Сухая гроза

Оливия заходит в ванную, закрывает за собой дверь, щелкает щеколдой; от сиреневого кафеля веет прохладой, пахнет мылом — роза с земляникой, — и шум воды, льющейся в керамическую чашу раковины, немного успокаивает. Подставив сложенные ладони под кран, девушка набирает пригоршню воды и окунается в нее разгоряченным лицом, трет глаза и щеки. Под нижними веками чернотой растекается тушь, ресницы слипаются, темные капли разбиваются о дно раковины, сбегают в слив. Лив опирается ладонями о края раковины, облизывает губы, прислушиваясь к себе; вроде бы она чувствует себя не хуже, чем утром, ничего не болит, ничто нигде не давит, в теле нет ощущения присутствия чего-то инородного, однако в своих мыслях Оливия явно не одна. Это не противно, просто… странно; так мимолетно, едва уловимо, что, отвлекшись, забудешь о непонятном чувстве, но девушка смотрит на себя в зеркало исподлобья, стискивает немеющими пальцами края раковины и пытается поймать внутренний отклик чего-то постороннего. От напряжения начинает болеть голова, особенно лоб, который грозит вот-вот треснуть, расколоться весело, легко и звонко, как шоколадная сфера, под носом появляется кровавая капля. Она срывается, летит вниз, бьется о керамическую гладкость раковины, расцветая на ней кляксой, похожей на красный георгин; на мгновение в глазах мутнеет, Оливия жмурится, мотает головой. Все происходящее похоже на сон, девушка и в самом деле готова поверить в то, что спит или попросту спятила, и теперь все эти симбиоты, прогулки по крышам и любование видом с верхушки моста Золотые Ворота ей только мерещатся, однако она помнит боль в оцарапанных коленях, страх того электрика с крыши высотки, щупальце, туго стягивающееся вокруг его горла. Багровый отросток казался собственной рукой, Лив чувствовала, как трещали сдавленные шейные позвонки, как вминалась трахея, как воздух толкался в захлестнутую глотку. Такое не могло показаться. Ведь не могло?.. Как и отражение красного гуманоида с зубастой, как у пираньи, пастью и раскосыми белыми глазами. Оливия шарахается, вздрогнув всем телом, отступает назад, налетая задом на стиральную машину. Симбиот в отражении склоняет голову, едва не выворачивая удлинившуюся шею под прямым углом. — Ты меня боишься? — удивляется она. — Почему? Лив истерично смеется, зажимает рот ладонью, чтобы ее смех не перешел в нервный срыв; когда девушка начинает говорить, у нее стучат зубы. — Что, серьезно?.. — Да, — симбиот подается вперед, Оливия вжимается в стиральную машину, едва не забираясь на нее с ногами; как будто Гематит выберется из зеркала как Кровавая Мэри. — Мы же вместе, как одно целое. У меня никого нет, кроме тебя. Так почему ты меня боишься? Ты и в самом деле не рада, что я есть? — Твое появление в мои планы не входило. — Тогда зачем ты оставила меня? — Гематит говорит без малейшей ребячливости, без агрессии или издевки; организм Лив ведет себя как обычно, никак не проявляя наличия в нем паразита, кроме голоса в ушах и отражения инопланетянина в зеркале над раковиной. — Только из-за Эдди? Он тебе так сильно нравится? — Нет, дело не в Эдди. Вернее, не только в Эдди, — Оливия не отрицает, что Брок ей нравится; сочти она парня отталкивающим, ни за что не пригласила бы к себе домой и не стала целоваться на улице. Не слишком культурно засовывать язык в рот другому человеку на глазах у прохожих, среди которых могут быть дети, но Лив поддалась порыву, симпатии, и, как итог, беседует с внеземной монструозной формой жизни. А ведь когда-то она думала, что самое худшее, что можно подцепить у парня, это герпес. — Ты не отрицаешь, что он тебе нравится, — хитро отмечает Гематит, — и ты ему нравишься. — Настолько, что он решил сделать меня своим подобием?! — голос Лив срывается на сдавленный писк, то, что копилось в ней последние несколько часов, выплескивается наружу; слезы брызжут из глаз, из носа сочится кровь, и Оливия, сипло хихикая, размазывает ее кулаком. Она смотрит в зеркало уже на свое отражение, видит, как у нее из-за плеча вытягивается, словно сказочный бобовый стебель, голова симбиота. Гематит мурлычет, как большая кошка, слизывает кровь и слезы девушки, обнимает сразу несколькими кольцами вытянутого, как у мурены, туловища, шею фотографа. — Мамочка, не плачь!.. Мамочка… я же тебя люблю. — Я не хочу быть монстром… Не хочу нападать на людей! Не хочу, чтобы во мне жило… нечто! — Не бросай меня! — умоляет красный симбиот. — Пожалуйста, не бросай! Я никого не хочу, кроме тебя! Хочу остаться с тобой и с Эдди. Нам же было весело, правда? — Когда? До того как мы… ты пыталась их убить или после? — Я испугалась, — Гематит ребячливо дуется, — от них пахло опасностью, и я подумала, что они причинят нам вред. Я этого не допущу. Буду защищать тебя. Мамочка… Голова Гематит прижимается к груди девушки. — Ты же мне веришь? Я — часть тебя. Если плохо тебе, то плохо и мне. Значит, я должна сделать так, чтобы нам было хорошо. Оливия страдальчески шмыгает носом. — И что же ты сделаешь? — Наберу ванную! С пенкой! — счастливо изрекает Гематит и запускает щупальце в стенной шкафчик, одновременно включая воду. — Поплещемся, поедим, поспим, и станет легче! — А если не станет? — Тогда еще раз поедим, — симбиот достает с полок несколько флаконов с гелями для душа и пеной для ванн, придирчиво принюхивается, выбирая; вдыхая запах пихтовой хвои и можжевелового масла, Гематит потешно морщится и чихает, брызнув слюной на зеркало. Ароматы виноградного леденца, вербены, вишневого маршмэллоу и ванили ей так же не нравятся, а вот клубничного геля она выливает в ванную почти половину бутылька. Найдя в шкафчике резинового крокодильчика, красный симбиот бросает в воду и его, после чего начинает посыпать ванную гранулированной косметической солью с блестками. — Будем блистать! — заявляет она. — Чтобы Эдди ослеп, когда нас увидит! — Зачем он нам нужен слепым? — апатично переспрашивает Лив; Гематит поглаживает подбородок кончиком узкого щупальца. — Да… зрячим он будет как-то полезнее. Тогда блесток нужно поменьше! — симбиот ныряет сразу несколькими щупальцами в воду, пытается выловить соль, но так уже растворилась, и пышная пена, пахнущая клубничным мармеладом, искрится и переливается. Гематит, сопя, роется в пене, тянет к ванной Лив, которая смотрит на паразита, раздираемая смешанными чувствами. Это же… инопланетянин, чудовище, самый настоящий монстр из фильмов ужасов, но при этом непосредственный, как ребенок, зовущий ее мамой, что, пожалуй, не совсем нормально. Вообще все, что творилось вокруг девушки за последний день, не нормально, однако Лив не ест мясо, протестуя против убийства животных, подрабатывает волонтером в собачьих приютах и носит искусственный мех. Ей жаль всех: от китов, которые выбрасываются на берег из-за разлива нефти в открытом океане, до цыплят на птицефермах. Гематит же ничем от них не отличается; верно?.. Скорее всего, нет. Но Лив не хочется, чтобы и это существо погибло. Наверное, это глупо, ведь речь идет не о щенке. Однако девушка смеется почти искренне, когда симбиот зарывается в мыльную пену, как в сугроб, а после выныривает с хлопьями пены, налипшими на морду, от чего делается похожим на мутировавшего Санта-Клауса.