Сухая гроза

Очередной шарик лопается с громким хлопком, разбрызгивая горячий шоколад; Эдди, чертыхнувшись, отшатывается от стола, Лив только моргает, сохраняя безучастно-благостное выражения лица. Сцепив руки перед собой, девушка смотрит в объектив камеры; она записывает, но до конца еще далеко: чтобы чаши получились, нужно поставить воздушные шары в холодильник, чтобы покрывающий их шоколад схватился и застыл, но у Брока не выходит: стоит ему начать поливать шоколадом шарик, надутый до размеров большой груши, как он тут же лопается. Брызги темного шоколада летят в разные стороны, пачкают стол, стены, фартуки, несколько капель попадают на щеку Оливии, и Эдди, наклонившись, быстро собирает их губами. Девушка щурит один глаз, морщится, пряча улыбку; журналист довольно облизывается и тянется за следующим шариком, который через секунду разлетается розовыми обрывками и липкими, сладкими сгустками темного шоколада. — Да что б вас… — рычит парень, веселя Лив; она уже предлагала ему помощь, но Эдди гордо заявил, что уж с шоколадом он как-нибудь справится. Пока что счет ведет именно расплавленный шоколад; Брок, выведенный из себя несколькими неудачами подряд, скрипит зубами и дергает кадыком. Когда лопается синий шарик, журналист слизывает с пальцев темный шоколад и с ненавистью смотрит в миску, будто сладкая субстанция имеет претензии лично к нему и специально губит все попытки парня. — Может, я… — начинает Оливия; Эдди грозно сверкает глазами. — Нет! Я сам! Я не позволю этим чертовым шарам и дальше издеваться надо мной! Или я, или они. — Малыш, это просто шоколад. Не надо так бурно реагировать, — Оливия, улыбаясь, гладит его по плечу; Брок, отдуваясь, хмурится на камеру, мигающую красным огоньком. — По-моему, он меня ненавидит. Мстит мне за все батончики, которые я съел. — Он просто горячий, вот шарики и лопаются. Не торопись, милый, — успокаивает Лив, сдерживая смех: Брок так трогательно сердится, так мило возмущается, что ей хочется его поцеловать, но ее блог не о личной жизни, а о кулинарии, и девушка уже обещала подписчикам приготовить мусс в шоколадных чашах, однако малиновый мусс уже готов, а то, что должно стать чашами, красуется потеками на стене. — Ливи, ты можешь мне пообещать одну вещь? — с надрывом спрашивает Брок. — Всего одну. — Ты о чем? — напрягается фотограф; журналист берет ее за руку; его ладонь липкая от шоколада. — Пообещай мне, что даже если у меня не получится… ты все равно будешь меня любить. — Дурак, — девушка хохочет и вскрикивает, когда Эдди сгребает ее в объятия, пачкая шоколадом еще больше; они не целуются перед камерой. Пусть и не прямая трансляция, но лишние кадры ни к чему, чтобы не слишком возиться с монтажом. Нужно закончить съемку, а потом можно заняться чем угодно; Гематит становится скучно, однако она ждет, не пытается вмешаться в процесс готовки, как и Веном; Лив лишь чувствует тепло, исходящее от симбиота обратной стороной кожи, и льнет к Эдди, у которого клокочет в груди. — Я могу доделать все сама, — предлагает Оливия; дыхание Брока путается у нее в волосах. — Я же сам вызвался тебе помочь. — Но пока от тебя больше беспорядка, чем помощи. — Я все уберу!.. Как только уделаю хоть один шарик шоколадом, — Эдди быстро целует ее в макушку и грозно поворачивается к миске с шоколадом; если он слишком остынет, то формы и ровного покрытия не получится. Лив, выдыхая, массирует виски; трель мобильного телефона, оставленного в гостиной, вынуждает ее обернуться. — Я сейчас, — говорит фотограф, обходя стол, — не изгваздай без меня всю кухню! — Я уберу, — с нажимом напоминает Брок и, затаив дыхание и высунув от усердия кончик языка, льет на воздушный шарик шоколад. Хлопка не следует, но и ликования парня не слышно: боится спугнуть удачу. Оливия, смеясь, качает головой и выпускает из рукава алое щупальце, которое ловко хватает телефон и стремительно сокращается, меньше, чем за секунду ложась вибрирующим смартфоном в девичью ладонь. — Привет, мышка-зефирка, — раздается в динамике низкий бас отца, — как дела? Совсем нам звонить перестала, а уже о том, чтобы приехать, речи полгода не было. Что, забыла о своих стариках? Забыла. Деловая стала, а родители так, побоку пошли. — Ну, что ты набросился на ребенка?! — шумит рядом мама. — Ливи, детка, не слушай его. Кто-то опять забыл принять свои лекарства… — Женщина, не наседай! Всего раз не выпил эти чертовы пилюли, а ты меня уже вздернуть готова! Если со свету сжить меня решила, так и скажи! Я сам уйду. — Нет, вы послушайте его! Уходить он собрался! Дочери бы хоть постыдился! — Она уже взрослая и поймет отца. — Да, поймет. Поймет, что ты из ума выжил на старости лет. Милая, у тебя ведь все хорошо? — миссис Сандерс резко меняет тему, голос ее звучит беспокойно, и Лив представляет, как мать озабоченно хмурится и стучит каблуком туфли по полу. — Что-то мне так неспокойно в последнее время… думала, это из-за Бакстера, он же руку сломал, когда участвовал на соревнованиях по скачкам на механическом быке. Мало того, что покалечился, так его еще девчонка обставила! Худенькая такая, светленькая, глазки в пол, а поди ж ты, всех наших парней сделала. — А этот олух ей еще и в любви признался, — подхватывает мистер Сандерс, — болван у тебя кузен, причем круглый. Неудивительно, что девчонка ему дала от ворот поворот! — Ей же хуже, — сердится мама, — Бакстер — хороший мальчик! — Хороший мальчик, только придурок — со сломанной рукой пойти на батуте прыгать. — Но он же не на руках прыгал! — И слава Богу, а то и вторую бы руку сломал. А так всего лишь лодыжку вывихнул. — Бедняга, — сочувствует Лив, до томления в груди понимая, как ей не хватало разговоров с родителями, папиного ворчания, их с мамой беззлобных споров и препирательств; девушка забирается с ногами на диван, держа трубку возле уха красным щупальцем. Гематит, прислушиваясь к голосам мистера и миссис Сандерс, высовывает голову и кладет ее на плечо Оливии. — Ты скажешь им обо мне? — беззвучно спрашивает симбиот. — И об Эдди? — Скажу, но позже, — если с парнем родители еще готовы смириться, то с инопланетянином, живущем в теле Лив, могут возникнуть проблемы. Мама такого точно не поймет, папа гораздо демократичнее, однако подобное все же далеко за пределами его осознания. Нужно будет их подготовить, для начала познакомить семью с Броком, а потом решать, что делать дальше. — Наверное, они меня не полюбят, — сетует Гематит, — хотя ты меня любишь. Любишь ведь? — Конечно, — склонив голову набок, девушка прижимается щекой к гладкой макушке красного симбиота, — не так, как вишневый щербет, но люблю. — Я лучше щербета, — самоуверенно заявляет Гематит и ласково шипит, когда в гостиную врывается Эдди. — Ливи, у меня получилось! Серьезно, без шуток, я все сделал! Кухню, правда, еще не отмыл, но чаши в холодильнике, скоро можно будет наполнять хоть муссом, хоть виски. И, если честно, я бы выпил… На мгновение в трубке воцаряется тишина. — Мышка, кто там у тебя? — сурово спрашивает отец. — Мужчина? Ты с парнем живешь? Живешь с парнем, а нам не сказала?! — Ну, что ты начинаешь? — осекает мужа миссис Сандерс. — Перестань! И так, пока дочь в Техасе жила, всех парней ее распугал. Давай, еще этого прогони! Так она никогда замуж не выйдет. — Раз сбежали, значит, недостойны моей девочки, ссыкуны. — Я не сбегу, мистер Сандерс, — обещает Брок; мужчина в ответ насмешливо хмыкает. — Еще посмотрим. — Не сбежит он, пап, — Лив запускает пальцы в волосы журналиста, который, усевшись на пол возле дивана, откидывает голову ей на колени, — я не дам.