Вязь

      В эту ночь сон к Вероне не шел. Осенние тени особенно мрачно рисовали на потолке свои узоры. С закрытыми глазами казалось, что они вот-вот наползут на тебя и схватят за ногу. С открытыми — виделись убогие образы прошлого в ночных красках. Под кроватью сопел домовой, выдыхая пыль слишком громко, чтобы не обращать на это внимания. Била о подоконник капля, обрывающаяся с крыши, словно душа решившегося. Кап. Кап. Верона раздраженно потерла глаза, пуская по неоднородному мраку перед ними странные маслянистые разводы.       У ведьмы особенно близких людей никогда не было, кроме бабушки. Семьи Верона лишилась еще в детстве: она не знала отца, а мать рано погибла от вмешательства. Какого? Хотелось бы, чтобы банально операционного, но на самом деле ментального. Мистического. Вот жила женщина самой обыкновенной жизнью: растила ребенка, работала, радовалась. А вот ее не стало. Сгорела как фитиль. Бабушка говорила, что вселился бес, но вот родная сестра — тетя Вероны — водила мать по врачам. Те не смогли ничем помочь, раз за разом выписывая успокоительные посильнее. Никаких нарушений не было. Все анализы казались замечательными. Не было травм или провоцирующих сломов, да только однажды Верона обнаружила маму пожирающей собственные руки. Сначала до заусенцев, потом обкусывающей кожу, мясо, пускающей ручейками кровь. Она ночами шептала какую-то околесицу, сидя в самом темном углу. Ведьме иногда казалось, что она воочию слышит, как со сладким хрустом рвется на части душа родного человека.       Когда мама покинула этот мир, тетя Вероны брать ее на свои плечи отказалась. Да и вообще от семьи отвернулась. Ведьма осталась с бабушкой, которая и передала ей всю силу. Верона приняла на себя долг: помогать. Тем, кто не справляется сам — помогать. Ее собственную душу путь не вылечил: Верона до сих пор прислушивалась в ночной тишине к звукам, пытаясь распознать в них нечеловеческое бормотание или обламывающиеся о бетонную стену ногти. А бабушки, которая накрывает уши, позволяя уснуть, теперь не было.       Оксана шла за Вероной почти с самого детства. Едва ли подруга, скорее хорошая знакомая, казалась ведьме неким уютным элементом жизни. И помочь хотелось. И лезть было страшно. А вдруг появившаяся возможность по-настоящему решить все проблемы Оксаны только сильнее отяжелила Веронину ношу: последствий никто не знал. Даже джинн не знал.       «Я спасу его, а он окажется насильником. Или уродом. Гены не вода, гены плохие…» — кусала нательный крестик ведьма, переворачивая ситуацию в голове и так и эдак. Видела она, что Кирюше суждено было мучиться. А если суждено, кто она такая, чтобы мешать? Мироздание ее за подобное своеволие вряд ли бы простило. Наказало бы только. Жестоко и справедливо.       «Я не хочу, чтобы он мучился…» — выдохнула Верона, обрекая волю в слова, и тут же вскочила на месте. Действительно! Вот оно. Она просто не хочет, чтобы кто-то мучился. Разве это не самый верный посыл из всех имеющихся? Самый благородный? Никто не накажет за прекращение мучений детей! Ведь это чистые души в любой религии, в любом веровании.       Верона так запалилась идеей, что уже через двадцать минут мучительных и неудачных поисков аргументов против сидела верхом на укутанном одеялами джинне.       — Я знаю!       Шахрура подбросило во сне. Он вскрикнул, почти вскочил, но смог лишь напряженно поднять голову — слишком надежно его придавила ведьма. Минуту своего пробуждения джинн посвятил бранному шипению — как и всегда, в основном не по-русски. Аккомпанементом ему служили обеспокоенные крики дегу.       — Тебя кто-нибудь учил не вламываться так в личное пространство, женщина?! Не с тем ты явилась, чтобы на меня присаживаться!       — Желание! — легко отмахнулась от джинна Верона. — Я придумала. Знаю, как сказать. Надо сказать, а то я передумаю, честно. До утра не доношу, черный.       — Ладно, — Шахрур остыл резко, будто спичку затушили. — Говори.       — Шахрур… — Верона запнулась, сжав в ладони крестик на груди. — Шахрур, я желаю, чтобы Кирюша не мучился.       Ожог на запястье отозвался секундной болью — будто кто-то протянул раскаленную проволоку под кожей. Джинн немо сощурился на ведьму и медленно опустил затылок обратно на подушку, устроившись удобнее.       — Твое желание исполнится, — сипло проговорил он. — А пока ложись отдыхать. Как ты там сама говорила? Про мудрое утро? У нас говорят, что оно богатое. Вот и тебе работать завтра, хозяйка. Так что иди.       Верона выдохнула, поблагодарила джинна и извинилась за нападение. В свою комнату она вернулась с тяжелым сердцем, а уснуть так и не смогла.       Утро ознаменовалось тревожным звонком от Оксаны. Верона поднимать не спешила, только смотрела на знакомый контакт, высветившийся на дисплее. Казалось, тот даже мигал взвинченно, нервно. А первая же фраза била больнее выстрела:       «Кирюша умер! Уснул и не проснулся!» — рыдала в трубку Оксана. Верона, спроси ее кто-нибудь тем же вечером, как она успокаивала подругу, ничего бы и не вспомнила. Сначала то были неуместные обрывистые фразы, потом советы, затем просьбы успокоиться и принять валерьянку или еще что-нибудь.       Ведьма кое-как утихомирила Оксану. А сама вышла на кухню подавленная, замкнутая. Она тихо села пить воду за стол. Шахрур уже был тут как тут, даже раньше Вероны — он цедил самостоятельно заваренный чай и разбитые с сахаром сырые яйца. Этим утром черный не морщился и не паясничал. Он лишь остро посмотрел на Верону — и, казалось, сразу все понял.       — Лица на тебе нет, — заметил джинн, дернув бровями. — Чую, не из-за того, что не спала.       Верона плотнее сжала кружку. Нет, слишком много смертей на ее пути было в последнее время. Целых две. И одна из них — детская. Но все правильно: он не мучился. Просто прекратил быть больным местом и гореть в этой боли.       — Я убийца. Я плохой человек, — выронила ведьма, ссутулившись.       — Что? — обескураженно стукнул кружкой по столу джинн. Но через миг в его черных глазах отразилось понимание: — Ах, постой... Младенец умер?       Ведьма вздрогнула, словно не ожидала слов Шахрура. Словно одним вопросом он пробил весь накопившейся пузырь сомнений, страхов и боли. И чувство вины резануло глаза, потекло соленой водой по щекам.       — Не проснулся, — подтвердила Верона. — Через день похороны…       Джинн напряженно молчал. В конце концов, прочистив горло, он отодвинул от себя завтрак и пересел, скрестив ноги и наклонившись ближе к ведьме:       — Почему ты плачешь?       — Потому что… Я понимаю, что это нормальная ситуация… Я сама такое загадала, и, вроде как, понимала, на что иду, но… Это жизнь, а кто я такая, чтобы решать ее причины и следствия? И то, когда она закончится, — Верона нервно прикусила крестик. — Я потому и сформулировала так, чтобы он не страдал… Получается, это был единственный вариант?..       — Но его судьбу решала не ты. И не я, — качнул головой Шахрур. — Ты лишь пожелала ему… В сущности, добра. Желать таких вещей, хозяйка, — немногим отличается от того, как вы, люди, вмешиваетесь в жизнь друг друга ежедневно. Ты хотела помогать этой женщине и ее сыну — и ты лечила их. Ожидала ли ты, что исцелишь однажды? Или что Оксана твоя будет благодарна хотя бы за попытку? Могло случиться всякое. Так и сейчас. Произошло лишь то, что должно произойти. Ветры моего мира указали путь и подтолкнули время. А желание исполнено: чадо не мучается. Возможно, и мать вскоре утешится. У нее есть шанс выбрать другую жизнь.       Верона пыталась подавить всхлипы, но не выходило. Ей просто было всех жалко в этой истории.       — Хорошо, спасибо, Шахрур... Спасибо тебе большое.       Джинн дернулся, будто хотел еще что-то сделать или сказать, но так и не решился. Нахмурившись и опустив взгляд в стол, он просидел рядом с Вероной в преданном молчании, пока та не утихла. Время было собираться на работу.       Калькуляция себестоимости продукции — несложная задача, но не под женские всхлипы. Под музыку горя все становится невыносимым. Заразительная печаль хуже любой болячки, и только зудит, зудит под ребрами до ломоты в напряженных плечах. Верона поила слезливых дам, провожающих Кирюшу чаем с ромом. На столе Оксаны стояла фотография сына с черной рамкой, а в рукаве постоянно прятались таблетки. А он был похож на маму: белокурый с яркими голубыми глазами. Посеревшая от горя блондинка рядом со светлым изображением дарила невыносимый контраст. Ведьма молилась, чтобы время среди людей иссякло скорее и отправилось к предкам дымком на истлевшей свече.       Приблизившись к двери родной квартиры с лестницы, Верона поняла, что внутри стоит ор и ругань. Отчетливо слышался низкий и звонкий голос разъяренного джинна, какой-то грохот, метания по квартире… Верона напряженно оглянулась, не собирается ли возмущаться никто из соседей? И открыла дверь, боясь увидеть последствие очередного торнадо с игривым именем «Шахрур».       Однако следов погрома внутри не нашлось. Разве что посреди коридора валялась смятая футболка, в которой Шахрур ходил все эти дни, зато грязная одежда Исмаила — исчезла. Да еще настежь открыта была дверь в ванную, а возле порога рассыпалась пригоршня белого порошка.       — Ты пыльный меховой мешок! Это я здесь гость, а ты — отвратительный хозяин! Не много я от тебя просил, так ты... Пожалуюсь ведьме, чтобы она не оставляла тебе еды! — доносились из гостиной перемежающиеся с арабской бранью возмущенные возгласы.       Бросившись на помощь, Верона и вовсе стала свидетельницей весьма странной картины. Шахрур на первый взгляд попросту тронулся умом: мокрый, растрепанный и голый, придерживая на бедрах полотенце, он стоял посреди комнаты и кричал на сжавшуюся под подоконником батарею. Ведьма потупила взгляд, уставившись на босые пятки и трогательную лужу воды вокруг них.       — Ты с ума сошел? На кого кричишь? — возмутилась Верона, прикрывая ладонью лицо. От напряжения длинные ногти впились в висок.       Шахрур резко развернулся. Его лицо, как и жилистая шея, были красны от злости, а развитая грудь тяжело ходила, качая воздух для гневных тирад.       — Я сумасшедший? Да это все он! Я попросил его — помочь! Мне нужна чистая одежда! А этот драный кот... — захлебнулся джинн, тыча пальцем в тот же пустой угол, с которым только что пререкался.       — Я не вижу… Как ты… — оправдалась Верона, пряча глаза пуще прежнего. Джинн явно не стеснялся наготы. Зато ведьма — еще как! — Ты про домового? Он не любит гостей. Он тебя обижал, пока меня не было?       — Я пытался разобраться с твоей машиной... — цедил сквозь зубы Шахрур. — Попросил его показать. Но из-за него одежда превратилась в чертово ничто! Там были не те установки, не тот порошок, неправильное количество — все не то! Так он еще и домашние вещи, пока я мылся, унес и разбросал по хате!       Верона мужественно старалась сдержать смешок.       — Так… Давай ты успокоишься? Иди домывайся, я соберу твои вещи, а с одеждой мы потом разберемся, и я все тебе покажу, ладно? — ведьма нащупала плечо джинна, чтобы одобрительно потрепать, но одернула руку. Прикосновение к черному жгло кожу. — Я тебе одежду повешу на дверь.       — Ладно...       Шахрур согласился уже тише, и жар его движения, сопровождаемый ворчливым бормотанием, проплыл мимо плеча Вероны. Вскоре раздался уютный шум воды, а искрящее пламя гнева совсем угасло. Верона собрала вещи, что действительно разлетелись по всей квартире и были отданы из плена домового только за молоко с печеньем, да отнесла джинну. На ручке повисли штаны, футболка... И вдруг Шахрур, словно уловив стеснение ведьмы, спросил из ванной:       — Тебе что, нельзя смотреть на мужчин?       Верона вздрогнула от неожиданности.       — Можно, просто… — она помялась перед тем, как ответить. — Ну не знаю. Я смущаюсь. Я не хочу смотреть на тебя.       Несколько секунд в ответ лишь задумчиво шумел душ.       — Потому что я для тебя «черный»?       — Нет, — фыркнула Верона на дверь. — Потому что я ценю твое личное пространство. А ты красивый. А я любопытная. И это будет не очень удобная ситуация. Я не хочу тебя смущать, это невежливо.       — Ну, я же прикрытый был? — голос Шахрура звучал смешливо. — А даже если и нет...       Вода умолкла. Несколько мгновений изнутри доносилась лишь довольная возня — и вдруг дверь приоткрылась, а из-за нее высунулась мокрая голова и плечо. Верона тут же надулась, что мышь на крупу, и отступила на шаг. Ровно настолько позволила сбежать противоположная от Шахрура стена.       — А даже если бы я не был прикрыт, — масляно проговорил джинн, забирая одежду, — то в моем положении было бы огромной глупостью смущаться этого перед молодой и привлекательной хозяйкой. Особенно любопытной. Я же тоже такой...       Черные глаза впились в лицо Вероны азартным и испытующим взглядом. Шахрур все еще стоял за дверью; но казалось, что одно неверное движение — и та откроется, а ситуация станет совсем неудобной. Ведьма опустила взгляд и сползла по стене в сторону. А там и убежала, бросив в джинна неодобрительное: «Шальной».       Вечер грел уютным, прирученным спокойствием. Кухню наполняли ароматы свежего ужина и травяного чая, домовые духи перестали шалить, а Шахрур, умытый и довольный, сам похожий на черного кота, то мечтательно жмурился, то переводил жадный и цепкий взгляд на телевизор. Показывали какой-то не рвущий звезд с неба отечественный сериал и рекламу, но джинну явно и того хватало. Верона заметила, что он охотился буквально за каждой крупицей знаний о новом для себя мире — и взаправду нечеловечески быстро их усваивал. Даже говорить спустя дни стал иначе, словно и не был никогда древним духом из иного мира.       — Завтра выйду в люди, — поделился Шах. — Хочу посмотреть, что здесь и как. Приведу себя в порядок и разживусь добром. У Исмаила были документы — вернешь их мне?       Верона оставила бумаги на антресоли. И, пока несла их джинну, из любопытства заглянула; вместо имени Исмаила на страницах красовался во всем великолепии Шах. Казалось, даже взгляд с фото немного изменился: стал наглым, дерзким, чуть нависли над глазами брови.       — Великая магия, — удивленно выдохнула Верона, положив паспорт рядом с Шахруром. — Получается, тебя никто не будет искать? Ты чист? Удивительно. И сама реальность подстраивается под тебя.       — Да. Никто не будет, — кивнул джинн, заглянув в слегка потрепанную книжку. Все ненужные документы, вроде чужих визиток и водительского удостоверения, упали на стол печальной неровной стопкой. — Во всяком случае, из тех, кто искал его… Другая душа — другая судьба. Так это работает, как мне говорили… Ну, видать, правда работает.       — Удивительно, — Верона разлила чай в пузатые белые чашки. — Собираешься работать? Денег у тебя нет, то, что при Исмаиле осталось, я тебе отдам, конечно. А жить где? Я тебя у себя конечно, сколько будет нужно, подержу, но аппетит у тебя как у трех медведей.       «И дури столько же…» — ухмыльнулась в чашку ведьма, когда с сервировкой стола было покончено. Напиток отдавал горечью, осевшей за день. Не пережила ведьма последствие своего выбора.       — Ну вот выполню тебе три желания — тогда и буду думать, где жить, — пожал плечами Шахрур. На секунду показалось, что разговор о будущем выселении расстроил его. — Пока что у меня один долг. А там… Нашему брату среди вашего почти всегда легче. Главное, сильно наверх не метить — я в политику не лезу, но уверен, что у нынешних царей среди демонов и духов слуг не меньше, чем во времена Сулеймана.       — И то верно. Прокляты они все, черный. Потому и силы в них много, и людской ропот не берет. Тебе помочь с работой? Могу поспрашивать кого-нибудь…       Джинн усмехнулся и сощурился:       — Добрая ты, хозяйка. Но я не пропаду. Дай мне привыкнуть к вашему быту. Я быстро учусь, но еще не все знаю, что мне нужно… Ты мне лучше расскажи о ваших нравах. Я русских только в бою видел на своем веку, но не в мире.       — Ну, что рассказывать, — Верона отпила чай. — У нас народ сильный, но в основном глупый. Вот и все, что я могу тебе сказать. Ты здесь жить научишься быстро, ты подходишь: говори сладко, улыбайся и побольше бессмысленной мишуры, которая едва ли показывает статус. Толпа будет в восторге.       — Очевидно, от восточных людей вы отличаетесь не столь многим, а время лишь стирает границы… — расхохотался Шахрур — и утопил смех в чашке, а потом и вовсе замолчал, погрузившись в раздумья. Ведьма с упоением наслаждалась спокойствием.       — Я смотрел ваши новости, — вдруг резко начал джинн спустя время. Верона стала жертвой уже знакомого хитрого, прощупывающего взгляда. — И ваши… фильмы. Все еще не понимаю, чем тебя смущает мое голое тело, когда у вас не стесняются показывать наготу на всю страну, если не на весь мир. И секс. И судя по всему, вы в любой момент можете просто смотреть, как кто-то занимается сексом, даже не выходя из дома…       — Все люди разные, — напряженно ответила Верона, уже тысячу раз пожалев о сказанном. — Но да, какой-то сексуальный контент ты можешь получить в любой момент, если тебе нужно. Конечно, это не сравнится с телом… Но и здесь есть свои умельцы.       Шахрур разулыбался слаще и пересел, подался корпусом навстречу, подперев щеку ладонью. Верона закатила глаза и вжалась в спинку стула.       — Что за умельцы?       — Шлюхи. Ты можешь заказать женщину или мужчину. Но в моем доме этого делать нельзя, в свой заказывать будешь.       — А без дома как-то можно обойтись? Я не местный! Что за ущемление! — Джинн раздраженно отпрянул и скрестил руки на груди, но все же быстро смягчился: — Ну не злись ты, хозяйка. Я столько лет был взаперти! А до того столько лет жил в запретах, столько лет был бесплотным духом… Вторая сотня идет, а я чуть не впервые дышу полной грудью, — Шахрур драматично вздохнул, — и наконец все чувствую.       Ведьма ощутила укол совести, от которого сложно было отделаться, глядя на мучающегося джинна.       — Чтоб тебя, черный… Можно и без дома. На дому такие тоже принимают. Контакты можно найти в интернете. Бедные и жадные снимают женщин в клубе. По цене получается примерно одинаково, только в клубе ты платишь еще и совестью со сладкими обещаниями. Я не буду учить тебя, как это делать, избавь меня от этой грязи, — брякнула Верона, оглушительно поставив опустевшую посуду на стол.       — Действительно, зачем тебе учить дельца торговаться и давать обещания, — цокнул языком Шахрур и опустил веки. Он вальяжно растекся на стуле, состроив такое лицо, будто вот прямо сейчас и думал о самом сладком и порочном. Верона была уверена, что думал, — и эти мысли нагружали воздух тяжелым жаром.       — Можешь идти хоть сейчас. Или можешь идти на порносайт, чтобы избавить меня от этой энергетики, — зло процедила ведьма.       — Порносайт? — Шахрур вновь поднял на Верону заинтересованный, горящий взгляд.       — Да, — Верона покривила губы, подбирая слова. — Сайт с роликами порнографического характера, разделенными на категории…       — Ты отдашь мне свой ноутбук? На ночь.       — Боги, Шахрур! Забирай, только не испачкай! Фу!       Ведьма потерла глаза руками, а потом ринулась к себе в комнату, оставив джинну на диване ноутбук.       Встретить Оксану утром второго дня после похорон оказалось для ведьмы невероятным потрясением. И вовсе не из-за лика горюющей женщины, напротив: впервые за четыре года Верона увидела подругу с укладкой, каким-то макияжем, который зачем-то подчеркивал синяки и красноту носа. Но то был точно не от слез, ведь они еще никогда никого не красили.       — Ох, Вероночка, сложно все, знаешь… Очень сложно, — жаловалась Вероне на обеде женщина. — Сегодня пыталась перебрать игрушки Кирюши…       — И что?       — Все выкинула.       Верона старалась не осуждать подругу. Чем черт не шутит, а горе каждый переживает по-своему, и универсального рецепта нет. Кто-то бьется в истерике, кто-то оплакивает трагедию, кто-то до остервенения пытается растрясти душу, чтобы почувствовать себя живым. Ведьма приготовила для Оксаны не один успокоительный отвар, зная, какая та тонкая, нежная и хрупкая особа. Однако женщина справлялась лучше, чем Верона могла бы себе вообразить.       Оставив немного времени на рассказы о том, как она расправилась со всеми детскими вещами и как убрала фотографии с полок, Оксана вдруг переметнулась на новое поле для разговора. Верона решила: отвлекается.       — А как там твой друг?       — Шахрур? Да вот работу ищет, вроде, тоже немного отошел от своих бед… — отмахнулась ведьма, припоминая, что утром шального гостя не встретила.       — Обо мне не говорил?       Верона удивленно уставилась на подругу и непонимающе покачала головой.       — Нет, а должен был?       — Ну… Возможно. Хотя я перед ним была не в лучшем виде, и с ребенком…       Что бы Оксана ни сказала дальше, Верона не хотела этого слышать. Не хотела узнать лишнего, вдруг разочароваться в единственной родной душе, а потому просто сбежала, прикрывшись важными делами. Там и вовсе отпросилась домой. Начальник отпустил: ведьма всегда свои задачи выполняла раньше положенного, да еще и отпаивала его перед выходными, избавляя от язвы.       «При чем тут черный… зачем он ей… При чем тут Кирюша… Ох, наверное, от горя помутилась рассудком. Лихо — оно такое. Оно одноглазое…» — вздыхала Верона, отпирая ключом дверь квартиры.       Родные стены молчали. Спустя неделю наконец действительно молчали — ведьма не застала Шахрура дома. Сложив спальный комплект одежды у себя на диване и забрав вверенные ему Вероной запасные ключи, джинн скрылся в неизвестном направлении, как и обещал. Оставалось лишь догадываться, какие желания он отправился выполнять сегодня… И не было ли в этом все-таки для него опасности?       За окном уже стемнело, когда в коридоре пискнул домофон, а через минуту и заворочался прочный замок. Сонная Верона вышла встречать загулявшегося гостя, но тут же ее негу как рукой сняло от представившегося вида. Джинна было не узнать. Прежде отросшая, неровная борода заметно укоротилась и благородно обрамляла лицо, беспорядок на голове стал оформленным и стильным, одежда шуршала новизной, а из кармана джинсов выглядывал недешевый смартфон… Да и пахло от Шахрура — пахло. Не чужим, пускай и вымытым, мужиком, — а парфюмом с ожидаемо восточным, мускусным, сладким шлейфом. Страшно было подумать, сколько такой мог стоить — и как достаться почти нищему в человеческом мире джинну. Догадки в голову лезли самые мрачные, потому что еще два набитых вещами пакета Шахрур держал в руках.       — Что так смотришь? Волновалась? — промурлыкал он, довольный до неприличия. Ведьма нахмурилась еще больше, кутаясь в кардиган.       — Откуда ты такой красивый? Откуда у тебя на все это деньги, черный?       — Ну вот видишь, снова красивый! Может, услышу и «салям, Шах, как твой день»? — скривился джинн, скаля зубы в улыбке, и ответил в тон, только еще втрое противнее: — Было бы желание, а деньги найдутся, женщина. Скажу откуда — начнешь меня отчитывать, а я не хочу портить себе настроение! Подарок принес тебе, между прочим.       — Шахрур, я волнуюсь. Ты не понимаешь! И как этот мир работает — не понимаешь! Зря я тебя отпустила, — сокрушалась ведьма, запустив руки в волосы. — Ты никого не ограбил? Или ты с кого-нибудь желание выторговал?       Джинн вздохнул и поставил хрустящие пакеты на пол, выскальзывая из ладного черного пальто и разуваясь.       — Ну, я невовремя забыл, что Исмаил был при деньгах и стоило подсуетиться... Но вот неувязочка: теперь мир считает, что этого человека не существовало, а значит, все его имущество и счета — вовсе не его. К счастью, в большом городе нет никаких дурацких оберегов, которые сдержали бы меня, и другие незримые услышат, если обратиться, — джинн постучал себе по уху. — Провернуть какую-нибудь хитрость с бумагами в ваш век уже не так просто, но есть же те, кто знает, как выкрутиться и здесь? Ну вот... Ваши черти — не такие уж плохие ребята... Не бесполезные точно. Особенно если отдать им больше, чем получишь сам! Ну, на три месяца совершенно безбедной жизни у меня финансы есть... Вернее, я потратил уже половину, но это дело наживное. А ничьих желаний, кроме твоих, хозяйка, я исполнять не могу, ибо служу тебе. Но как буду свободен — легко найду тех, кто согласится заплатить мне за услугу. И наконец по моим правилам. Не пропадать же таланту? — Шахрур ухмыльнулся и вынул из пакета мягкий узорчатый сверток, который и вложил в руки Вероне. Под тканью было что-то еще — тяжелое, продолговатое и гладкое. — За свою новую жизнь я плачу долг, а это — за гостеприимство. Не откажи.       Верона только хлопала ресницами, стискивая в пальцах подарок. С одной стороны, она понимала Шахрура, с другой — злилась на него. За излишества и своеволие, которые позволял себе черный. И крепче становилась вера в то, что нельзя давать неумелой душе полную свободу. Слишком много в нем было обиды и страсти к тому, чтобы ее воплотить. А Верона до сих пор чувствовала тяжесть исполненного желания.       — Ты договорился с чертями? Шах! Не с того надо начинать новую жизнь! — забеспокоилась ведьма, прижимая к груди подарок. — Деньги не любят бессовестной траты, понимаешь? Тогда нужна работа…       — Ну вот, я же знал, что ты будешь меня отчитывать! — воскликнул Шахрур. Он вздохнул еще раз, упрямо нахмурился и, прихватив Верону за запястья, начал толкать в сторону комнаты. — Я — тот, кто я есть, Верона. Умею то, что умею. Тебя смущают черти? Они не такие плохие — просто часть этого мира, как я и ты. Они мыслят довольно узко, любят счет и страшные карьеристы, тоже во что-то верят, и мне не так уж сильно хочется знать, во что… Но они существуют не просто так. Как… Банкиры. Или уборщики. Ты бы стала меня ругать, если бы я заключил договор с вашим банком?.. Уверен, для меня это как раз опаснее, потому что менее привычно!       Договорил джинн ровно в тот момент, когда ведьма, правдами и неправдами пройдя то спиной, то боком полквартиры, столкнулась икрами с сиденьем дивана. Но так и не села.       — Лучше на меня посмотри. И на свой подарок, — примирительно и заискивающе разулыбался Шахрур. — Ну разве оно того не стоило?       Верона вырвала свою руку и тут же пригрозила джинну кулаком.       — Еще раз схватишь меня, и я тебя настрогаю на щи, — зло прошипела она, дерганно поправля кардиган. Где-то в глубине квартиры недобро зашуршал домовой. К подарку Верона вернулась спустя три долгих неодобрительных взгляда на демонстративно усевшегося на ковре поодаль и заметно скисшего Шахрура, а потом руки сами собой начали разворачивать ткань. Не привыкла ведьма к подаркам. А оттого в глубине грудной клетки зарождалось не приятное предвосхищение, а только страх.       Расписная упаковка на деле и оказалась частью подарка. Цветной палантин из тонкой, невесомой ткани — в углу нашелся ярлычок, поведавший, что из смеси кашемира с шелком, а еще родом из Италии — бессчетными волнами стелился по ладоням, предплечьям, коленям… Сложный рисунок, явно восточного мотива, смешал в себе изумрудный, коричневый, темно-синий, бирюзовый и золотой цвета; декоративный орнамент переплелся со сказочным пейзажем. В его центре пряталась прежде замотанная в палантин бутылка вина — судя по этикетке, не менее пафосная и дорогая, чем обертка. Верона в немом восторге сминала ткань пальцами, прикасалась к холодной бутылке. И дрожь пробила тело, а ведьма не могла скрыть малодушного удовольствия.       — Так красиво… — выдохнула Верона, уперевшись взглядом в подарок. — Не стоило тратиться, тебе больше нужно.       — Я свободен. Почти. И уж точно не хочу ни в чем себе отказывать. Благодарю за гостеприимство — значит, благодарю. И никуда от тебя не денусь, пока третье желание не загадаешь, — важно напомнил джинн и прищурил черные глаза. Помолчав секунду, он уточнил: — Ну, больше не будешь меня отчитывать?       — Я просто за тебя переживаю, — призналась Верона, взглянув на него. — Каким бы ты всесильным ни был, а перед собой сейчас беззащитен.       Шахрур непонимающе потер бровь.       — С чего это я беззащитен?       — С того, что кровь кипит и обиды беснуются. С этого.       Верона перекинула платок через плечо и обмотала вокруг шеи. Бутылка осталась дожидаться своего часа на диване, а ведьма вовсю красовалась перед зеркалом в прихожей, примеряясь то так, то эдак.       — Мне идет? — спросила она, когда из всех возможных вариантов был выбран свободный узел на шее.       Джинн взбудораженно потер ладони, пристально разглядывая Верону. Он даже забыл про сердитые пререкания вполголоса, которые обычно начинал, когда не был с чем-то согласен.       — Ты яркая девушка, хозяйка. Тебе подходят такие вещи. У вас зимы холодные — надеюсь, мой подарок тебя согреет…       Верона кивнула. Вино получило свое место на полке, что гордо называлась «баром», платок был уложен среди самых дорогих вещей, а джинну — определен поцелуй в щеку. Как еще показать благодарность, ведьма не знала, но настолько сама смутилась своей реакции, что поспешила в убежище и долго после утирала губы тыльной стороной ладони. Не потому что неприятно. Потому что должно быть неприятно.