Сухая гроза

Дом Лив совсем не похож на холостяцкую квартиру Эдди, где из-за Венома никогда не удается навести порядок; зеркало в прихожей увешано цветными бусами с фестиваля Марди-Гра, вместо картины на стене красуется доска для серфинга, на столике стоят деревянные фигурки гавайских божков, а на крючке, сделанном в виде руки, гладкой, серебристо-блестящей, висит ожерелье из искусственных плюмерий, несколько ключей и маленькая кожаная сумочка с заплаткой в виде рисованной белой кошки. Крошечное деревце бонсай стоит в плоском горшке, и Эдди, не удержавшись, тычет пальцем в землю, трогает ствол — настоящее, живое растение, как и те плетистые вьюнки, что сидят в кашпо в гостиной, где вместо торшера теплым золотистым светом мерцает гирлянда из миниатюрных лампочек. Вторая, мигающая голубым, подсвечивает стену над книжным шкафом, а шторы, синие в белые и розовые полоски, напоминают Броку конфетные фантики. Он с любопытством оглядывается по сторонам, чувствуя себя до странного комфортно, хотя обычно ему бывает немного неуютно в чужих домах; у Лив столько всяких безделушек, немного тесно, Брок слегка нервничает: вдруг что-то уронит или разобьет, а маленькие кресла и круглый диванчик и вовсе выглядят так, словно сломаются под его весом, но когда Оливия возвращается из кухни вместе с чаем и целым подносом еды, на него накатывает умиротворение. Веном предвкушающе облизывается, его аппетит рождается тихим урчанием в груди носителя. — Выглядит вкусно, — сипло замечает симбиот, глядя на девушку глазами Эдди, — печенье тоже ничего. — Сиди и не высовывайся, — мысленно отвечает ему журналист; молчать сложно, слова жгут язык, но рядом Оливия, у которой так трогательно вьются волосы у шеи, и Брок просто улыбается, хотя Веном натягивает нервы, пытаясь потянуться его руками к девушке. Эдди сдерживает его, пытается задавить волю симбиота своим сознанием, и, чтобы занять ладони, хватает кружку с чаем. Горячее, обжигает, Веном рычит со скрытым, каким-то мазохистским довольством, а Оливия присаживается в кресло напротив парня, расправляя юбку. Подол чуть задирается, обнажая колени, и Эдди с Веномом дружно сглатывают. — Люблю красивые колени, — замечает симбиот; Брок совсем некстати вспоминает о ногах Энн, стройных, изящных, которым безумно идут туфли от Prada или Jimmy Choo. На ногах Оливии — простые босоножки, сплошь состоящие из переплетения клепаных тонких ремешков, оранжевые ногти на маленьких пальчиках и браслет с фигурными медальонами на узкой щиколотке. Эдди хочется спросить об украшении; Веном жаждет пощекотать ступню девушки языком. — Я тут еще принес… Вот, это тебе, — спохватившись, Брок сует книгу Оливии через стол, затем неуклюже лезет в карман за значком, но путается в складках собственной куртки, из кармана на пол сыпется мелочь, фантики от конфет и старые чеки. Лив наблюдает за его потугами, чуть сморщив нос; крохотные морщинки, собравшиеся возле ее переносицы, хочется поцеловать или разгладить пальцем. — Ты выглядишь как неудачник, Эдди. Как полный неудачник, — издевательски заявляет Веном; когда журналист находит в кармане значок с корги, Лив совсем не вовремя начинает листать подаренный ей сборник. Лицо девушки озаряет восторгом. — Супер! Это то, что я хотела! Блеск! Спасибо, Эдди, — она счастливо улыбается, прикусив кончик языка. — Теперь с меня точно причитается шоколадный торт! — Лучше еще один поцелуй, — замечает симбиот, и Эдди торопливо отпивает чай, боясь, что может сказать об этом вслух.