Сухая гроза

Когда Лив возвращается в гостиную вместе с пакетом льда, завернутым в полотенце, у Эдди уже ничего не болит — регенерация симбиота работает и при падении со стометровой высоты, и при случайном столкновении лбами. Не остается даже следа ушиба, но Брок сидит, прикрываясь ладонью, а когда девушка подает ему лед, утыкается в него сразу лицом. Журналист вздыхает, Оливия думает, что ему все еще больно; когда она гладит Эдди по плечу, Веном рождает в груди носителя глухое рычание, которое вырывается приглушенным стоном сквозь зубы. — Прости еще раз. Сильно болит? Дай, я посмотрю… — Нет, нет, у меня почти все прошло. Просто дай мне пару минут, — бубнит Брок; отогнув край полотенца, он косится на Оливию одним глазом: лицо у девушки понурое, виноватое, даже, кажется, кудряшки, расстроенно поникли. Прижимая лед ко лбу одной ладонью, Эдди протягивает к Лив руку, и она охотно забирается ему под бок, прижимается всем телом, теплая, мягкая, как котенок, разве что не мурлычет. Парень обнимает ее за плечи, до боли остро понимая, какая же Оливия Сандерс маленькая и беззащитная по сравнению с ним. Будучи в паре с Веномом, Эдди чувствует себя незыблемым, как монолит. — Ты не злишься? — спрашивает Лив тихо. — Я правда случайно, а не потому, что не хотела, чтобы… чтобы ты меня поцеловал. — Значит, ты хотела?.. Ну, чтобы я?.. — Брок замолкает на полуслове, чувствуя, как напрягается в его объятиях Оливия. — Слушай, это ты… Ты меня извини. Не знаю, что на меня нашло. — Она не сердится, Эдди, — рокочет Веном; голос симбиота звучит прямо в голове, паразит говорит так громко и уверенно, что уши закладывает. — Она просто… стесняется. У некоторых самок так бывает. Люблю застенчивых женщин — как правило, они вкуснее. — Ты можешь хотя бы пять минут говорить не о жратве?! — вскипает журналист и склоняет голову набок, виском прижимаясь к кудрявой макушке Лив. Девушка томно вздыхает и прижимает ладони к животу; Эдди хочется, чтобы она обняла его в ответ или взяла за руку. — Слушай… я бы тебя поцеловал, если бы точно знал, что ты этого хочешь, — честно говорит Эдди; Веном молчит, сидит, притаившись, будто подслушивает, хотя мысли у них общие, космическая слякоть точно знает, что Брок хочет сказать. Лив смотрит в пол, подрагивая ресницами; щеки у нее розовеют все ярче, запах медовых яблок забирается в нос, дурманит, путает, кружит голову; когда Брок продолжает, язык у него слегка заплетается как после бокала виски: — Но если ты против, если я тебе нравлюсь не так сильно, как ты мне, то, обещаю, с моей стороны не будет никаких посягательств. Обещаю, слово бойскаута! Клянусь своей журналистской честью. Лив тихо хихикает; Веном раздраженно шипит и плещется в крови, словно нефть в морской воде. — Ты придурок, Эдди. Как ты будешь ее добиваться, если дал слово этого не делать? Хочешь, чтобы Лив, как Энн, в один прекрасный день сказала тебе, что выходит замуж за другого?! Тогда я сожру тебя! Нет, сначала я уйду от тебя к миссис Чен, а потом сожру! Брок не отвечает; он отнимает лед от лица, продолжая обнимать за плечи Оливию. За суетой они не успевают заметить, как фильм заканчивается, и по экрану уже ползут титры; Эдди надеется, что Лив не выставит его из дома с окончанием дрянного кино о снежных акулах. — Так… я тебе нравлюсь? — спрашивает Оливия, не поднимая головы; Брок хочет уткнуться носом в ее волосы, но вместо этого заставляет себя отвернуться к окну. Нельзя расслабляться, иначе потом он не остановится. — Да, знаешь ли, я питаю слабость к особо симпатичным фотографам из Нью-Йорка. Сам от себя такого не ожидал, но вот как-то… Запал по уши. — Прямо-таки по уши? — недоверчиво фыркает Лив, совсем раскрасневшись. — Да, и с каждой минутой все сильнее, — со вздохом признается Эдди и прикрывает от удовольствия глаза, когда по телу растекается тепло от объятий Оливии: девушка обхватывает его за пояс обеими руками, упирается гладким коленом в ногу Брока и смущенно полыхает лицом, отвечая: — Ты мне… ты мне — тоже. Иначе бы я не стала приглашать тебя к себе домой. — И я это очень ценю, — церемонно кивает парень, страдальчески морщась, когда Веном поднимает бешеный рев. — Она готова, Эдди! Она наша! Бери ее! Бери ее прямо на этом диване! Она сама хочет, она не против, Эдди!.. Эдди, твою мать! Я же знаю, что ты меня слышишь, говнюк! — симбиот ярится, но не рискует высунуться, поэтому только сердито ворчит: — Ты ведешь себя как неудачник, а не как альфа-самец. Даже у миссис Чен яйца больше, чем у тебя. Брок не отвечает и не реагирует, злость паразита испаряется быстро, как пузырьки из пролитого лимонада; остается только спокойствие, уют и ласковые руки Лив, аромат ее волос и нежное девичье сердцебиение, которое улавливает чуткий слух симбиота.