону такими похвалами обласкал, что впору в них потонуть было. Хозяйственная, мол, и готовит вкусно, и дар у нее такой, что сразу видно — кровь сильная. Про самых красивых на свете русских женщин тоже добавить не забыл. Не врал джинн, когда говорил, что сладкоголосый! Было бы у него к этому сладкому голосу еще поменьше грязных слов в кармане…       Едва Верона закрыла дверь и развернулась к джинну, не заметить ее скепсиса было просто невозможно.       — Знаешь, Шах, ты словно мой родственник…       — Это еще почему? — переспросил тот.       — Потому что своих бьешь, а перед чужими семенишь, смотреть противно. Все-то я у тебя хорошая. Не так давно последними словами крыл.       Верона ушла на кухню, чтобы прибраться после чаепития. Но перед тем Шахруру на нос спустился паук; домовой явно развлекался.       Впрочем, в покое джинн ведьму не оставил — и как обычно, когда его что-то не устраивало, мрачной тенью нависал сзади.       — Чего это тебе противно, госпожа? — нудел он. — Мы ведь с тобой сегодня помирились. Я тебе весь день хорошее говорю! Ну, были у нас с тобой проблемы — но так и ты меня своими заклятьями гоняла… А тут. Душу я — отпустил. Веду себя — хорошо, вежливо. Что тебе не нравится?       Шахрур скрестил руки на груди и мрачно сощурился, устроившись на стуле в такой изломанной позе, будто на гвоздях сидел. Верона усмехнулась. Вместо ответа чашки загремели в ее руках, но, когда все стихло, она продолжила уже более напряженно:       — Ты говорил, что желания тоже поддаются правилу равновесия, — Верона повернулась к джинну, опираясь спиной о влажную раковину. — Выходит, если я попрошу вылечить одного ребенка, заболеет другой?       Какое-то время джинн молчал. Он тоже насторожился, а черный взгляд оценивающе бродил по лицу Вероны. В конце концов, облизав губы, Шахрур ответил:       — Это не совсем так работает. Равновесие не должно нарушаться в том смысле, что каждое желание исполняется естественным образом. То есть оно будет выглядеть… Закономерным, — Шахрур описал в воздухе жест и резко вскочил на ноги. Объясняясь, он наворачивал круги по крохотной кухоньке. — Не всегда это означает что-то плохое. Здоровье — штука тонкая. И вот — ты этого мальчика лечишь. Значит, может быть, желание исполнится так, что твое лечение подействует. Или же то, что внезапно твоя Оксана с сыном попадет… ну, на какое-нибудь экспериментальное лечение. Такое же бывает? И это поможет. Но я не могу знать, что случится потом. — Джинн резко остановился напротив Вероны, навис над ней. — Мы можем лишь предугадать, какова будет причина его исцеления — и каковы последствия.       Верона резко уставилась в пол, закусив губу. Разум изломало желание помочь давней подруге. Тело — неопределенная тревога.       — Ты правда не знаешь, что может случиться, верно? — ведьма обратила взгляд к джинну. — Я боюсь повлиять на ход вещей, в которых мало что понимаю.       — Не знаю, — кивнул Шахрур. — И я не вру тебе, хозяйка.       — Мне нужно подумать.